Этические основы использования отдельных видов доказательств

 

Доказательственное право, претерпевая эволюцию в соот­ветствии с развитием всего права и нравственной эволюцией общества, гуманизируется как в принципиальных основах, так и в части использования отдельных видов доказательств. Дока­зательства разыскивают, проверяют и оценивают люди, а сами доказательства исходят от других людей, которые или являют­ся "источниками" сведений об обстоятельствах, существенных для дела, или привлекаются к их исследованию. Отсюда ясно, какую важную роль играют нравственные качества тех, кто оперирует доказательствами, и тех, от кого их получают, а так­же нравственные начала законодательства, регламентирующе­го получение и использование доказательств различных видов.

Показания обвиняемого в инквизиционном процессе счита­лись наиболее совершенным средством установления истины. Особое значение придавалось признанию обвиняемым своей вины в совершении преступления, которое считалось "лучшим сви­детельством всего света". А для получения этого "совершенно­го" доказательства законным средством являлась пытка.

Рецидивы придания показаниям обвиняемого, признающе­го себя виновным, особого доказательственного значения, встре­чались и встречаются до последнего времени. В советский пе­риод Вышинский пропагандировал идею преобладающей роли показаний обвиняемых, признавших себя виновными. В прак­тической деятельности в качестве государственного обвините­ля на громких политических процессах, где штамповались фаль­сифицированные обвинения, он демонстрировал способы ее реа­лизации, настаивая на осуждении невиновных. УПК 1960 г. впер­вые включил норму: "Признание обвиняемым своей вины мо­жет быть положено в основу обвинения лишь при подтвержде­нии признания совокупностью имеющихся доказательств по делу" (ч. 2 ст. 77). Однако ориентирование расследования глав­ным образом на получение признания обвиняемого — очень жи­вучее явление.

Современный уголовной процесс исходит из принципиаль­ного запрета принуждать человека свидетельствовать против самого себя. Из этого следует, что никто не вправе принуждать подозреваемого, обвиняемого вообще давать показания, а так­же домогаться от него признания себя виновным. Нравственное содержание этого запрета состоит в том, что обвинение (или подозрение) человека в преступлении должно быть доказано тем, кто обвиняет. Каждый считается невиновным до соответ­ствующего юридически значимого решения. Требовать от чело­века изобличать самого себя — значит вступать в противоре­чие с презумпцией невиновности. Если же обвинение адресова­но невиновному, на которого ошибочно пало подозрение, то оно унижает достоинство честного человека. Обвиняемый и подоз­реваемый должны быть свободны в принятии решения о том, давать ли им показания и какие именно.

Обвиняемый не несет уголовной ответственности за заве­домо ложные показания, в отличие от свидетелей и потерпев­ших. Поэтому, естественно, возникает вопрос о том, имеет ли обвиняемый "право на ложь".

Ложные показания обвиняемого могут быть даны в разных ситуациях: тот, кто действительно совершил преступление, от­рицает свою вину и, защищаясь от обвинения, пытается лож­ными показаниями уйти от ответственности; виновный стре­мится переложить ответственность за собственное преступле­ние на других, ложно их оговаривая; виновный в тяжком пре­ступлении дает ложные показания о совершении менее тяжко­го преступления. Наконец, невиновный (а такие случаи встре­чаются в жизни) по важным для него причинам дает ложные показания, признаваясь в преступлении, совершенном другим или вообще не имевшем места.

Отсутствие уголовной ответственности обвиняемого за за­ведомо ложные показания и "право на ложь" — разные вещи. Отсутствие обязанности говорить правду под угрозой юридиче­ской ответственности нельзя смешивать с правом лгать.

М. С. Строгович писал, что "если бы обвиняемый и подоз­реваемый имели право давать заведомо ложные показания, сле­дователь и суд были бы обязаны не только разъяснять им это право, но и содействовать, помогать им в его осуществлении. Речь идет, очевидно, не о праве на ложь, а об отсутствии уго­ловной ответственности за ложные показания, что, конечно, не одно и то же" *.

* Проблемы судебной этики. С. 138—139.

