В. Ф. Комиссаржевской и В. Э. Мейерхольда

В 1906 г. В. Э. Мейерхольд был приглашен В. Ф. Комиссаржевской в руководимый ею Драматический театр на должность главного режиссера. На второй год его работы в этом театре Комиссаржевская в письме от 9 ноября 1907 г. сообщила Мейерхольду, что они по-разному смотрят на задачи театра, что его искания ведут к чуждым ей принципам театра марионеток, что по этому пути они вместе итти не могут ("путь этот Ваш, но не мой") и ему необходимо уйти из ее театра.

В открытом письме в газету "Русь" Мейерхольд, оставляя в стороне идейно-творческую сущность разногласий с Комиссаржевской, возражал против своего удаления из театра среди сезона, что, по его мнению, было несовместимо с правилами профессиональной этики, и вызывал Комиссаржевскую на суд чести.

Третейский суд, состоявшийся 20 декабря 1907 г. под председательством О. Пергамента, при секретарях А. Виленкине и А. Гидони, отверг претензии Мейерхольда и признал неоскорбительной форму, в которой была прекращена Комиссаржевской совместная работа с ним.

Разбирая данное дело, третейский суд запрашивал мнение Станиславского о том, может ли, с точки зрения установившихся театральных обычаев, антрепренер освобождать среди сезона режиссера (сохраняя за ним полностью содержание, обусловленное контрактом) и является ли это оскорбительным.

В этом вопросе Станиславский встал на сторону Комиссаржевской, так как ее разрыв с Мейерхольдом основывался на принципиальных творческих разногласиях, делавших невозможной их дальнейшую совместную работу.

Обращает внимание требование Станиславского, чтобы при подобном разрыве тщательно соблюдались материальные обязательства по договору и лицу, удаляемому из театра, "возвращалась свобода действий". Когда в 1905 г. Станиславский ликвидировал созданную им Студию на Поварской, он из своих личных средств произвел выплату жалования Мейерхольду и всем участникам Театра-студии до конца сезона, понеся при этом большой материальный ущерб.

Окончательный текст ответа Станиславского третейским судьям по делу Комиссаржевской и Мейерхольда не обнаружен. В Музее МХАТ имеются два черновых наброска этого ответа. Публикуется более отработанная рукопись. В комментариях приводятся отрывки из другого наброска (являющегося первоначальной редакцией), содержащие дополнительный материал.

Публикуется впервые, по рукописи (No 773).

¹ Станиславский ссылается на эпизод из пьесы Шекспира "Венецианский купец".

² В первоначальной редакции рукописи эта мысль получила следующее развитие:

"Есть ли такой закон или средство, чтоб заставить режиссера или артиста творить то, во что он сам не верит.

Условный театр и реальный не могут слиться без взаимных уступок.

Если уступки невозможны, я не знаю другого средства, как разойтись.

Вопрос, кто должен уходить -- сам хозяин или его сотрудник, решается самой практикой. Понятно, что хозяин, имеющий обязательства, должен остаться, так как с его уходом рушится все дело.

...Требовать от предпринимателя, чтоб он не только как антрепренер, но и как артист пропагандировал и выполнял те принципы в искусстве, которым он не верит, -- нельзя.

Требовать, чтоб он не только проводил эти принципы, но и материально и нравственно нес за них ответственность, -- еще менее справедливо.

Если во всяком деле присутствие человека, устраненного от дела, ненормально, в театре такое присутствие нетерпимо. В тот момент, когда артист робко ощупывает образ на репетиции, -- он доверчив, и наивен, и робок. Одно присутствие на репетиции лица, несогласного с его взглядами, смущает и охлаждает творческий порыв.

Чтоб творить, надо верить в свое творчество. Все, что охлаждает его, опасно и вредно. Работа театра только тогда плодотворна, когда его деятели составляют дружную семью. Присутствие в этой семье такого важного и веского по авторитету человека, как режиссер, не согласного с общей работой, должно внести дисгармонию или разлад, расшатывающий общее дело.

...Кто насилует творчество артиста, тот посягает на свободу нашего искусства. Этот акт бесцелен, неделикатен и несправедлив. В вопросах творчества можно действовать только убеждением, но не насилием. Кто не сумел убедить, тот должен признать себя побежденным. Поэтому, раз что не может быть взаимных уступок ради общего дела, приходится разойтись. Все дело в том -- как разойтись.

Вот мое мнение. Его выработала практика и подсказала логика. Искать указаний в обычаях театров -- напрасный труд".

 

РЕЧЬ ТРУППЕ ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ "СИНЕЙ ПТИЦЫ"

Приступая к постановке "Синей птицы" М. Метерлинка в Художественном театре, Станиславский хотел договориться с автором о принципах сценического воплощения пьесы и об изменении ряда авторских ремарок. Для этой цели Станиславский послал Метерлинку, через переводчика пьесы Бинштока, свою речь, произнесенную перед началом репетиций "Синей птицы" в МХТ.

