Страны Восточного Средиземноморья

 

В этом регионе четыре арабские страны – Сирия, Ливан, Иордания, Ирак (проблема Палестины будет рассматриваться особо). Две из них, Сирия и Ирак, – сравнительно крупные, сильные, даже агрессивные государства, если иметь в виду господствующие в них политические режимы; две другие – государства небольшие и слабые, особенно это касается Ливана.

Сирия с ее 15 млн. населения после неудачной попытки объединения с Египтом в 1963 г. оказалась под властью лидеров ПАСВ (БААС), партии арабского социалистического возрождения. По духу своему это была партия национального единства арабов, и в ней было немало сторонников восстановления унии с Египтом и даже прибавления к этой унии Ирака. Однако в ПАСВ достаточно быстро верх одержала националистическая фракция с ориентацией на тоталитарный социализм, во многом близкий к классической советской марксистской модели (национализация предприятий и ресурсов страны, акцент на общественную собственность, правда, с признанием роли мелкой частной собственности и предпринимательской инициативы). Вскоре социалистический акцент в экономике был смягчен, но за этим последовал военный переворот 1966 г., вновь приведший к руководству страной радикалов. Курс на укрепление роли государственного сектора в экономике был продолжен.

Конституция 1969 г. определила Сирию как демократическую, народную и социалистическую республику с плановой экономикой, с ограниченной рамками закона частной собственностью. В 1972 г. во главе республики стал президент X. Асад, а по конституции 1973 г., одобренной всеобщим референдумом, к формуле о плановой экономике был добавлен тезис о ликвидации «всех форм эксплуатации». Явный светский социалистический уклон политики нового руководства был уравновешен реверансами в адрес ислама. Арабо‑израильские войны 1967 и 1973 гг. способствовали увеличению роли Сирии в общем противостоянии арабов Израилю, что также говорило в пользу признания заслуг сирийского руководства в. борьбе за ценности ислама. На волне этого признания Сирия попыталась было в конце 70‑х годов улучшить свои взаимоотношения с арабскими соседями, Иорданией и Ираком, но в силу ряда причин, включая и вмешательство Сирии в дела раздираемого внутриполитическими и религиозными конфликтами Ливана, этого не удалось достичь. Зато постепенно становилось все более очевидным сближение Сирии с экстремистски настроенным лидером Ливии Каддафи.

Несмотря на ряд мер, предпринятых в 1974 и 1979 гг. и направленных на либерализацию экономики, руководство Сирии не изменило своего курса, более того, постепенно радикализировало его. Эта радикализация проявлялась не только в дружбе с Ливией, но и в противостоянии умеренной политике Египта, и в той позиции, которую руководство страны заняло в ирано‑иракском конфликте 1980–1988 гг., когда Ливия и Сирия оказались союзниками радикального, даже экстремистски настроенного правительства Ирана, но не Ирака, правитель которого, к слову, в то время еще не был символом радикализма и экстремизма на Ближнем Востоке. Кроме того, Сирия все эти годы была одним из ближайших, если не самым близким союзником СССР на Ближнем Востоке.

Политика и позиция Сирии в Ливане, исторически связанном с нею многими корнями, требует особого разговора. Вкратце можно сказать, что долгие годы это вмешательство выглядело более негативным, нежели позитивным, даже имея в виду совместное всеарабское противостояние Израилю. Но в начале 90‑х годов оно неожиданно оказалось залогом оздоровления ситуации в Ливане. Едва ли это заслуга Сирии, скорее так сложились обстоятельства. Но факт остается фактом, как фактом остается и резкое противостояние Сирии и Ирака, что на первый взгляд может показаться удивительным хотя бы потому, что обе страны держатся почти одинакового курса во внешней, внутренней и экономической политике, имеют сходные режимы (буквально режимы‑близнецы) и в обеих у власти стоит одна и та же партия ПАСВ, точнее, ответвления одной и той же первоначально единой партии. Видимо, здесь следует говорить уже не столько о близости режимов и политических курсов или партий, сколько о национальных интересах, которые Сирию и Ирак в основном и разделяют, прежде всего потому, что в рамках арабского Ближнего Востока обе страны объективно выступают как два сильных соперника.