 

Резюмируя свою позицию по рассматриваемому вопросу, Л. Д. Кокорев резонно утверждает: "Закон не установил в от­ношении обвиняемого и подозреваемого уголовную ответственность не только за отказ от дачи показаний, но и за ложные показания. Однако это вовсе не означает, что за ними признано право на ложь. Правдивость — нравственный принцип, и ника­кого исключения для уголовного процесса закон не делает и не может делать, так как это означало бы поощрение аморальных действий".*

* Кокорев Л. Д., Котов Д.П. Указ. соч. С. 88.

 

Иногда то обстоятельство, что обвиняемый не желает да­вать показания или дал ложные показания, пытаются исполь­зовать в качестве одного из доказательств его виновности. Од­нако такая практика, основанная на игнорирований права обви­няемого свободно определять свою позицию по отношению к обвинению, в настоящее время приходит в противоречие с конституционным положением, запрещающим принуждать чело­века к самоизобличению. Она противозаконна и не соответству­ет этическим нормам.

Переоценка признания обвиняемого и стремление получить его и "закрепить" имеют довольно широкое распространение. Методы, которые при этом применяются, не всегда соответст­вуют как закону, так и нравственным нормам. Так, например, для его получения используется положение закона о чистосер­дечном раскаянии как обстоятельстве, смягчающем ответствен­ность, которое подменяется признанием вины; принимаются меры, препятствующие свободе обвиняемого в определении своей позиции по отношению к обвинению и в связи с этим к "закре­плению" признания, предпринимаются попытки возлагать на обвиняемого обязанность доказывать свою невиновность и т. п.

Показания обвиняемого, отрицающего свою вину, могут иметь разные нравственные оценки, как и действия и решения в связи с такими показаниями должностных лиц, ведущих про­изводство по делу.

Если обвиняемый отрицает свою вину, то эта его позиция обязывает обвинителя опровергнуть ее достаточными доказа­тельствами или же убедиться в невиновности обвиняемого. При этом одно лишь утверждение о невиновности при отсутствии сколько-нибудь развернутых показаний обвиняемого по суще­ству имеет и юридическое, и психологическое, и нравственное значение. Версия обвиняемого, отрицающего свою вину, подле­жит проверке и может быть отвергнута лишь при достаточных к тому доказательствах.

Разный подход к оценке доказательственного значения по­казаний обвиняемого в зависимости от отношения его к обвине­нию логически и этически не оправдан.

А. С. Пушкин в "Капитанской дочке" писал: "Думали, что собственное признание преступника необходимо для его пол­ного изобличения — мысль не только не основательная, но даже и совершенно противная здравому смыслу, ибо если отрицание подсудимого не приемлется в доказательство его невинности, то признание его и того менее должно быть дока­зательством его виновности".

Установленная уголовно-процессуальным законом обязан­ность следователя и суда выяснять отношение обвиняемого к предъявленному ему обвинению обусловлена нравственно. Сле­дователь и суд обязаны спросить обвиняемого на этапных мо­ментах производства по делу (после предъявления обвинения при допросе на предварительном следствии и перед началом судебного следствия) о том, признает ли он себя виновным в предъявленном ему обвинении. Это вызвано не только сообра­жениями, связанными с определением более рационального по­рядка дальнейших действий следователя и суда. Не менее важ­но, что это правило отражает внимание к обвиняемому как че­ловеку, чья судьба зависит от исхода дела, нравственную обя­занность выяснить его позицию и нравственное право обвиняе­мого на ее высказывание и учет.

Показания обвиняемого во всех случаях подлежат объек­тивной проверке. Если они противоречат обвинительной вер­сии, то могут быть отвергнуты лишь при их опровержении дос­таточными доказательствами. При этом действует общее пра­вило о толковании сомнений в пользу обвиняемого.