"Речь ваша прекрасна и может послужить отличным уроком для здешних и английских режиссеров", -- писал Биншток из Парижа Станиславскому 29 апреля 1907 г. Биншток, которого Станиславский в одной из своих записных книжек назвал "представителем и комиссионером Метерлинка", опубликовал эту речь в журнале "Mercure de France" (1907, 15 июня). Позднее H. E. Эфрос перевел ее с французского на русский язык и в сокращенном изложении напечатал в газете "Русские ведомости" (1908, 30 сентября).

Метерлинк с чрезвычайным вниманием отнесся к речи Станиславского и предоставил ему и Художественному театру полную творческую свободу и право первой постановки "Синей птицы". Работа Станиславского вызвала большой интерес в театральных кругах Европы и Америки. "К нам едут на премьеру сам Метерлинк, директора и антрепренеры из Америки, Англии, Германии и Австрии, -- писал Станиславский С. А. Андреевскому 9 марта 1908 г. -- Я волнуюсь... ломаю голову, чтоб обойти те трудности и банальности, которых так много в новой пьесе Метерлинка. Надо сделать из феерии красивую сказку; изобразить сон грубыми театральными средствами. Работа трудная и малоинтересная, так как она чисто внешняя, постановочная".

Премьера "Синей птицы" в МХТ состоялась 30 сентября 1908 г. Режиссеры спектакля -- К. С. Станиславский, Л. А. Сулержицкий и И. М. Москвин, художник -- В. Е. Егоров, музыка -- И. А. Саца.

30 октября 1910 г. "Синюю птицу" в Художественном театре смотрела Жоржетт Метерлинк-Леблан. Позднее Метерлинк писал Станиславскому: "Моя жена, вернувшись из Москвы, восхищенная всем виденным, со слезами восторга рассказала мне о несравненном и гениальном чуде, которое Вы сумели создать из моей скромной поэмы. Я знал, что я обязан Вам многим, но не знал, что обязан Вам всем. Могу только низко склониться перед самым чистым, самым великим художником нашего времени, благодаря его от глубины всего лучшего, что есть в моем сердце" (перевод с французского).

В 1911 г. "Синяя птица" была поставлена Л. А. Сулержицким в Париже в театре Режан по мизансценам и режиссерскому плану Станиславского. В постановке принимали участие художник В. Е. Егоров и Е. Б. Вахтангов (в качестве помощника Сулержицкого).

"Синяя птица" принадлежит к лучшим режиссерско-постановочным работам Станиславского. Спектакль сохранился до настоящего времени в репертуаре Художественного театра и прошел свыше 1500 раз.

В Музее МХАТ имеется рукописный текст речи Станиславского, озаглавленный им: "Речь, сказанная г. Станиславским после прочтения труппе пьесы г-на Мориса Метерлинка "Синяя птица" (No 1094/1), который был напечатан в книге "Московский Художественный театр", т. II (1905--1913), изд. журн. "Рампа и жизнь", М., 1914.

Печатается по тексту книги "Московский Художественный театр", сверенному с рукописью.

В архиве Станиславского имеется также первоначальная рукопись (или вариант той же речи), не имеющая названия и начинающаяся словами: "На днях Московский Художественный театр приступает к подготовительным работам по постановке и по изучению пьес будущего сезона" (No 1094/3). Разночтения текста, представляющие интерес, приводятся в комментариях.

¹ "Нельзя же рассчитывать на красоту актрис и на богатство их наряда, на декорации с золотом. Все это видано и признано балаганным приемом, -- писал Станиславский в черновой рукописи. -- Театральность потеряла свое обаяние и силу. Нужно что-то другое -- новое, чтоб сразу захватить зрителя и заставить его чувствовать и мыслить в театре.

...Пусть это сделает на первых порах режиссер. Пусть он сразу взбодрит усталого зрителя, а потом актер его заинтересует, автор захватит и все вместе мы заставим буржуа высидеть весь спектакль, вернуться домой и за чаем поспорить с женой и о возвышенной идее и о красоте формы. Лишь бы только не было "театральности". Если она почувствуется, -- все погибнет, так как пьесу сочтут за простую детскую феерию, и никому даже в голову не придет, что в ней скрыта большая мысль" (No 1094/3).

² В этом месте основной рукописи имеется следующий текст, не включенный в публикацию речи Станиславского в издании журнала "Рампа и жизнь":

"Самым злым врагом театра стала театральность.

С ней я приглашаю вас бороться самыми решительными средствами.

Театральность вносит пошлость и разрушает гармонию.

