Сеньор де шольер (1509–1592) «о некоем кастрате» (в сокращении). Из книги «девять утренних бесед».

Надо вам знать, что этот самый мэтр Никола взял в жены даму, которой отсутствие бороды не внушило никаких опасений; а ведь мужчина без бороды — что музыкант без рожка, — дуди не дуди, а толку — чуть!

Впрочем, как только он принялся заниматься с нею любовью, тут же и выяснилось, что всадникам вроде него на лошадку не взобраться! Вышедши замуж эдаким образом и уразумев, что к чему, она посчитала себя обделенной — и была права: ей, можно сказать, вручили кошелек, а внутри-то было пусто. Ее так называемый муженек в дверь-то ломился рьяно, да запоры были для него чересчур крепки. Он же мерил жену на свой аршин и полагал, что раз уж он взял на себя столь тяжкий труд, то нечего и ей нос от него воротить, — пусть разделит с ним работу, тем паче что в работе этой он находил не так уж много вкуса.

Протерпев, елико возможно, потуги и посулы супруга, дама, распаленная его авансами, взяла да и завела себе любовника, и уж он-то полностью заменил ей мессира Никола, которого сколько ни тряси, все равно ничего путного не вытрясешь… Спустя девять лун пришла пора собирать урожай с посева — и дама разрешилась от бремени красивой девочкой. Узнав об этом, все только руками развели: «Чудеса, да и только!» — а с течением времени люди стали поговаривать, что… его женушкой пользовался не он один… Когда девочке пошел тринадцатый год, он решил раз и навсегда от нее откреститься и не давать ей приданого, с каковой целью и заявил жене, что он не признает девочку своею дочерью…

Его жена держала довольно смазливую горничную, с которой мэтр Никола как-то попытался взимать недоимки, задержанные ему супругой, но тут кто-то некстати помешал ему. Горничная пожаловалась хозяйке… и просила ее заступиться.

— Напротив, — ответила та, — соглашайся на все, что он от тебя хочет; я потом выдам тебя замуж за моего лакея и свадьбу тебе справлю честь честью, если ты поведешь дело так, как я тебе укажу, и поддашься моему мужу, — да не бойся ничего, с ним ты как была, так и останешься девицей.

Затем она позвала своего лакея и так его разохотила всякими обещаниями и посулами, что он не успокоился до тех пор, пока не опрокинул горничную. И так уж он постарался, что вскорости начало ее во все стороны разносить…

Хозяйка принимается весьма ловко за дело. Однажды, улучив момент, когда ее супруг пошел прогуляться за лье от дома, она позвала трех или четырех соседок и давай им плакаться, какую скверную и подлую штуку сыграла с нею ее горничная… Та в конце концов — вдоволь поломавшись и нарыдавшись — объявила, что ребенком ее наградил хозяин — Никола Мерин…

Словом, когда мэтр Никола переступил порог своего дома, он застал там полный кавардак…

Тут-то хозяйка и раскрыла рот, и от мэтра Никола только клочья полетели:

— Ах ты, подлый кастрат! Ты все ныл, что никак с женой не сладишь, — хорошо же ты доказал это на моей горничной! Родной дочери хлеба пожалел, а на стороне байстрюков приживаешь?!.

Сперва он решил прикинуться дурачком и принял было невинный вид, но горничная представила такие доказательства дела, — как, где и когда, — что бедный наш Мерин совсем затих, прикусил язык и во избежание большего скандала признал, что преступление, в коем его обвиняли, совершил он.

Таким образом, дело было почти слажено, но его жена и тут не успокоилась и довела мужа до того, что он сам стал ее упрашивать выдать горничную за их лакея; и тут, поломавшись для виду, она дала наконец согласие справить свадьбу этих двух плутов, — разумеется, на денежки своего мужа, которого она столь хитроумно вынудила признать ее дочь.