В заключение существенно заметить, что социальные эксперименты, проводимые правительством Сирии в экономике, не могли привести эту страну к процветанию, скорее наоборот. И если неэффективное национализированное хозяйство не привело страну к экономическому кризису, то это не столько потому, что частный сектор в определенных пропорциях всегда продолжал существовать, хотя это весьма существенно, сколько из‑за того, что Сирии, на чьи плечи падает весомая доля в борьбе с Израилем, активно помогают нефтедобывающие арабские страны (не стоит забывать и о немалой советской помощи, причем не только оружием).

Ирак с его 17 млн. населения – вторая крупная арабская страна ближневосточной и восточносредиземноморской зоны. После революции 1958 г. эта страна, занимающая территорию древнего Двуречья, перестала быть монархией. В 1963 г. на передний план в Иране, как и в соседней на западе Сирии, вышла партия ПАСВ, хотя она и не сразу укрепилась в позиции правящей партии, ибо между претендентами на руководство страной шла ожесточенная борьба. 1969–1971 годы были отмечены реформами, направленными на усиление государственного сектора в экономике и кооперацию в сельском хозяйстве‑. В 1974 г. на долю государственной экономики приходилось около 3/4 промышленной продукции, чему способствовало и заметно усилившееся сотрудничество с СССР.

Политическая власть в стране не была стабильной, перевороты следовали один за другим, острая внутриполитическая ситуация то и дело осложнялась национальными конфликтами с иракскими курдами на севере страны. Рискованные социальные и экономические эксперименты не приносили и не могли принести успеха. Положение спасла национализация нефтяной промышленности страны с полной ликвидацией здесь позиций иностранных компаний. Резкое увеличение доходов от нефти в 70‑х годах, когда цены на нефть были весьма высокими, позволило Ираку компенсировать все экономические неудачи и еще остаться в выигрыше, несмотря на большие расходы, связанные с закупкой оружия. Ежегодный доход от нефти составлял 21–26 млрд. долл. Это усиление потока нефтедолларов могло бы сыграть важную позитивную роль в судьбах Ирака, если бы не война с Ираном, стоившая огромных жертв и материальных затрат и завершившаяся безрезультатно.

Приход в 1979 г. к власти в партии ПАСВ и в государстве С. Хусейна явился важной вехой в истории страны. Жестокий и беспринципный политик, коварно уничтоживший всех своих потенциальных соперников и умело установивший в стране режим тоталитарной диктатуры, Хусейн достаточно быстро сориентировался в обстановке и принял ряд мер, которые должны были способствовать росту его популярности. Прежде всего, он либерализовал экономическую политику, признав роль и место частной собственности и перестав рассуждать на каждом углу о социализме, чем обычно грешили его предшественники. Затем он стал играть на чувствительных струнах национального достоинства, выдвинув на передний план образ врага, против которого всем надлежало сплотиться. Хусейн был бы рад найти этого врага в Израиле, что принесло бы ему, бесспорно, много больше очков. Но Израиль оказался вне сферы его возможностей; кроме того, с ним уже успешно вела политику жесткого противостояния Сирия, соперничество Ирака с которой все время обострялось. Оставался один возможный враг – Иран. Была и причина вражды – спорные территории в районе Персидского залива. Именно с приходом Хусейна к власти в 1979 г. то и дело возникали в районе этих территорий конфликты и вооруженные столкновения, которые в 1980 г. переросли в широкомасштабную войну.

