Бракосочетание Девы Марии и Иосифа, которому Премудростью поручено быть хранителем Тайны

13.1

5 сентября 1944.

¹ Как прекрасна Мария в Своих одеждах невесты, среди ликующих подруг и наставниц! Елизавета также между ними.

Вся Она одета в белоснежный лен, такой шелковистый и тонкий, что он кажется каким-то роскошным шелком. Пояс в золоте и серебре, обработанном гравировкой, весь сделан из медальонов, скрепленных вместе цепочками, – и каждый медальон представляет собой узор из золотых линий на тяжелом серебре, отполированном временем – охватывает Ее тонкую талию и, возможно, потому что слишком велик для Нее, еще хрупкой девушки, свисает впереди тремя крайними медальонами, спадая между сгибами просторнейшего платья, образующего легкий шлейф, настолько оно длинное. На ножках – сандалии из белейшей кожи с серебряными застежками.

На шее платье удерживается цепочкой из золотых бантиков и серебряной филиграни, в миниатюре воспроизводящей рисунок пояса и пропущенной сквозь большие петли на широком вырезе, стягивая его таким образом в складки, которые образуют что-то вроде маленькой оборки. Шея Марии выступает из этой складчатой белизны с изяществом стебля, обернутого в дорогую дымчатую ткань, и кажется даже более тонкой и белой, стебельком лилии, оканчивающимся лилейным лицом, что еще бледнее от переживаний, и еще чище. Лицом чистейшей жертвы.

Волосы уже не падают на плечи. Они грациозно уложены косами в узел, и их держат на месте несколько заколок из полированного серебра, сделанных с филигранными узорами наверху. Поверх кос – материнское покрывало, которое спадает книзу красивыми изгибами с драгоценной пластины, что схватывает белый-белый лоб. Оно опускается до бедер, потому что Мария не такая высокая, как Ее мать, и покрывало простирается ниже, тогда как Анне доходило до талии. На ладонях ничего нет, на запястьях – браслеты. Но эти запястья такие тонкие, что тяжелые материнские браслеты съезжают на тыльную сторону ладони, и если бы Она потрясла ладонями, они бы,

13.2

наверное, упали бы на пол.

² Подруги разглядывают Ее со всех сторон и восхищаются. Их вопросы и восхищенные возгласы подобны веселому воробьиному щебетанию.

«Это Твоей матери?»

«Правда, старинные?»

«Сара, какой замечательный этот пояс!»

«А это покрывало, Сусанна?

«Только посмотри, какое искусство! Посмотри на эти лилии, на нем вытканные!»

«Покажи мне браслеты, Мария! Они принадлежали Твоей матери?»

«Она их носила. Но они – матери Иоакима, Моего отца».

«О! Смотри! Между веточками пальмы и оливы они вплели печать Соломона, и среди них также лилии и розы. О! Кто сделал столь совершенную и тонкую работу?»

«Они принадлежат дому Давида», – объясняет Мария, – «Женщины этого рода в течение столетий надевают их, когда выходят замуж, и оставляют в наследство потомкам».

«Ах да! Ты же Наследница…»

«Тебе все это доставили из Назарета?»

«Нет. Когда Моя мать умерла, Моя двоюродная сестра перенесла приданное в свой дом, чтобы оно оставалось в сохранности. Теперь она принесла его Мне».

«Где оно? Где оно? Покажи его подругам»

Мария не знает, как поступить… Ей хотелось бы быть учтивой, но при этом не хотелось бы ворошить весь скарб, уложенный в три тяжелых сундука.

На помощь Ей приходят наставницы: «Вот-вот прибудет жених. Не время устраивать беспорядок. Оставьте Марию в покое: вы Ей надоедаете, – и ступайте приготовьтесь».

13.3

Несколько обиженно этот шумливый рой удаляется. Мария может спокойно порадоваться со Своими наставницами, которые награждают Ее хвалами и благословениями.