 

 

Способы лечения бесплодия

 

Кроме собственно рецептов и рекомендаций в ученых книгах существуют и косвенные источники, свидетельствующие, как сильно люди в Средние века были обеспокоены восстановлением репродуктивной функции. Один из таких косвенных источников — это судебные архивы. Например, в Провансе в начале XIV века было заведено дело против уважаемого местного хирурга Антуана Имберти, обвиненного в том, что он ложно обещал женщинам, что вылечит их от бесплодия, а мужчинам — что сделает их способными к половому акту. Для этого он использовал всевозможные лекарства, ванны, зелья и другие средства, в том числе амулеты — маленькие мешочки с камнями и бумажками с благочестивыми надписями. Суд внимательно изучил все его методы лечения, причем, что особенно интересно, амулеты на соответствие их религиозным нормам и отсутствие колдовства, конечно, проверили, но без особого энтузиазма, скорее на всякий случай. По сохранившимся документам хорошо видно, что судей по-настоящему интересовал только вопрос: эффективны были его методы или он просто обманывал пациентов?

Другой важный косвенный источник — это частные документы, такие как счета, бухгалтерские записи и личная переписка. К примеру, в конце того же XIV века во Флоренции жила Маргарита Бандини, жена богатого купца Франческо Датини, который оставил после себя огромный архив частных и деловых документов, чем заслужил вечную благодарность историков. Маргарита вышла за него замуж в возрасте около шестнадцати лет, но к тридцати все еще оставалась бездетной, и это очень сильно беспокоило не только ее саму, но и всех, кто ее окружал. Друзья и родственники изо всех сил пытались помочь ей советами, как забеременеть, и список средств, к которым она прибегала, очень показателен и, можно сказать, типичен для Средневековья.

Во-первых, она, конечно, как положено представительнице богатой и образованной элиты (в торговой Флоренции купцы относились к верхушке общества), обращалась к одному из лучших врачей того времени, другу своего мужа, Наддино Альдобрандини. Во-вторых, она делала пожертвования церкви, вымаливая ребенка у Бога. В-третьих, следуя рекомендациям сестры, она применяла некие народные средства. И, наконец, по ее же совету, прибегала к религиозно-магическим, не особо одобряемым церковью ритуалам — в частности носила пояс-талисман[28].

 

Письмо Маргариты Бандини к Франческо Датини, 1402 г.

 

Список действительно типичный — медицина, религия, народные средства и магия. Справедливости ради следует заметить, что сомнительные народные средства и тем более магию Маргарите посоветовала ее сестра Франческа, которая вполне могла считаться экспертом, поскольку у нее проблем с деторождением не было. К тому же это было после того, как Маргарита узнала о незаконных детях ее мужа и окончательно убедилась, что в бездетности их брака виновата именно она. Кстати, несмотря на все это их брак с Датини был достаточно счастливым, они были друзьями, поддерживали друг друга, и смирившаяся со своим бесплодием Маргарита как родная мать заботилась о незаконной дочери своего мужа Джиневре. Она воспитала девочку, дала ей образование, помогла устроить ее брак и потом продолжала много общаться с ней и ее мужем, в том числе уже после смерти своего супруга. Ну а законных наследников у них так и не было, поэтому свое огромное состояние Датини оставил госпиталям, воспитательному дому для подкидышей и благотворительному фонду.

 

Рождение Девы Марии, Алтарь девы Марии, для церкви св. Урсулы в Кёльне, 1460-65 гг.

 

Еще здесь следует отметить, что и в специальной литературе, касающейся женского здоровья, в большей или меньшей степени мелькали все эти же четыре метода борьбы с бесплодием, которые применяла Маргарита. Конечно, в большинстве своем серьезные врачи к магии и народным средствам относились отрицательно, но некоторые все же включали их в число рекомендаций, отмечая, что хотя научно их действие не доказано, некоторым женщинам эти способы помогают. Ну а чудесную силу молитв, естественно, и вовсе никто не отрицал, наоборот, этот вопрос был изучен и даже структурирован — были определенные святые, которым следовало молиться о ниспослании наследника, а также реликвии, которым рекомендовалось поклониться, и святые места, которые следовало посетить. Приличная доля нескончаемого потока паломников на дорогах средневековой Европы шла к святыням, именно чтобы вымолить себе детей.

 

Средневековая контрацепция

 

Однако, хотя большинство средневековых людей были озабочены тем, чтобы обзавестись надежным количеством наследников, было бы глупо отрицать наличие и тех, кто пытался избежать нежелательной беременности, а то и вовсе избавиться от плода. Поэтому, хотя в специальной медицинской литературе о женском здоровье большая часть тем касалась восстановления репродуктивных функций, вопросы контрацепции там, пусть гораздо реже, но тоже рассматривались.

