Лорд Джон и клуб адского пламени»

Диана Гэблдон

«Лорд Джон и Клуб Адского Пламени»

Перевод Бобровой Ирины и Коровиной Юлии

«Лорд Джон и Клуб адского пламени» – это одна из трех новелл из книги «Лорд Джон и шайка дьяволов». Другие две новеллы называются «Лорд Джон и суккуб» и «Лорд Джон и призрак солдата». В этих трех рассказах лорд Джон поклянется отомстить за убийство, узнает об ужасных «ночных ведьмах» на полях сражений Европы и обнаружит измену на службе Его Величества.

В «Адском Пламени» лорд Джон расследует смерть рыжеволосого человека в Лондоне XVIII века. Напряжение начинает нарастать по мере того, как Джона Грея вовлекают в дела сэра Фрэнсиса Дэшвуда и его скандально известного «Клуба Адского Пламени». Внезапно собственная жизнь лорда Джона оказывается в опасности!

Глава 1

Лондон, 1756

Джентльменский клуб «Общество любителей английского бифштекса»

ЛОРД ДЖОН ГРЕЙ РЕЗКО ОТВЕРНУЛСЯ ОТ ДВЕРИ. Нет. Нет, он не должен поворачиваться и смотреть. В поисках чего-то другого, на чем можно сфокусировать свой взгляд, он уставился на шрам Кворри.

– Выпьете со мной, сэр? – едва дождавшись, когда стюард клуба нальет вина спутнику, Гарри Кворри осушил свой бокал кларета и тут же протянул его для добавки. – И, может быть, еще один – в честь вашего возвращения из ледяной ссылки? – Кворри поднял бокал снова и, широко улыбнувшись, подмигнул, но шрам стягивавший уголок глаза, сделал это подмигивание почти похотливым.

Лорд Джон слегка наклонил свой бокал в знак приветствия и едва пригубил содержимое. Сдерживая себя, он не спускал глаз с лица Кворри, чтобы не повернуться и не начать разглядывать позади огненную вспышку, которая привлекла его внимание в коридоре.

Шрам Кворри побледнел, сжался и сократился до тонкой белой ниточки, о наличии которой можно было догадаться только по искривленной румяной щеке. Ведь если бы не это, шрам мог бы затеряться среди других следов тяжелой жизни, но он оставался видимым «почетным знаком», как совершенно явно считал его владелец.

– Любезно с вашей стороны заметить мое возвращение, сэр, – произнес Грей. Его сердце стучало в ушах, заглушая слова Кворри – не великая потеря для разговора.

«Это не он, – подсказывало благоразумие, – этого просто не может быть». Но разум не имел ничего общего с тем буйством чувств и всплеском ощущений, которые охватили Джона от затылка до ягодиц, как будто хотели сорвать с места и заставить догнать того рыжего мужчину, которого он мельком увидел.

Кворри грубо пихнул его локтем – очень даже желательное напоминание в данных обстоятельствах.

– ...среди дам, да?

– А?

– Я говорю, что ваше возвращение заметили кое-где еще. Моя невестка попросила меня передать свое почтение и узнать, где вы собираетесь жить. Останетесь в полку?

– Нет, я остановился в доме моей матери на Джермин-стрит, – обнаружив, что его бокал все еще полон, Грей поднял его и с жадностью выпил. Кларет «Бифштекса» был превосходной выдержки, но Джон почти не ощутил его букет. В коридоре послышалась перебранка – голоса звучали на повышенных тонах. 

– Вот как. Я сообщу ей, тогда; ожидайте приглашения с утренней почтой. Люсинда положила на вас глаз для своей кузины. Хочу сказать, что у нее имеется целая куча бедных, но вполне хорошеньких родственниц, которых она стремится удачно выдать замуж, – Кворри улыбнулся во весь рот. – Имейте в виду.

Грей вежливо кивнул. Он уже привык к таким предложениям. Будучи самым младшим из четырех братьев, титул он получить не мог, но его фамилия была древней и благородной, а внешность – не лишенной привлекательности… И, он не нуждался в богатой невесте – ему хватало и своих собственных средств.

Дверь распахнулась, и по комнате прошелся такой сквозняк, что в очаге, словно адское пламя, вспыхнул огонь, рассыпав искры по турецкому ковру. Грей мысленно поблагодарил за этот взрыв жара, оправдавший румянец, который, как он чувствовал, залил его щеки.

Ничего похожего. Конечно, совершенно не похож. Другого такого нет. И все же, в эмоциях, которые наполнили грудь, было столько же разочарования, сколько и облегчения.

«Да, мужчина высок, но не настолько. Худого телосложения, почти хрупкий. И молодой, моложе того, тридцатилетнего с хвостиком, почти на десяток лет, – рассуждал Грей. – Но волосы… Да, волосы в точности такие же».

– Лорд Джон Грей, – Кворри прервал раздумья молодого человека, дернув его за рукав, и повернул к себе. – Позвольте мне познакомить вас с моим кузеном, мистером Робертом Джеральдом.

Мистер Джеральд коротко кивнул, затем, похоже, овладел собой. Подавив все эмоции, что заставили прилить кровь к его светлой коже, он поклонился, затем устремил свой взор на Грея в искреннем внимании.

– К вашим услугам, сэр.

– И к вашим.

«Не медного и не цвета моркови – темно-красные, почти рыжие, ярко блестящие с прожилками киновари и золота. Глаза не голубые, слава Богу! А, скорее, мягкие, светло-карие».

У Грея пересохло во рту. К его облегчению Кворри предложил выпить чего-нибудь освежающего и, с согласия Джеральда, щелкнул пальцами, подзывая стюарда, который направил всех троих в угол комнаты к креслам с подлокотниками, где над менее общительными членами «Бифштекса» туман табачного дыма висел, словно укрывающий занавес.

– Кого это я слышал в коридоре? – спросил Кворри, как только они устроились. – Бабба-Додингтона? Голос у него как у уличного торговца. [Настоящее имя Джордж Бабб-Доддингтон лорд Мелкомб (1691-1762), английский политический деятель – прим. пер.]

– Я… он… Да, это был он, – бледная кожа мистера Джеральда, не совсем еще оправившегося от давешнего волнения, вспыхнула вновь, к явному веселью Кворри.

– Ого! И какое такое вероломное предложение он сделал тебе, юный Боб?

– Никакое. Он… Приглашение, которое я не хотел принимать, вот и все. Тебе обязательно кричать так громко, Гарри? – в этом конце комнаты было холодно, и Грей подумал, что мог бы согреть руки от пылающих гладких щечек Джеральда.

Кворри фыркнул от смеха, оглянувшись на соседние кресла.

– Кто услышит? Старик Коттерилл глухой, как пень, и полудохлый генерал? Да и в любом случае, зачем так волноваться, если вопрос столь невинный, как ты говоришь? – внезапно поняв, Кворри повернулся и направил свой проницательный взгляд на кузена.

– Я не говорил, что невинный, – сухо ответил Джеральд, снова восстановив самообладание. – Я сказал, что отказался принимать его. И это все, Гарри, что ты услышишь, так что прекрати смотреть на меня столь пронзительно. Это может сработать с твоими подчиненными, но не со мной.

Грей рассмеялся, а через мгновение и Квори присоединился к нему. Он хлопнул Джеральда по плечу и посмотрел лукаво.

– Мой кузен – образец рассудительности, лорд Джон. Но так и должно быть, правда?

– Я имею честь служить младшим секретарем премьер-министра, – объяснил Джеральд, видя, что Грей не понимает. – Хоть тайны правительства и скучны, по крайней мере, по меркам Гарри, – он ехидно улыбнулся своему кузену, – они не мои, чтобы ими делиться.

– О, ну, во всяком случае, лорду Джону это точно не интересно, – философски произнес Кворри, опрокинув уже третий бокал выдержанного кларета с такой неуважительной скоростью, которая больше подходила для пóртера. Грей заметил, как пожилой стюард закрыл глаза в тихом ужасе от этого акта осквернения, и улыбнулся про себя… Или так он думал, пока не поймал мягкий взгляд карих глаз мистера Джеральда и соответствующую улыбку соучастия на его губах. 

– Это мало кому интересно, кроме тех, кого касается непосредственно, – сказал Джеральд, все еще улыбаясь Грею. – Вы же знаете, что самые ожесточенные бои – это те, где очень мало стоит на кону. Но что интересует вас, лорд Джон, если не политика?

– Недостатка в интересе нет, – ответил Грей, смело посмотрев в глаза Роберта Джеральда. Нет, уж точно это не от отсутствия интереса. – Незнание, скорее. Меня не было в Лондоне некоторое время; на самом деле, я совсем потерял... связь.

Неосознанно сжав рукой бокал, он медленно провел большим пальцем вверх, лаская гладкую прохладную поверхность, как будто это чья-то плоть. Увидев вспышку синего от кольца с сапфиром, которое носил, Грей спешно поставил бокал. «Возможно, это сигнал предостережения, – подумал он с иронией, – предупреждение о бурных волнениях, ожидающих впереди».

