Ты зрел его в кругу большого света. . . »

СРЕДСТВО И ЦЕЛЬ

Автограф неизвестен.

Первая публикация — Галатея . 1829. Ч. IX. № 44. С. 262, с подписью «Т...въ». Затем — РА . 1898. Кн. III. С. 253–254.

Так как цензурное разрешение Галатеи помечено 31 октября 1829 г., датируется не позднее этого срока.

Печатается по первой публикации.

 

 

ЗАВЕТНЫЙ КУБОК

 

(Из Гёте )

 

Автографы (2) — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 15. Л. 2–2 об., 3–3 об.

Первая публикация — Изд. СПб., 1886 . С. 392; затем — Изд. 1900 . С. 401.

Печатается по второму автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 237.

В первом автографе отсутствовала четвертая строфа («И в замок, что над морем...»), но для нее оставлено место на листе. Во втором автографе, беловом, все строфы переведены, строфы отделены и в последней — подчеркнуто слово «ретивое». В первом автографе есть вариант 2-й строки: «По гроб он верен был», стало — «По смерть он верен был». По-видимому, поэт сохранял верность зрительному образу: в стихотворении нет образа гроба, речь идет именно о смерти царя. Синтаксическое оформление: обилие тире в конце строк, особенно в беловом автографе: 1, 4, 6, 8, 11, 14, 16, 18, 20, 21, 22, 23-й.

Публикации различаются лишь в 12–й строке: «Но кубок не дает» (Изд. СПб., 1886 ), «Но кубка не дает» (Изд. 1900 ). В первом издании больше сохранены особенности тютчевского синтаксиса: тире в конце 1, 11, 14, 18, 19, 20, 21-й строк, в конце стихотворения — восклицательный знак. Все эти знаки, призванные передать оттенки тютчевской эстетической мысли и эмоции, исчезли в Изд. 1900 (тире сохранилось лишь в конце предпоследней строки).

Датируется 1830 г., так как автограф — на одном листе со стих. «Певец» (см. коммент . С. 343) (В.К .).

Тютчев перевел балладу Гёте — песню Маргариты из «Фауста», «Der König in Thule» («Король в Фуле» — нем .).

С точки зрения формы это редчайший случай, когда тютчевский перевод очевидно отличается от оригинала. У Гёте весьма четкая система рифмовки: на протяжении всей песни нечетные строки рифмуются с нечетными, четные — с четными (перекрестная рифма), у Тютчева же такая система рифмовки сохранена лишь в первой, предпоследней и последней строфах, а в остальных трех рифмуются лишь четные строки. Перевод Тютчева точно передает содержание оригинала не только в целом, но и во многих деталях, однако, как и в ряде других случаев, отличается тем, что некоторые из них в переводе теряют свойственную оригиналу конкретность. Так, у Тютчева неясно, умер ли король (царь), осушив кубок в последний раз (об этом можно только догадываться), у Гёте это сказано достаточно определенно (Л.Л ., М.М .).

 

 

НОЧНЫЕ МЫСЛИ

 

(Из Гёте )

 

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 6.

Первая публикация — Телескоп . 1832. Ч. IX. № 10. С. 154, с подписью «Ф. Тютчев», цензурное разрешение — 5 июля 1832 г.; затем— Изд. 1900 . С. 434.

Печатается по первой публикации.

Автограф беловой, скоропись. Л. почтовый, сдвоенный. Л. 6 об.— 7 чистые. На л. 6 ниже стихотворения — другое, «(Из Уланда)». На л. 7 об. начало письма рукой Элеоноры Федоровны Тютчевой<?>: «Lieber» («Любезный» — нем .), зачеркнуто; далее — «Pardon cher Comte si je Vous importune...» («Простите, любезный Граф, ежели я Вам докучаю...» — фр .). В 6-й строке: «Неудержно вас уводят Горы» (Л.Г .).

В автографе без названия; особенность синтаксиса, как часто у Тютчева — повторы тире в конце строк (2, 3, 5, 7, 10-й). Повторы этого знака как бы означают протяженность чувства, подчеркивается линия ассоциаций: беспредельность красоты звездного света — «беспредельность неба» — беспредельность любви. В Телескопе напечатано под названием «Ночные мысли (из Гёте)». Текст — автографа; синтаксис изменен. Не сохранены тире в конце строк, усилена восклицательно-восторженная интонация. В Изд. 1900 тоже с названием «Ночные мысли» (Из Гёте)», синтаксис модернизирован, тютчевские тире не сохранены.