Кэтрин Парк приводит в пример знаменитого флорентийского врача и писателя второй половины XIV века Никколо Фалькуччи, который включил в одну из своих книг «Practica», длинную главу о том, как можно предотвратить зачатие. «Он безоговорочно заявил, что противозачаточные средства следует использовать, если есть какие-либо основания полагать, что роды или выкидыш могут представлять опасность для женщины или плода; противопоказания к беременности включают состояние матки, слабый мочевой пузырь, который может разорваться во время родов, болезнь и слабое телосложение. Фалькуччи подробно описал широкий спектр противозачаточных средств, включая прерывание полового акта, зелья, свечи и амулеты. Однако он предусмотрительно не привел в этой главе никаких конкретных ссылок на свою собственную практику, хотя делал это в главах, посвященных деторождению».

 

Никколо Фалькуччи, флорентийский врач и писатель второй половины XIV — начала XV века. Гравюра предположительно XVII века.

 

Такой осторожный подход неудивителен, большинство врачей старались лишний раз не иметь дела с вопросами контрацепции (по крайней мере официально), оставляя их на откуп народной медицине и всевозможным сомнительным личностям, предлагавшим специальные амулеты и заговоры. Причина была проста — хотя контрацепция и не являлась уголовным преступлением в отличие от прерывания беременности, все же она была предметом постоянных религиозных споров. Поэтому врач, открыто практикующий методы предотвращения беременности, все время рисковал стать жертвой травли со стороны чрезмерно фанатичных священников и даже должностных лиц.

Какое дело было церковным иерархам до контрацепции, я уже подробно писала в книге «Блудливое Средневековье», поэтому здесь поясню лишь кратко. Большинство богословов, формировавших официальную позицию христианской церкви, относились к браку как к неизбежному злу и вообще долго не могли смириться с тем, что даже самые религиозные люди все никак не желают умирать девственными[29]. Однако здравый смысл возобладал, и единый, нерасторжимый брак был объявлен вполне достойным выбором истинно верующего человека.

Обосновали это отцы церкви со свойственной средневековым людям практичностью — если все будут хранить добродетель, род человеческий прервется, значит, сексуальные отношения позволительны, но только в браке. Самые практичные добавляли еще, что поскольку человек слаб и не в силах отказаться от плотских удовольствий, брак — это еще и защита от блуда. Ибо «лучше вступить в брак, нежели разжигаться», как говорил Августин Блаженный.

Но подобный пересмотр взглядов привел к тому, что церковь стала гораздо сильнее вмешиваться в интимную жизнь своих прихожан и, в частности, провела четкую границу между супружеским сексом — полезным занятием по воспроизводству добрых христиан (что стало особенно актуально с началом исламской экспансии) и остальными сексуальными отношениями, имеющими целью только удовольствие.

В период Раннего Средневековья церковь старалась максимально ограничить сексуальные отношения между супругами. Секс (пусть и с благой целью зачатия детей) был запрещен в религиозные праздники (Пасху, Троицу, Рождество и т. д.), по воскресеньям, средам, пятницам и субботам, во время менструации, а также во время беременности и кормления. Если все это соблюдать, в среднем остается всего 5–6 дней в месяц. Но к Высокому Средневековью эти правила смягчились — руководства для исповедников начиная с XI–XII веков уже не требовали запрещать супружеский долг в среду, пятницу и субботу, да и праздничных дней там указано уже меньше.

Тем не менее, можно сказать, что именно церковь в то время и была одним из самых действенных средств контрацепции — ограничивая количество сексуальных контактов, она уменьшала и вероятность забеременеть.

С другой стороны, следуя все той же доктрине, что секс одобряем только ради зачатия детей, церковь была резко против любых способов ограничения рождаемости, кроме воздержания. Прерванный половой акт, бывший основным способом контрацепции с древнейших времен и почти до конца XX века, считался блудом даже с собственной женой. Об оральном или анальном сексе и говорить нечего — тем, что «некоторые мужья злоумышленно используют своих жен в места, для того не предназначенные», возмущались практически официально и на самом высоком уровне.