И все же разговор шел гладко, несмотря на шутливый допрос Кворри относительно последней должности Грея в дебрях Шотландии и предположений, относительно будущих перспектив собрата-офицера. Поскольку первое было terra prohibita, а последнее – terra incognita [лат. - запретная тема и неизвестная земля – прим. пер.], Грей мало что мог сказать в ответ, и разговор перешел на другие темы: лошадей, собак, полковые сплетни и другие приличные мужские интересы.

Все же, время от времени, Грей чувствовал прикованный к нему изучающий взгляд карих глаз, который и скромность, и осторожность запрещали ему толковать. Не удивительно, однако, что на выходе из клуба они с Джеральдом оказались одни в вестибюле – Кворри задержал проходивший мимо знакомый.

– Я неприлично навязываюсь, сэр, – произнес Джеральд, подойдя почти вплотную, чтобы слова, сказанные тихим шепотом, не долетели до ушей слуги, который придерживал дверь. – Но я хотел попросить вас об одолжении, если только это не будет совершенно нежелательно для вас? 

– Я полностью в вашем распоряжении, уверяю вас, – произнес Грей, чувствуя, как теплоту от кларета в крови сменил более сильный прилив внутреннего жара. 

– Я хочу… То есть, у меня имеются некоторые сомнения относительно обстоятельств, о которых я узнал. Так как вы совсем недавно прибыли в Лондон… Значит, у вас есть преимущество увидеть все свежим взглядом, которого мне в корне не хватает из-за моей вовлеченности. Нет никого... – он подыскивал слова, затем внезапно обратил глубоко несчастный взгляд на лорда Джона. – Я никому не могу довериться! – внезапно сказал он страстным шепотом и с удивительной силой схватил лорда Джона за руку. – Это может быть мелочь, вообще пустяк. Но мне нужна помощь.  

– Вы получите ее, если это в моих силах, – Грей коснулся схватившей его руки – пальцы Джеральда были холодными. В коридоре за их спинами послышался громкий и веселый голос Кворри.

– На Бирже около Торговой галереи, – быстро произнес Джеральд. – Сегодня вечером, сразу после наступления темноты, – убрав ладонь с руки Грея, Джеральд ушел, его мягкие длинные волосы ярким пятном выделялись на фоне синего плаща. 

ВЕСЬ ДЕНЬ ГРЕЙ ПОТРАТИЛ на необходимые дела с портными и адвокатами, а затем нанес визиты вежливости давно забытым знакомым, пытаясь заполнить свободные часы, которые оставались до наступления темноты. Так как Кворри болтался без дела, он добровольно предложил сопровождать лорда Джона, а тот не стал возражать. Грубоватый, но веселый разговор Кворри ограничивался картами, выпивкой и шлюхами. Грея с ним почти ничего не связывало, кроме полка. И Ардсмуира.

Когда после своего возвращения он в первый раз увидел Кворри в клубе, то решил уклониться от встречи с ним, чувствуя, что лучше всего похоронить воспоминания. И все же... Можно ли по-настоящему похоронить память, когда ее воплощение все еще живо? Грей мог бы забыть умершего человека, но не того, кто просто отсутствовал. И пламя волос Роберта Джеральда разожгло тлеющие угли, которые, как Джон думал, благополучно погасли.

Высвобождая шинель из хватки назойливого нищего, Грей подумал, что, возможно, неразумно раздувать эту искру. Открытый огонь опасен, и Грей знал это, как и любой человек. И все же... Долгое блуждание в лондонской толпе и часы навязанного общения наполнили его такой неожиданной тоской по тишине Севера, что он вдруг понял, насколько велико его желание хотя бы просто поговорить о Шотландии, если ничто другое невозможно.

Занимаясь своими делами, они с Кворри прошли мимо Королевской Биржи, и лорд Джон украдкой взглянул на Торговую галерею с ее яркими красками и рваными плакатами, с кричащими толпами лоточников и бродяг, и почувствовал легкий спазм предвкушения. Уже наступила осень, и темнеет рано.

Теперь они шли вдоль реки. В извилистых переулках раздавались голоса кричащих продавцов моллюсков и торговцев рыбой, и холодный ветер, наполненный бодрящими ароматами смолы и древесной стружки, надувал их шинели, словно паруса. Кворри повернулся и указал на кофейню, махнув рукой над головами проходящей толпы; Грей кивнул в ответ, опустил голову и начал пробираться к входу.

– Такая давка, – произнес лорд Джон, прокладывая себе путь вслед за Кворри в относительный покой небольшой, пропахшей пряностями, комнаты. Он снял свою треуголку и с любовью поправил кокарду, сбитую набекрень от столкновения с простолюдинами. Будучи на два дюйма ниже ростом, чем общая масса, Грей, проходя сквозь толпу, ощущал себя в невыгодном положении.

– Я забыл, что Лондон – это бурлящий муравейник, – глубоко вздохнув, он схватил быка за рога и выпалил: – Уж точно, полная противоположность Ардсмуиру.

– Я уже и думать перестал об этой проклятой пустынной дыре Шотландии, – ответил Кворри, – пока вы не объявились сегодня утром в «Бифштексе» и не напомнили мне о моих подарках судьбы. За муравейники! – он поднял дымящуюся чашечку, которая, как по волшебству появилась в его руке, и, церемонно поклонившись Грею, выпил и вздрогнул – то ли вспомнив о Шотландии, то ли из-за качества кофе. Кворри нахмурился и потянулся за сахарницей.  

– Слава Богу, мы оба благополучно выбрались оттуда. Можно отморозить свою задницу, как в помещении, так и на улице, когда долбанный дождь проникает в каждую трещину и окна, – Кворри снял парик и, совершенно не стесняясь, почесал свою лысеющую макушку, затем напялил его снова.

– Никакого общества, кроме проклятых, упрямых шотландцев; ни разу не было шлюхи, с которой я не чувствовал бы, что она отрежет мое хозяйство, пока обслуживает. Клянусь, еще один месяц там, и я приставил бы пистолет к виску, если бы вы не прибыли освободить меня, Грей. Кто из бедолаг сменил вас? 

– Никто, – заразившись зудом от Кворри, Грей рассеянно почесал свою собственную светловолосую голову. Он посмотрел на улицу: бурное движение там все еще продолжалось, но шум толчеи милосердно приглушало витражное стекло. Один портшез столкнулся с другим, и их носильщики потеряли равновесие в толпе. – Ардсмуир больше не тюрьма: всех заключенных отправили на каторгу. 

– На каторгу? – Кворри удивленно поджал губы, затем осторожно сделал маленький глоток. – Что ж, так им и надо, жалкие ублюдки. Хм! – он хмыкнул и покачал головой над кофе. – Большинство из них ее абсолютно заслуживают. Разве что Фрейзера жалко… Вы помните человека по имени Фрейзер? Крупный рыжеволосый парень? Один из якобитских офицеров... и джентльмен. Он нравился мне, – сказал Кворри, его грубовато-жизнерадостное лицо слегка посерьезнело. – Очень жаль. Вы находили повод разговаривать с ним? 

– Да, иногда.

Грей ощутил, как внутри все привычно сжалось, и отвернулся, чтобы не выдать себя. Оба портшеза теперь стояли на земле, а их носильщики орали и толкались. Забитая постоянным движением торговцев и подмастерьев, улица и так была узкой; покупатели, которые остановились, чтобы посмотреть на перебранку, сделали проход вообще невозможным.

– Вы хорошо его знали? – Грей ничего не мог с собой поделать. Станет ли ему легче или он будет страдать, но он чувствовал, что теперь у него нет выбора, кроме как говорить о Фрейзере… И Кворри был единственным человеком в Лондоне, с которым он мог разговаривать о нем. 

– О, да… Ну, настолько, насколько вообще можно узнать человека в подобной ситуации, – небрежно ответил Кворри. – Раз в неделю он обедал в моем кабинете; разговаривает очень вежливо и хороший игрок в карты, – Гарри поднял мясистый нос от чашечки, щеки вспыхнули румянцем, как от обычного пара. – Он не из тех, кто вызывает жалость, конечно, но едва ли можно удержаться и не посочувствовать его положению.  

– Сочувствие? И все же вы оставили его в кандалах.

 Услышав едкость в словах Грея, Кворри резко поднял глаза.

– Мне, может быть, и нравился этот человек, но я не доверял ему. Особенно после того, что случилось с одним из моих сержантов.

– А что произошло? – лорду Джону удалось задать вопрос, придав ему оттенок лишь легкого интереса.

– Несчастный случай. Вдруг утонул в пруду возле каменного карьера, – сказал Кворри, и, положив несколько чайных ложечек колотого сахара в свежий кофе, принялся энергично размешивать. – Или так я написал в отчете, – он поднял взгляд от своей чашки и криво подмигнул Грею. – Мне нравился Фрейзер. А на сержанта – плевать. Но никогда не думайте, что человек беспомощен, Грей, только потому, что он в оковах.

 Лорд Джон отчаянно пытался придумать повод узнать больше, не выдавая при этом своего страстного интереса.

– Так вы считаете… – начал он.

– Смотрите, – произнес Кворри, внезапно вставая со своего места. – Смотрите! Будь я проклят, если это не Боб Джеральд!