Театральность перестала действовать на публику.

Долой театральность!

Да здравствует гармония!"

³ В варианте рукописи Станиславским сделано добавление: "Нас не удивишь ни огнем, ни дымом, ни цветами, растущими из пола и заслоняющими всю сцену, ни качающимися деревьями. Все эти избитые эффекты придают спектаклю театральность и тем отнимают от него серьезность...".

Добиваясь новых сценических средств для передачи детской наивности, сказочности и фантастичности, Станиславский отрицал, рутинные приемы обычного феерического спектакля. "У ребенка фантазия подвижна и неожиданна, тогда как фантазия механика театральной сцены неподвижна и слишком хорошо и давно известна всем", -- утверждал он. И далее: "Помните, как при постановке "Ганнеле" публика была сбита с толку неожиданностью и непривычностью театральных трюков. Как публика поверила им и поддалась иллюзии обмана".

⁴ Метерлинк предполагал, что исполнителями ряда ролей в "Синей птице", в том числе Тильтиля и Митиль, должны быть дети, а не артисты. Кроме того, в картине "Лазоревое царство" ("Царство будущего") дети, по его мнению, должны были играть неродившиеся души. При постановке "Синей птицы" в 1911 г. в театре Режан в Париже роли Митиль и неродившихся душ исполняли дети. В лондонской постановке "Синей птицы" участвовало пятьдесят детей (см. журн. "Le thИБtre", Paris, 1910, No 279, стр. 18).

Станиславский решительно отказался от введения детей в "Синюю птицу" не только из эстетических, но и из этических соображений, считая, что детей "безнравственно держать в театре до 12 часов ночи", в МХТ роли Тильтиля и Митиль исполняли С. В. Халютина и А. Г. Коонен. Позднее, в 1916 г., в одном из писем к Вл. И. Немировичу-Данченко, Станиславский высказал мысль о возможности передачи этих ролей лилипутам, но это не было им осуществлено.

⁵ "...Мне как режиссеру важна суть ремарок, дословное же исполнение их необязательно, так как нередко автор вторгается в область режиссера", -- писал Станиславский в первоначальной рукописи. "Как я скажу ему [то есть Метерлинку. Ред. ],что он хоть и гениальный писатель, но малоопытный костюмер, декоратор и механик сцены. Я чувствую, чего он добивается, и в то же время знаю, что избранные им сценические средства не достигнут желаемых им результатов" (No 1094/3).

Несмотря на то, что Метерлинк в беседе со Станиславским полностью соглашался с ним и принимал все новшества Художественного театра, превращающие его пьесу из феерии в сказку, он сам при постановке "Синей птицы" в Париже настаивал на возвращении феерических приемов, отвергнутых Художественным театром, о чем подробно сообщал Сулержицкий в своем письме Станиславскому от 21 февраля 1911 г.

⁶ Согласно ремарке Метерлинка Хлеб должен быть одет в "пышный костюм паши. Широкое платье из красного шелка или бархата, шитое золотом. Большой тюрбан. Ятаган". У Сахара -- "шелковое платье, вроде платьев евнухов, наполовину белое, наполовину синее, напоминающее оберточную бумагу сахарных голов. Головной убор евнухов" и т. д.

"Самый красноречивый приговор Метерлинку-костюмеру произнес недавно мой племянник, десятилетний шустрый мальчишка, -- написал Станиславский в тексте речи, но не включил этот фрагмент в окончательную редакцию. -- Я рассказал ему содержание "Синей птицы" и уговорил его нарисовать душу хлеба. Он нарисовал какое-то существо с большим животом, сделал ему руки, как у нашего русского "калача", голову нарисовал наподобие бублика.

-- Надо прикрыть его костюмом, -- заявил я.

-- А зачем? -- спросил мальчик, -- когда же хлеб ходит в костюме?

Я предложил ему нарисовать душу хлеба туркой.

Чтоб выразить верх удивления, мальчишка закрыл ручками лицо, точно от большого конфуза, и в изнеможении опрокинулся навзничь.

-- Дядя, -- убеждал он меня с необыкновенной детской рассудительностью. -- Разве хлеб -- турка?

В конце концов он согласился повязать голову хлеба салфеткой, пожалуй, даже полотенцем.

Конечно, мы не воспользуемся его советом, но нельзя отказать ребенку в логике.

Не скрою от вас, что читаю ремарки автора и становлюсь в тупик".

⁷ "Надо найти такой трюк и для "Синей птицы", который бы упростил механизм превращений и сложность декоративной постановки", -- писал Станиславский в варианте рукописи.

"У меня есть такой способ, который собьет с толку публику и заставит ее искренно верить на сцене ирреальному... В декорациях должна быть неожиданность, -- писал он далее. -- Если вся сцена будет заставлена мостками, кулисами, пристановками, как полагается при роскошных театральных постановках, -- спектакль получится длинным, громоздким. Он должен пролететь как сон...".