Показания свидетелей и показания потерпевших относят­ся к числу наиболее распространенных доказательств. Среди других этических вопросов, возникающих при использовании показаний свидетелей, заслуживает внимания широко распро­страненная практика допросов в качестве свидетелей будущих обвиняемых, фактически подозреваемых в совершении престу­плений, но официально в соответствии с нормами действующе­го УПК не считающихся подозреваемыми. Допрос этих "свиде­телей" по поводу их собственных действий, направленный на изобличение их самих в совершении преступлений, с постанов­кой соответствующих вопросов по сути своей аморален. Такого "свидетеля" допрашивают с предупреждением об уголовной ответственности за отказ давать показания и за заведомо лож­ные показания. Но привлечь его к ответственности невозможно, как в случае, если он потом станет обвиняемым, так и при оши­бочности подозрения. Таким образом, допрос в приведенных ситуациях сопровождается фактически обманом со стороны допрашивающего. Аморальность рассматриваемой практики состоит и в том, что человека принуждают свидетельствовать против самого себя. В настоящее время это приходит в прямое противоречие с конституционным запретом требовать самоизо­бличения.

Привлечение к уголовной ответственности за лжесвиде­тельство сопряжено с решением определенных нравственных вопросов. Лжесвидетельство, как и все другие преступления, аморально. Но нравственные оценки его в общественном созна­нии различаются в зависимости от того, каково содержание заведомо ложных показаний. Если свидетель дает заведомо лож­ные показания с целью обвинить в преступлении невиновного, то такие действия однозначно признаются аморальными, низ­кими. Но в случаях, когда ложные показания направлены на освобождение от ответственности виновного, оценки могут раз­личаться. Здесь приобретает значение мотив, которым руко­водствовался свидетель (жалость к виновному, особые с ним от­ношения, угроза со стороны мафиозных структур, подкуп и т. п.). Обобщение практики привлечения к ответственности за лже­свидетельство показывает, что в преобладающем большинстве случаев оно имеет место с целью избавить от ответственности действительно виновных. Это приводит к тому, что такие пре­ступления все чаще остаются безнаказанными. Между тем по­добная практика способствует распространению в нравствен­ном сознании не только безразличного, но едва ли не положи­тельного отношения ко лжи, которую гражданин сообщает пред­ставителям власти, будучи обязан по закону говорить правду. В конечном счете это может повлиять и на оценку в обществе такого нравственного качества, как правдивость, честность во­обще.

До последнего времени в законодательстве и практике про­изводства по уголовным делам не получали должного решения вопросы свидетельского иммунитета. Действовавшее длитель­ное время законодательство исходило из приоритета интересов установления истины и изобличения виновного перед охраной нравственных ценностей. Запрет допроса в качестве свидетеля распространялся только на защитника обвиняемого, причем лишь по поводу обстоятельств дела, которые стали ему известны в связи с выполнением обязанностей защитника.

Многие ученые длительное время доказывали необходи­мость расширения круга лиц, не подлежащих допросу в каче­стве свидетелей, именно вследствие этических соображений, когда обязанность свидетельствования на следствии и суде для определенных категорий людей может оказаться сопряженной с попранием моральных ценностей. К настоящему времени в законодательном порядке приняты принципиально верные ре­шения: никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников; охраняется тайна ис­поведи; расширены пределы адвокатской тайны. Предстоит об­лечь в конкретные процессуальные формы на уровне УПК Рос­сии процедуру реализации этих важных положений, как и ох­рану врачебной тайны, тайны личной жизни и других нравст­венных ценностей при производстве по уголовным делам.

При использовании показаний потерпевшего следует учи­тывать нравственную сторону его процессуального положения и специфику отношений его с обвиняемым. Потерпевший впра­ве дать показания, но одновременно обязан дать показания, причем правдивые. Он находится не только в процессуальных, но и в нравственных отношениях с обвиняемым. Потерпевший при общении с подозреваемым, обвиняемым может испытывать дополнительные стрессовые ситуации во время очных ставок, допросов на суде и при иных следственных и судебных дейст­виях. Потерпевший может быть тем, кто своим поведением оп­ределенным образом спровоцировал преступление. Показания потерпевшего могут содержать преувеличения и неточности, естественные для человека, ставшего жертвой преступления. Потерпевший нередко в первую очередь подвергается неглас­ному воздействию со стороны преступников и их окружения.

Все эти обстоятельства обязывают при получении, иссле­довании и оценке показаний потерпевшего проявлять особую чуткость к нему как человеку, оберегать потерпевшего от до­полнительных нравственных страданий, не допускать униже­ния его достоинства с чьей бы то ни было стороны, проявлять разумную снисходительность при возможных заблуждениях и ошибках потерпевшего, дающего показания.