Лорд Джон быстро повернулся на своем стуле. Так и есть: послеполуденное солнце заискрилось на огненной голове, когда ее владелец, согнувшись, появился из одного из остановившихся портшезов. Выпрямившись, Джеральд с недоумением нахмурился и начал пробираться к группке воинственно настроенных носильщиков.

– Интересно, что происходит? Конечно… Эй! Держите! Держите мерзавца! – заорав, Кворри оставил свой недопитый кофе и помчался к двери.

Грей, будучи на пару шагов позади, увидел не больше, чем вспышку металла на солнце и короткое удивление на лице Джеральда. Потом с криками ужаса толпа сошлась, и множество напряженных спин загородили ему обзор.

 Он стал пробиваться сквозь кричащую толпу, безжалостно и без угрызений совести нанося удары эфесом шпаги, чтобы расчистить себе путь.

Джеральд лежал на руках одного из носильщиков, и рассыпавшиеся пряди волос закрывали лицо. Колени молодого человека напряглись в агонии, а свои сжатые в кулаки руки он крепко прижимал к разрастающемуся на жилете пятну.

Кворри уже находился рядом, размахивая шпагой перед толпой и выкрикивая угрозы, чтобы удержать зевак на месте, затем с ненавистью оглянулся вокруг, пытаясь обнаружить противника и пронзить его.

– Кто? – крикнул он носильщикам, лицо его переполняла ярость. - Кто это сделал?

Бледные лица вокруг поворачивались, беспомощно переглядываясь, но никто никого не нашел: противник сбежал, и его носильщики вместе с ним.

Не обращая внимания на грязь, Грей опустился на колени в сточной канаве, и негнущимися холодными руками пригладил рыжие волосы назад. В воздухе стояли густые и горячие запахи крови и фекалий из проткнутого кишечника. Грей достаточно много бывал на полях сражений, чтобы понять правду еще до того, как увидел стекленеющие глаза на бледном лице. От этого зрелища он почувствовал сильную, резкую боль, как если бы его собственные кишки тоже пронзили.

На него смотрели широко раскрытые карие глаза, в глубине которых сквозь шок и боль промелькнула искра узнавания. Понимая ненужность жеста, Грей взял руку умирающего и погладил по ней. Губы Джеральда беззвучно зашевелились, отчего в уголке рта надулся пузырь красной слюны.

– Скажите мне, – Грей с горячностью нагнулся к уху мужчины, и почувствовал легкое прикосновение мягких волос к своим губам. – Скажите мне, кто сделал это, и я отомщу за вас. Клянусь.

Лорд Джон почувствовал легкую судорогу пальцев в своей руке и сильно сжал их, как будто пытался передать часть своей собственной силы Джеральду – достаточной для одного слова или имени.

Мягкие губы побелели, кровяной пузырь стал больше. Джеральд с усилием натянул уголки рта, обнажив зубы в предсмертной улыбке, отчего пузырь лопнул, и брызги крови полетели на щеку Грея. Потом губы вытянулись, сжались так, словно приглашали к поцелую, и Джеральд умер, его большие карие глаза стали пустыми.

Кворри орал на носильщиков, требуя объяснений. От стен улиц близлежащих переулков эхом отдавались крики, и новости разлетались с места убийства, словно летучие мыши из ада.

Грей, молча, стоял на коленях около мертвеца в зловонии крови и опорожнении кишечника. Он осторожно положил руку Джеральда на его раненую грудь и рассеянно вытер кровь со своей руки о шинель.

Его внимание привлекло движение. Гарри Кворри встал на колени по другую сторону тела, достав большой перочинный нож. Его лицо стало таким же бледным, как шрам на щеке. Осторожно перебирая распущенные окровавленные волосы Джеральда, он вытянул чистый локон и отрезал его. Солнце садилось, и лучи его, попав на волосы, ярким пламенем отразились на завитке.

– Для его матери, – объяснил Кворри. Плотно сжав губы, он свернул сверкающую прядь и бережно спрятал ее.

Глава 2

ДВА ДНЯ СПУСТЯ ПРИШЛО ПРИГЛАШЕНИЕ, а вместе с ним – записка от Гарри Кворри. Леди Люсинда Джеффри будет рада увидеть лорда Джона Грея на вечернем приеме в «Джеффри-Хаусе». В записке Кворри просто говорилось: «Приходите. У меня есть новости».

«Ни раньше, ни позже», – подумал Грей, отбросив записку в сторону. Два дня после смерти Джеральда были наполнены безумной деятельностью, связанной с допросами и размышлениями… Да только все без толку. Каждый лоток и каждую лавку на Форби-стрит основательно перевернули, но никаких следов нападавшего или его сподручников не обнаружили: они исчезли в толпе, как безликие муравьи.

«По крайней мере, это доказывало одно, – думал Грей. – Нападение спланировали. То есть, это не случайный эпизод уличной расправы». Чтобы напавший исчез так быстро, он должен был выглядеть как простолюдин, так как преуспевающий купец или дворянин выделялись бы своим поведением и покроем одежды. Портшез явно наняли; никто не вспомнил, как выглядел тот, кто в нем находился, а имя нанимателя, что не удивительно, оказалось вымышленным.

Лорд Джон беспокойно проглядел остальную почту. Пока что все другие пути расследования оказались бесплодными. Никакого оружия не нашли. Вместе с Кворри они разыскивали швейцара из «Бифштекса» в надежде, что тот слышал хоть что-нибудь из разговора между Джеральдом и Баббом-Додингтоном, но человек оказался временным слугой, нанятым всего лишь на день, и после этого, забрав свою заработную плату, исчез, несомненно, чтобы пропить ее.

Грей собирал от знакомых любые слухи о врагах Роберта Джеральда, но когда таковых не обнаружилось, – любые истории о покойном, которые могли хоть как-то прояснить мотивы преступления. Джеральда явно немного знали в правительственных кругах и в приличном обществе. Но больших денег у него не водилось, так что и завещать особо нечего, никаких наследников, за исключением матери, никаких намеков на любые романтические связи… Короче говоря, не было ни единой подсказки, ни одной ниточки, которые могли бы привести к той чертовой смерти на Форби-стрит.

Джон замер, увидев незнакомую печать. В письме, подписанном неким Д. Баббом-Додингтоном, высказывалась просьба о встрече на несколько минут в любое удобное для Джона время… И отмечалось, что сам БД будет присутствовать на приеме в «Джеффри-Хаус», если лорд Джон так же приглашен.

Грей вновь взял приглашение и обнаружил под ним еще один сложенный лист бумаги. Развернув его, он увидел листовку с напечатанным стихотворением, или, по крайней мере, текстом в стихотворной форме под названием «Пятно удалено». Не в рифму, и не лишенные грубого остроумия, дурные стишки рассказывали историю «о распутнике», чьи непристойные поступки оскорбляли общественность, пока «скандал не вспыхнул, кроваво-красный, как отвратительный цвет его волос». И появился неизвестный спаситель, чтобы уничтожить извращенца, вернув, таким образом, первоначальную чистоту репутации общества.

Лорд Джон еще не завтракал, а от прочитанного и вовсе потерял остатки аппетита. Он отнес памфлет в малую гостиную и тщательно сжег его.

«ДЖЕФФРИ-ХАУС» ОКАЗАЛСЯ НЕБОЛЬШИМ, но элегантным особняком из белого камня, рядом с Итон-сквер. [одна из самых больших площадей Лондона, и адрес сразу даёт представление о социальном положении адресата – прим. пер.]. Грей никогда не бывал здесь прежде, но дом славился выдающимися зваными вечерами, которые очень часто посещали те, кто имел вкус к политике, поскольку сэр Ричард Джеффри, старший сводный брат Кворри, имел в тех кругах довольно сильное влияние.

Поднимаясь по мраморным ступеням, Грей увидел перед собой члена парламента и первого лорда Адмиралтейства, занятых разговором, и отметил немалое количество довольно элегантных экипажей, стоящих неподалеку на улице. Значит, повод серьезный. Он немного удивился, что леди Люсинда развлекалась с таким размахом сразу же после убийства своего кузена… Кворри говорил, что она любила Джеральда.

Сам Кворри стоял на пороге, как говорится, qui vive – на чеку, и как только объявили Грея, он выхватил его за руку из медленно движущейся очереди приглашенных и повел в укрытие чудовищного растения, которое стояло в углу бального зала, сливаясь в небольшие джунгли с несколькими своими собратьями.

– Значит, вы пришли, – произнес Кворри без надобности.

Увидев, насколько его товарищ изможден, Грей просто сказал:

– Да. Какие новости?

Усталость и страдания лишь заострили прекрасные черты лица Грея, а вот внешности Кворри придали необыкновенную лютость, сделав его похожим на большую сварливую собаку.

– Вы видели это… этот… отвратительный кусок дерьма?

– Листовку? Да, а где вы взяли ее?

– Да они по всему Лондону; не только вот это конкретное сочинение – много других, столь же мерзких или еще хуже.

 Грей почувствовал укол неловкости.

– С подобными обвинениями?

– Что Роберт Джеральд – педераст? Да, и хуже того, что он был членом пресловутого содомитского общества, сборища, целью которого... Ну, вы знаете о таких делах? Отвратительно!