В этот период времени Станиславский был занят поисками новых средств сценической выразительности и декорационно-постановочных приемов. Об этом он рассказывает в главе "Черный бархат" в книге "Моя жизнь в искусстве".

 

В ГОСТЯХ У МЕТЕРЛИНКА

(Из воспоминаний)

К. С. Станиславский посетил М. Метерлинка в июне 1908 г. Воспоминания об этой поездке он начал писать в июле, в Гомбурге, где он проходил курс лечения. Сохранился первоначальный набросок этих воспоминаний, озаглавленный Станиславским "Поездка к М. Метерлинку" и датированный им 4/17 июля 1908 г. В конце рукописи имеется приписка: "Продолжение следует", -- что указывает на незавершенность работы. Позднее, в переработанном и дополненном виде, воспоминания о поездке к Метерлинку были опубликованы Станиславским в книге "Московский Художественный театр. Исторический очерк его жизни и деятельности", т. II (1905--1913), М., 1914, изд. журн. "Рампа и жизнь", под названием "В гостях у Метерлинка. (Из воспоминаний К. С. Станиславского)".

Печатается по тексту издания журнала "Рампа и жизнь" (рукопись не обнаружена).

Описание своей поездки к Метерлинку Станиславский, в измененной редакции, включил в книгу "Моя жизнь в искусстве" (глава "В гостях у Метерлинка").

¹ "Г-н Биншток передал мне чудесные страницы, в которых Вы изложили Ваше понимание постановки "Синей птицы", -- писал Метерлинк Станиславскому 10 мая 1907 г. -- Я, пожалуй, мог бы опасаться, что Ваше стремление исключительно изобретательно воплотить этот сон уведет Вас порой на пределы возможностей сцены, -- если бы мои большие друзья не заверили меня, что Московский Художественный театр никогда не ошибается. Поэтому я, полный доверия, жду осуществления этого чудесного замысла" (перевод с французского).

² Метерлинк предполагал, что исполнителями ряда ролей в "Синей птице", в том числе Тильтиля и Митиль, должны быть дети, а не артисты. Кроме того, в картине "Лазоревое царство" ("Царство будущего") дети, по его мнению, должны были играть неродившиеся души. При постановке "Синей птицы" в 1911 г. в театре Режан в Париже роли Митиль и неродившихся душ исполняли дети. В лондонской постановке "Синей птицы" участвовало пятьдесят детей (см. журн. "Le thИБtre", Paris, 1910, No 279, стр. 18).

Станиславский решительно отказался от введения детей в "Синюю птицу" не только из эстетических, но и из этических соображений, считая, что детей "безнравственно держать в театре до 12 часов ночи", в МХТ роли Тильтиля и Митиль исполняли С. В. Халютина и А. Г. Коонен. Позднее, в 1916 г., в одном из писем к Вл. И. Немировичу-Данченко, Станиславский высказал мысль о возможности передачи этих ролей лилипутам, но это не было им осуществлено.

³ В письме к Вл. И. Немировичу-Данченко от 3/16 августа 1908 г. Станиславский писал: "Метерлинк не сказал ничего важного. Он все восхищался и поощрял... Речь шла о "Лазоревом царстве". К удивлению, ему так понравилась мысль о летающих головах с крыльями, что он решил переделать акт, но то, что он прислал, -- не переделка, а маленькое добавление или повод для введения крылатых голов".

Позднее, готовя к изданию французский текст "Синей птицы", Метерлинк хотел, чтобы он совпал с текстом, идущим в МХТ, и просил Станиславского прислать ему те "два или три листочка" с изменениями в картине "Лазоревое царство", которые он летом 1908 г. прислал Станиславскому (письмо М. Метерлинка от 26 января 1909 г.).

⁴ "Аглавена и Селизетта" (1896) и "Пелеас и Мелисанда" (1892) -- пьесы М. Метерлинка.

⁵ Постановка "Пелеаса и Мелисанды" была осуществлена в аббатстве St.-Wandrille Жоржетт Метерлинк-Леблан в 1910 г. (воспроизведение этой постановки см. в журн. "Das Theater", 1910, No 6, стр. 112).

В июле 1908 г. Ж. Леблан приглашала Станиславского принять участие в спектакле "Там -- внутри" ("IntИrieur") Метерлинка, который она предполагала поставить в естественной декорации аббатства. Она и Метерлинк просили Станиславского взять роль Старика (эту роль в постановке Станиславского в 1904 г. в МХТ исполнял А. Л. Вишневский).

