В Хевроне, в доме Захарии. Встреча с аглаей 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

В Хевроне, в доме Захарии. Встреча с аглаей



77.1
13 января 1945.

1 «К какому часу прибудем?» – задает вопрос Иисус, шествующий в середине группы, идущей позади овец, что пощипывают траву на склонах.

«К третьему часу. Около десяти миль», – отвечает Илия.

«И потом отправимся в Кериот?» – спрашивает Иуда.

«Да. Отправимся туда».

«А не короче было бы пойти из Ютты в Кериот? Это не должно быть далеко. Верно, пастух?»

«На две мили дальше, более или менее того».

«А так мы сделаем ни за что, ни про что больше двадцати».

«Иуда, отчего ты так беспокоишься?»

«Я не беспокоюсь, Учитель. Но Ты обещал мне прийти ко мне домой…»

«И приду. Я всегда сдерживаю Свои обещания».

«Я послал известить мою мать… да и, наконец, Ты сказал: с умершими можно побыть и духом».

77.2  
«Сказал. Но подумай, Иуда: Ты из-за Меня еще не страдал. Эти страдают вот уже тридцать лет, и никогда не предали даже памяти обо Мне. Даже памяти. Они не знали, жив Я или мертв… и все-таки остались верны. Они помнили Меня новорожденным, Младенцем, который только и мог, что плакать, да просить молока… и все-таки всегда почитали Меня как Бога. Из-за Меня их били, проклинали, преследовали, словно какой-нибудь позор Иудеи, и все-таки их вера не колебалась и не усыхала при каждом ударе, но еще глубже пускала корни и делалась еще более крепкой».

2 «Кстати. Уже который день у меня на губах вертится вопрос. Эти люди – Твои друзья, и друзья Бога, не так ли? Ангелы благословили их миром Небес, не так ли? Они остались праведными вопреки всем искушениям, не так ли? Тогда объясни мне, почему они так бедствовали? И Анна? Она была убита из-за того, что любила Тебя…»

«Таким образом, ты заключаешь, что Моя любовь и любовь ко Мне приносят несчастье».

«Нет… но…»

77.3  
«Однако это так. Мне жаль видеть, что ты настолько закрыт к Свету и настолько одержим человеческими соображениями. Не надо, оставь, Иоанн, и ты тоже, Симон. Пусть лучше он выскажется. Я никогда не упрекну. Только хочу, чтобы души были открыты, чтобы иметь возможность их просветить. Пойди сюда, Иуда, послушай. Ты исходишь из суждения, столь распространенного среди живущих и среди тех, кому еще предстоит прожить. Я сказал: суждения. Надо бы сказать: заблуждения. Но, учитывая, что вы высказываете его бесхитростно, по неведению того, что есть истина, это не заблуждение, а всего лишь несовершенное суждение, какое может быть у ребенка. Вы и есть дети, бедные люди. А Я, Учитель, здесь для того, чтобы сделать из вас взрослых, способных отличать истину от лжи, доброе от злого, лучшее от хорошего. Так что, слушайте. Что такое жизнь? Это время передышки, так сказать, преддверие Преддверия[381], которое Бог Отец дарует вам, чтобы испытать ваше естество: настоящие вы дети или нет[382], и чтобы на основании ваших поступков назначить вам будущее, в котором уже не будет ни передышек, ни испытаний. Теперь вы скажите Мне: справедливо было бы, чтобы кто-то, по причине того, что он обрел редкое благо в виде возможности особенным образом послужить Богу, имел бы всю свою жизнь еще и непрестанное благоденствие? Не кажется ли вам, что он и так имеет много, и что поэтому может почитать себя счастливым, даже если, по-человечески, он не есть счастлив? Не было бы несправедливо, чтобы тот, кто уже имеет в своем сердце свет божественного откровения и одобрение совести, имел бы также земные почести и блага? И разве это не было бы неразумно?»

3 «Учитель, я скажу, что это было бы даже осквернением. Зачем мирские радости там, где есть Ты? Когда у кого-то есть Ты – а у них-то Ты есть, у них, единственно богатых в Израиле, обладающих Тобою уже тридцать лет – другого ничего не нужно. На крышку Ковчега не кладут предметов обихода… и освященный сосуд используется только для сакральных целей. Они освящены с того дня, как увидели Твою улыбку… и ничего – нет, ничего, кроме Тебя, не должно входить в их сердца, вместившие Тебя. Мне бы быть таким, как они!» – восклицает Симон.

«Однако же ты, встретив Учителя и получив исцеление, поспешил опять вступить во владение своим имуществом», – иронично отзывается Иуда.