Война затянулась почти на десятилетие. Хотя она не принесла успеха ни одной из сторон и дорого обошлась каждой, победителем в ней оказался С. Хусейн. Это с особой силой выявилось на рубеже 80–90‑х годов, когда в глазах населения Ирака Хусейн стал почти обожествленным национальным вождем, подлинным харизматическим лидером, которому верят и за которым готовы идти если не все, то очень многие. И вот здесь‑то Хусейн решил играть ва‑банк, пойдя на авантюру, которая могла в случае удачи сделать его лидером всего арабского, может быть даже арабо‑исламского мира. Речь идет об аннексии Кувейта с дальним прицелом: в случае войны держав против агрессора обрушить всю накопленную страной военную мощь, включая оружие массового уничтожения, на Израиль и тем расколоть мир на враждующие лагеря и спасти свое положение. Как известно, авантюра провалилась. Кувейт был почти бескровно для войск коалиции, куда вошли и многие арабские страны, освобожден, а Израиль не дал спровоцировать себя, несмотря на регулярные ракетные обстрелы. Но показательно, что даже эта неудача не выбила Хусейна из седла, как того многие ожидали. Напрашивается вывод, что агрессивная тоталитарная структура пока не отторгается Ираком, а харизма всесильного лидера, несмотря на неуспех двух его войн, еще не изжила себя.

Иордания, расположенная к югу от Сирии и к западу от Ирака, – наиболее отсталая из стран восточносредиземноморской зоны. Слабонаселенная (ок. 3 млн.), она по многим параметрам тяготеет к странам аравийской зоны арабского мира. Правда, после объединения западноиорданских земель Палестины с Трансиорданией в рамках Хашимитского королевства (1950) ситуация в этом смысле несколько изменилась: вновь присоединенные районы были относительно развитыми и многонаселенными. Правящий страной с 1953 г. король Хусейн установил режим умеренной конституционной монархии с парламентом и многопартийной системой. Отторжение западноиорданских территорий после арабо‑израильской войны 1967 г. нанесло удар по экономике страны и привело к обострению внутриполитической обстановки, ибо отступившие на восток палестинцы стали представлять серьезную угрозу власти короля. В 1971 г. Хусейн добился вывода палестинских отрядов с территории Иордании, хотя он при этом вплоть до 1988 г. поддерживал население оккупированного Израилем Западного Иордана, выплачивая жалованье чиновникам, предоставляя социальную поддержку нуждающимся, чему израильские власти не препятствовали. Следует заметить, что Иордания, как и Сирия, не имеет нефтяных запасов. Неразвитость же экономики, особенно после потери западноиорданских территорий, привела к тому, что Иордания, как и Сирия, стала получать регулярную помощь от богатых нефтью аравийских монархий. В 1988 г. в связи с решением признать территорию Палестины (в том числе западноиорданские земли) подвластной арабскому государству в лице Организации освобождения Палестины (ООП) Хусейн отказался от остатков своего суверенитета над Западным Иорданом, включая и упомянутые выплаты.

Соседство с Израилем и постоянная вовлеченность в дела палестинцов позволяют Иордании рассчитывать на поддержку богатых нефтедолларами соседей, что сильно помогает этой бедной стране с неразвитой экономикой сводить концы с концами. Тем более удивительной выглядела позиция короля Хусейна в дни кувейтского кризиса, когда Иордания, пусть с колебаниями, но встала на сторону агрессора, своего могучего соседа Ирака (как это сделали и тесно связанные с ней едиными судьбами палестинцы во главе с Я. Арафатом) и тем самым как бы бросила вызов аравийским монархиям, оказывавшим ей помощь.