Грей не понял, относилось ли это последнее ругательство к существованию подобных обществ вообще, или же к тому факту, что имя Джеральда теперь упоминается в связи с ними. В результате чего он весьма осторожно стал подбирать слова.

– Да, я слышал о таких обществах.

Лорд Джон действительно знал, хотя и не из личного опыта. Поговаривали, что такие общества весьма распространены, и Грею было известно о множестве подобных таверн и задних комнатах в них, не говоря уже о скандально известных «Молли-Хаусах», где... Однако брезгливость и осторожность препятствовали любому тщательному исследованию подобных заведений. [Молли-дом – термин, используемый в Англии XVIII-го и XIX-го века для обозначения места встречи гомосексуальных мужчин – прим. пер.]

– Нужно ли говорить, что… что, эти обвинения лживы… что в них нет ни малейшего намека на правду? – избегая смотреть на Грея, спросил Кворри с некоторым трудом. Грей положил руку на рукав Кворри.

– Нет, вы могли бы и не говорить. Я уверен в этом, – спокойно ответил Грей. Кворри поднял глаза, смущенно улыбнулся и быстро сжал его руку.

– Спасибо, – сказал он, дрогнувшим голосом.

– Но если это не так, – заметил Грей, давая Кворри время справиться с эмоциями, – тогда такое быстрое распространение слухов говорит об организованной клевете. И это само по себе очень странно, не думаете?

 Очевидно, Кворри так не думал, потому что смотрел непонимающе.

– Кто-то хотел не только уничтожить Роберта Джеральда, – объяснил Грей, – но посчитал необходимым также очернить его имя. Зачем? Человек мертв; кому нужно погубить еще и его репутацию?

Кворри удивился, затем нахмурился, и, сдвинув брови, задумался.

– Клянусь Богом, – медленно произнес он, – будь я проклят, вы правы. Но кто?.. – Кворри замолчал, задумчиво посмотрев на группку гостей.

– А премьер-министр здесь? 

Грей посмотрел сквозь свисающую листву. Это был небольшой, но блестящий вечер и довольно особый: приглашено не более сорока гостей, и все принадлежали к эшелонам власти. Никаких жеманных щеголей и слоняющихся без дела болтушек; дамы здесь, что и говорить, представляли изящество и красоту, но именно мужчины – те, кто имели значение. Присутствовали несколько министров, лорд Адмиралтейства, помощник министра финансов... Грей замер, чувствуя, как будто кто-то ударил его кулаком в живот.

Кворри шептал ему на ухо, объясняя что-то про отсутствие премьер-министра, но Грей больше его не слушал. Он боролся с желанием поглубже спрятаться в тени.

Джордж Эверетт выглядел хорошо… Действительно, очень хорошо. Напудренный парик оттенял черноту его бровей и прекрасные темные глаза под ними. Упрямый подбородок и длинный подвижный рот… Указательный палец Грея невольно дернулся, по памяти прослеживая его линию.

– С вами все в порядке, Грей? – грубый голос Кворри напомнил о себе.

– Да. Пустяковое недомогание, не больше, – Грей отвел глаза от стройной фигуры Эверетта, ослепительной в одежде черного и бледно-желтого цветов. В конце концов, это только вопрос времени: он знал, что они встретятся снова… И, по крайней мере, его не застигли врасплох. С усилием он вернул свое внимание к Кворри.

– А новости, о которых вы упоминали. Неужели это…

Кворри прервал его и, схватив за руку, вытащил из укрытия деревьев в гущу праздника.

– Смотрите, вон Люсинда. Она хочет познакомиться с вами.

Леди Люсинда Джеффри оказалась маленькой и полненькой, свои темные волосы она не напудрила, а гладко зачесала, скрепив локоны украшением из перьев фазана, которое отлично гармонировало с ее красновато-коричневым платьем. Если бы ее простоватое кругленькое лицо было чуть более выразительным, то в нем в полной мере проявились бы и черты характера. Но ее опухшие веки опустились на глаза, заложив под ними тени, которые она даже не удосужилась загримировать.

Склонившись над ее рукой, лорд Джон вновь задался вопросом: что заставило ее открыть двери своего дома этим вечером, ведь она явно очень страдала.

– Милорд, – прошептала она, в ответ на его любезности. Потом подняла взгляд, и Грей сильно удивился. Ее миндалевидные глаза были красивыми, светло серого цвета... И, несмотря на покрасневшие веки, ясными и пронзительно умными.

– Гарри сказал мне, что вы были с Робертом, когда он умер, – тихо, но отчетливо произнесла леди Люсинда, глядя Грею прямо в глаза. – И что вы предложили свою помощь в поисках подонка, который сделал это.

– Да, это так. Искренне соболезную вам, миледи.

– Благодарю вас, сэр, – она кивнула в сторону залы, яркой от гостей и горящих свечей. – Несомненно, вы сочтете странным, что мы развлекаемся, когда моего кузена так недавно и подло убили?

Грей хотел было возразить, но она не позволила ему, продолжив прежде, чем он успел что-то сказать.

– Так пожелал мой муж. Он сказал, что мы не должны… трястись и дрожать, поверив какой-то клевете, и настоял на том, что нам придется либо смело противостоять случившемуся или же пострадать от позорного скандала, – смяв платок в ладони, она плотно сжала губы, но в серых глазах не появилось ни слезинки. 

– Ваш муж – мудрый человек.

А это мысль: сэр Ричард Джеффри был уважаемым членом парламента, который отлично разбирался в политике, водил важные знакомства с власть имущими… и имел деньги, чтобы влиять на них. Могло ли убийство Джеральда и эти посмертные попытки опорочить его в какой-то мере ударить по сэру Ричарду?

Грей призадумался: он еще не говорил Кворри о просьбе Джеральда в клубе. «Я никому не могу довериться», – сказал Джеральд, по-видимому, включая и своего кузена. Но Джеральд погиб, и долг Грея теперь состоял не в том, чтобы хранить секреты, а чтобы отомстить. Музыканты перестали играть; кивком головы Грей пригласил своих собеседников обратно в укрытие джунглей.

– Мадам, я очень недолго имел честь быть знакóм с вашим кузеном. Однако, когда я встретил его... – в нескольких словах он сообщил своим слушателям последнюю просьбу Роберта Джеральда. – Может быть, кто-то из вас знает, что его беспокоило? – спросил Грей, переводя взгляд с одного на другого. Музыканты снова заиграли, звуки скрипки и флейты взлетели над рокотом разговора.

– Он просил вас встретиться с ним на Бирже? – по лицу Кворри пробежала тень. Если Гропекант-стрит была главной улицей женской проституции, то Королевская Биржа – ее мужским двойником, по крайней мере, после наступления темноты. [Название Гропекант-стрит образовано от слов grope (искать) и cunt (влагалище). Обычная практика для средневековых названий улиц, отражающих их функций, начиная примерно с 1230 г. – прим. пер.]

– Это ничего не означает, Гарри, – произнесла Люсинда. Ее горе сменилось любопытством, и полненькая фигурка вытянулась. – Биржа – место, где встречаются ради любых интриг. Я уверена, что выбор места для встречи не имеет ничего общего с… с этими оскорбительными обвинениями, – леди Люсинда нахмурилась. – Но я не знаю ничего, что могло вызвать такое беспокойство у моего кузена, а ты Гарри?

– Если б я знал, то сказал бы, – произнес Кворри раздраженно. – Но раз уж он считал, что я не подхожу для признаний…

– Вы упоминали о каких-то новостях, – прервал его Грей, стремясь предотвратить язвительные упреки. – Что это за вести?

– О, – Кворри на секунду замолчал, раздражение исчезло. – Я разузнал, что за приглашение сделал Бабб-Додингтон, – Кворри бросил полный явной неприязни взгляд на группку мужчин, разговаривающих на противоположной стороне комнаты. – И если мой осведомитель прав, это совсем не невинно. 

– Который из них Бабб-Додингтон? Он здесь?

– Конечно, – Люсинда указала веером. – Стоит у камина… в красноватом камзоле.

Грей прищурился и сквозь дымку от камина и мерцание свечей выхватил стройную фигуру в темно-розовом бархатном наряде и парике с косичкой в сетке… Модный, что и говорить, но когда он наклонился к одному из собеседников, то своей позой почему-то слегка напомнил подхалима.

– Я навел о нем справки, – сказал Грей. – И узнал, что он – политик, но не имеющий большого влияния, простой приспособленец.

– Это правда, сам он ничего из себя не представляет. Однако, его связи очень важны. Те, с кем он общается, обладают некоторой властью, хотя и не в большинстве пока что.

– И кто они такие? Нынче я совершенно не осведомлен в политике.

– Сэр Фрэнсис Дэшвуд, Джон Уилкс, мистер Черчилль... также и Пол Уайтхед. О, и Эверетт. Вы знаете Джорджа Эверетта?

– Мы знакомы, – произнес Грей сдержанно. – Вы упоминали о каком-то приглашении…

– О, да, – словно опомнившись, Кворри потряс головой. – Я, наконец, нашел швейцара. Он довольно много подслушал из разговора с Баббом-Додингтоном и рассказал, что тот человек убеждал Джеральда принять приглашение остановиться в Уэст-Уикомбе.