³ Елизавета тоже приблизилась. И после того, как Мария взволнованно прослезилась, поскольку Анна Фануилова позвала Ее: «Дочь!» – и поцеловала с самым настоящим материнским чувством, Елизавета говорит Ей: «Мария, Твоей матери здесь нет, но она присутствует. Ее дух ликует рядом с Твоим. И гляди: те вещи, что на Тебе, снова передают Тебе ее ласку. Ты еще найдешь в них аромат ее поцелуев. Как-то давно, в день, когда Ты пришла в Храм, она мне сказала: „Я приготовила Ей одежды и приданое на свадьбу, потому что мне хочется, чтобы это все-таки была я – та, кто соткет для Нее эти ткани и сошьет Ей эти свадебные одежды, чтобы в Ее радостный день мне не быть отсутствующей“. И знаешь? В последнее время, когда я помогала ей, она каждый вечер гладила Твои первые платья и то, во что Ты одета сейчас, и говорила: „Здесь я ощущаю жасминовый аромат моей Малышки, а здесь хочу, чтобы Она почувствовала поцелуй Своей мамы“. Сколько поцелуев на том покрывале, что осеняет Твое чело! Больше поцелуев, чем нитей!.. И когда Ты наденешь эти одеяния, вытканные ею, помни, что они состоят более из любви Твоей матери, нежели из шерсти. И эти ожерелья… В трудные времена Твой отец сберег их для Тебя, чтобы в этот час Ты украсилась, как это подобает принцессе из дома Давида. Радуйся, Мария. Ты не сирота, потому что с Тобою Твои близкие, и у Тебя есть супруг, который будет Тебе и отцом, и матерью, настолько он хорош…»

«О! да! Это правда. На него Я точно не могу жаловаться. Менее, чем за два месяца, он приходил дважды, а сегодня пришел в третий раз, навстречу дождю и ветру, чтобы выслушать Мои распоряжения… Подумай: распоряжения! От Меня, которая всего лишь бедная женщина, и настолько моложе него! И он Мне ни в чем не отказывал. Более того, он даже не ждет, пока Я попрошу. Кажется, будто какой-то ангел сообщает ему о Моем желании, и он говорит Мне о нем прежде, чем Я его выскажу. Последний раз он сказал: „Мария, я думаю, Ты предпочтешь остаться в Своем родительском доме. Раз Ты Наследница, Ты можешь так поступить, если считаешь нужным. Я перееду в Твой дом. Единственно, чтобы соблюсти обычай, Тебе придется на одну неделю отправиться в дом Алфея, моего брата. Мария уже так успела Тебя полюбить. И именно оттуда вечером, в день свадьбы, отбудет процессия, что доставит Тебя домой“. Разве не благородно? Ему даже не важно, что это даст повод людям говорить, будто у него не такой дом, где Мне по душе… Мне бы все равно понравилось, потому что там – он, такой добрый. Но конечно… предпочтение Я отдаю Своему дому… из-за воспоминаний… О! добрый Иосиф!»

«Что он сказал по поводу обета? Ты мне еще ничего не говорила».

«Он нисколько не возразил. Наоборот, узнав о причинах, он сказал: „Я присоединю свою жертву к Твоей“».

13.4

«Это святой молодой человек!» – восклицает Анна Фануилова.

⁴ В этот момент «святой молодой человек» заходит в сопровождении Захарии.

Он буквально сверкает. Весь в желто-золотом, он похож на какого-то восточного монарха. На роскошном поясе держатся сумка и кинжал, первая из сафьяна с золотой вышивкой, второй – в ножнах тоже из сафьяна с золотой каймой. На голове – тюрбан, то есть, обычное полотно, свернутое наподобие капюшона, как это все еще принято у некоторых народов Африки, например, бедуинов, удерживаемое на месте дорогим обручем, тонкой золотой проволокой, к которой подвязаны пучки мирта. На нем новейший плащ, весь в бахроме, который величественно запахнут, и сам он сияет от радости. В руках – пучки цветущего мирта.

«Мир Тебе, Супруга моя!» – приветствует он, – «Мир всем». И, получив ответные приветствия, говорит: «Я видел, как Ты была рада в тот день, когда я вручил Тебе ветвь из Твоего сада. Я подумал принести Тебе ветку мирта, сорванную возле столь дорогого для Тебя грота. Хотел принести Тебе роз, которые уже распустили первые цветы напротив Твоего дома. Но розы не выдерживают нескольких дней путешествия… Я прибыл бы с одними шипами… И все-таки Тебе, моя возлюбленная, я хочу преподнести в дар только розы, и нежными и ароматными цветами усыпать дорогу, чтобы Ты прошла по ним, не прикасаясь ни к чему грязному или шероховатому».

«О! спасибо тебе, добрый! Так как же ты сумел сохранить их свежими?»

«Привязал к седлу горшок и посадил туда ветви с бутонами. В продолжение пути они зацвели. Вот они, Мария. Пусть Твое чело украсится этой гирляндой, символом чистоты и отличительным знаком невесты, но ее чистота – ничто по сравнению с той, что у Тебя в сердце».

Елизавета и наставницы украшают Марию полученной ими цветочной гирляндой, закрепив на драгоценном обруче белые пряди мирта, и вплетают туда маленькие белые розы, взятые из горшка, поставленного на сундук.

13.5

Мария уже собирается взять Свою просторную белую накидку, чтобы набросить ее на плечи. Однако супруг опережает Ее в этом действии и помогает Ей застегнуть эту широкую накидку сверху на плечах на две серебряные застежки. Наставницы любовно и изящно поправляют складки.