Датируется на основании цензурной пометы — не позднее первой половины 1832 г.

Тютчев перевел стих. Гёте «Nachtgedanken» («Ночные мысли» — нем .) (В.К .). С точки зрения формы и содержания стихотворение может быть отнесено к разряду адекватных поэтических переводов. Оригинал и перевод написаны одической строфой по системе пятистопного хорея. В тексте перевода в пятой строке добавлена еще одна стопа. Возможно, высокой адекватности перевода способствовало то обстоятельство, что стихотворение Гёте относится к жанру возвышенной лирики, которая, по-видимому, была наиболее близка Тютчеву (Л.Л., М.М .).

Оры, Горы (греч . Horai) — богини времен года (ант. мифол .).

 

 

* * *

 

<Из «Фауста » Гёте >

 

Автографы (5) — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 4 об.; л. 4 об. и 1–1 об.; л. 4; л. 2–2 об.; л. 3. Отрывки I и II (автографы) воспроизведены в ЛН . 1932. Т. 4–6. С. 627–628.

Впервые был опубликован IV отрывок — Галатея . 1830. Ч. XI. № 5. С. 283–284, с подписью «Ф. Тютчев», цензурная помета — 30 января 1830 г. Затем — Совр . 1854. Т. XLV. С. 2; Изд. 1854 . С. 111–112; Изд. 1868 . С. 69–70; Изд. СПб., 1886 . С. 389–390; Изд. 1900 . С. 410–411. Отрывок II («Кто звал меня?») впервые опубликован — Изд. 1900 . С. 412–413; отрывки I, III, V впервые — Искусство . 1927. Кн. II–III. С. 167–169, Г.И. Чулковым (см. статью «Переводы Тютчева из «Фауста» Гёте». С. 164–170).

Печатается по автографам. См. «Другие редакции и варианты». С. 238.

В 1-м автографе есть правка, свидетельствующая о работе поэта, направленной на выравнивание стихотворного метра и усиление специфической (тютчевской) выразительности образа: в окончательном варианте появляются слова («морская хлябь...» «роет каменный свой брег», было — «И бьет о каменный свой брег»); слово «роют» употреблено и в 19-й строке — «воздух роют», а впоследствии и в стих. «О чем ты воешь, ветр ночной?» — «И роешь и взрываешь в нем...»; зарисовку «И хлябь морей с ее скалами» поэт заменил на — «И бездну вод с ее скалами...»: слово «бездна» — одно из главных в философском лексиконе Тютчева. То же относится и к слову «таинственную», появившемуся в 20-й строке («И цепь таинственную вьют», вместо первого варианта: «И жизни цепь, беснуясь, вьют»). Автограф перебелен, и в том и другом варианте выделены строфы-четверостишия.

Правка 5–8-й строк в автографе второго отрывка («Кто звал меня?..») говорит об архаизации поэтической речи с целью передать торжественно-первозданный голос явившегося Духа (вместо слов «голос» — «глас», вместо «Явился я!» — «И се предстал!», вместо «гигант» — «титан», слово с мифологическим подтекстом).

В автографах стоят прописные буквы в словах «Серафимы», «Всевышний», «Свет», «Ночи», «Землю», «Вседержитель», «Сила», «Духов», «так, Фауст Я», «твой равный Я», «Океан», «Смерть», «Рожденье», «Воля», «Рок».

Правка в автографе третьего отрывка («Чего вы от меня хотите...») в 4-й строке выражает колебания поэта в выборе слов почти синонимичных в романтической поэтике — «душа» и «сердце»; Тютчев отдал предпочтение последнему. В автографе, рядом со строкой «Где души кротче и нежней», сбоку он написал: «Там, где сердца и чище и нежней». Образ «чистого сердца» оказался для него притягательнее.

В автографе пятого отрывка («Державный дух! ты дал мне, дал мне все...») правка в 11-й строке — живописное уточнение картины (убрана темная краска: было — «в дуброве ль темной») и уравновешены составные части картины — «В дуброве ль, в воздухе, иль в лоне вод» — все существительные без зрительных определений. Работа над 21–22-й строками усилила выразительность образа месяца, его воздействия на душу человека. Первоначально в автографе был лишь образ «чистого месяца», с деепричастным оборотом «всеуслаждая». Последнее слово закрепилось в тексте и было добавлено определение месяца — «в сиянье кротком».