Вопрос о нравственных аспектах использования других видов доказательств (заключения экспертов, вещественные до­казательства, документы) здесь рассматриваться не будет, хотя в дальнейшем определенные сведения на этот счет будут изло­жены применительно к анализу конкретных процессуальных действий.

Глава VI Этика предварительного следствия

1. Общие нравственные требования к деятельности следователя

 

Расследование преступлений представляет собой специфи­ческий вид государственной деятельности, требующий от сле­дователя соответствующих волевых, психологических и нрав­ственных качеств, что обусловлено особенностями его задач и условий их достижения.

Специфика условий деятельности следователя, наклады­вающая свой отпечаток на нравственное ее содержание, выра­жается в ряде положений. Следователь для раскрытия престу­пления и обеспечения неуклонения виновного от ответственно­сти наделен обширными властными полномочиями, в том числе и по ограничению основных прав и свобод человека и гражда­нина. Он — представитель власти, правомочный применять меры государственного принуждения. Следователь по закону само­стоятелен в ведении следствия, при принятии наиболее важ­ных решений. Он ведет следствие в условиях негласности и, за некоторыми исключениями, единолично. Он самостоятельно принимает решения и несет за них личную ответственность. Вся профессиональная деятельность следователя протекает в общении с людьми, так или иначе причастными к преступлени­ям или испытывающими горе, стрессы в связи с преступлени­ем, нередко в условиях противодействия установлению истины, борьбы противоположных интересов. Следователь связан же­сткими сроками расследования и в настоящий период работает во многих случаях с перенапряжением физических и духовных сил из-за чрезмерных нагрузок.

Таким образом, можно сделать вывод, что следователь дол­жен обладать высокими нравственными и психологическими качествами, а нравственные изъяны личности и поведения сле­дователя могут привести к опасным последствиям.

В своей деятельности следователь руководствуется тремя видами правил: процессуальными, криминалистическими и нрав­ственными. Процессуальные нормы указывают, что именно, в каких формах, в каком порядке должен делать следователь, производя следствие. Рекомендации, разрабатываемые крими­налистикой, помогают следователю наметить тактическую ли­нию, отыскать приемы и методы, позволяющие наиболее эф­фективно выполнять стоящие перед предварительным следст­вием задачи: быстро и полно раскрыть преступление и изобли­чить виновных. Нравственные нормы дают возможность оце­нить допустимость тех или иных приемов расследования с точ­ки зрения морали *. Разумеется, все виды правил находятся между собой в теснейшей связи и не должны входить в проти­воречие, хотя среди них главенствует закон, который презюмируется высоконравственным и целесообразным.

* См.: Проблемы судебной этики/Под ред. М. С. Строговича. М., 1974. С. 153.

 

Следователь несет личную нравственную ответственность за выполнение задач предварительного следствия, своего про­фессионального долга. Он должен быть объективен, беспристра­стен, справедлив, гуманен, бдителен. В своем служебном обще­нии следователь должен соблюдать выдержку, уравновешен­ность, корректность.

В процессе расследования преступления следователь всту­пает в систему нравственных отношений с обширным кругом граждан, в той или иной форме имеющих отношение к совер­шенному преступлению или производству по уголовному делу.

Это граждане, заинтересованные в исходе дела, защищаю­щие свои права и интересы, то есть участники процесса. К их числу закон относит обвиняемого, подозреваемого, потерпев­шего, их представителей, защитника обвиняемого, гражданско­го истца, гражданского ответчика и их представителей. Именно в отношениях с этими лицами у следователя в первую очередь возникают нравственные права и нравственные обязанности при выполнении им своих функций.

Другая группа — иные участвующие в деле лица: свидете­ли, эксперты, переводчики, понятые, специалисты, другие лица, привлекаемые к участию в деле обычно в интересах установле­ния истины или в связи с организацией следственных действий (лица, посторонние по отношению к преступлению, у которых производится обыск или выемка, лица, предъявляемые в соста­ве группы вместе с подозреваемым опознающему, участвую­щие в проведении следственного эксперимента и др.).