⁵ Все готово. Пока чего-то ждут, Иосиф говорит (говорит это, немного отойдя с Марией в сторону): «Эти дни я думал над Твоим обетом. Я Тебе говорил, что я его разделяю. Но чем больше я о нем думаю, тем больше прихожу к выводу, что временного назорейства, хотя бы и возобновляемого неоднократно, недостаточно. Я Тебя понял, Мария. Я еще не заслуживаю, чтобы Свет разговаривал со мной. Однако его отголоски до меня доходят. И они позволяют мне прочесть Твою тайну, по крайней мере, в главных чертах. Мария, я всего лишь бедный невежда. Всего лишь бедный работник. Я не знаю грамоты и не обладаю сокровищами. Но к Твоим ногам я кладу свое сокровище: мое абсолютное целомудрие, навсегда, чтобы быть достойным находиться рядом с Тобой, Божья Дева, „Невеста-сестра моя, запертый сад, родник запечатанный“, как говорит наш Предок^[106], который, наверное, написал Песнь Песней, глядя на Тебя… Я буду хранителем этого благоуханного сада, в котором находятся самые драгоценные плоды и откуда нежным потоком изливается источник живой воды^[107]: Твоя кротость, о Невеста, что Своей невинностью покорила мой дух, о Прекрасная. Прекраснее утренней зари, Солнце, сияющее оттого, что сияет Твое сердце, всецелая любовь к Богу и к миру, которому Ты Своим женским самопожертвованием желаешь даровать Спасителя. Идем, моя Возлюбленная», и он деликатно берет Ее за руку, ведя по направлению к дверям.

13.6

За ними следуют все остальные, а снаружи к ним присоединяются радостные подруги, все в белом и с покрывалами на головах.

⁶ Они идут дворами и галереями, сквозь наблюдающую толпу, до того места, которое уже не относится к Храму, но похоже на помещение, отданное под религиозные церемонии, поскольку там находятся светильники и пергаментные свитки, как в синагогах. Молодожены доходят до какого-то старого аналоя, почти что кафедры, и ждут. Остальные располагаются позади них в строгом порядке. В глубине толпятся другие священники и любопытствующие.

Торжественно входит Первосвященник.

Гул среди любопытствующих: «Именно он будет совершать церемонию?»

«Да, потому что Она из царского и священнического рода. Невеста – произрастание Давида и Аарона, и дева, посвященная Храму. Жених – из рода Давида».

Первосвященник кладет правую ладонь Невесты в одноименную ладонь жениха и торжественно благословляет их: «Да пребудет с вами Бог Авраама, Исаака и Иакова. Да сочетает Он вас и да исполнит вас Своих благословений, даруя вам Свой мир и многочисленное потомство вместе с долгой жизнью и блаженной кончиной на лоне Авраама». И затем уходит, так же важно, как вошел.

Обмен обетами состоялся. Мария – жена Иосифа.

Все выходят и всё так же, в стройном порядке, следуют в зал, где надо подписать брачный договор, в котором говорится, что Мария, наследница Иоакима из рода Давида и Анны из рода Аарона, передает в качестве приданого Свой дом со всеми пристройками, а также Свое личное имущество и все остальное добро, унаследованное от отца.

13.7

Все закончено.

⁷ Супруги выходят во двор, и оттуда проходят дальше, в сторону выхода, что рядом с жилищами женщин, занятых при Храме. Их ожидает тяжелая, удобная повозка. Над нею растянут защитный навес, а внутрь уже положены тяжелые сундуки Марии.

Прощания, поцелуи и слезы, благословения, советы, наставления, и потом Мария с Елизаветой взбираются и располагаются внутри повозки, а впереди пристраиваются Иосиф и Захария. Они сняли праздничные мантии и завернуты теперь в темные накидки.

Повозка трогается со скоростью неспешной рыси крупного коня темной масти. Уходят вдаль стены Храма, а затем и городские стены. И вот – равнина: молодая, свежая, расцветающая под первыми лучами весеннего солнца, с хлебами, поднявшимися на хорошую ладонь от земли и напоминающими изумруды своими листочками, колышущимися на легком ветру, что пахнет персиковыми и яблоневыми цветами, пахнет цветущим клевером и дикой мятой.

Мария тихо плачет под Своим покрывалом, и то и дело отодвигает защитное полотно, чтобы снова поглядеть на далекий Храм, на покинутый город…

13.8

На этом видение прекращается.