Однако за эти прегрешения, как и за другие способы контрацепции, такие как различные отвары, промывание влагалища, использование амулетов и т. д., полагалось всего лишь покаяние. Поэтому добрые христиане продолжали их использовать без особого зазрения совести.

Надо сказать, источников о конкретных способах контрацепции — рецептах, молитвах, заговорах и прочем — довольно мало. Причин у этого две — во-первых, врачи если и помогали своим пациентам в столь деликатном вопросе, старались этого не афишировать. Во-вторых, поскольку предотвращение беременности не являлось преступлением, такие случаи редко документировались, поэтому в судебных архивах тоже почти не присутствуют. Естественно, в суд на шарлатанов, обещавших, что их средство предотвратит зачатие, и обманувших, тоже редко подавали, поскольку покупатель в данном случае мог сам быть признан более виновным, чем недобросовестный продавец.

Закрывая тему о средневековой контрацепции, хочу сказать несколько слов о еще одном, довольно любопытном аспекте. С распространением переводов античных и арабских медицинских трудов в среде ученых медиков, пусть и на теоретическом уровне, развернулась достаточно неожиданная для Средневековья (по бытующим о нем представлениям) дискуссия. В этих трудах крайне уважаемых ученых мужей древности и представителей арабской медицины утверждалось, что регулярная половая жизнь крайне важна для женского здоровья и ее нежелательно ограничивать. С другой стороны, частые беременности могут нанести непоправимый вред, а в некоторых случаях роды для женщин вообще смертельно опасны. Это поставило европейских средневековых медиков перед неприятной дилеммой — главной целью медицины декларировалось «благополучие человеческих тел», а законы и традиции требовали, чтобы врач жертвовал здоровьем, а иногда и жизнью женщины во имя религиозных норм. И что тогда делать? Ответа на этот вопрос, разумеется, не было, врачам оставалось поступать так, как подсказывала им их собственная совесть.

 

Из книги Миллы Коскинен

«О ПРЕКРАСНЫХ ДАМАХ И БЛАГОРОДНЫХ РЫЦАРЯХ»

…Толерантное отношение к реалиям постепенно изменится, и уже в начале пятнадцатого века священникам рекомендовалось объявлять, что «каждый, кто регулярно и сознательно изливает свое семя не в жену, совершает серьезный грех». Хотя, в принципе, грех грехом, но конкретные обстоятельства принимались во внимание.

Рассуждениям на тему еще в двенадцатом-тринадцатом веке придавалась форма, которую нашел бы знакомой любой современный нам студент: case study. Не готовое решение, заметьте. Одна из таких задач предлагает подумать над следующей ситуацией. Что делать, если к священнику обращается молодая женщина, обладающая повышенной фертильностью, которой врачи сообщили, что следующие роды ее убьют. Супруг женщины требует секса, но она знает, что если пойдет ему навстречу, то непременно забеременеет, а если забеременеет, то непременно умрет. Может ли священник порекомендовать паре, чтобы муж пользовался контрацептами, или должен отмахнуться словами о Божьей воле? Мнение составителя задания ясно, потому что для сравнения он предлагает пример женщины, не желающей зачатия из страха родовых болей. Но какое же наказание предполагала церковь тем, кто составлял отвары, вызывающие бесплодие или выкидыш? Покаяние, назначаемое епископом, — с последующим отпущением греха.

 

 

Прерывание беременности

 

В приведенном выше отрывке из книги Миллы Коскинен может вызывать удивление фраза, что за отвары, провоцировавшие выкидыш, полагалось только покаяние. Между тем церковь и государство были едины в своем отношении к аборту — он квалифицировался как детоубийство, и за него полагалась смертная казнь. Причем как самой женщине, так и тем, кто ей в этом помог.

Тем не менее противоречия здесь нет, если знать одну теологическую особенность. Считалось, что Бог вкладывает в плод душу через сорок дней после зачатия. Поэтому как с религиозной, так и с юридической точки зрения прерывание беременности до этого срока являлось чем-то вроде поздней контрацепции. Это позволяло в некоторых случаях считать приемлемыми даже молитвы о выкидыше. Так, например, существует легенда о некой вдове из Пизы, которая после изнасилования обратилась с молитвой к святому Жерарду Каоньоли, и он ниспослал ей избавление от плода.