Отношения следователя с участниками процесса и иными участвующими в деле лицами, полномочия следователя, право­вое положение граждан, которых затрагивает деятельность сле­дователя, регулируются уголовно-процессуальным законодательством и нормами ряда других отраслей права. При этом степень их урегулированности законом различна. Вся деятель­ность следователя, выполняющего свои функции в среде граж­дан в процессе непрерывного с ними общения, подчинена еди­ным нравственным принципам и нормам. Нравственные начала предварительного следствия, отраженные непосредственно в уголовно-процессуальном законодательстве или же обусловленные общими принципами и нормами морали, безотносительно к ка­кому-либо виду деятельности, определяют и нравственное со­держание взаимоотношений следователя и всех участвующих в деле лиц.

Соотношение нравственных норм и тактических приемов в деятельности следователя определяет в значительной степени характер его взаимоотношений с участвующими в деле лицами.

Процессуальные нормы, вся их система, не только регули­руют порядок производства следствия, его формы, но и лежат в основе определения наиболее эффективных методов следствия, влияют на соблюдение его нравственных начал. Иными слова­ми, уголовно-процессуальный закон образует основу как раз­работки тактических рекомендаций, так и соблюдения эти­ческих требований в деятельности по расследованию престу­плений.

Соотношение рекомендаций следственной тактики с пра­вовыми и нравственными нормами — один из актуальных тео­ретических и практических вопросов. Тактические рекоменда­ции и лежащие в их основе общие положения следственной тактики, теоретические концепции не могут находиться в про­тиворечии с нормами права и требованиями морали. Следст­венная деятельность при всей ее специфике не может не под­чиняться единым для всего общества нравственным нормам. Вопреки мнению отдельных авторов, считающих, что в деятель­ности следователя специфические нравственные нормы допол­няют общие нравственные принципы, а в некоторых случаях и ограничивают их действие *, никакие отступления от принци­пов и норм морали в деятельности следователя нетерпимы. Ни закон, ни нравственное сознание общества, ни потребности след­ственной практики не дают оснований для вывода подобного рода. Более того, к деятельности следователя, как уже говори­лось, предъявляются повышенные нравственные требования.

* См.: Ратинов А., Зархин Ю. Следственная этика//Социалистическая за­конность. 1970. №10. С. 35—40.

 

В свете сказанного заслуживают осторожной и критиче­ской оценки некоторые рекомендации по тактике расследования, встречающиеся в литературных источниках. Так, А. Р. Рати­нов предложил в свое время систему методов воздействия на поведение участвующих в деле заинтересованных лиц, исходя из взгляда на следствие как на "процесс борьбы, принимающей очень острые формы", как на "процесс соперничества двух сил" *. Среди этих методов рекомендовались, в частности, формирова­ние у лица ошибочного представления о тех обстоятельствах, знание которых могло бы привести к нежелательным для сле­дователя решениям и действиям (в том числе, например, созда­ние преувеличенного представления об объеме имеющихся у следователя доказательств), "психологические ловушки", то есть формирование у лица целей, попытка достижения которых по­ставит его в невыгодное положение, побуждение лица к жела­тельному для следователя образу действий (например, следова­тель как бы сознательно "попадается" на уловки обвиняемого, в результате чего последний на некоторое время закрепляет удав­шийся образ действий, а следователь в решающий момент ис­пользует это) и ряд других рекомендаций. Такие советы исходи­ли из признания следствия специфическим видом борьбы (сле­дователя с преступником) с перенесением в него методов, разра­батываемых общей теорией борьбы. А. Р. Ратинов, ссылаясь на праксиологические данные, предложил применять в следствен­ной практике и соответствующие "методы борьбы". В их числе "раздробление сил и средств "противника" (например, "разжи­гание конфликта" между соучастниками преступления) и нане­сение "удара" в наиболее уязвимое или наиболее важное место и предупреждение "противника" об угрозе нежелательных для него действий (например, предупреждение обвиняемого или подозре­ваемого о применении мер процессуального принуждения) и пр.

* См.: Ратинов А. Р. Судебная психология для следователей. М., 1967. С. 55,157.