⁸ Иисус говорит:

«Что говорит книга Премудрости, воспевая хвалу последней? „В премудрости же есть дух разумения, святой, непревзойденный, многообразный, тонкий“. И продолжает перечислять ее дарования, завершая этот период словами: „…который все может, все предвидит, который постигает все разумные, чистые, тончайшие духи. Премудрость все постигает своей чистотой, она – дыхание силы Божьей… потому ничто нечистое не входит в нее… она образ благости Божьей. Хотя она и одна, но может все, будучи неизменной – все обновляет, передается святым ду

13.9

шам и делает из них друзей Божьих и пророков“^[108].

⁹ Ты видела, как Иосиф не по человеческому разумению, но по просвещению свыше умеет читать в запечатанной книге непорочной Девы, и как своим «в и дением» сверхчеловеческой тайны он касается пророческих истин там, где остальные видят только великую добродетель. Пропитанный той пре­мудростью, что есть дыхание силы Божьей и некое излияние Всемогущего, он твердым духом устремляется в море этой благодатной тайны Марии, вступает с Ней в духовные соприкосновения, и именно в них – более, нежели устами – два их духа общаются в священном душевном безмолвии, и их голоса слышит лишь Бог и те, кто угодны Богу, поскольку они Его верные служители и наполнены Им.

Мудрость Праведного, возрастающая благодаря союзу и нахождению рядом с Всеблагодатной, подготавливает его к проникновению в высочайшие Божественные тайны и к тому, чтобы быть способным охранять их и защищать от человеческих и бесовских козней. И в то же время она его обновляет. Из праведника делает святым, из святого – хранителем Богоневесты и Сына Божия.

Не снимая Божьих печатей, он, целомудренный, доводящий теперь свое целомудрие до ангельского подвижничества, в состоянии прочесть огненные слова, написанные на девственном бриллианте Божьим перстом, и он читает там то, что его благоразумие не осмеливается произнести, но что намного превосходит прочитанное Моисеем на каменных скрижалях. И чтобы нечестивое око не коснулось Таинства, он – печатью на печать – встал пламенным архангелом на пороге Рая, внутри которого находит Свое отдохновение Предвечный, „прохаживаясь в вечерней прохладе“^[109] и разговаривая с Той, кто есть Его любовь, сад цветущих лилий, благоуханное дуновение, утренний свежий ветерок, мерцающая звезда, Божья Отрада. Там, перед ним, новая Ева, но не кость от костей его и не плоть от плоти его, а Подруга его жизни, живой Ковчег Бога, который он получает на хранение и который он должен вернуть Богу таким же чистым, каким получил.

„Богоневеста“– было написано на незапятнанных страницах той таинственной книги… И когда в час испытания подозрение нашептало ему^[110] его муку, он, как человек и как Божий служитель, страдал как никто другой от того кощунственного подозрения. Но это испытание еще предстоит. Сейчас же, в эти благодатные дни, он видит и принимается за самое настоящее Божие служение. После придет буря искушений, как и у всех святых, чтобы они, быв испытаны, сделались споспешниками

13.10

Бога.

¹⁰ Как читается в книге Левит? „Скажи Аарону, брату твоему, что не во всякое время можно входить ему во святилище, что за Завесой, пред очистилище^[111], покрывающее Ковчег, чтобы ему не умереть, – ибо Я буду являться в облаке над очистилищем, – а только если он совершит следующее: принесет теленка в жертву за грех и овна во всесожжение, облачится в льняную одежду и льняными штанами покроет свою наготу“^[112].

И, действительно, Иосиф, когда этого захотел Бог и насколько Он захотел, входит в Божие святилище, за завесу, скрывающую Ковчег, над которым парит Дух Божий, и приносит в жертву себя, и еще принесет Агнца, в жертву^[113] за грех мира и во искупление этого самого греха. Делает и другое, когда одевается в льняные одежды и умерщвляет плоть, дабы уничтожить в ней чувственность, которая однажды, в начале времен, взяла верх, ущемив права Бога в отношении человека, и которая теперь будет попрана в Сыне, в Матери и в названном отце, чтобы возвратить людей к Благодати и восстановить Божьи права над человеком. Он совершает это с помощью своего пожизненного целомудрия.

Разве Иосиф не был на Голгофе? Вы думаете, он не принадлежит к числу соискупителей? Истинно говорю вам, что он был первым из них и поэтому велик в Божьих глазах. Велик благодаря жертвенности, терпению, постоянству и вере. Какая вера может быть больше той, что поверила, не увидев чудес

13.11

Мессии?

¹¹ Хвала Моему названному отцу, который является для вас примером в том, чего вам больше всего не хватает: в чистоте, верности и совершенной любви. Хвала этому удивительному читателю запечатанной Книги, который был научен Премудростью понимать тайны Благодати и был избран оберегать Спасение мира от всяких вражеских козней».

 

Супруги прибывают в Назарет

14.1

6 сентября 1944.