«Это правда. Я это сказал – и я это сделал. Но знаешь, почему? Как ты можешь судить, не зная всего? Мой поверенный получил ясные распоряжения. Теперь, когда Симон Зелот исцелен – и враги уже не могут вредить ему ни путем изоляции, ни путем преследования, так как он уже не принадлежит секте, а только Христу: у него есть Христос и довольно, – Симон может располагать тем своим имением, что сохранил для него один честный и преданный человек. И я, хозяин еще на малое время, распорядился привести его в порядок, чтобы выручить больше денег от его продажи и иметь право сказать… нет, этого я не скажу».

«Это скажут за тебя ангелы, Симон, и напишут это в книге вечности», – говорит Иисус.

Симон глядит на Иисуса. Два взгляда встречаются: один удивленный, другой благословляющий.

«Как всегда, я неправ».

«Да, Иуда. У тебя – здравый смысл, ты сам так говоришь».

«О! А вместе с Иисусом!.. Симон Петр тоже был приверженцем здравого смысла, а теперь напротив!.. Ты тоже, Иуда, изменишься, как и он. Ты еще недолго с Учителем, мы подольше – и уже исправляемся», – говорит Иоанн, всегда мягкий и уступчивый.

«Он не захотел. А то я был бы Его учеником с самой Пасхи». Иуда сегодня, действительно, какой-то нервный.

Иисус обрубает эту тему, обращаясь к Левию: «Ты когда-нибудь был в Галилее?»

«Да, Господин».

«Ты пойдешь со Мной и отведешь Меня к Ионе. Узнаешь его?»

«Да. Мы всегда виделись на Пасху. Тогда я ходил к нему».

Иосиф удрученно опускает голову. Иисус замечает. «Вместе вы пойти не сможете. Тогда Илия остался бы один с овцами. Но ты дойдешь со Мной до перевала у Иерихона, где мы на некоторое время разделимся. Потом Я скажу тебе, что нужно делать».

«А нам больше ничего?»

77.4  
«Вам тоже, Иуда, вам тоже».

4 «Видны какие-то дома», – говорит Иоанн, идущий на несколько шагов впереди остальных.

«Это Хеврон. Возвышается на своем хребте между двух рек. Видишь, Учитель? Вон тот здоровый дом, среди всей этой зелени, немного выше остальных? Это дом Захарии».

«Ускорим шаг».

Они быстро проделывают последние метры пути и входят в селение. Овечьи копытца кажутся кастаньетами, стуча по неровным камням улицы, вымощенной тут весьма примитивно. Они достигают дома. Народ глядит на эту группу мужчин, разнохарактерных, разновозрастных и по-разному одетых на фоне белизны овец.

«О! Он не такой! Здесь была калитка!» – говорит Илия. Теперь вместо калитки – кованые ворота, загораживающие обзор, и даже изгородь выше человеческого роста, и от этого ничего не видно.

«Может быть, сзади открыто, пойдемте». Они обходят широкий четырехугольник, точнее широкий прямоугольник, но стена везде одинакова.

«Стена сделана недавно», – говорит Иоанн, оглядывая ее, – «Она без трещин, а на земле еще остались глыбы известняка».

77.5  
«Даже не вижу гробницы… Она была возле рощи. Теперь эта роща за пределами стен и… и, похоже, общая. Там заготавливают дрова…». Илия озадачен.

5 Мужчина, пожилой лесоруб, низенький, но крепкий, наблюдавший за ними, перестает пилить поваленный ствол и подходит ближе к их группе. «Кого-то ищете?»

«Мы хотели зайти в дом, чтобы помолиться у могилы Захарии».

«Могилы здесь больше нет. Не знаете? Кто вы?»

«Я друг пастуха Самуила, Он…»

«Не нужно, Илия», – говорит Иисус. Илия замолкает.