 

Эти рекомендации не без оснований вызвали или насторо­женное, или критическое отношение. Так, Д. П. Котов, рассмат­ривая рекомендации А. Р. Ратинова и, поддерживая некоторые из них, одновременно сделал ряд оговорок о необходимости весь­ма осторожного их применения, отметив, что некоторые из них находятся "на грани допустимости", что следователь, применяя их, "неизбежно стоит на грани лжи", "на грани провокации", что прием надо применять "так, чтобы он не превратился в провокацию" *. Ясно, что такого рода поддержка рассматривае­мых рекомендаций говорит скорее не в их пользу, ибо там, где следователь находится "на грани" провокации и лжи, нельзя всерьез говорить ни о законности, ни о нравственности.

* См.: Горский Г. Ф., Кокорев Л. Д., Котов Д. П. Судебная этика. Воронеж, 1973. С. 101—107; Кокорев Л. Д., Котов Д. П. Этика уголовного процесса. Учебное пособие. Воронеж, 1993. С. 101—108.

 

Ряд видных ученых подвергли основательной критике тактические рекомендации, вытекающие из концепции следст­вия как борьбы следователя с обвиняемым, как противореча­щие нравственным и правовым нормам. В их работах не без оснований отвергаются советы прибегать в процессе следствия к "следственным ловушкам", "следственным хитростям" и т. п.*

* См., в частности: Пантелеев И. Ф. Некоторые вопросы психологии рас­следования преступлений//Труды ВЮЗИ. Вып. 29. М., 1973.; его же. Оши­бочные рекомендации в теории уголовного процесса и криминалистики// Социалистическая законность. 1974. № 7. С. 54—56; Ларин А. М. Рассле­дование по уголовному делу. М., 1970. С. 50—56; Проблемы судебной эти­ки. С. 15—21; Строгович М. С., Пантелеев И. Ф. Укрепление социалисти­ческой законности в уголовном судопроизводстве//Советское государство и право. 1978. № 6. С. 70— 73;Любичев С. Г. Этические основы следственной тактики. М., 1980. С. 10—16;Строгович М. С. Право обвиняемого на защиту и презумпция невиновности. М., 1984. С. 127—139; Петрухин И. Л. Свобода личности и уголовно-процессуальное принуждение. М., 1985. С. 194—221 и др.

 

Критике подвергнута и концепция "конфликтного следст­вия", трактующая проведение предварительного следствия как борьбу противников, конфликт противоборствующих сторон. Эта концепция, по сути, есть развитие взгляда на следствие как на борьбу (следователя с обвиняемым). Конфликтное следствие возникает тогда, когда обвиняемый не признает себя виновным, оспаривает обвинение, иными словами, когда обвиняемый вы­ступает как противник следователя.

"Такая концепция "конфликтного следствия", — писал в своей последней работе М. С. Строгович, — решительно несо­вместима с требованиями закона, что следователь обязан ис­черпывающим образом исследовать обстоятельства — как ули­чающие обвиняемого и отягчающие его вину, так и оправды­вающие обвиняемого и смягчающие его ответственность, — и это следователь должен делать самым тщательным образом, каково бы ни было его мнение о виновности обвиняемого" *. Не в меньшей степени эта концепция противоречит и нравствен­ным началам следственной деятельности, когда следствие рас­сматривается не как процесс объективного, беспристрастного исследования обстоятельств дела в интересах истины, справед­ливости, а как поединок следователя с обвиняемым, где необхо­димо обеспечить победу следователя над обвиняемым. Эта мысль подчеркнута С. Г. Любичевым, который пишет: "Определение процесса расследования как борьбы, противоборства двух сил противоречит сущности предварительного расследования как процесса установления истины в уголовном судопроизводстве, может привести к превращению расследования в борьбу с лич­ностью как таковой, к подмене нравственного принципа нетер­пимости к антиобщественным проявлениям нетерпимостью к данной личности. Это в свою очередь открывает путь к отрица­нию воспитательных целей правосудия и проникновению в уго­ловный процесс недопустимых методов расследования"*. Жизнь показывает, что так и происходит в действительности, когда следствие становится на позиции изобличения обвиняемого "во что бы то ни стало", преодоления "конфликтной ситуации", раз­решения ее в пользу одной противоборствующей стороны, не­пременного подтверждения выдвинутой следователем обвини­тельной версии.