В 1908 г., после премьеры "Синей птицы" в МХТ, Ж. Леблан возобновила свою просьбу: "Я продолжаю мечтать о работе с Вами здесь будущим летом. Аббатство дает естественную декорацию "Макбета", и Морис предпочитает, чтобы я начала здесь с Шекспира", -- писала она Станиславскому. (Описание этого спектакля см. в "Ежегоднике императорских театров", 1910, вып. 111, стр. 119--124.)

Станиславский в этой постановке "Макбета" не участвовал.

⁶ Московскую постановку "Синей птицы" Метерлинк не видел.

Жоржетт Леблан вместе с французской артисткой Габриель Режан смотрела "Синюю птицу" в МХТ 30 октября 1910 г. На следующий день после спектакля она телеграфировала Станиславскому: "Мне не снилось большей красоты, дорогой великий учитель. Невозможно передать мой восторг, плачу от радости и энтузиазма".

 

ОТКРЫТИЕ ПАМЯТНИКА А. П. ЧЕХОВУ В БАДЕНВЕЙЛЕРЕ.

Июля 1908 г.

 

Станиславский придавал принципиальное значение самому факту открытия памятника Чехову в Баденвейлере -- первого памятника русскому писателю за границей. Он предполагал включить в свой очерк тексты речей, произнесенных при открытии памятника, дать полное описание чеховских торжеств в Баденвейлере и опубликовать очерк в печати. К сожалению, это намерение не было осуществлено им до конца.

Рукопись Станиславского "Открытие памятника А. П. Чехову в Баденвейлере" была написана в июле 1908 г. в Гомбурге. Публикуется впервые, по рукописи (No 1087/1).

¹ Веселовский Алексей Николаевич (1843--1918) -- историк литературы, профессор, брат академика Александра Николаевича Веселовского.

² Боборыкин Петр Дмитриевич (1836--1921) -- писатель, автор многочисленных повестей, романов, пьес, статей по вопросам искусства.

В 1901 г. Боборыкин напечатал в журнале "Вестник Европы" повесть "Однокурсники". "Повесть прескверная, скучная, но интересная -- в ней изображается Художеств. театр и восхваляется М. П. Лилина... Идет речь о "Чайке" и "Дяде Ване", -- писал А. П. Чехов О. Л. Книппер 7 января 1901 г. (Полн. собр. соч., т. XIX, стр. 14). Боборыкин был в переписке с Вл. И. Немировичем-Данченко, который неоднократно советовался с ним по вопросам репертуара.

³ Эйхлер Дмитрий Адольфович -- русский посланник (министр-резидент) при Баденском дворе. Эйхлеру поручено было официальное открытие памятника Чехову и передача его местным властям. Станиславский встречался с Эйхлером в 1906 г. во время заграничных гастролей МХТ.

⁴ В архиве Станиславского сохранились печатная программа "Чеховских торжеств" ("Tschechoff-Feier") на немецком языке и литографированная программа на русском языке, в которой сказано: "Открытие памятника А. П. Чехову в Баденвейлере состоится в субботу 12/25 июля. Утром, в 10 Ў ч. панихида в городском парке, у памятника. Передача памятника великогерцогским властям".

Далее следуют программы дневного и вечернего концертов, составленных из произведений Глинки, Чайковского, Рахманинова, Аренского, Танеева, Давыдова и других. В заключение вечернего концерта была сыграна на немецком языке пьеса А П. Чехова "Медведь".

⁵ Текст речи Эйхлера (так же как и речь Ференбаха, представителя баденского правительства) в архиве Станиславского не обнаружен.

⁶ В письме к А. Н. Веселовскому от 18 июля 1908 г. Станиславский благодарит его за присылку краткого изложения речи на открытии памятника Чехову. Текст речи хранится в архиве Станиславского.

⁷ Приводим краткое изложение речи П. Д. Боборыкина, данное им в статье "В Баденвейлере", помещенной в газете "Русское слово" от 23 июля 1908 г. (в 1910 г. статья была перепечатана в сборнике воспоминаний об А. П. Чехове):

"Поэту безвременья посвятил я мое небольшое слово и поставил вопрос: проживи Чехов дольше, до политико-социального движения 1905 года, как бы он относился к тем молодым силам русского общества, которые вдруг, разом, точно по манию волшебного жезла, явились на смену его неудачников, отживающих обывателей разных классов, неврастеников и нытиков?

Несмотря на его пессимизм, он всегда верил в нарождение других людей и другого времени. И он, конечно, не отказал бы в своей симпатии всему, что было полно сил и страстных упований.

Но, доживи он до того момента, какой мы теперь переживаем, он глубоко бы огорчился временным торжеством всего того, что подняло голову в период реакции" ("О Чехове. Воспоминания и статьи", М., 1910, стр. 328).