Надо сказать, о средневековых способах спровоцировать выкидыш на таких ранних сроках нам известно крайне мало, в том числе и потому, что они не подлежали уголовному преследованию. Были какие-то отвары, видимо, действовавшие как медикаментозное прерывание беременности, но сведения о них крайне скудные, и трудно определить, насколько они были действенные и какой вред наносили здоровью женщины.

 

Погибель для тела и души

 

Гораздо больше изучены способы избавления от плода на более поздних сроках. Судя по протоколам судебных заседаний и королевским письмам о помиловании, большинство прибегавших к аборту или провоцированию выкидыша женщин были служанками, ставшими жертвами сексуальной эксплуатации со стороны хозяев. То есть к этой крайней мере прибегали в основном те несчастные, кому было совсем некуда пойти, — не имеющие родного дома, находящиеся в услужении и полностью зависимые от посторонних людей. Женщины из приличных семей оказывались на скамье подсудимых за аборт гораздо реже.

Расхожие стереотипы, что наличие внебрачного ребенка превращало девушку в парию, не особо соответствуют действительности. Как это часто бывает, на Средневековье были перенесена мораль пуританского Нового времени и ханжеской Викторианской эпохи. В реальности же практичные средневековые люди относились к этому как к делу житейскому, особенно в деревнях, где, судя по записям церковных книг, подавляющее большинство женщин первого ребенка рожали не через девять месяцев после свадьбы, а гораздо раньше, а иногда и вовсе венчание и крестины происходили в один день. Но даже если беременную девицу не удавалось выдать замуж, она в большинстве случаев отделывалась церковным покаянием и продолжала жить как жила. Серьезно осуждались обществом в основном те, кто оказывался в такой ситуации повторно.

В городах и даже в знатных семьях были свои особенности, но в целом отношение все равно было примерно такое же. Согрешивших дочерей старались быстро выдать замуж, а если не удавалось — отправить куда-нибудь, чтобы они там родили, подальше от любопытных глаз. Выгоняли на улицу, предоставляя своей собственной судьбе, крайне редко, потому что подобные действия вызывали резкое осуждение со стороны церкви и общества.

Вот и получалось, что пытаясь избавиться от плода, девушка рисковала куда больше, чем отдаваясь на милость родни. Конечно, она получала немало унижений и даже побоев, ее жизнь шла наперекосяк, но на другой чаше весов вместе с попыткой аборта были риск потерять здоровье, жизнь и погубить свою душу. Тем более что занимались этим опасным делом в основном не врачи и не акушерки, а люди с сомнительной репутацией, часто связанные с криминальным миром. А сами способы прерывания нежелательной беременности вызывают у современного человека содрогание. Женщины прыгали с высоты, их били по животу, затягивали вокруг талии веревки. Они пили всякую отраву, пускали себе кровь. Точной статистики, разумеется, нет, но можно легко догадаться, что до суда доходили в основном случаи успешного прерывания беременности, а множество женщин просто умирали во время этих попыток избавиться от плода.

Тем не менее бывали случаи, когда на этот риск шли и женщины из приличных семей, а родственники им еще и помогали. Например, Кэтрин Парк приводит в пример дело Катрин Арман, жившей на юге Франции во второй половине XV века. Она забеременела, когда ее жених был в отъезде, и с помощью двух своих родственников отчаянно пыталась избавиться от ребенка. Они перепробовали разные способы, консультировались с врачом, аптекарем и цирюльником[30]. Последний согласился им помочь, давал какие-то зелья и порошки, и в результате был приговорен к смертной казни вместе с ними. Впрочем, им удалось добиться смягчения наказания — подробности этой истории как раз и известны из королевского письма о помиловании, датированного 1466 годом. К сожалению, нет данных о том, что именно заставило родственников Катрин Арман идти на такой страшный риск, но можно предположить, что дело было в деньгах, и для них жизненно необходимо было любым способом выдать ее замуж за обманутого жениха.