Вкладывая в сказанное определенный смысл, Кворри высоко выгнул брови, но Грей все равно не понял намека, и так и сказал.

 – Уэст-Уикомб – это резиденция Фрэнсиса Дэшвуда, – вставила леди Люсинда. – И центр его влияния. Он пышно там развлекается, так же как мы… – она осуждающе надула свои пухлые губки, – и с той же самой целью.

– Соблазнение могущественных? – улыбнулся Грей. – Значит, Бабб-Додингтон или его хозяева стремились соблазнить Джеральда? С какой целью, интересно?

– Ричард называет Уэст-Уикомб «змеиным гнездом», – сказала Люсинда. – Они вознамеривались достичь своих целей любыми средствами, даже подлыми. Возможно, они стремились заманить Роберта в свой лагерь из-за его собственных достоинств… или… – она замолчала, не решаясь сказать, – ради того, что он мог знать относительно дел премьер-министра? 

В дальнем конце комнаты вновь заиграла музыка, и в этот щекотливый момент их прервала леди, которая заметила их в зеленом укромном уголке. Она подошла и шумно пригласила Гарри Кворри на танец, отклонив любую возможность отказа изящным взмахом веера.

– Это случайно не леди Фицвальтер? – грудастая и разрумянившаяся леди, вызывающе прижимавшая руку Кворри к своей груди, была женой сэра Хью, пожилого баронета из Сассекса. Кворри, казалось, не возражал против флирта с леди Ф. и шутливо ее ущипнул.

– О, Гарри воображает себя великим повесой, – снисходительно поведала леди Люсинда, – хотя все знают, что всё заканчивается партией в карты в джентльменских клубах и взглядами на пышные формы. Неужели все офицеры в Лондоне одинаковые? – проницательные серые глаза прошлись по лорду Джону, словно спрашивая, чем он сам отличается от других.

– Действительно, – произнес тот, забавляясь. – Думаю, в Шотландию его, все же, отправили из-за какого-то неосмотрительного поступка. Разве это не тот инцидент, который оставил глубокую рану на его лице?

– О, ля, – произнесла она, презрительно поджав губки. – Тот самый шрам! Гарри так выставляет его напоказ, что можно подумать это – Орден Подвязки. [Благороднейший орден Подвя́зки – высший рыцарский орден Великобритании, и один из старейших орденов в мире – прим. пер.]. Нет, нет, причиной его изгнания стали карты… Он уличил полковника из своего же полка в жульничестве при игре в лоо и к тому же был слишком пьян, чтобы промолчать. [Лоо – мушка, карточная игра – прим. пер.]

Грей открыл, было, рот, чтобы расспросить о шраме, но промолчал, когда Люсинда схватила его за рукав.

– А вот кто повеса, так вот он, взгляните, – сказала она тихим голосом и указала взглядом на мужчину у камина напротив. – Тот самый Дэшвуд, о котором говорил Гарри. Вы что-нибудь знаете о нем?

Грей сощурился от дымки в комнате. Мужчина крупный, но мягкая плоть не вводила в заблуждение: мышцы на покатых плечах хорошо развиты, и если пресс на животе и икры были такими же плотными, то это от естественной предрасположенности фигуры, а не результат потворства желаниям.

– Я слышал это имя, – произнес Грей. – Политик с незначительной репутацией?

– Да, на политической арене – да, – подтвердила леди Люсинда, не сводя глаз с мужчины. – На других же поприщах... более влиятелен. На самом деле о его репутации в некоторых кругах ходит весьма дурная слава.

Дэшвуд потянулся за бокалом, и его вышитый шелковой нитью жилет цвета сливы плотно обтянул широкую грудь. Грей смог разглядеть лицо – такое же широкое и румяное от жара свечей, оживленное циничным смехом. Дэшвуд не носил парик, и его собственные густые темные волосы обрамляли завитками лоб. Грей нахмурился, пытаясь вспомнить: кто-то что-то рассказывал ему, да… Но он забыл, что и при каких обстоятельствах. 

– Кажется, он важный человек, – рискнул предположить Грей. Действительно, Дэшвуд являлся центром внимания на противоположном конце комнаты, все глаза были устремлены на него, когда он говорил.

Леди Люсинда издала короткий смешок.

– Вы так считаете, сэр? Он и его друзья выставляют напоказ свое беспутство и богохульство так же, как Гарри щеголяет своим шрамом… и по той же причине.

Именно слово «богохульство» и вернуло воспоминание.

– Ха. Я слышал, как упоминалось... аббатство «Медменхэм»?

Люсинда плотно сжала губы и кивнула.

– Они называют его «Клуб адского пламени».

– В самом деле, но ведь и раньше существовали «Клубы адского пламени»… Много подобных. Разве это не просто очередной, созданный для обычного оправдания общественных беспорядков и пьяной распущенности?

Леди Люсинда тревожно взглянула на мужчин, стоящих у камина. От света пламени за их спинами индивидуальные черты лиц исчезли; люди стали похожими на скопище темных фигур, не больше: безликие дьяволы, силуэтами выделяющиеся на фоне света из камина.

– Думаю, нет, – сказала она, очень сильно понизив голос и оглянувшись по сторонам, чтобы удостовериться, что их не подслушивают. – Или я так думала раньше… Пока не узнала о приглашении, сделанном Роберту. Теперь же... 

Появление около джунглей высокого красивого мужчины, сходство которого с Кворри ясно дало Грею понять, кто он такой, и положило конец тайному совещанию.

– Это Ричард, он ищет меня, – готовая убежать, леди Люсинда остановилась и оглянулась на Грея. – Не знаю, сэр, по каким причинам вы интересуетесь этим делом… но я благодарна вам за это, – в серых глазах мелькнула ирония. – Бог в помощь вам, сэр… Хотя сама я не очень то уважаю Бога, столь жалостливого, чтобы, беспокоиться о таких, как Фрэнсис Дэшвуд.

Грей растворился в общей массе, кланяясь и улыбаясь. Позволяя одним втягивать себя в разговоры, и танцуя с другими, он все время одним глазом наблюдал за группой возле камина. Мужчины присоединялись к ней на некоторое время и отходили, уступая место другим, но центральная группа оставалась неизменной.

Стоявших в центре Бабба-Додингтона и Дэшвуда окружили поэт Черчилль, Джон Уилкс и граф Сэндвич. В какой-то момент, когда музыка прекратилась, Грей увидел, что многие собрались у камина – как мужчины, так и женщины. Джон подумал, что настала пора, чтобы заметили и его, и ненавязчиво влился в их окружение, лавируя в поисках местечка рядом с Баббом-Додингтоном.

Господин маркграф правосудия, завладев общим вниманием, разглагольствовал о том, что служило пищей для большинства разговоров, которые Грей слышал до сих пор – о смерти Роберта Джеральда. А если более конкретно – о той лавине слухов и скандале, которые последовали за ней. Судья поймал взгляд Грея и кивнул, поскольку Его Милость был хорошо знаком с семьей Грея, затем свободно продолжил свое обвинение.

– Я хочу, чтобы вместо позорного столба в качестве наказания и предупреждения сажали на кол.

Грей почувствовал непреодолимое желание защититься и обхватить руками свой зад, но поборол порыв.

– Весьма убедительно, – произнес он. – Значит, вы предполагаете, что человеком, который убил Роберта Джеральда, двигали нравственные мотивы?

– Двигали или нет, но должен сказать, он оказал неоценимую услугу обществу, избавив нас от этого представителя морального упадка.

Грей заметил, что Гарри Кворри, который стоял в ярде от него, устремил свой горящий взгляд на пожилого судью, явно обдумывая то, как он вызовет самую глубокую озабоченность перспективами на будущее у этого достойного пожилого господина. Лорд Джон отвернулся, чтобы своим понимающим взглядом не поощрить Кворри к открытому насилию, и оказался лицом к лицу с Джорджем Эвереттом.

– Джон, – тихо произнес Эверетт и улыбнулся.

– Мистер Эверетт, – Грей любезно кивнул головой. Нимало не смутившись, Эверетт продолжал улыбаться. Мужчина был дьявольски красив, и знал это.

– Хорошо выглядишь, Джон. Похоже, изгнание пошло тебе на пользу, – изогнувшись в уголках, тонкие губы расплылись в улыбке. 

– Действительно. Значит, я должен изо всех сил стараться, чтобы чаще выбираться куда-нибудь, – сердце забилось быстрее. От Эверетта исходил привычный запах его духов – мускуса и мирры. Аромат вызывал воспоминания о беспорядочно смятом белье и прикосновении крепких и умелых рук.

Хриплый голос возле плеча Грея вовремя его отвлек.

– Лорд Джон? К вашим услугам, сэр.

Грей повернулся и увидел одетого в розовый бархатный камзол джентльмена, который поклонился ему с явно фальшивым выражением любезности на мрачном лице.

– Мистер Бабб-Додингтон, я полагаю. К вашим услугам, сэр.

Лорд Джон поклонился в ответ и позволил увести себя от Эверетта, оставшегося стоять, глядя им вслед с легкой улыбкой на губах.