В первой публикации отрывка IV («Зачем губить в унынии пустом...») в Галатее  сохраняются особенности тютчевского синтаксиса — восклицательные знаки и многоточия в конце строк (9, 10, 16, 25, 28-й), вообще восклицательно-восторженные интонации (8, 34, 35-й строках). Заглавие — в скобках: («Из Фауста)», в то же время в начале стихотворения стоит слово «Фауст», обозначающее его дальнейший монолог, и пропуск трех строк, на которые указывают три ряда точек. В дальнейших изданиях пропуск строк не обозначен. В Совр . и дальнейших изданиях — расхождения с автографом: в 3-й строке: «Смотри, как хижины кругом»; 18-й: «И вдруг крыла таинственная мочь»; 21-й: «Передо мною день, за мною ночь»; 22-й: «У ног равнина вод — и небо над главою!»; 23-й: «Прекрасный сон... и суетный!.. прости!»; 26-й: «Но сей порыв, сие и вверх и вдаль стремленье»; 29-й: «И оживает в них порою». Печатный текст свидетельствует о модернизации тютчевской лексики: «ночь» — вместо «нощь», «вверх» вместо «ввыспрь», о выравнивании метра в 3-й строке, о внешне логическом упорядочении в 29-й строке.

Отрывок II («Кто звал меня?») опубликован в Изд. 1900 вместе с отрывком IV («Зачем губить в унынии пустом...»), и последний выдвинут на первое место (с цифрой «1»). Разночтения появились в 5-й строке: «Как! ты молил меня, как исступленный», в 6-й: «Да узришь лик, услышишь голос мой», 9-й: «Вдруг овладел, гигант, твоей душой?», 11-й: «Мир новый создала, взлелеяла, взрастила»; 18-й: «Проникнутый насквозь моим»; 23-й: «Событий бурю, житейский вал». Последние четыре строки в этом отрывке не были напечатаны.

Отрывок I («Звучит, как древле, пред тобою») — перевод первой сцены пролога на небесах, но Тютчев не назвал Рафаила, Гавриила, Михаила, участвующих в диалоге.

Отрывок II («Кто звал меня?..») — перевод части первой сцены— беседы Фауста с явившимся ему Духом.

Отрывок III («Чего вы от меня хотите») — перевод конца первой сцены, монолога Фауста.

Отрывок IV («Зачем губить в унынии пустом...») — перевод монолога Фауста из сцены «За воротами».

Отрывок V («Державный Дух! ты дал мне, дал мне все...») — перевод части сцены «Wald und Höhle» («Лес и пещера» — нем .), именно: монолога Фауста.

В письме поэта к И.С. Гагарину 7/19 июля 1836 г. сообщается: «По возвращении моем из Греции я принялся как-то в сумерки разбирать бумаги и уничтожил большую часть моих поэтических упражнений и лишь долго спустя заметил это. В первую минуту мне было несколько досадно, но я скоро утешил себя мыслью, что сгорела Александрийская библиотека. Тут был между прочим перевод первого акта из второй части Фауста, может быть, лучшее из всего...» Опираясь на это свидетельство, водяной знак на бумаге автографа — 1828, цензурную помету в Галатее , все отрывки можно датировать одним периодом жизни поэта — 1828–1829 гг.

Ж. «Пантеон» (1854. Т. XV. Кн. 6. Отд. IV. С. 10), назвав переводы Тютчева слабыми, имея в виду публикации в 45-м томе Совр ., выразил неудовлетворение переводом монолога Фауста, выделив в отрывке IV строки 5–6-ю, искаженно процитировал 9–10-ю, 17–19-ю, 26–27-ю и резюмировал: «Признаемся, что, читая подобные стихи, мы подумали, не принадлежат ли они перу г-на Овчинникова, также переводившего Фауста» (В.К .).