¹ Самое лазурное небо мягкого февраля простирается над холмами Галилеи. Над теми холмами, которых в этой истории детства Приснодевы я никогда не видела, и которые, однако, так привычны моему глазу, как будто я среди них родилась.

На главной дороге, свежей благодаря недавнему дождю, прошедшему, наверное, минувшей ночью, нет ни пыли, ни даже грязи. Она твердая и чистая, словно городская улица, и вьется она между двух изгородей из цветущего боярышника: этаких снежных сугробов с горьковатым лесным запахом, в которые вторгаются громадные скопления кактусов с мясистыми лопатообразными листьями, усеянными колючками и украшенными огромными гранатами необычных плодов, что появляются без стебля на верхушке листьев, и из-за формы и цвета всегда воскрешают в моей памяти образы морских глубин, зарослей кораллов и медуз, или иных глубоководных обитателей.

За изгородями, функция которых – огораживать личные владения, из-за чего они тянутся во всех направлениях, образуя причудливый геометрический рисунок из кривых и углов, ромбов, косоугольников, квадратов, полукругов, треугольников с невероятно острыми или тупыми углами, рисунок, весь разрисованный белым, словно бы на эти поля ради шутки набросили какую-то прихотливую ленту, над которой сотнями порхают, щебечут, поют пташки всех видов в веселье любви и в заботе о гнездах, что нужно перестраивать, – за этими изгородями равнина с зеленеющими нивами, что здесь уже повыше, чем на полях Иудеи, и цветущие луга, а на них – перекликаясь с легкими небесными облачками, которые закат раскрашивает розовым, слегка сиреневым, фиалковым, жемчужно‑голу­боватым, оранжево-коралловым – сотнями и сотнями живые облака фруктовых деревьев: белые, розовые, красные, и всех оттенков белого, розового и красного.

На легком вечернем ветру с этих цветущих деревьев облетают и падают первые лепестки, и они кажутся роями бабочек, ищущих пыльцы на полевых цветах. А от дерева к дереву – еще голые гирлянды виноградной лозы, у которых лишь на верхушках, где они больше освещаются солнцем, раскрываются невинно-изумленные первые дрожащие листочки.

14.2

Солнце безмятежно садится в небе, таком милостивом в своей лазури, что делается еще прозрачнее от этого света, в котором сверкают вдали снега Ермона и других далеких вершин.

² Повозка движется по дороге. Повозка, везущая Иосифа с Марией и Ее родственников. Путешествие подходит к концу.

Мария глядит с беспокойным ожиданием человека, который стремится узнать, более того, признать то, что он когда-то видел, но уже не помнит, и улыбается, когда какой-нибудь призрак воспоминания возвращается и, словно свет, ложится на ту или иную вещь, на то или иное место. Елизавета, а с ней Захария и Иосиф, помогают этому Ее припоминанию, указывая на ту или иную вершину, на тот или иной дом. Теперь уже домá, поскольку, наконец, показался Назарет, раскинувшийся на волнистой поверхности своего холма.

Тронутый слева закатным солнцем, он выставил напоказ белизну своих домиков, широких и низких, завершающихся террасами и окрашенных в розовое. И некоторые из них, полностью освещенные, кажется, озарены пожаром, настолько их фасады делаются красными от солнца, что также зажигает воду в протоках и почти лишенных ограждения невысоких колодцах, из которых поднимают скрипучие ведра для дома или бурдюки для сада.

Дети и женщины выдвигаются к дорожной обочине, заглядывая в повозку и приветствуя Иосифа, хорошо им знакомого. Но перед тремя остальными они робеют и смущаются. Однако, когда повозка окончательно въезжает в городок, никакой робости и смущения не остается. Все больше и больше людей всякого возраста собирается на краю селения под безыскусной аркой из ветвей и цветов, и как только повозка показывается из-за угла последнего из пригородных домов, стоящего наискось, вверх взмывают трели высоких голосов, а также ветви и цветы. Это назаретские женщины, девушки и дети приветствуют невесту. Мужчины, более серьезные, остаются позади этой неугомонной и голосящей вереницы и степенно здороваются.

Теперь, когда повозку освободили от защитного навеса – он был снят перед самым селеньем, потому что солнце уже не беспокоило, и чтобы дать Марии получше разглядеть родной край, – Мария является во всей Своей цветущей красе. Белоснежная и белокурая, словно ангел, Она с любовью улыбается детям, бросающим Ей цветы и посылающим поцелуи, девушкам Ее возраста, зовущим Ее по имени, женам, матерям, старушкам, благословляющим Ее своими певучими голосами. Она кланяется мужчинам, и особенно одному из них, возможно, раввину или старейшине селения.