Грей спинным мозгом чувствовал, как взгляд Эверетта прожигает дыру в его спине, и поэтому почти не слышал начала разговора, автоматически отвечая на вежливую учтивость и вопросы Бабба-Доддингтона. Только когда хриплый голос произнес слово «Медменхэм», Грей обратил на него внимание, поняв, что только что получил очень интересное приглашение.

– ...уверен, вот увидите, мы весьма благоприятное общество, – сказал Бабб-Додингтон, наклоняясь к Грею с тем же подхалимским заискиванием, которое Грей заметил в нем раньше.

– Вы полагаете, я смогу разделить интересы вашего общества?

Своим словам Грей умудрился придать слабый тон скуки и отвернулся от мужчины. Прямо поверх плеча Бабба-Додингтона он увидел темную и огромную фигуру сэра Фрэнсиса Дэшвуда, чьи глубоко посаженные глаза неотрывно следили за ними двумя, в то время как сам Дэшвуд продолжал разговаривать с другими. И волна дурного предчувствия подняла волосы на затылке Грея.

– Я польщен, но боюсь, едва ли... – начал он, отворачиваясь.

– О, не думайте, что вы будете совсем чужим! – прервал его Бабб-Додингтон, улыбаясь с елейным протестом. – Полагаю, вы знакомы с мистером Эвереттом? Он выполнит один из наших номеров.

– В самом деле? – во рту у Грея пересохло. – Понимаю. Но, вы должны позволить мне посоветоваться... – пробормотав извинения, он удалился, присоединившись секунду спустя к компании Гарри Кворри и его невестки, совместно распивающих бренди с пуншем возле буфетной горки.

– Меня бесит, – произнес Гарри, – что, такие мелкие приспособленцы и наглые выскочки превращают моего родственника в проститута и педераста из тех, что наводняют Торговую Галерею. Я знал Боба Джеральда с детства, и жизнью готов поклясться в его чести! – большая рука Кворри сжала бокал, и он с негодованием посмотрел на спину маркграфа правосудия.

– Будь осторожен, Гарри, дорогой, – Люсинда положила ладонь на его руку. – Это мои самые лучшие хрустальные бокалы. Если хочешь что-нибудь раздавить, пусть это будут орехи.

– Хотел бы я, чтобы это было горло этого человека, тогда бы он перестал нести всякую чушь, – произнес Кворри. Он чудовищно нахмурился, но, взяв себя в руки, отвернулся, продолжая говорить. – О чем думает Ричард, развлекая таких сволочей? Я имею в виду Дэшвуда, и теперь вот этого...

Грей вздрогнул и почувствовал, как по спине пробежал холодок. Грубые черты Кворри не имели никакого сходства с его мертвым кузеном; и все же… Его исказившееся от ярости лицо и слегка выпученные глаза, когда он говорил... Грей зажмурился, вызывая в уме картинку.

Не извинившись, он вдруг оставил Кворри и леди Люсинду и быстро направился к большому позолоченному зеркалу, которое висело над буфетом в столовой.

Наклонившись над остатками костей жареного фазана, лорд Джон уставился на свой рот… усердно вытягивая губы, так же как делал Роберт Джеральд… и только что Гарри Кворри; и, гримасничая, слышал в голове… последнее слово, которое с таким усилием беззвучно произнес Роберт Джеральд: «Дэшвуд».

Кворри последовал за Джоном, в недоумении сдвинув брови.

– Какого черта, Грей? Почему вы корчите рожи перед зеркалом? Вы не заболели?

– Нет, – произнес Грей, хотя на самом деле чувствовал себя очень плохо. Он смотрел на свое отражение в зеркале, как будто на какой-то жуткий призрак.

В зеркале появилось еще одно лицо, чьи темные глаза встретились в зеркале с глазами Грея. Эти два отражения были близки по размеру и форме, оба обладали аккуратной мускулатурой и тонкими чертами, которые заставили не одного наблюдателя заметить, что они могли бы быть близнецами – один светлый, другой темный.

– Ты приедешь в «Медменхэм», ведь так? – прошептали в одном ухе горячие слова, тело Джорджа находилось настолько близко, что Грей чувствовал прикосновение его бедра к своей ноге. Эверетт слегка коснулся его рукой.

– Я... очень хочу этого.

Глава 3

Аббатство «Медменхэм»

Уэст-Уикомб

ТОЛЬКО НА ТРЕТЬЮ НОЧЬ в «Медменхэме» произошло нечто неподобающее. А до того момента, вопреки громогласно высказанным ранее сомнениям Кворри, прием гостей почти ничем не отличался от любых других, которые посещал лорд Джон, хотя здесь больше говорили о политике и меньше, чем принято, об охоте.

Однако, несмотря на беседы и развлечения, в доме витала странная атмосфера секретности. Грей не мог сказать, исходила ли эта таинственность от слуг, однако она явно ощущалась среди гостей, была невидимой, но осязаемой, и парила в воздухе аббатства, словно дым над водой.

И еще одной странностью являлось отсутствие женщин. Несмотря на то, что девушек из хороших семей округи близ Уэст-Уикомба приглашали на обед, ночевали в доме только гости мужского пола. Грей подумал, что со стороны это сборище напоминало одно из тех содомитских обществ, которые так осуждались в Лондонских листовках. Но только со стороны, так как ничто не намекало на подобное поведение. Даже Джордж Эверетт не делал ни малейших поползновений на какие-либо нежности, кроме выражения благодарности за возобновленную дружбу.

Нет, гости не вели себя так, чтобы навлечь на сэра Фрэнсиса и его восстановленное аббатство скандал. Но то, что действительно стояло за шепотом славы, все еще оставалось загадкой.

Грей понял одно – Дэшвуд не убивал Джеральда, по крайней мере, лично. Осторожно расспрашивая, он установил местопребывание сэра Фрэнсиса в момент трагедии: многие подтвердили, что Дэшвуд находился далеко от Форби-стрит. Однако существовала вероятность наемного убийцы. И за мгновение до смерти Роберт Джеральд видел нечто, заставившее его произнести то беззвучное обвинение.

До сих пор Грей не обнаружил ничего, что могло бы послужить подтверждением виновности или разврата. Однако если где и искать доказательства, то только в «Медменхеме» – ныне светском аббатстве, которое сэр Фрэнсис восстановил из руин и сделал ареной своих политических амбиций.

Но среди разговоров и развлечений во взглядах и поведении своих собеседников Грей ощущал безмолвный и откровенный процесс оценки. За ним наблюдали, определяя его пригодность… Но для чего?

– Что сэр Фрэнсис хочет от меня? – спросил он напрямик, прогуливаясь по саду с Эвереттом на второй день. – У меня нет ничего, что могло бы привлечь такого человека.

Джордж улыбнулся. Он был без парика, и прохладный ветерок трепал его темные блестящие волосы, лаская щеки локонами.  

– Ты приуменьшаешь свои заслуги, Джон… как всегда. Конечно, ничто так не увеличивает мужское достоинство, как простая скромность, – уважительно ухмыльнувшись, он искоса взглянул на Грея.

– Думаю, вряд ли одних моих личных качеств будет достаточно, чтобы заинтересовать человека с положением Дэшвуда, – сухо ответил Грей.

– Более важно, – произнес Эверетт, приподняв одну бровь, – чем сэр Фрэнсис так интересует тебя? Ты ни о чем больше не говоришь, а только о нем и расспрашиваешь. 

– Ты лучше ответишь на это, чем я, – проговорил Грей с вызовом. – Я слышал, ты с ним хорошо знаком, камердинер рассказал мне, что ты несколько раз в этом году был гостем в «Mедменхеме». Что привлекает тебя искать его компании? 

Джордж хмыкнул от удовольствия, затем откинул голову назад, и с наслаждением вдохнул влажный воздух. Лорд Джон сделал то же самое: осень пахла пожухлой листвой и дымом из печных труб, приправленным сильным ароматом спелого винограда, оплетавшего беседку поблизости. Запахи, от которых волнуется кровь, воздух, холодный настолько, что щипал щеки и руки, занятия, стимулирующие и утомляющие конечности – все это делало досуг у пылающего домашнего камина и комфорт в полутьме теплой постели такой привлекательной противоположностью.

– Власть, – наконец ответил Джордж и махнул рукой в сторону аббатства – впечатляющую груду серого камня, одновременно прочную по форме и изящную в дизайне. – Дэшвуд стремится к великим делам; я хочу присоединиться к нему, чтобы продвинуться наверх, – он посмотрел на Грея. – А ты, Джон? Прошло некоторое время с тех пор, как я предполагал, что знал тебя, и даже тогда я не мог бы сказать, что жажда влияния в обществе составляет большую часть твоих желаний.

Грей не хотел обсуждать свои желания; не сейчас.

– «Чрезмерная жажда власти привела к падению ангелов», – процитировал он.

– «Чрезмерная жажда знания приводит к падению человека», – Джордж закончил цитату [цитата принадлежит Френсису Бэкону – прим. пер.] и коротко рассмеялся. – Что тогда ты хочешь узнать, Джон? – он повернул голову к Грею, и, сощурив против ветра темные глаза, улыбнулся, как будто знал ответ. 

