Итак, настала пора подвести итоги.

Обращение к художественному строению «Медного Всадника» заставило нас отказаться от априорных толкований его смысла. Ни «государственная», ни гуманистическая концепции, ни равно противостоящая им концепция «трагического гуманизма» не способны дать ключ к толкованию противоречий повести.

Прежде всего нужно иначе взглянуть на пушкинское отношение к героям повести. Мы подошли к этой проблеме со стороны жанра, связав мир Евгения с идиллией, а мир Петра — с одой. Но можно (и, видимо, это еще предстоит сделать) посмотреть на них

Сквозь призму идей сентиментализма и классицизма, «снимаемых» пушкинским реализмом.

Внимательное отношение к противоречиям сюжета окончательно убедило нас в том, что Пушкин показал трагедию бытия, распавшегося на «частную» и «государственную» сферы, и выход из создавшегося положения он видел прежде всего в торжестве идей человечности. Очевидно, будущий исследователь, подошедший с этих позиций к стиховой «фактуре» повести, ее композиционному строению, особенностям ее историзма, к проблеме ее художественного времени и пространства, придет в целом к тем же выводам.

Для поэта в «Медном Всаднике», если воспользоваться формулой Ю. М. Лотмана, «правильный путь состоит не в том, чтобы из одного лагеря современности перейти в другой, а в том, чтобы „приподняться над жестоким веком”, сохранив в себе гуманность, человеческое достоинство и уважение к живой жизни других людей»

Владимир Сергеевич Соловьев.

Судьба Пушкина. (очень не понравилась статья)

Есть нечто, называемое _судьбой_,- предмет хотя не материальный, но тем

не менее вполне действительный. Я разумею пока под судьбою тот _факт_, что

Ход и исход нашей жизни зависит от чего-то, кроме нас самих, от какой-то

превозмогающей _необходимости_, которой мы волей-неволей должны подчиниться. Высшее проявление гения требует не всегдашнего бесстрастия, а

окончательного _преодоления_ могучей страстности, торжества над нею в

Решительные моменты.

Естественные условия для такого торжества были и у Пушкина. С

Необузданною чувственною натурой у него соединялся ясный и прямой ум. Пушкин

Вовсе не был мыслителем в области умозрения, как не был и практическим

Мудрецом; но здравым пониманием насущных нравственных истин, смыслом правды

Он обладал в высокой степени. Ум его был уравновешенный, чуждый всяких

Болезненных уклонений. Среди самой пламенной страсти он мог сохранять

Ясность и отчетливость сознания, и если его можно в чем упрекнуть с этой

Стороны, то разве только в излишней трезвости и прямолинейности взгляда, в

отсутствии всякого практического или житейского _идеализма_. Вся высшая

Идейная энергия исчерпывалась у него поэтическими образами и звуками,

_гениальным перерождением жизни в поэзию_, а для самой текущей жизни, для

Житейской практики оставалась только проза, здравый смысл и остроумие с

Веселым смехом.

Такое раздвоение между поэзией, т. е. жизнью творчески просветленною и

Жизнью действительною или практическою, иногда бывает поразительно у

Пушкина. Люди, незнакомые прежде с биографическими подробностями о нем,

нашли, конечно, много неожиданного в новейших изданиях его переписки.

Отношения к женщинам занимают очень большое место и в жизни, и в поэзии

Пушкина; и хотя не во всех случаях эти отношения давали ему повод к

Апокалиптическим уподоблениям, но везде выступает непримиренная

Двойственность между идеализмом творчества и крайним реализмом житейских

Взглядов. В обширной переписке с женою мы не отыщем и намека на то

"богомольное благоговение перед святыней красоты", о котором говорится в

Стихотворении к Наталии Николаевне Гончаровой.

В Пушкине, по его собственному свидетельству, были два различные и не