 

Рождение Цезаря. Древняя история до Цезаря, манускрипт XIV в., Франция

 

Думаю, многие зададут закономерный вопрос, почему я не упомянула проституток. О них вообще стоит говорить отдельно. Но есть и другая причина — они попадались на этом гораздо реже, чем несчастные соблазненные или принужденные к сексу служанки. Проститутки знали, к кому обращаться, на «дне» общества такие ситуации обычно были достаточно хорошо отработаны. Так что они либо успешно избавлялись от плода, либо умирали, но и то и другое проходило тихо и незаметно. Приличные же девушки, не связанные с криминальным миром, чаще всего попадались именно потому, что не знали, к кому обращаться, шли к врачам, аптекарям, пробовали что-то сделать самостоятельно, и в результате либо об этом кто-то доносил властям, опасаясь обвинения в соучастии, либо их попытки становились известны соседям и, соответственно, тоже доходили до властей.

 

Детоубийство

 

Единственным реальным способом избавиться от нежеланного ребенка, не рискуя в процессе погибнуть самой, было детоубийство. Еще один достаточно расхожий миф о Средневековье утверждает, что это было обычной практикой и что младенцев убивали якобы не только незамужние женщины, спасающие свою репутацию, но и семьи, которые не могли прокормить лишний рот.

Доказательств у этого утверждения нет, кроме ссылок на некоторые раннесредневековые обычаи и обряды отказа от ребенка. Но при внимательном изучении становится ясно, что и в этих случаях речь шла не об убийстве младенца, а о добровольной передаче его в другую семью в качестве раба. Подобная практика существовала еще в античные времена и была совершенно легальной, но широкого распространения никогда не получала, в основном в силу того, о чем я уже писала выше, — детская смертность была высокой, поэтому «лишними» дети бывали довольно редко. А вот рабочих рук всегда не хватало, особенно в сельской местности.

С приходом христианства тем более ни о каком лояльном отношении к детоубийству, конечно, не могло идти и речи. Кстати, интересно, что именно это преступление — убийство собственного ребенка — чаще всего разбиралось в церковном суде, возможно, потому что опасность для общественного порядка таких преступниц была невелика, и важнее было добиться не наказания их, а максимального общественного осуждения. Поэтому им обычно назначались (как часть приговора) публичные покаяния, участие в церковных процессиях с атрибутами своего преступления и прочие позорные наказания.

Церковь же следила и за тем, чтобы дети не погибали случайно, а также чтобы детоубийство не маскировалось под случайную смерть. Например, в Англии XIII века был церковный запрет класть младенцев с собой в постель, потому что там существует риск задушить их во сне. Нарушение этого запрета каралось отлучением, то есть убийца в любом случае рисковала получить крайне строгое наказание, даже если злой умысел не будет доказан.

А вот в случае участия в детоубийстве мужчины дело, по-видимому, чаще всего переходило в светскую юрисдикцию. В той же Англии если женщине удавалось доказать, что она убила ребенка по приказу мужчины (мужа, любовника, отца, брата — учитывая юридическую недееспособность женщины, она действительно могла ссылаться на свое подчиненное положение), он становился ее сообщником и нес ответственность по всей строгости закона.

Впрочем, изучение судебных архивов показывает, что детоубийство было крайне редким преступлением. В бюрократической Англии на радость историкам сохранились полные архивы некоторых графств за несколько веков. И количество дел о детоубийстве в них ничтожно малое — одно на несколько тысяч. Понятно, что не все случаи доходили до суда, и в условиях высокой детской смертности было проще замаскировать убийство под случайность, но надо понимать и то, что жалобу в суд мог подать любой посторонний человек. На смерть ребенка в благополучной семье никто не обратил бы особого внимания, посочувствовали бы и все, Бог дал, Бог взял, а вот неожиданная смерть незаконнорожденного, несомненно, сразу вызывала подозрения у соседей, священника и местных властей. Поэтому малое количество судебных дел действительно свидетельствует о редкости подобного преступления (даже с учетом того, что в статистику не попадали подобные случаи в криминально-маргинальных кругах, где умели их скрывать).

В Англии количество детоубийств резко выросло во второй половине XVI века, с увеличением численности населения и приходом протестантской морали, и с тех пор неуклонно росло вплоть до XX века. Одинокой женщине стало сложнее прокормить ребенка, а мягкое средневековое отношение к незаконнорожденным и их матерям сменилось на ханжеское неприятие и осуждение. К тому же в XVI веке появилась фактически презумпция виновности — поскольку проще всего было задушить младенца сразу после рождения и выдать его за мертворожденного, теперь женщина, родившая незаконнорожденного ребенка, обязана была предоставить доказательства того, что он родился уже мертвым.