«А! Самуила!.. Ну да! Но с тех пор, как Иоанн, сын Захарии, в тюрьме, дом больше ему не принадлежит. И это несчастье, потому что он велел отдавать весь доход от своего имения беднякам Хеврона. Однажды утром пришел один из придворных Ирода, вышвырнул вон Иоиля[383] и поставил печати, а позже вернулся с ремесленниками и начал возводить стены… Могила была там, на углу. Ему это не понравилось… и как-то утром мы обнаружили ее полностью разоренной, наполовину разрушенной… бедные кости перемешаны… Мы собрали их, как смогли… Теперь они в одном саркофаге… А в доме священника Захарии этот мерзавец держит своих любовниц. Сейчас там одна актриса из Рима. Поэтому он и возвел стены. Не хочет, чтобы видели… В доме священника – публичный дом! В доме чуда и Предтечи! Потому что, несомненно, это он, если даже не сам Мессия. А сколько неприятностей получили мы из-за Крестителя! Но он для нас великий! Действительно великий! Когда он только родился, уже произошло чудо. Елизавета, старая словно высохший репейник, оказалась плодоносной, будто яблоня в месяце Адар[384] – первое чудо. Затем прибыла Кузина, которая оказалась святой, чтобы послужить ей и вернуть дар речи священнику. Ее звали Мария. Мне Она запомнилась. Несмотря на то, что я видел Ее очень редко. Как это произошло, не знаю. Говорят, чтобы осчастливить Элизу, Она позволила Захарии прикоснуться своими немыми устами к Ее беременному животу, или что Она дотронулась Своими пальцами его уст. Не знаю точно. Ясно то, что после девяти месяцев молчания Захария заговорил, славословя Господа и обмолвившись, что Мессия уже есть. Большего он не объяснил. Но моя жена уверена, в тот день она была там, что Захария, хваля Господа, сказал, что его сын будет Его предшественником. Я теперь считаю не так, как думает народ. Иоанн – это Мессия, и он предшествует Господу так же, как Авраам – Богу, вот. Разве я неправ?»

«Ты прав в отношении того, что касается духа Крестителя, который всегда ходит перед Богом. Но не прав в отношении Мессии».

«В таком случае Та, что называла Себя Матерью Сына Божия – Самуил рассказывал, – не была в самом деле таковой? Его еще нет?»

«Она была таковой. Мессия родился, а раньше Него – тот, что возвысил свой голос в пустыне, как сказал Пророк»[385].

«Ты первый, кто это утверждает. Иоанн, когда Иоиль в последний раз относил ему овчинную шкуру, как он это делал все годы при наступлении зимы, на расспросы о Мессии не сказал: „Он здесь“. Вот когда он это скажет…»

«Человек, я был учеником Иоанна и слышал, как он сказал: „Вот Агнец Божий“, указывая на…» – говорит Иоанн.

«Нет, нет. Агнец это он. Настоящий Агнец, который возрастал сам собою, почти не нуждаясь в отце и матери. Едва став сыном Закона, он уединился в пещерах гор, стерегущих пустыню, и рос там, разговаривая с Богом. Элиза и Захария умерли, а он не пришел. Бог был для него отцом и матерью. Нет более великого святого, чем он. Расспросите у всего Хеврона. Самуил говорил так, но правы должны быть вифлеемляне. Святой Божий – это Иоанн».

«Если некто заявил бы тебе: „Мессия это Я“, что бы ты сказал?» – спрашивает Иисус.

«Я назвал бы его „богохульником“ и прогнал бы его камнями».

«А если он сотворил бы чудо, подтверждая, что это он?»

«Сказал бы, что он „одержимый“. Мессия придет, когда Иоанн откроет свою истинную сущность. Сама ненависть Ирода доказывает это. Он, этот лукавый, знает, что Иоанн и есть Мессия».

«Он родился не в Вифлееме».

«Но когда его освободят, после того, как он сам объявит свое предстоящее пришествие, он откроется в Вифлееме. Вифлеем тоже этого ждет. Тогда как… о! пойди, если Ты смелый, и расскажи вифлеемлянам о каком-то другом Мессии… и увидишь».

«У вас есть синагога?»

«Да. Прямо по этой дороге, шагов двести. Не перепутаешь. Там рядом саркофаг с потревоженными останками».

«Прощай. И да просветит тебя Господь».

77.6  
Они уходят, обходя дом спереди.

6 В воротах стоит молодая и нескромно одетая женщина. Очень красивая. «Господин, желаешь зайти в дом? Заходи».

Иисус пристально смотрит на нее, строго, словно судья, и не отвечает.

Говорит Иуда, при всеобщей поддержке: «Назад, бесстыдница! Не оскверняй нас своим дыханием, голодная сука».

Женщина густо краснеет и опускает голову. Пристыженная, она готова исчезнуть под насмешки мальчишек и прохожих.

«Кто настолько чист, чтобы сказать: „Я никогда не пожелал яблока, предложенного Евой“?» – строго говорит Иисус и добавляет: «Покажите Мне такого, и Я провозглашу его „святым“. Никто? А тогда, раз уж вы не из отвращения, а из слабости чувствуете, что неспособны к ней приблизиться, удалитесь. Я не обрекаю слабых на неравную борьбу. Женщина, Я хотел бы войти. Этот дом принадлежал одному Моему родственнику. Он дорог Мне».