Ливан – тоже небольшая страна восточносредиземноморской зоны с населением св. 3 млн. чел. В отличие от Иордании, она всегда была едва ли не наиболее развитой частью арабского мира, а левантийская буржуазия издревле заправляла делами на рынках Магриба, как и в Египте, и в неарабском Средиземноморье. Став независимой республикой с 1943 г., Ливан с его сложным этнорелигиозным составом населения (христиане, мусульмане‑сунниты, мусульмане‑шииты, друзы; арабы, арабы‑палестинцы из числа беженцев с юга, армяне, курды и пр.) два‑три десятилетия с трудом поддерживал внутриполитический баланс, основанный на Национальном пакте, который предусматривал строгую систему распределения высших должностей в республике в зависимости от принадлежности к той или иной общине. В 50‑х годах при президенте К. Шамуне Ливан в экономическом плане был процветающей страной, выступая в качестве богатого посредника между Западом и арабским рынком. На рубеже 60‑х годов Ливан оказался вовлеченным во внутриарабские конфликты, прежде всего в противостояние арабов Израилю. Июньская же шестидневная война 1967 г. и перемещение едва ли не главного центра деятельности антиизраильских политических организаций в Ливан, где обосновалось до 400 тыс. изгнанных или уехавших из Палестины, а затем и из Иордании арабов, усугубили это противостояние и к тому же сильно осложнили и без того напряженную внутриполитическую ситуацию в стране. 70‑е годы принесли с собой дальнейший рост напряженности, которая в 1975 г. переросла в острый кризис власти, сопровождавшийся постоянными междоусобными войнами между различными общинами страны.

Некогда процветавшая экономика Ливана за последовавшие затем полтора десятилетия была подорвана практически не прекращавшимися войнами между христианами и мусульманами, шиитами и суннитами, ливанцами и палестинцами и всеми ими вместе – с израильтянами. Южная полоса Ливана, граничащая с Израилем, была фактически оккупирована союзной с израильтянами ливанскохристианской армией, создавшей в этой полосе нечто вроде буфера, который предохранял Израиль от террористических актов со стороны базирующихся в Ливане боевых отрядов Организации освобождения Палестины (ООП). Итог был плачевным: правительство Ливана оказалось в состоянии паралича, боевые отряды ливанских общин действовали на свой риск и страх, а некогда цветущий Бейрут был превращен в разделенную на части груду развалин.

Вмешательство Сирии в ливанские дела долгое время было лишь усложняющим ситуацию моментом, пока в начале 90‑х годов оно не стало способствовать консолидации страны и примирению враждующих сторон, чему способствовали принятие в 1989 г. и ратификация членами парламента 1972 г. (после этого выборов в стране больше не было) новой Хартии национального согласия. Есть надежда, что Ливан в 90‑х годах встанет на путь политического выздоровления.

 

Аравийские монархии

 

Если не считать республики Йемен, возникшей на рубеже 80– 90‑х годов в результате объединения Йеменской Арабской Республики с Народно‑Демократической Республикой Йемен, бывшим Аденом (единственной из аравийских стран, которая еще в 70‑х годах взяла курс на развитие по марксистско‑социалистической модели, но в движении по этому пути, как и другие аналогичные страны, не преуспела), то все остальные государства аравийской зоны – это монархии. В отличие от бедного и слаборазвитого, лишенного нефти Йемена, 11–12 млн. населения которого не могут похвастать высоким уровнем жизни (ок. 500 долл. в год на душу населения), все монархии аравийской зоны сегодня – это богатейшие и процветающие государства. Правда, процветание их – скорее результат щедрости судьбы, своего рода подарок Аллаха, нежели плод собственных целенаправленных усилий. Имеются в виду нефть и обильный поток нефтедолларов.

Саудовская Аравия – крупнейшая и богатейшая из этого ряда стран (население – ок. 10 млн. чел.). Родина арабов и ислама, Аравийская пустыня с ее немногочисленными оазисами издревле была малонаселенной, что, впрочем, не мешало ей время от времени выплескивать на север очередные волны семитских племен и народов, последней в ряду которых была именно арабо‑исламская. Расцвет арабо‑исламской культуры, однако, мало затронул бедуинов Аравийской пустыни, сохранивших свой привычный образ жизни до наших дней. Активность ваххабитов, приведшая к созданию в XIX в. государства Саудидов, заложила основу современной монархии, существующей в ее нынешнем политическом оформлении с 1932 г.