– Правду о смерти Роберта Джеральда.

Выбирая моменты во время приема, он упоминал о Джеральде в разговоре с каждым гостем по очереди и внимательно наблюдал. Но сейчас он отбросил всякую осторожность, наоборот – хотел шокировать, и у него это получилось. Лицо Джорджа стало до смешного озадаченным, затем застыло в неодобрении.

– Зачем ты пытаешься впутаться в это грязное дело? – спросил он. – Такие расспросы могут навредить твоей собственной репутации – уж какой бы она ни была.

 Как и планировалось, слова ужалили.

– Моя репутация – это мое личное дело, – ответил Грей, – как и мотивы. Ты знал Джеральда?

– Нет, – коротко ответил Эверетт. Не сговариваясь, они повернули к аббатству, и молча пошли назад.

На третий день что-то изменилось. Ощущение нервного ожидания, казалось, пронизывало воздух, и обстановка, наполненная тайной, стала более тяжелой. Лорд Джон чувствовал, как будто какая-то удушающая крышка придавила аббатство сверху, и старался как можно больше времени проводить на улице.

Однако в течение дня и вечером ничего плохого не произошло, и он отправился спать как обычно, вскоре после десяти часов. Отпустив камердинера, Грей разделся сам. Он устал от своих длинных прогулок по сельской местности, но было еще рано и, взяв книгу, Грей попытался читать. Вот только слова начали расплываться в глазах, голова упала, и он уснул, сидя в кресле.

Бой часов из зала этажом ниже разбудил его, вырвав из беспокойного сна, в котором он тонул в темном омуте. Ощущая металлический привкус крови во рту, Грей сел и потер заспанные глаза. Пришло время для подачи ночного сигнала Кворри.

Не желая позволить Грею рисковать в такой компании в одиночку, Кворри последовал за лордом Джоном в Уэст-Уикомб. Он настоял на том, что каждый вечер между одиннадцатью и часом ночи будет находиться на лужайке перед гостевым крылом. Если все хорошо, то Лорд Джон должен подавать знак, трижды проведя пламенем свечи в окне.

Чувствуя себя нелепо, Грей проделывал это в каждую из первых двух ночей. Сегодня же вечером, наклоняясь, чтобы зажечь тонкую свечу от камина, он испытал легкое чувство уверенности. В доме стояла тишина, но гости не спали. В аббатстве происходило какое-то движение; лорд Джон чувствовал это. Возможно, призраки древних монахов… Возможно, что-то еще.

От зажженной свечи на стекле отразилось его собственное лицо: бледный овал, а вместо голубых глаз – темные впадины. Грей постоял минуту, не двигая свечой, затем задул пламя и отправился спать. Почему-то гораздо больше его успокаивала мысль, что где-то снаружи находится Гарри, а не то, что в соседней комнате – Джордж Эверетт.

Проснувшись в темноте, лорд Джон увидел, что кровать окружили монахи. Или мужчины, одетые как монахи: каждый облачен в подпоясанную веревкой сутану с глубоким капюшоном, натянутым вперед, чтобы скрыть лицо. Испугавшись, он сначала вскрикнул, но затем лег спокойно. Можно было бы подумать, что это призраки аббатства, но очевидные запахи пота, алкоголя, пудры и помады говорили об обратном.

Не говоря ни слова, его стащили с кровати и поставили на ноги, сняли с него ночную рубашку и помогли надеть собственную сутану. Одна из рук крепко сжала Грея, лаская под покровом темноты, и он вдохнул запах мускуса и мирры.

Никаких угроз не прозвучало, и он знал, что его спутники – это те люди, с которыми он делил хлеб во время обеда. Тем не менее, сердце Грея бешено колотилось, когда темными коридорами его провели в сад, а затем при свете фонаря через лабиринт подстриженных тисов, после которого тропинка, извиваясь во тьме, побежала вдоль склона каменистого холма и, наконец, взобралась на сам холм.

Процессия прошла через странные ворота, которые представляли собой арку из древесины и мрамора, вырубленную, как лорд Джон понял, в виде женской широко раскрытой вагины. Грей с любопытством разглядывал ее, так как ранний опыт близкого общения со шлюхами у него имелся, но возможности для тщательного осмотра так и не представилось.

Как только они прошли сквозь арку, где-то впереди раздался звон колокола, и «монахи», выстроившись в шеренгу по двое, медленно зашагали вперед, начав монотонно распевать: «Фокус-покус, Хок эст корпус...» [набор слов или действие, направленные на обман и надувательство. Это выражение появилось в XVII в. и является первыми словами из «тайного» заклинания колдуна или фокусника, которое обеспечивает успех колдовства или фокуса. Полная фраза – Hocus pocus, toutous talantos, vade eclerita jubes – выдуманная молитва на якобы латинском языке, основанная на первых словах католической литургии «Hoc est corpus» («Это моё тело») – прим. пер.]

Песнопение продолжалось в том же духе – различные известные извращенные молитвы, из которых одни были просто глупой ерундой, а другие – либо остроумными, либо откровенно похабными. Грей прикусил губу, подавив внезапное желание прыснуть от смеха.

Торжественное шествие продолжило свой путь вглубь, и лорд Джон почувствовал запах влажных камней: они, что, в пещере? Скорее всего: по мере того, как проход расширялся, он заметил впереди свет и вошел в просторное уставленное свечами помещение, грубо отесанные стены которого указывали, что они действительно находились в каком то подземелье. Впечатление усиливалось от присутствия множества человеческих черепов, ухмыляющихся поверх перекрещенных берцовых костей, словно полчище Веселых Роджеров.

Грей обнаружил, что стоит прижатым в местечке возле стены. Одна из фигур в красном одеянии кардинала, вышла вперед, и голос сэра Фрэнсиса Дэшвуда объявил о начале церемонии. Само действо являлось пародией на мессу, проходящую с большой торжественностью и призывами к Хозяину Тьмы, а чаша для причастия была выполнена в виде перевернутого черепа.

По правде говоря, Грей счел обряд ужасно скучным и оживился только, когда увидел появившуюся при Евхаристии [таинстве освящения Хлеба и Вина – прим. пер.] большую обезьяну Барбэри, одетую в епископскую ризу и митру. [Длинный, свободный плащ и высокий головной убор, который одевали священник или епископ в торжественных случаях – прим. пер.] Животное прыгнуло на алтарь, там, покусав и обслюнявив весь хлеб, пролило затем вино на пол. Грей подумал, что это было бы менее забавно, если бы рыжие бакенбарды и сморщенная мордашка зверя так сильно не напоминали ему епископа Эли, старого друга его матери.

Когда этот ритуал завершился, мужчины вышли, причем с гораздо меньшей торжественностью, чем когда входили. Многие из присутствовавших на церемонии были пьяными и вели себя хуже, чем та обезьяна.

Двое мужчин в конце шеренги схватили Грея под руки и затащили в маленькую нишу, вокруг которой собрались все остальные. Его наклонили назад над мраморной купелью и оголили плечи. Дэшвуд прочитал молитву на исковерканной латыни, и что-то теплое и липкое каскадом полилось на голову Грея, ослепляя его и заставляя сопротивляться и выкрикивать проклятья удерживающим его захватчикам.

– Крещу тебя, дитя Асмодея, сына крови... [Асмодей – ASMODAI – один из самых могущественных и знатных демонов. Дьявол вожделения, блуда, ревности и одновременно мести, ненависти и разрушения – прим. пер.]

Лорд Джон попал Дэшвуду в челюсть, и тот пошатнулся назад. Жесткий удар под дых сбил дыхание и утихомирил Грея на оставшуюся часть короткой церемонии.

Затем «монахи» поставили его, окровавленного, на ноги и дали испить из украшенной драгоценными камнями чаши. Лорд Джон ощутил в вине опиум, и пока пил, пролил по подбородку столько напитка, сколько посмел. Не смотря на это, Грей все равно почувствовал, как туманящие щупальца наркотика постепенно захватывали сознание, и начал терять равновесие, когда, пошатываясь, к большому веселью зрителей в сутанах, направился в толпу.

Чьи-то руки взяли Грея под локти и втолкнули в коридор, затем в другой, и в следующий. Порыв теплого воздуха… Джона впихнули в дверь, которую затем закрыли.

Келья была небольшой, из мебели в ней находились только узкая кушетка у дальней стены и стол, на котором стояла бутылка, несколько стаканов... и нож. Грей, покачиваясь, подошел к столу и облокотился на него обеими руками, чтобы удержаться от падения.

В комнате чувствовался странный запах. Сначала Грей подумал, что его вырвало, так как мутило от крови и вина, но потом он увидел лужицу на другой стороне кельи у кровати. И только тогда заметил девушку.

Молодую, голую и мертвую. Тело лежало неподвижно, раскинувшись белым светлым пятном. На лице с тусклыми глазами и синими губами виднелись следы рвоты, стекавшей на постельное белье. Грей медленно попятился, ощущая, как от потрясения из его крови выветриваются последние остатки опиума.