 

 

Работающие женщины

 

Большая часть работы, которую выполняли средневековые женщины, это была, конечно, работа по дому. Как писала Барбара Ханавальт: «Жене традиционно отводятся две сферы: повседневное ведение домашнего хозяйства и воспитание и обучение следующего поколения».

Мужчины, разумеется, и в Средние века постоянно считали, что женщины сидят дома и ничего не делают, только наряжаются, болтают и ухаживают за своей внешностью. На этот счет есть замечательная английская баллада о муже, который все время обвинял жену, что она бездельничает и сидит на его шее, пока она в ответ не перечислила все, чем занимается в течение суток. Ночью присматривает и ухаживает за ребенком, пока муж спит. Утром доит коров, пока муж тоже все еще спит. Днем делает масло и сыр, кормит птицу, печет, варит, чинит одежду, кормит скотину и готовит пищу для себя, мужа и детей. И все это, параллельно присматривая за детьми. Думаю, картина всем показалась знакомой — века идут, а люди не меняются.

 

Домохозяйка

 

Работа женщин из богатых и знатных семей также была сосредоточена в первую очередь на ведении домашнего хозяйства, разве что сами обязанности были другие. Они меньше сами что-нибудь варили или чинили, но зато им приходилось вести счета, управлять хозяйством и слугами, а в отсутствие мужа — замещать его в мастерской, лавке или в управлении поместьем.

 

Женщины портные

 

«Утром она вставала гораздо раньше, чем современные дамы… — пишет Эйлин Пауэр о богатой горожанке, основываясь на книге парижского горожанина, написанной им в наставление юной супруге, — и шла с дамой Агнесс, бегуинкой [своей экономкой], к мессе, опустив долу глаза и сложив руки поверх своего красочного передника. После мессы, а быть может, и исповеди она возвращалась и проверяла работу слуг, которые должны были подмести зал и комнаты, вытереть пыль, выбить подушки и покрывала и прибрать везде, после чего она давала мастеру Джону-управляющему указания по поводу обеда и ужина. После этого она посылала даму Агнес проверить, накормлены ли ее собачки и птички, “ибо они не умеют говорить, поэтому говорить и думать за них должна ты, если у тебя они есть”. Если она жила в доме своего поместья, то должна была подумать и о скотине на ферме, и дама Агнес должна была проверить, как ухаживают за ней пастух овец Робин, пастух быков Джоссон, пастух коров Арнул, доярка Жаннетон и жена фермера Оделина, которая работала на птичьем дворе. Если же она была в своем парижском доме, то вместе с горничными вытаскивала из больших сундуков платье и меха и расстилала их в саду или во дворе на солнышке, выбивала пыль небольшой палкой, встряхивала на ветру, выводила пятна с помощью того или иного рецепта, проверенного на практике ее мужем, выискивала своим острым взглядом моль или блоху.

Но вот наступало время обеда, самого главного приема пищи в течение дня. Наши предки обедали в 10 часов утра… После обеда она следила, чтобы слуги тоже поели, а затем из занятой домохозяйки превращалась в отдыхающую даму и могла немного развлечься. В деревне она могла отправиться на соколиную охоту вместе с соседями; в городе, зимой, могла поболтать и поиграть с другими замужними дамами своего возраста, загадывая загадки или рассказывая истории по кругу, сидя у огня. Но больше всего она любила гулять по своему саду, сплетая венки и гирлянды из цветов, фиалок, левкоев, роз, тимьяна или розмарина, собирая созревшие ягоды или плоды… Устав от этого, она собирала вокруг себя даму Агнес и своих служанок, усаживалась под украшенными резьбой балками потолка в зале и принималась чинить дублет своего мужа, вышивать облачения для священника, служившего в его фамильной часовне, или ткань, которой она намеревалась обить стены в своей спальне. А быть может, они просто ткали…

Наконец, наступал вечер, и ее хозяин и господин возвращался домой… Начиналась беготня — слуги несли бутылки с горячей водой, чтобы согреть ему ноги, и удобные комнатные туфли; его жена внимательно выслушивала его рассказы и восхищалась всем, что он сделал. Потом все шли ужинать, в обществе гостей или вдвоем при свете заходящего солнца… Наступает ночь, и они вдвоем обходят дом, запирая все двери и проверяя, все ли слуги уже улеглись, ибо наши предки, в отличие от нас, экономили свечи. И они ложатся спать».