Основа процветания саудоаравийской экономики – нефть, добыча которой по объему сопоставима с российской и американской. Если принять во внимание, что эта нефть добывается в малонаселенном (в основном кочевниками) государстве и почти целиком идет на экспорт, то нетрудно заметить, что нефтедоллары, объем поступления которых резко возрос после национализации нефтяной добычи (1975) и особенно после увеличения цен на нефть, сыграли роль золотого дождя для не ожидавшей такого подарка судьбы страны. За счет нефтедолларов в 70‑х и особенно 80‑х годах стала быстро развиваться экономика страны, укрепляться вооруженная новейщей техникой армия. Многие десятки и сотни аравийских миллиардов осели в банках и реализованы в акциях капиталистических стран (стоит напомнить, что богатейшим человеком мира был назван в 1988 г. аравийский миллиардер). Заметное количество их (до 12 млрд. в год) идет в форме помощи на нужды арабских государств, противостоящих Израилю. Немало делается для развития образования, культуры, для строительства и обслуживания туристов, особенно приезжающих в Мекку в дни хаджа. Однако все это принципиально пока не изменило образ жизни большинства населения страны. По‑прежнему преобладают кочевники‑бедуины (хотя их верблюды уже не нужны для дальних перевозок товаров – с этим отлично справляется современный автотранспорт), и лишь некоторая часть их, оседая в городах или орошаемых заново районах, постепенно адаптируется к новым условиям жизни и вкушает плоды бурного процветания. В частности, стоит особо сказать о полутораста сотнях тысяч субсидируемых государством современных ферм, производящих в бывших песках пустыни миллионы тонн первоклассной пшеницы, идущей и на экспорт.

Кувейт с его 2 млн. жителей, из которых половина не является гражданами этой небольшой страны, обрел независимость в 1961 г. Будучи формально конституционной монархией во главе с эмиром из династии Сабах, он по конституции имеет парламент и избираемого из членов клана Сабахов правителя‑эмира. Но в реальности эта традиционная политическая структура не всегда функционировала. В частности, кувейтский парламент был малодеятелен и маловлиятелен, а в 1986 г. вовсе прекратил свою деятельность. Это и неудивительно: традиционные формы исламского эмирата гораздо более привычны для жителей страны, в подавляющем своем большинстве вчерашних бедуинов‑кочевников, возглавляемых своими шейхами.

Нефтяной бум 70–80‑х годов превратил это небольшое государство в обладателя многих сотен миллиардов нефтедолларов, которые были умело вложены в ряд программ, обеспечивших за четверть века процветание преображенной страны. Усилиями нанятых за хорошую плату десятков и сотен тысяч опытных рабочих и специалистов, мигрантов из разных стран, с помощью новейшей техники и технологии Кувейт сумел создать в буквальном смысле слова чудо в пустыне, стать своего рода жемчужиной Ближнего Востока. Это пример того, что может дать современная развитая техническая цивилизация даже в столь неблагоприятных для обитания человека пустынных землях с небольшими оазисами, какие характерны для Кувейта.

Миллиарды Кувейта оказались яркой приманкой для иракского диктатора, который вскоре после окончания длительной и бесплодной ирано‑иракской войны 80‑х годов решился на своего рода блицкриг, аннексировав в начале 90‑х годов Кувейт. Эта аннексия вызвала решительный отпор со стороны арабских соседей Кувейта, хотя и не всех. Возглавленные американской армией войска, как упоминалось, изгнали иракскую армию из Кувейта, достаточно быстро восстановившего свои тяжелые потери, – достаточно напомнить о примерно пятистах нефтяных скважинах Кувейта, которые были подожжены отступающими войсками Хусейна и с трудом в течение многих месяцев и ценой миллиардных затрат потушены специалистами из разных стран. Богатый Кувейт не только оплатил весомую часть расходов, связанных с войной за его освобождение, но и остался достаточно богат для того, чтобы продолжать быть процветающей страной Аравии.