⁸ В письме к Вл. И. Немировичу-Данченко из Гомбурга от 15/28 июля 1908 г. Станиславский, описывая чеховские торжества в Баденвейлере, сообщает, что на открытии памятника была "длинная и скучная лекция А. Н. Веселовского" и "бодрая, темпераментная фельетонная речь Боборыкина". Далее он пишет: "О ужас! пришлось говорить мне; сказал длинную речь и почему-то не остановился (без Ахалиной-то!!! {То есть без суфлера. П. Н. Ахалина -- суфлер МХТ. -- Ред. })".

В архиве Станиславского имеется три варианта его речи на открытии памятника в Баденвейлере: 1. Первоначальный черновой карандашный набросок речи в записной книжке. 2. Беловой текст, написанный чернилами на двух листах, вклеенных Станиславским в конторскую книгу, в которой помещены черновики писем к Жоржетт Леблан и Люнье-По и другие записи, относящиеся к лету 1908 г. (No 774). Текст озаглавлен Станиславским: "12/25 июля 908. Баденвейлер. Речь на открытии памятника А. П. Чехову". В тексте речи отдельные слова и выражения подчеркнуты Станиславским, по-видимому, для того, чтобы выделить их при чтении. 3. Окончательная редакция речи с небольшими добавлениями и стилистической правкой, включенная Станиславским в публикуемую рукопись "Открытие памятника А. П. Чехову в Баденвейлере".

⁹ Во время первой мировой войны 1914--1918 гг. немцы уничтожили памятник Чехову, использовав металл для военных целей.

¹⁰ Живаго Роман Васильевич -- скрипач-любитель, обладатель редкой коллекции музыкальных инструментов, член Охотничьего клуба и Московского филармонического общества.

¹¹ "Лечит меня здесь хороший врач, умный и знающий. Это Д-р SchwЖhrer, женатый на нашей московской Живаго", -- писал Чехов из Баденвейлера В. М. Соболевскому 12/25 июня 1904 г. (Полн. собр. соч., т. XX, М., 1951, стр. 297).

¹² В письме к Вл. И. Немировичу-Данченко от 15/28 июля 1908 г. Станиславский сообщает дальнейшую программу чеховских торжеств в Баденвейлере: днем состоялся концерт из произведений русских композиторов в парке, а вечером в 8 Ґ часов "концерт в честь Чехова" в курзале. "Участвовали -- москвичи Аспергер (виолончель), Живаго (скрипка). Какой-то великолепный пианист из Америки [проф. К. Рюбнер]. Чудесная певица [Б. Лауер-Котлар Из Страсбурга], хоть и немка, пела Чайковского и Давыдова. Трио, дуэты, квартеты. Вторая часть -- местная труппа играла по-немецки "Медведя" (в русских красных рубахах) -- старательно, наивно".

¹³ В беседе с берлинским корреспондентом газеты "Русское слово" Станиславский привел один из эпизодов, характеризующих отношение к Чехову иностранцев: "Вечером, в день открытия памятника, Станиславский, Книппер-Чехова и еще несколько человек пошли посидеть у ног того, чья тень неотступно витает над Художественным театром. Подойдя к памятнику, они нашли там группу иностранцев, тихо о чем-то беседовавших. Тут были швейцарцы, американцы и немцы. Вдруг какой-то старый швейцарец, узнав, что г-жа Книппер -- жена Чехова, подошел к ней и со слезами на глазах начал целовать ее руки, утешая в дорогой потере. Он произнес целую речь о громадном значении творчества Чехова, об его неотразимом влиянии на европейскую публику и о том неисчерпаемом источнике красоты и художества, который покойный писатель оставил потомству.

Такие же чувства высказали г-же Книппер и англичане, которым имя и память Антона Павловича тоже очень дороги и близки. Этот случайный эпизод в чужой и чуждой писателю стране симптоматичен для творчества покойного Чехова" ("Русское слово", 1908, 20 августа).

 

["ПРИБЛИЖАЕТСЯ ДЕСЯТИЛЕТИЕ ТЕАТРА..."]

Данная рукопись, озаглавленная Станиславским "Доклад Вл[адимиру] Ив[ановичу] Нем[ировичу]-Данченко", перепечатывается из записной книги, в которой Станиславский вел различные записи в сезоне 1907/08 г. Ряд положений, высказанных здесь Станиславским, перекликается с вопросами, которые были предметом изучения специальной комиссии, избранной в феврале 1908 г. собранием пайщиков МХТ.

Доклад Станиславского не был доведен до конца; разделы об этике, администрации и школе, о которых упомянуто в конце первой части, не были им написаны.

Был ли этот доклад передан Немировичу-Данченко, или он остался в качестве чернового материала в литературном архиве Станиславского -- не установлено.

Публикуется впервые, по рукописи (No 773).