14.3

Повозка неторопливо продвигается по главной улице, добрую часть пути сопровождаемая толпой, для которой ее появление – это событие.

³ «Вот Твой дом, Мария», – говорит Иосиф, указывая хлыстом на какой-то домик, расположенный прямо под гребнем холма, с красивым и обширным цветущим садом позади него, который заканчивается крошечной оливковой рощей. За нею привычная изгородь из боярышника и кактусовых растений отмечает границу владения. Поля, некогда принадлежавшие Иоакиму, теперь за ее пределами…

«Видишь, немногое Тебе осталось», – говорит Захария, – «Болезнь Твоего отца была долгой и затратной. И большими были расходы на покрытие ущерба, нанесенного Римом. Видишь? Дорога привела к сносу трех главных помещений, и дом уменьшился. И чтобы сделать его просторнее, без чрезмерных расходов, приспособили часть горы, образующую пещеру. Иоаким держал там запасы, Анна же – свои ткацкие станки. А Ты поступи, как сочтешь нужным».

«О, это неважно, что осталось немного! Во всяком случае, Мне хватит. Я буду работать…»

«Нет, Мария», – это вступает Иосиф, – «Работать буду я. Ты будешь только ткать и шить домашние вещи. Я молодой и крепкий, и я Твой муж. Не огорчай меня Своей работой».

«Я сделаю, как ты пожелаешь».

14.4

«Да, в этом – как я пожелаю. Во всем остальном любое Твое желание – закон. Но не в этом».

⁴ Они прибыли. Повозка останавливается.

У порога две женщины и двое мужчин, около сорока и пятидесяти лет соответственно, и с ними много детей и подростков.

«Бог да дарует Тебе мир, Мария», – говорит старший из мужчин, а одна из женщин приближается к Марии, обнимает Ее и целует.

«Это мой брат Алфей и его жена Мария, а это их сыновья. Они нарочно пришли, чтобы Тебя поприветствовать и сказать Тебе, что их дом – Твой дом, если Ты захочешь», – говорит Иосиф.

«Да, Мария, приходи, если Тебе тяжело жить одной. Равнина весной прекрасна, а наш дом находится посреди цветущих полей. Ты там будешь самым красивым Цветком», – говорит Мария Алфеева.

«Благодарю тебя, Мария. Я бы с удовольствием. И Я буду иногда приходить. Непременно приду во время свадьбы^[114]. Но Мне так сильно хочется увидеть, узнать Мой собственный дом. Я оставила его младенцем и утратила его облик… Теперь Я снова его обретаю… и Мне кажется, что Я вновь обретаю Мою потерянную мать, любимого отца, нахожу отзвук их слов… и благоухание их последнего вздоха. Мне кажется, Я уже не сирота, потому как Я снова в объятиях этих стен… Пойми Меня, Мария», – в голосе и на ресницах Марии чувствуются слезы.

Мария Алфеева отвечает: «Как Ты пожелаешь, дорогая. Хочу, чтобы Ты воспринимала меня как сестру и подругу, и даже немного как мать, я ведь настолько старше Тебя».

Вторая женщина выступает вперед: «Приветствую Тебя, Мария. Я Сара, подруга Твоей матери. Я присутствовала при Твоем рождении. А это Алфей, племянник Алфея и большой друг Твоей матери. То, что я делала для нее, если захочешь, я готова делать и для Тебя. Видишь? Мой дом – ближе всего к Твоему, а Твои поля теперь у нас. Однако если Ты захочешь прийти туда, приходи в любое время. Сделаем в изгороди проход и будем вместе, хотя каждая и в своем доме. Это мой муж».

14.5

«Я благодарна вам всем и за все. За все то благое расположение, что вы оказывали Моим родителям, и оказываете Мне. Да благословит вас Всемогущий».

⁵ Тяжелые ящики выгружают и относят в дом. Заходят. И теперь я узнаю этот назаретский домик, каким он был после, при жизни Иисуса. Иосиф – привычным движением – берет Марию за руку, и так они входят. На пороге он говорит Ей: «А теперь, на этом пороге, мне нужно от Тебя одно обещание: что бы ни случилось, какая бы нужда с Тобой не приключилась, за помощью Ты обратишься ни к кому иному, как к Иосифу, и что ни по какому поводу Ты не должна мучиться в одиночку. Я весь в Твоем распоряжении, помни это, и для меня будет радостью сделать Твой путь счастливым и, поскольку счастье не всегда в нашей власти, по меньшей мере, спокойным и безопасным».

«Обещаю тебе это, Иосиф».