* Строгович М. С. Право обвиняемого на защиту и презумпция невиновно­сти. С. 131.

 

Иногда недопустимые приемы получения доказательств пропагандируются в печати под видом борьбы с "отсталыми, консервативными" взглядами и популяризации "нестандартных" (в смысле прогрессивных) методов и приемов следствия. Так, описывается практика использования эффекта биоритмов при допросах подозреваемых, обвиняемых. Следователь с помощью спортивного психолога определил дни психофизиологической уязвимости обвиняемого и именно в эти дни добился признания обвиняемого. Делаются попытки привлечения к раскрытию пре­ступлений экстрасенсов. Описывается опыт использования кол­дунов и колдуний (они более мягко именуются вещунами и ве­щуньями) для раскрытия тяжких преступлений. Появляются намеки на желательность применения при допросах гипноза. Если трезво оценить суть этих "нестандартных методов", опи­рающихся якобы на современную науку, то в конечном счете они сводятся к добыванию выгодных следователю показаний и, главным образом, признания обвиняемого "во что бы то ни ста­ло". Эти методы давно уже "стандартны", по существу — это методы инквизиционного процесса.

Никто не обязан свидетельствовать против себя самого. Вымо­гательство признания обвиняемого находится в кричащем противо­речии с этой принципиальной правовой и нравственной нормой. Недопустима и противоречит закону практика получения показа­ний любого лица вопреки его воле и желанию, будь то обвиняемый, потерпевший или свидетель, путем насилия, угроз, обмана.

Оценивая попытку опираться на ясновидение и парадиагностику в расследовании, А. Ратинов и В. Волков не без основа­ний приходят к выводу, что использование помощи сомнитель ных "консультантов" и помощников-предсказателей скорее всего указывает на профессиональную несостоятельность тех кто, ведет следствие *.

* См.: Социалистическая законность. 1991. № 8. С. 31.

 

Взаимоотношения следователя с обвиняемым, подозревае­мым, другими участвующими в деле лицами не могут основы­ваться на оценке предварительного следствия как состояния борьбы следователя с обвиняемым (подозреваемым), конфликт­ного или бесконфликтного следствия. Нравственное содержа­ние взаимоотношений следователя с гражданами, участвующи­ми в деле, основанное на прочном фундаменте законности, оп­ределяют общие принципы и нормы морали. Специфические задачи следствия и правовые условия его производства не от­меняют действия общих принципов и норм морали, регулирую­щих поведение людей, их отношение друг к другу.

Нравственное содержание отношений следователя с обви­няемым, подозреваемым, защитником обвиняемого и другими участниками процесса определяется прежде всего безупречным соблюдением следователем норм морали. Нравственный климат следствия зависит от того, насколько последовательно соблюда­ет лицо, ведущее расследование, правовые и моральные нормы. Активность и принципиальность в отыскании истины, объектив­ность и беспристрастность, гуманность, справедливость, безупреч­ная честность, высокая культура общения при строжайшем соблю­дении законности, прав и интересов участвующих в деле лиц — важнейшие нравственные требования к следователю.

Закон возлагает на следователя обязанность разъяснять уча­ствующим в деле лицам их права и обеспечить возможность осу­ществления этих прав. Следователь должен разъяснять обвиняе­мому, потерпевшему, другим лицам их права таким образом, что­бы они были понятны всякому, не осведомленному в юриспруден­ции. Простое оглашение текста закона (к примеру, ст. 46 УПК обвиняемому или ст. 53 потерпевшему) не есть его разъяснение. На следователе лежит правовая и нравственная обязанность сде­лать все, чтобы тот, кому закон предоставил определенные права, своевременно был о них осведомлен, осознал их содержание и значение и мог со знанием дела ими воспользоваться.

Недопустимо, например, разъясняя обвиняемому право на при­глашение защитника, одновременно убеждать его, что уча­стие защитника вследствие "ясности дела" или по иным при­чинам излишне, или же напоминать, что оплата услуг адво­ката повлечет для обвиняемого или его родственников боль­шие расходы.