Общим для всех отрывков является их философское содержание. Но форма различна: первый написан ямбом и непрерывной изометрической строфой с перекрестной рифмовкой, второй — полиметрическим размером (ямб, хорей, анапест) по сменяющим друг друга схемам (смежной, перекрестной и сплетенной) рифмовки с гетерометрическими строками, третий — ямбической стопой с нарушениями и по разнообразным схемам рифмовки (сплетенная, смежная, перекрестная), четвертый — ямбической стопой с витой рифмовкой, пятый — пятистопным ямбом с наращениями в женских окончаниях и без рифм.

Это разнообразие форм Тютчев воспроизводит лишь в общих чертах. Так, в Отрывке I полиметричная строка подлинника во второй октаве перевода уступает место строго выдержанной ямбической строке с наращением одного слога при женских рифмах, а вместо смежной перекрестной и сплетенной рифмовки оригинала используются только первые. Ямбическая стопа оригинала с колеблющимся количеством стоп в строке (от четырех до шести) при переводе третьего отрывка реализована с меньшими колебаниями, чем в подлиннике. В переводе четвертого отрывка размер оригинала и система рифмовки сохранены. В переводе пятого отрывка размер подлинника в основном выдержан, но все мужские окончания строк заменены женскими. Переводы Отрывков III, IV, V (каждый в отдельности) на три строки длиннее, чем их оригиналы. Однако, даже отступая в чем-то от формы оригинала, Тютчев передает впечатление, производимое мелодикой немецкого стиха, что позволяет считать его перевод адекватным с формально-функциональной точки зрения.

По степени близости к оригиналу в плане содержания стихи Тютчева также можно отнести к собственно переводу, может быть, за исключением только конца Отрывка II, который следует считать вольным переводом. В переводе данного фрагмента сильно смещены акценты. В оригинале Дух более деятелен, чем в переводе, в оригинале он ткет одеяние для божества на ткацком станке времени и близок Фаусту не просто неким «сродством неодолимым», как у Тютчева, а своей необычайной деятельностной активностью. И вообще мотив восхищения деятельным, активным началом мирозданья, ясный и громкий в оригинале, у Тютчева звучит приглушенно.

В какой-то степени это можно сказать и о переводе других образно-философских высказываний в оригинале. Вот первый отрывок:

 

Und Stürme brausen um die Wette

Vom Meer aufs Land, vom Land aufs Meer?

Und bilden wütend eine Kette,

Der tiefsten Wirkund rinds umher.

 

 

В подстрочном переводе звучит так:

 

И бури (штормы) бушуют, соревнуясь друг с другом,

(Идут) с моря на сушу, с суши на море

И в бешенстве своем образуют цепочку

Глубочайших воздействий вокруг себя.

 

 

Речь идет о причинно-следственных взаимосвязях в природе. У Тютчева же «бури... цепь таинственную вьют» — романтическая многозначительность.

Что касается стилистического аспекта перевода, то здесь можно отметить то, что мы наблюдаем и в других переводах Тютчева — стремление к высокому стилю, даже с помощью архаизмов. Особенно это заметно в тех случаях, когда для архаичного или возвышенного языкового средства была совершенно очевидная альтернатива в виде простого (нейтрального) слова. Так, в начале второго отрывка у Тютчева мы находим:

 

«Кто звал меня?» —

                 «О страшный вид!» —

«Ты сильным и упрямым чаром

Мой круг волшебный грыз недаром —

И днесь...» —

                Твой взор меня мертвит.

 

 

У Гёте стоит слово «nun», которое соответствует столь же простому русскому слову «вот». Но Тютчев выбирает архаическое старославянское слово «днесь», которое усиливает торжественность, важность происходящего (Л.Л., М.М .).

 

* * *

 

(Из Шекспира )

<I. «Любовники, безумцы и поэты ...»> <II. Песня >

 

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 4–4 об.

Первая публикация — Молва . 1833. № 8, 19 января. С. 29–30. Затем — Совр . 1854. Т. XLV. С. 3–4; Изд. 1854 . С. 114–115; Изд. 1868 . С. 72–73; Изд. СПб., 1886 . С. 410; Изд. 1900 . С. 436–437.

Печатается по первой публикации. См. «Другие редакции и варианты». С. 239.