Двери и окна открыли. Заходящее любопытное солнце проникает в дом. Теперь Мария сняла плащ и покрывало, ведь, за исключением цветов мирта, на Ней все еще свадебные одежды. Она выходит в цветущий сад. И глядит, и улыбается, и – все также поддерживаемая Иосифом за руку – обходит сад кругом. Похоже, Она вновь вступает во владение этим потерянным местом.

Иосиф же демонстрирует Ей свои труды: «Видишь? Здесь я устроил эту выемку, чтобы собирать дождевую воду, так как эта лоза постоянно испытывает жажду. А у этой оливы спилил самые старые ветви, чтобы она лучше росла, и пересадил эти яблони, потому что две из них погибли. А потом посадил там фиговые деревья. Когда они вырастут, они будут защищать дом от лишнего солнца и от любопытных взглядов. Беседка – та самая, старая. Я только заменил сгнившие столбы и поработал ножницами. Надеюсь, она даст много винограда. А тут, посмотри», – и он гордо подводит Ее к тому склону, что возвышается позади дома и ограждает участок с северной стороны, – «а тут я выкопал пещерку и укрепил ее, и когда эти саженцы укоренятся, она станет почти такой же, какая была у Тебя. В ней нет родника… однако надеюсь провести туда канавку. Буду работать долгими летними вечерами, когда буду Тебя наве

14.6

щать…»

⁶ «Как?», – восклицает Алфей, – «Разве вы не сыграете свадьбу этим летом?»

«Нет. Мария хочет прясть льняные простыни, единственное, чего не хватает в приданом. И я доволен этим. Она так юна, Мария, что ничего страшного не случится, если мы подождем год или больше. Она пока свыкнется с домом…»

«Хм! Ты всегда немного отличался от остальных, и до сих пор такой же. Не знаю, кто бы не поспешил жениться на такой красоте^[115], как Мария, а ты откладываешь это на месяцы!..»

«Долгожданная радость ярче переживается», – отвечает Иосиф с тонкой улыбкой.

Его брат пожимает плечами и спрашивает: «Ну и когда же ты намереваешься подумать о свадьбе?»

«К шестнадцатой годовщине Марии. После праздника Кущей. Зимние вечера будут сладостны для молодоженов!..» – и снова улыбается, глядя на Марию, заговорщической и деликатной улыбкой. Улыбкой по-братски целомудренной и утешительной. Потом он возвращается к своему обходу: «Вот большое помещение в скале. Если Ты не против, я – приходя – буду пользоваться им как мастерской. Оно сообщается с домом, хотя и не в доме. Так я не доставлю беспокойства шумом и беспорядком. Однако, если Ты хочешь иначе…»

14.7

«Нет, Иосиф. Так будет превосходно».

⁷ Они возвращаются в дом и зажигают светильники.

«Мария утомлена», – говорит Иосиф, – «Оставим Ее в покое, с родственниками».

Все, кто уходит, прощаются. Иосиф задерживается еще на несколько минут и вполголоса разговаривает с Захарией.

«Твой кузен на некоторое время оставит с Тобою Елизавету. Ты довольна? Я да. Поскольку она будет помогать Тебе… сделаться хорошей домохозяйкой. С нею Ты сможешь разложить Свои вещи и расставить Свою утварь, как захочешь, а я буду приходить каждый вечер, чтобы Тебе помогать. С нею Ты сможешь приобрести шерсть и все, что Тебе потребуется. А я позабочусь о расходах. Помни, что Ты обещала обращаться ко мне по всякому вопросу. До свидания, Мария. Первый раз Ты уснешь как госпожа этого Своего дома, и пусть ангел Божий дарует Тебе безмятежный сон. Да пребудет Господь всегда с Тобою».

«До свидания, Иосиф. Да пребудешь и ты под кровом крыл ангела Божия. Спасибо, Иосиф. За все. Насколько смогу, Я воздам за твою любовь Своею».

Иосиф прощается с Ее родственниками и выходит.

А с ним заканчивается это видение.

 

Заключение Протоевангелия

15.1

[6 сентября 1944]

¹ Иисус говорит:

15.2

 «Этот период, такой сладостный и нежный, завершен. И с его помощью твой Иисус незаметно перенес тебя за пределы суматохи этих дней. Словно ребенок, запеленатый в мягкую шерсть и положенный на пушистые подушки, ты оказалась окутана этими прекрасными видениями, дабы не чувствовать жестокость людей, ненавидящих друг друга вместо того, чтобы любить, и не ужасаться этому. Некоторых вещей ты бы уже не вынесла, а Я не хочу, чтобы ты умирала, поскольку забочусь о Своем „рупоре“.