 

Следователь обязан обеспечить участвующим в деле ли­цам возможность осуществления их прав. В том, насколько доб­росовестно он выполняет эту свою процессуальную обязанность, выражается объективность и беспристрастность следователя. К примеру, закон (ст. 131 УПК) устанавливает, что следователь не вправе отказать подозреваемому и его защитнику, а также потерпевшему, гражданскому истцу, гражданскому ответчику или их представителю в допросе свидетелей, производстве экс­пертизы и других следственных действий по собиранию дока­зательств, если обстоятельства, об установлении которых они ходатайствуют, имеют значение для дела. Характеристика круга обстоятельств, имеющих значение для правильного расследо­вания дела, дается в законе в общей форме, и следователь в каждом конкретном случае заявления ходатайства принимает решение о его удовлетворении или отклонении, руководствуясь обстоятельствами данного дела, учитывая реальность удовле­творения ходатайства в определенные сроки и другие факторы. Если следователь при этом будет руководствоваться не право­выми и моральными требованиями обеспечить всестороннее, объективное, полное и беспристрастное исследование всех об­стоятельств дела, а какими-либо преходящими или второсте­пенными мотивами (необходимость в кратчайший срок завер­шить следствие, трудности в подборе экспертов и т. п.), то след­ствие окажется односторонним, следователь рискует впасть в ошибку при конструировании окончательных выводов и в итоге допустит беззаконие. Отказ в ходатайстве без надлежащих ар­гументов или по надуманным мотивам может повлечь за собой далеко идущие отрицательные последствия.

Одним из опасных недостатков следствия, обусловленных отступлением от требований беспристрастности и объективно­сти, является так называемый обвинительный уклон, состоя­щий в том, что следователь разрабатывает одну лишь обвинительную версию, не исследуя и не принимая во внимание то, что этой версии противостоит. В этом случае все следствие со­средоточивается обычно вокруг одного лица — подозреваемого или обвиняемого, и усилия следователя в значительной мере направляются на получение у обвиняемого признания в пре­ступлении. Такой способ расследования таит в себе ряд весьма нежелательных последствий. Он, прежде всего, может привес­ти к привлечению к уголовной ответственности невиновного, на которого по тем или иным причинам пало подозрение или было возведено обвинение. Разрабатывая обвинительную версию в отношении одного лица, следователь упускает возможности изобличения действительных преступников. А привлечение к ответственности невиновного на предварительном следствии может закончиться и его необоснованным осуждением — край­ним и грубейшим нарушением законности и справедливости.

На следователя возложена обязанность обеспечения прав потерпевшего— лица, которому преступлением причинен мо­ральный, физический или имущественный вред. Защита и вос­становление прав потерпевшего имеют глубокий нравственный смысл. Государство заботится о том, чтобы тот, кто пострадал от преступления, получил необходимое возмещение, чтобы мак­симально смягчить травмы, нанесенные преступлением его чув­ствам, достоинству. Проводником этих идей, заложенных в за­коне, является следователь. От того, насколько внимательно, гуманно и справедливо относится он к потерпевшему, как забо­тится об обеспечении, осуществлении и восстановлении его прав, в значительной степени зависит и оценка деятельности следо­вателя, его нравственный авторитет. Встречающиеся случаи пренебрежительного отношения к соблюдению прав потерпев­шего, мнение, что потерпевший затрудняет и замедляет след­ствие, объективно ведут к нарушению законности, подрывают авторитет следственных органов. Забота о потерпевшем — пра­вовая и нравственная обязанность следователя.

Выше говорилось о таких качествах юриста, как честность, беспристрастность, справедливость и т. д. Все они должны во­площаться в действиях и решениях следователя, в отношениях его со всеми участниками процесса и другими участвующими в деле лицами.

Особо следует остановиться на вопросе о том, вправе ли следователь использовать обман для достижения целей следст­вия, допустима ли ложь в его общении с подозреваемым, обви­няемым и другими лицами. Сторонники применения "следст­венных хитростей", "следственных ловушек", о которых гово­рилось выше, с рядом оговорок допускают в конечном счете разного рода приемы "введения противника в заблуждение", за что и подвергаются критике. Если же ставить вопрос прямо: имеет ли право следователь обманывать обвиняемого, подозре­ваемого и других лиц, сообщ