 

¹ Имеется в виду А. Ф. Федотов, о котором см. прим. 65 на стр. 558. Знакомство Станиславского с А. Ф. Федотовым состоялось в 1887 г.

К моменту организации Общества искусства и литературы (1888 г.) Станиславский был пайщиком промышленного и торгового товарищества "Владимир Алексеев". "Как на зло или, напротив, к счастью, в это самое время, совершенно неожиданно для себя, я получил крупную сумму в двадцать пять или тридцать тысяч рублей. Не имея привычки к таким деньгам, я уже считал себя миллионером", -- писал Станиславский в "Моей жизни в искусстве". Являясь одним из создателей Общества искусства и литературы, Станиславский принял на себя обязанности казначея и давал Обществу заимообразно свои личные деньги на организацию дела, наем и ремонт помещения и т. д., понеся при этом значительный материальный ущерб.

² А. Ф. Федотов ушел из Общества искусства и литературы в 1889 г. Фактическим художественным руководителем драматического кружка Общества стала Г. Н. Федотова (см. прим. 155 на стр. 567). Об отношении H. M. Медведевой к Станиславскому и к Обществу искусства и литературы см. прим. 50 на стр. 557.

³ Об этом Станиславский рассказывает на страницах книги "Моя жизнь в искусстве" (см. Собр. соч., т. 1, стр. 132--133).

Бларамберг Павел Иванович -- см. прим. 52 на стр. 557.

⁴ После второго сезона (1889/90) ввиду большого дефицита был поднят вопрос о ликвидации или сокращении деятельности Общества, которое вынуждено было переехать в небольшое помещение, не имеющее сцены и зрительного зала; его прежнее помещение занял Русский Охотничий клуб. По договоренности с правлением Охотничьего клуба Общество обязалось ставить на сцене клуба еженедельные спектакли для его членов.

⁵ Елизавета Федоровна Романова -- жена С. А. Романова, московского генерал-губернатора, покровительствовала деятельности Общества искусства и литературы.

⁶ Щукин Я. В. -- владелец помещения театра "Эрмитаж", где с 1898 по 1902 г. проходили спектакли Художественного театра.

⁷ Первые гастроли МХТ в Петербурге, состоявшиеся весной 1901 г., имели огромный художественный и общественный резонанс. Театр показал "Дядю Ваню" и "Трех сестер" Чехова, "Геншеля" и "Одиноких" Гауптмана и "Доктора Штокмана" Ибсена. "...Публика здесь интеллигентная, и молодежь горячая, и прием великолепный, и успех небывалый и неожиданный",-- писал Станиславский С. В. Флерову о петербургских гастролях МХТ 1901 г. Важное значение петербургских гастролей в творческой истории МХТ признавал и Вл. И. Немирович-Данченко (см. "Избранные письма", М., 1954, стр. 215).

⁸ Вступив в 1900 г. в Художественный театр, В. И. Качалов в богатой талантами труппе завоевал, по словам Станиславского, "огромный успех и положение корифея".

Отличительной чертой Станиславского была его бескомпромиссная и суровая самокритика, умение подавить личное самолюбие для пользы общего дела. "...Чего мне стоило уступить первенство актера -- Качалову и друг[им]. Я это сделал для дела... и с этих пор у меня нет личных самолюбий. Зато я стал строже и ревнивее к самому делу, от которого требую еще большего за все то, что я сломил в себе", -- писал он Немировичу-Данченко в 1905 г.

Отказавшись, по совету Немировича-Данченко, от ролей трагического репертуара, Станиславский показал себя исключительным по выразительности и разносторонности характерным актером. Так же, как и в своих прежних ролях в пьесах Чехова (Астров, Вершинин, Гаев, Шабельский), в пьесах Горького (Сатин), в знаменитом "Докторе Штокмане", принесших ему как актеру мировую славу, Станиславский в последующие годы создает в произведениях русской и западноевропейской классики монументальные образы, исполненные большой социальной силы, психологической остроты и яркости сценической формы. Таковы Фамусов в "Горе от ума", Ракитин в "Месяце в деревне", Крутицкий в "На всякого мудреца довольно простоты", Арган в "Мнимом больном", Кавалер ди Рипафратта в "Хозяйке гостиницы" и др.

⁹ Во время первой заграничной поездки в 1906 г., несмотря на большой художественный успех в Берлине, МХТ испытывал серьезные материальные затруднения, которые ставили под угрозу продолжение гастролей. На помощь Художественному театру пришли Н. Л. Тарасов и Н. Ф. Балиев, предоставившие МХТ 30 тыс. руб. (см. Вл. И. Немирович-Данченко, Из прошлого, М., 1938, стр. 238--240).