² В мире скоро исчезнет причина, из-за которой ее жертвы претерпевали всякого рода несчастья. Поэтому и для тебя, Мария, закончится время ужасных переживаний по поводу многочисленных вещей, столь контрастирующих с твоим образом мыслей. Твое страдание не прекратится: ты жертва. Но часть его, эта часть, заканчивается. Потом наступит день, когда Я скажу тебе, как некогда умиравшей Марии Магдалине: „Отдыхай. Ныне пришло время твоего отдыха. Отдай Мне твои шипы. Теперь время для роз. Отдыхай и жди. Благословляю тебя, благословенная“.

Это Я и говорил тебе, и таким было обещание. И ты не понимала его, когда наступали минуты, в которые тебе предстояло окунуться, опрокинуться в самые глубины, быть скованной и усыпанной терновыми шипами… Это же Я повторяю тебе сейчас, с радостью, которую может испытывать только Любовь, каковой Я и являюсь, когда она имеет возможность прекратить страдания одного из Своих возлюбленных чад. Говорю тебе сейчас о том, что время жертвоприношения заканчивается. И Я, Знающий, говорю тебе от лица этого мира, который не знает, от лица Италии, от лица Виареджо, и этого маленького местечка^[116], в которое ты привела Меня – подумай над смыслом этой фразы, – говорю тебе слова благодарности, какие подобает говорить

15.3

жертвам за их самопожертвование.

³Когда Я показал тебе целомудренную жену Цецилию^[117], то сказал тебе, что она была исполнена Моих благоуханий, и ими она увлекла за собой мужа, мужнего брата, слуг, родичей, друзей. В этом сумасшедшем мире ты играла роль Цецилии, и не знала о том, но Я говорю это тебе: Я, Знающий. Ты, переполненная Мною, Моими словами, донесла Мои пожелания до людей, и самые лучшие поняли, так что многие и многие из них пошли за тобой, жертвенная. И если не совсем разрушен твой родной край и те места, что тебе особенно дороги, то это потому, что многие принесли себя в жертву, следуя твоему примеру и твоему служению.

15.4

Спасибо, благословенная. Но еще не все. Мне очень нужно спасти Землю. Искупить ее. А монеты – это вы, жертвенные.

⁴ Премудрость, наставлявшая святых и наставляющая тебя своим непосредственным водительством, да совершенствует тебя все более и более в постижении Науки жизни и в ее воплощении. Воздвигни и ты свой маленький шатер возле дома Господня. Более того, вбей колышки этого своего жилища там, где пристанище Премудрости, и живи, никогда не выходя оттуда. Ты отдохнешь под защитой любящего тебя Господа, словно птица посреди цветущих ветвей, и Он предоставит тебе укрытие от всякого духовного ненастья, и ты окажешься во свете славы Божией, откуда снизойдут к тебе слова мира и истины. Иди с миром. Благословляю тебя, благословенная».

15.5

⁵ Сразу после этого говорит Мария:

«Марии – подарок от Мамы ради Ее праздника. Серия подарков. И если среди них попадется несколько шипов, не жалуйся Господу, который полюбил тебя, как мало кого еще.

В начале Я сказала тебе: „Напиши обо Мне. И все твои боли утихнут“. Ты видишь, что это оказалось правдой. Этот дар был сбережен тебе на это неистовое время, потому что Мы печемся не только о духе, но умеем заботиться также и о материи, которая хоть и не царица, но полезная прислужница духа, поскольку исполняет его поручения.

Будь благодарна Всевышнему, который тебе действительно Отец, даже в смысле человеческой ласки, и убаюкивает тебя нежными восторгами, пряча то, что может вызвать у тебя испуг.

Полюби Меня еще сильнее. Я ввела тебя в тайну Моих первых лет. Теперь ты знаешь все о Маме. Полюби Меня как дочь и как сестра по жертвенному жребию. И совершенной любовью люби Бога Отца, Бога Сына и Бога Духа Святого.

Благодать Отца, Сына и Духа истекает из Моих ладоней, источаясь из Моей материнской к тебе любви, нисходит и почиет на тебе. Будь же преестественно блаженна».

 

Благовещение

16.1

8 марта 1944.

¹ Вот что я вижу. Марию, очень юную – на вид, максимум, лет пятнадцати, – в какой-то маленькой прямоугольной комнате. Настоящая комната для девочки.

Возле одной из более длинных стен находится спальное место: низкая кроватка без спинок, покрытая сверху циновками или ковриками. Можно было бы сказать, что они разостланы на столе или на плетенке из тростника, поскольку они очень гладкие, без каких-либо складок, как это бывает на наших кроватях. Возле противоположной стены – полка с масляным светильником, несколькими пергаментными свитками, каким-то бережно сложенным шитьем, похоже, вышиванием. Сбоку от нее, около двери, распахнутой в сад, но прикрытой занавесью, которая колышется от легкого ветра, на низкой табуретке сидит Пресвятая Дева.