«Входи, Господин, если не гнушаешься моим обществом».

«Пусть дверь будет открыта. Чтобы мир видел и не роптал…»

Иисус проходит, серьезный и торжественный. Женщина покорно склоняется и не осмеливается двинуться. Однако грубые шутки толпы задевают ее за живое. Она убегает в глубину сада, пока Иисус доходит до основания лестницы, поглядывая в приоткрытые двери, но не входит внутрь. Затем идет туда, где была могила и где теперь нечто вроде маленького языческого храма.

77.7  
«Кости праведников, даже высохшие и разбросанные, источают бальзам очищения и распространяют семена вечной жизни. Мир усопшим, жившим во благо! Мир чистым, что почили в Господе! Мир тем, кто страдал, но не пожелал приобщиться к пороку! Мир истинно великим мира и Небес! Мир!»

7 Женщина, держась вдоль скрывающей ее ограды, подходит к Нему. «Господин!»

«Женщина».

«Твое имя, Господин».

«Иисус».

«Никогда его не слышала. Я римлянка, актриса и танцовщица. И разбираюсь в одном лишь сладострастии. Что означает это Имя? Мое имя Аглая и… и оно означает: порок»[386].

«Мое означает: Спаситель».

«Как Ты спасаешь? Кого?»

«Того, кто имеет благую волю спастись. Спасаю, уча быть чистыми, предпочитать скорбь, но целомудрие, любить благо любой ценой». Иисус говорит без резкости, но даже не повернувшись к женщине.

«Я потеряна…»

«Я Тот, кто отыскивает потерянных».

«Я мертва».

«Я Тот, кто дарует Жизнь».

«Я – грязь и ложь».

«Я Чистота и Истина».

«Ты еще и Доброта, Ты – что не смотришь на меня, не трогаешь меня и не попираешь. Сжалься надо мной…»

«Сначала ты пожалей о самой себе. О своей душе».

«Что такое душа?»

«Это то, что делает из человека бога, а не животное. Порок, грех убивают ее, и – когда она убита – человек превращается в отвратительное животное».

«Могу я снова Тебя увидеть?»

«Кто ищет Меня, тот находит».

«Где Ты находишься?»

«Там, где сердца нуждаются в лекаре и лекарстве, чтобы опять стать честными».

«Тогда… мне больше Тебя не увидеть… Я пребываю там, где не желают ни лекаря, ни лекарства, ни чести».

«Ничто не запрещает тебе прийти туда, где Я. Мое Имя будет возглашаться на улицах и дойдет до тебя. Прощай».

«Прощай, Господин. Позволь, я назову Тебя „Иисус“. О! не из фамильярности!.. А чтобы во мне осталось хоть немного спасения. Я Аглая, вспоминай обо мне».

«Хорошо. Прощай».

Женщина продолжает стоять в глубине сада, Иисус выходит серьезный. Оглядывает всех. Видит смущение учеников,
77.8  
усмешку жителей Хеврона. Слуга закрывает ворота.

8 Иисус направляется прямо по улице. Стучится в синагогу.

Появляется какой-то злобный старичок. Он даже не дает Иисусу возможности сказать слово. «Собрание[387] запрещено в этом святом месте – для тех, кто сообщается с публичными женщинами. Вон!»

Иисус без разговоров поворачивается и продолжает шествовать по дороге. Его спутники за Ним. Пока не выходят за пределы Хеврона. Тогда они заговаривают.

«А все-таки Ты сам заслужил это, Учитель», – говорит Иуда, – «Она же блудница!»

«Иуда, истинно говорю тебе, что она превзойдет тебя. А что ты теперь, упрекающий Меня, скажешь Мне об иудеях? В самых святых местах Иудеи мы были осмеяны и гонимы… Но это так. Придет время, когда Самария и язычники поклонятся истинному Богу, а народ Господень будет запачкан кровью и преступлением… таким преступлением, по сравнению с которым то, что делают блудницы, торгуя своим телом и своей душой, окажется чем-то незначительным. Не смог Я помолиться у мощей Моих родичей и праведного Самуила. Однако не имеет значения. Покойтесь, святые мощи, ликуйте, о души, обитавшие в них. Близко первое воскресение. Потом придет день, когда вы предстанете перед ангелами как души служителей Господних».

Иисус умолкает, и все заканчивается.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2022-01-22; просмотров: 37; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.225.31.159 (0.037 с.)