Ничтожное количество своего времени, работая над своим

fi

поля и
строительство его террас (Мурра 1962, 1975; Паулсен 1974, 1977; Маркос 1977/1978; Моррис
1978; Годелье 1986). Иллюзия, без сомнения, работала в том смысле, что метаболизм
империи инков зависел от

fl

поток красных устричных раковин из Эквадора в Куско. В
конечном счете это зависело от торговли престижными товарами довременного периода вдоль западного побережья
Южной Америки, благодаря которой торговцы могли приобретать спондилоиды в обмен на
другие предметы, вожделенные в Эквадоре, такие как пачки кусков меди в форме топора (Shimada
1985, 1987). Эта торговля, конечно, зависела от культурных оценок, которые определяли
ставки, по которым медь можно было обменять на спондилит (Ростворовский 1977; Саломон
1986; Хорнборг 2000).

Промышленные технологии, не меньше, чем теократический ритуал, зависят от таких ключевых
обменных курсов (например, цен на нефть). Разница в том, что в условиях индустриализма превращение
импорта в работу было локально объективировано

fi

эд (в технологии), чтобы казаться полностью
материальным и несоциальным. Но на самом деле произошло то, что ключевой
момент оценки был перенесен с локального на глобальный уровень. На местном уровне это было делегировано
необоротной кинематической логике машин, но это само по себе
является проявлением глобальных обменных курсов. В древнем Перу то, что импортировалось на большие
расстояния, было в основном символами, которые ритуально превращались в работу в форме
ручного труда. Производственный потенциал, на котором базировалась система, все еще был локальным
рабочей силы, и скорость, с которой престижные товары превращались в работу, была в некоторой степени
предметом переговоров. Но в современных промышленных центрах все чаще импортируется сам производственный потенциал
, а это означает, что импорт физически преобразуется в работу,

256

ЖИЛИЩЕ

С

(

ИЗ

)

ВЕЩИ

и что именно глобальные, а не локальные коэффициенты конверсии в конечном счете определяют
целесообразность накопления. Не меньше, чем ритуал, машины вводят нас в заблуждение, притворяясь
производительными независимо от валютных курсов. В современном капитализме, однако, мистика

fi

обмены эд стали еще более непрозрачными, а магическое агентство фетишизировало

Объекты стали привлекательными совершенно по-новому.

Современные властные отношения,основанные на экономическом и технологическом накоплении, таким образом,
как и власть до модерна, зависят от способности социальных элит извлекать послушание
и трудовую энергию из множества человеческих существ, которые предоставляют им средства
для удовлетворения этих требований, и по этой причине остаются зависимыми от монополий
законного принуждения. Они продолжают действовать только до тех пор, пока людей, которых они контролируют, можно
убедить с помощью магии и/или принуждения согласиться с претензиями элиты на власть
. В данный исторический момент эти претензии основаны, например, на обещаниях
продолжающийся экономический и технологический рост и глобальное устойчивое развитие.
Возможно, наиболее централизованно они зависят от обещаний технологий. История говорит нам,что,
в конечном счете, одного принуждения никогда не будет достаточно

fi

Ce для поддержания структуры власти, визуализации-

Супер магия инг

fl

уус. Технологическая инфраструктура, накопленная в некоторых районах
мира, неравномерно освещает ночные спутниковые снимки. Для продолжения функционирования нынешнего
глобального порядка, несомненно, важно, чтобы миллиарды людей, чей ежедневный
труд поддерживает асимметричный

fl

потоки энергии и материи в эти области не
распознают в объектах, составляющих эту инфраструктуру, продукты их собственной жизненной силы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

:

ПОТРЕБЛЕНИЕ

АС

A

ПРЕОБРАЗОВАНИЕ

ОТ

КАННИБАЛИЗМ

Давайте в заключение рассмотрим некоторые дополнительные следствия этого культурного анализа
капитализма. Гребер (2007: 57-84) спрашивает, почему наша концепция “потребления” основывается на
метафоре еды. Он выдвигает несколько убедительных исторических гипотез о том, почему эта
метафора теперь применяется ко всему, что люди делают, когда они не работают, включая
стремление уничтожать вещи, чтобы получить признание своего суверенитета над ними.
Еда-действительно идеальная идиома для уничтожения чего-либо, буквально включающая
это. Но Гребер утверждает, что многие виды деятельности условно классифицируются

fi

ed поскольку потребление, такое
как просмотр телевизора, не связано с товарами, которые уничтожены в результате использования. Также по той же
причине он не считает, что подростковую группу, практикующую в гараже, следует рассматривать как
занимающуюся потреблением. Тем не менее, даже эти виды деятельности должны подчиняться совместным ограничениям
капитализма и закону энтропии (Georgescu - Roegen 1971), которые правильно идентифицируют
потребление как разрушение: любая деятельность, которая из – за отсутствия других ресурсов должна включать
промышленные товары – или даже использование электроэнергии-подразумевает уничтожение купленных физических объектов.
ресурсы в процессе создания смысла. Таким образом, концепция потребления заслуживает
сохранения из-за ее критического потенциала: потому что она подчеркивает, как то, что капитализм
хотел бы, чтобы мы максимизировали, в конечном итоге разрушает планету. В то время как нет освобождения
от энтропии – независимо от способа производства – специфика

fi