¹⁰ В сезоне 1906/07 г. в МХТ были поставлены: "Горе от ума" Грибоедова, "Бранд" Ибсена, "Драма жизни" Гамсуна и "Стены" Найденова.

¹¹Речь идет о Театре-студии, получившем известность как Студия на Поварской (см. соответствующую главу в книге "Моя жизнь в искусстве"). Театр-студия, задуманный как филиальное отделение Художественного театра, был основан Станиславским в мае 1905 г. Осенью того же года, убедившись в том, что Студия, руководимая В. Э. Мейерхольдом, порвала с реализмом и превратилась в лабораторию формалистических режиссерских экспериментов, Станиславский принял решение ликвидировать ее.

Печальный опыт Студии на Поварской еще крепче утвердил Станиславского в том, что реализм является единственным верным путем в искусстве. Через три года после ликвидации Студии Станиславский писал Л. Я. Гуревич (5 ноября 1908 г.), что все искания на сцене могут быть "достижимы утонченным и углубленным реализмом" и что "все другие пути -- ложны и мертвы. Это доказал Мейерхольд".

¹² Егоров Владимир Евгеньевич (р. 1878) -- художник, известный своими работами в театре и кино, ныне народный художник РСФСР. Принимал участие в работе Студии на Поварской, потом вместе со Станиславским занимался экспериментальными исканиями новых форм декорационного оформления спектаклей. В МХТ был автором декораций к следующим постановкам: "Драма жизни" (1907), "Жизнь Человека" (1907), "Росмерсхольм" (1908), "Синяя птица" (1908) и "Miserere" (1910).

Сац Илья Александрович (1875--1912) -- композитор и дирижер; был заведующим музыкальной частью в Студии на Поварской; с 1906 г. -- в МХТ, где написал музыку к спектаклям: "Драма жизни", "Жизнь Человека", "Синяя птица", "Анатэма", "Miserere", "У жизни в лапах", "Гамлет". Кроме того, Сац написал музыку к спектаклям Малого театра ("Коринфское чудо"), Старинного театра, театра "Кривое зеркало" и др.

Станиславский чрезвычайно высоко ценил работу Саца как театрального композитора, считая, что он "за все существование театра... впервые явил пример того, как нужно относиться к музыке в нашем драматическом искусстве" (Собр. соч., т. 1, глава "И. А. Сац и Л. А. Сулержицкий").

¹³ Далее в рукописи имеется следующий абзац: "Все эти случайности и удачи делают меня мистиком и фаталистом. Я верю в предопределение судьбы нашего театра. Верю и в ту непреодолимую потребность, которая уже второй год толкает меня к выводу этого доклада".

Этот абзац перенесен нами в примечание на основании того, что на полях рукописи имеется знак вопроса, показывающий, что сам Станиславский не был удовлетворен этой формулировкой.

¹⁴ Далее в рукописи следовал текст, зачеркнутый Станиславским: "Меня интересует моя роль в этих завоеваниях.

1. Первое завоевание -- это репертуар и привлечение авторов. Интеллигентность и литературность интерпретации. К этой победе я не причастен.

2. Второе завоевание -- художественные новшества. Во внешней стороне этих открытий мне удалось кое-что сделать.

Во внутренней стороне, наиболее ценной, я до прошлого года не только сделал мало, но, быть может, даже долгое время тормозил ее развитие, не в меру увлекаясь линией, красками и бытом.

С прошлого года я несколько изменил направление. О результатах такой перемены судить преждевременно.

3. Энергия, настойчивость, трудоспособность в художественной работе и чистое отношение к делу -- это мои плюсы.

4. Профессиональный опыт -- это тоже мой плюс в художественной части".

¹⁵ Обеспокоенный тем, что пьеса Метерлинка "Синяя птица" будет напечатана в альманахе "Шиповник" до постановки ее на сцене Художественного театра и может быть испорчена постановками в других театрах, Станиславский писал в 1907 г. З. И. Гржебину, издателю "Шиповника": "Метерлинк доверил пьесу русским, и потому дело идет не только о нашем театре и его порядочности -- дело касается всего русского искусства.

Целый ряд знаменитых писателей, начиная с Гауптмана, Стриндберга, Шницлера и других, последовали примеру Метерлинка. Они присылают нам рукописи, не требуя от нас никаких гарантий, и просят поставить свои пьесы впервые в России. Этого мало. Без всякой с нашей стороны просьбы они добровольно дают обещание не печатать пьесы у себя на родине до тех пор, пока она не пройдет у нас. Метерлинк ждет второй год. Стриндберг -- полгода".

Станиславский указывал Гржебину, что не легко сразу переубедить публику по отношению к ложно понятой пьесе. "С Метерлинком мы такого риска на себя не примем и, как это ни грустно, принуждены будем итти на ск