Автограф свидетельствует о значительной работе переводчика. Первоначально в 1-й строке вторым словом было «поэты» («Любовники, поэты и безумцы...»), оно приближено к слову «любовники», и его дальнейшая перестановка на конец строки вызвана скорее всего рифмой («поэты» — «слиты»), однако и образ влюбленного поэта не очень близок Тютчеву (ср. «Пускай любить он не умеет...» — «Не верь, не верь поэту, дева...»). Мотив безумия, сделавшись центральным в первой строке, стал главным во всем стихотворном отрывке. Работа над 10-й — 11-й строками сводится к выделению слова «создаст» (вместо «вызовет»), созидательная роль воображения оказывается главной идеей. В следующей строке автор заменил образ «поэта перст» на «поэта жезл», таким путем вырисовывая романтически-сказочный образ поэта-волшебника, наделенного чудодейственным жезлом. Последние две строки в отрывке имели вид: «Их претворяет в лица и дарит / Теням воздушным имя и жилище!» (стало: «Их претворяет в лица и дает / Теням воздушным местность и названье!..»). Смысл строк и образ поэта стали более точными: «дарить» что-либо «воздушным теням» как-то слишком невероятно, но «теням» «дает... названье» — более правдоподобно. Образы последней строки стали более обобщенными (вместо «имя и жилище» стало «местность и названье»), усилился широкий романтический смысл строки.

Во втором отрывке поэт продолжил обработку строк в том же направлении: в 8-й строке было — «Скорый саван обещал», переводчик заменил последнее слово на более романтическое — «провещал». В 12-й строке усилил идею активности злых сил, вторгающихся в жизнь: было — «Выпускают мертвецов!», стало — «Высылают мертвецов!».

Датируется по почерку концом 1820-х — началом 1830-х гг.

Текст во всех изданиях не различается. Лишь название стихотворений уточнялось. И если первоначально называли первый перевод «Из Шекспира», а второй — «Песня (из Шекспира)», то, начиная с Изд. СПБ., 1886 , стали заключать в скобки название первого стихотворения, а в Изд. 1900 изменен порядок печатания: вначале «Песня» («Заревел голодный лев...»), затем — «Любовники, безумцы и поэты...». Оба текста представляют собой переводы фрагментов из комедии В. Шекспира «Сон в летнюю ночь»; первый — слова Тезея из V действия, сцена 1-я; второй — песня Пукка из V действия, сцена 2-я. Тютчева-переводчика увлекло наиболее близкое романтикам произведение Шекспира (В.К .). Перевод отрывков из Шекспира адекватен оригиналу по форме и содержанию. Сохранены ритмика и семантика. Однако допущена декомпрессия текста: в оригинале содержится 11 строк, а в переводе — 13. Это не нарушает ритмику изложения, и можно считать, что перевод выполнен в соответствии с практикой, принятой в России в XIX в. (Л.Н .).

 

 

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 10. Л. 3 об.

Первая публикация — Гражданин . 1875. № 2. С. 38, с пометой: «Впервой половине 30-х годов». Затем — РА . 1879. Вып. 5. С. 128; ННС . С. 23; Изд. СПб., 1886 . С. 21; Изд. 1900 . С. 81.

Печатается по автографу.

Автограф беловой, стихотворение тщательно записано, синтаксически оформлено, строфы выделены. На том же листе после отделяющей черты — стих. «В толпе людей, в нескромном шуме дня...». Оба произведения объединяет образ дневного месяца.

В печатных текстах 1879, 1886 гг. 1-я строка — «Ты знал его в кругу большого света...»; здесь вместо «зрел» — «знал», но Тютчеву больше свойственно обращение не к знаниям, а к непосредственному видению (ср.: «Они не видят и не слышат...» — «Не то, что мните вы, природа...», повторяющийся в его стихах призыв «смотри...»). В изданиях отсутствуют прописные буквы в словах «Ночь» и «Бог», обновлен синтаксис.

Датируется на основании близости автографа черновым наброскам из «Фауста» 1828–1829 гг., а также сходством образа дневного месяца с переводом фрагмента из «Путевых картин» Гейне, вышедших в 1829 г. Однако М.П. Алексеев возводит тютчевский образ дневного месяца не к сочинению Гейне, а Жана Поля Рихтера (см. его работу: «Дневной месяц» у Тютчева и Лонгфелло / Поэтика и стилистика русской литературы. Л., 1971. С. 151–167).

Л.Н. Толстой выделял стихотворение и отчеркивал вторую строфу. см.: ТЕ . С. 145.