Лорд Джон с силой потер обеими руками по лицу, пытаясь соображать. Что происходит? Почему он здесь, рядом с телом этой молодой женщины? Грей заставил себя подойти ближе и посмотреть. Он не видел девушку прежде; мозоли на ее руках и состояние ног явно указывали на то, что она была прислугой или жила в деревне.

Он резко повернулся и подошел к двери. Разумеется, заперта. Но в чем смысл? Грей покачал головой, медленно проясняя рассудок. Но, даже прояснившись, никаких ответов разум не находил. Может быть, ради шантажа? Это правда, семья Грея имела влияние, но сам он им не обладал. Да и как его присутствие здесь могло быть использовано для этого?

Казалось, он целую вечность провел в этой преданной забвению комнате, вышагивая туда-сюда по каменному полу, пока, наконец, дверь не открылась и в нее не проскользнула фигура в сутане.

– Джордж!

– Проклятье! – проигнорировав, что Грей к нему повернулся, Эверетт пересек комнату и остановился, глядя на девушку и сдвинув от ужаса брови. – Что произошло? – спросил он, поворачиваясь к Грею.

– Это ты мне скажи. Или давай поскорее покинем это место, а потом все мне расскажешь.

Требуя замолчать, Эверетт подал знак рукой. Секунду он размышлял, а потом, казалось, что-то придумал. Медленно его лицо расплылось в улыбке.

– Очень хорошо, – тихо сказал он сам себе, повернулся и потянулся к поясу Грея, развязывая веревку, которой была подвязана сутана. Грей даже не попытался прикрыться, хотя и удивился этому жесту, учитывая обстоятельства.

Его недоумение стало еще сильнее в следующий момент, когда Эверетт наклонился над кроватью и, обернув веревку вокруг шеи мертвой девушки, туго затянул ее, так что шнурок глубоко врезался в плоть. Он встал, улыбнулся Грею, затем подошел к столу и налил два стакана вина из бутылки.

– Держи, – вручил он Грею. – Не волнуйся, это не наркотик. Ведь ты сейчас не под кайфом, так? Нет, я вижу, дурман прошел; я так и думал, что ты маловато принял.

– Скажи, что происходит, – Грей взял стакан, но пить не стал. – Говори же, ради Бога!

Со странным выражением в глазах Джордж снова улыбнулся и взял нож. Клинок выглядел очень экзотично: судя по всему, его привезли откуда-то с Востока – длинный, по меньшей мере, в один фут [примерно 30,5 см. – прим. пер.] и жутко острый.

– Это обычное посвящение в Братство, – сказал Эверетт. – После утверждения нового кандидата крестят, кстати, это была кровь свиньи. А потом приводят в эту комнату и предоставляют женщину для развлечения. Как только он удовлетворит свою похоть, приходит старший брат, чтобы подготовить его для заключительного посвящения… и засвидетельствовать обряд.

Грей поднял руку и вытер со лба холодный пот и свиную кровь.

– И суть этого заключительного обряда…

– В принесении жертвы, – в подтверждение Джордж кивнул на клинок. – Этот акт не только завершает посвящение, но также обеспечивает молчание новичка и его преданность Братству.

Жуткий холод пробежал по конечностям Грея, сделав их жесткими и тяжелыми.

– И ты... тоже сделал это?

– Да, – Эверетт быстро посмотрел на тело, лежащее на кровати, и пальцем осторожно провел по лезвию. Наконец, он покачал головой и вздохнул, пробормотав что-то еще раз. – Нет, думаю, нет, – он поднял глаза на Грея, светлого и яркого в свете лампы. – Наверное, я пощадил бы тебя, если бы не Боб Джеральд.

Грей почувствовал, как стекло в руке стало скользким, но заставил себя говорить спокойно.

– Значит, ты знал его. Это ты его убил?

Не отрывая взгляд от Грея, Эверетт медленно кивнул.

– Какая ирония, правда? – произнес он тихо. – Я хотел стать членом этого Братства, девиз которого – порок, а кредо – зло… Но при этом, если бы Боб Джеральд рассказал им, кто я, они ополчились бы на меня, как волки. Они дорого ценят все самое мерзкое… за исключением, одного.

– И Роберт Джеральд знал о тебе все? Но при этом не произнес твоего имени, когда умирал.

Джордж пожал плечами, и рот его тревожно дрогнул.

– Он был хорошим парнем. Я так думал… но я ошибся. Нет, он не знал моего имени, но мы встретились здесь – в «Mедменхеме». Это не имело бы никакого значения, если бы они не выбрали его в качестве нового брата, чтобы присоединиться к ним. Если бы он снова приехал сюда и увидел меня здесь.

– Он не приехал бы снова. Роберт отказался от приглашения.

Переваривая правду, Джордж сощурился, затем пожал плечами.

– Возможно, если бы я знал, то он не умер бы. А если бы он не умер, ты бы не стал избранным… Он не приехал бы? Нет. Ну, вот опять ирония для тебя. И все же… Думаю, что я в любом случае убил бы его: он был слишком опасен.

Грей внимательно следил за ножом и постепенно стал двигаться, стремясь встать так, чтобы между ним и Эвереттом оказался угол стола.

– А листовки? Это твоих рук дело?

Грей подумал, что мог бы схватить стол и бросить его в ноги Эверетта, затем попытаться одолеть его. Безоружные, они были бы равны по силе.

– Нет, Уайтхеда. В конце концов, поэт – он, – Джордж улыбнулся и отступил на недосягаемое расстояние. – Они думали, возможно, использовать в своих интересах смерть Джеральда, чтобы ударить по сэру Ричарду – и выбрали этот способ, ничего не зная о мотивах смерти и его убийце. Самая большая ирония, не так ли?

Джордж передвинул бутылку так, что до нее было не дотянуться. Грей стоял полуголый, безоружный, за исключением стакана с вином в руке.

– Значит, теперь ты собираешься заручиться моим молчанием, заявив, что я – убийца этой несчастной молодой женщины? – спросил Грей, кивком головы указывая на неподвижное тело на кровати. – Что с ней произошло?

– Несчастный случай, – сказал Эверетт. – Женщина одурманена опиумом; должно быть, ее вырвало во сне, и она захлебнулась насмерть. Но шантаж? Нет, я собираюсь сделать другое.

Эверетт посмотрел на кровать, затем на Грея, измеряя расстояние.

– Ты пытался использовать удавку, исполняя свой долг для принесения жертвы… Ну, например, ты не слишком любишь вид крови… И хотя у тебя получилось, девушке все же удалось схватить нож и ранить тебя достаточно сильно, чтобы ты истек кровью, прежде чем я вернулся и смог помочь тебе. Трагический несчастный случай; такая жалость. Подойди чуть ближе к кровати, Джон.

«Человек не беспомощен, только потому, что он в оковах». Грей плеснул вино в лицо Эверетту, затем разбил стакан о каменную стену и, повернувшись на пятках, сделал выпад вверх, разя со всей силы.

Эверетт вскрикнул, одна сторона его красивого лица раскрылась, разбрызгивая кровь. Обнажив окровавленные зубы, он издал глубокий горловой рык и разрезал клинком воздух там, где еще секунду назад стоял лорд Джон. Ослепленный кровью и рычащий, как зверь, Эверетт сделал выпад и снова замахнулся. Грей увернулся, отбил приближающуюся руку, упал на тело женщины и откатился в сторону, но запутался в складках своей одежды.

Нож блеснул над головой. В отчаянии Грей поднял обе ноги и толкнул в грудь Эверетта, отшвырнув его назад.

Эверетт, шатаясь, прошелся по комнате, затем, словно спохватившись, резко замер. На его лице появилось огромное удивление, он расслабил руку и выронил нож, затем медленно, изящным жестом провел рукой по воздуху, словно танцор, каковым и являлся. Пальцы его, признавая поражение, коснулись окрасившейся шпаги, торчащей из груди, и, он медленно опустился на пол.

Гарри Кворри, наступив ногой на спину Эверетта, со злостью выдернул свою шпагу.

– Хорошо, что я подождал, а? Увидел этих ублюдков с их фонарями и всем прочим, и решил, что мне лучше поглядеть самому, что за чертовщина тут затевается.

– Чертовщина, – повторил Грей и встал, точнее, попытался встать, поскольку его колени подкосились. – Вы... ты слышал? – сердце Грея билось очень медленно; он смутно подумал, что оно может остановиться в любую минуту. 

Кворри взглянул на него, но по его лицу ничего нельзя было понять.

– Слышал, – вытерев шпагу, он вложил ее в ножны, подошел к кровати и, наклонившись, посмотрел на Грея. «Как много он слышал, – подумал Грей, – и что с этим сделает?»

Загрубевшей рукой Кворри откинул волосы Грея назад. Джон почувствовал, что его волосы слиплись, став жесткими, и вспомнил о матери Роберта Джеральда.

– Это не моя кровь, – произнес он.

– Не вся, – сказал Кворри, проведя линию вдоль его шеи. От прикосновения Грей почувствовал острую боль в месте рассечения, которого не заметил в момент его появления.

– Не бойся, – произнес Кворри и подал ему руку, помогая встать. – Это будет красивый шрам.

Познавательные статьи:



Психологические особенности спортивного соревнования

Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации

Занятость населения и рынок труда

Социальный статус семьи и её типология