 

Помощница мужа

 

Экономический вклад жен в семейный бюджет очень часто не ограничивался приданым и ведением домашнего хозяйства. Женщины, особенно из торговых и ремесленных кругов, в большинстве случаев помогали мужьям в их работе. Причем это касается не только бедноты, но и торговых магнатов. И я бы сказала, что их даже в большей степени — жены богатых ремесленников и торговцев чаще всего были из семей их коллег, были знакомы с делами с юности, приносили большое приданое и сразу же становились не только подругами жизни, но и помощницами своих мужей. А оставшись вдовами, часто продолжали бизнес своего супруга. Об этом осталось немалое количество свидетельств, поскольку богатые торговцы и ремесленники составляли подробные и о многом говорящие завещания. Одно из них — завещание Уильяма Берда — будет приведено в этой главе.

 

Штандарт Гента работы Агнес ван ден Боссе, 1481–1482 гг.

 

О горожанах попроще документов осталось меньше, но тем не менее все-таки достаточно, чтобы быть уверенными, что жены ремесленников были чаще всего кем-то вроде их подмастерьев, а не только домохозяйками. Больше всего документов сохранилось во всегда бюрократической Англии, я уже упоминала и цеховые статуты, и взносы для супружеских пар. Есть также интересные косвенные свидетельства. Например, разрешения некоторым ремесленникам взять дополнительного ученика сверх положенного цеховым уставом, потому что «у него нет жены», — из чего можно догадаться, что жены рассматривались как дополнительные рабочие руки в мастерской, ведь для дома мастер мог бы просто нанять служанку, не спрашивая ни у кого разрешения.

У мелких торговцев жена обычно выполняла обязанности продавщицы — обслуживала покупателей в лавке. Часто жены еще вели бухгалтерию и проводили инвентаризацию товаров, тогда как основной обязанностью мужей были закупки, поскольку для этого требовалось куда-то ездить, иногда очень далеко, да и к тому же возить с собой крупные суммы денег. Так что разделение труда было вполне разумное — жена занималась тем, что можно делать дома, муж — делами на выезде.

Ценность жены как помощницы в мастерской и как источника дополнительного дохода делала брак для молодого человека, намеревавшегося заняться торговлей или ремеслом, необходимостью. Но в то же время для женитьбы требовался капитал или свое уже работающее дело. Поэтому юношам приходилось откладывать брак, чтобы сначала закончить обучение, потом заработать какие-то деньги, чтобы хотя бы снять для себя с женой отдельное жилье. И в жены ремесленники стремились брать не юных девочек, только выбравшихся из-под материнского крыла, а девушек, которые уже что-то умеют и, возможно, даже сами работают (а желательно и в той же сфере). Не зря именно в городах у женщин был самый высокий брачный возраст.

 

Основные женские профессии

 

Иногда женщины работали не на мужа или отца, а были либо наемными работницами, либо хозяйками собственного бизнеса. Большинство из них трудились либо в прислуге, либо зарабатывали на жизнь традиционными для женщин профессиями. Но были и те, кто занимался «мужской» работой, хотя в большинстве случаев такие исключения — это вдовы, продолжившие дело своих мужей.

Статистика города Экстера в Девоншире свидетельствует, что в конце XIV века там числилось 435 работающих женщин (те, кто трудился дома, на мужей и отцов, не считались). Из них 160 были служанками, 150 варили пиво, 99 работали торговками, 55 — проститутками, 17 — содержательницами борделей, 51 значились как ремесленники (в основном работающие в суконной промышленности). Дополнительно надо отметить, что в число служанок в этой переписи входили также сиделки, акушерки и целительницы — по большей части незамужние девушки. Ну и если сложить все эти цифры, станет ясно, что некоторые женщины работали на двух работах.

В общем-то статистика очень показательная и типовая, именно эти профессии были основными для женщин по всей Европе, и только в некоторых местах существовали какие-то региональные особенности (допустим, были целые «заповедники» золотошвеек).