Нечто похожее на Кувейт представляют собой и остальные небольшие эмираты аравийской зоны – Бахрейн, Катар, Оман и ОАЭ (Объединенные Арабские Эмираты), разбогатевшие на нефтедолларах и быстрыми темпами развивающиеся на хорошо продуманной коммерческой основе. Если и можно применительно к этим странам с их общим населением в 4–5 млн. чел. говорить о некоторых социальных и экономических проблемах, то только по отношению к тем иностранцам‑мигрантам, которые своим трудом и за хорошую плату создают развитую экономику и инфраструктуру нефтедобывающих стран, оставаясь при этом людьми второго сорта, лишенными гражданства, не имеющими права на те многочисленные бесплатные социальные блага, которые полагаются гражданам этих стран – к слову, опять‑таки преимущественно кочевникам‑бедуинам или вчерашним кочевникам, далеко не все из которых спешат воспользоваться предлагаемыми им льготами и благами, нередко предпочитая привычную жизнь в пустыне со своими верблюдами.

Вообще аравийские монархии конца нашего века – интересный парадокс истории, в некоторым смысле витрина возможностей современных техники, технологии и цивилизации Запада на далеком от всего этого и недавно еще заброшенном судьбой нищем Востоке. Здесь царство крайностей. С одной стороны, неслыханные богатства и соответственно сказочные, почти в духе сказок «Тысячи и одной ночи» возможности, с другой – уходящая в родоплеменную первобытность отсталость образа жизни кочевников‑бедуинов; с одной стороны, наиблагоприятнейшие возможности для получения хорошего современного бесплатного образования и соответствующего рывка в мир современности, с другой – нежелание многих, имеющих на то право, воспользоваться этим; с одной стороны, высокие темпы экономического роста и уровень дохода на душу населения, а с другой – подчас полное безразличие к этому и явное отсутствие желания привести уровень процветания в соответствие с социально‑политическими нормами бытия (имеются в виду многопартийный плюрализм парламентарной демократии и связанные с этим иные институты).

Правда, кувейтская трагедия сильно повлияла на изменение привычных стереотипов в аравийских монархиях. Пережитые регионом потрясения заставили осознать, что, во‑первых, небольшим странам нужно объединиться, дабы трагедия не повторилась, – объединиться хотя бы в форме некоей конфедерации с общей или находящейся под общим командованием хорошо вооруженной, совместно содержащейся армией. Во‑вторых, война дала толчок сотрудничеству с оказавшим помощь Кувейту Западом, восприятию западных форм политического устройства. В Кувейте вновь воссоздан закрытый было в 1986 г. парламент. Нечто вроде аналогичного пока еще консультативного совета планируется создать в Аравии. Тяга к вестернизации ощущается и в иных аравийских эмиратах.

Пока что аравийские монархии в целом – это страны‑рантье, пользующиеся готовым, не созданным своими руками. В этом их внутренняя слабость, которую новые поколения сегодня, видимо, уже осознают. И пусть психология рантье еще преобладает, сдвиг уже ощущается. Если вчера престижем пользовалась в основном профессия военного, то сегодня немало вчерашних бедуинов уже получили образование и адаптировались к потребностям и возможностям современной городской жизни. Видимо, в недалеком будущем достигнутая столь легко высокая стартовая основа позволит адаптироваться к новым условиям жизни большинству местного населения (тем более, что есть неплохой пример и ориентир в виде массы наемных и хорошо работающих тружеников‑мигрантов). Переход к регулярному созидательному труду в недалеком уже будущем может решительно преобразовать эту отсталую в недавнем прошлом периферию арабского мира.