По заветам Христа и апостолов

 

Возвращаясь к раннехристианским заветам, добавлю, что богословам, обсуждающим брачно-семейные темы, приходилось нелегко, потому что Христос на эту тему почти ничего не говорил, разве что запретил разводиться на иных основаниях, чем прелюбодеяние. Приходилось пользоваться косвенными свидетельствами его отношения к браку, такими как присутствие на свадьбе в Кане и упоминания брака в притчах.

Позиция сторонников брака осложнялась тем, что некоторые фрагменты в Священном Писании очень удобны для проповедования безбрачия, как, например, известное высказывание в Евангелии от Матфея: «И всякий, кто оставит дом, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную». Современные исследователи считают, что такие антибрачные и антисемейные заявления в Евангелиях были связаны с тем, что христианство, как новая религия, приобретало себе сторонников индивидуально, нередко вызывая раскол в семьях, где одни придерживались старых верованиях, а другие признавали нового Бога. Поэтому требовалось обоснование, позволяющее преодолеть крепость семейных уз, порвать с семьей, родом, племенем и последовать за своей верой.

 

Коитус, Трактат о здоровье, манускрипт XIV в., Италия

 

Раннехристианская церковь находилась под глубоким влиянием аскетических воззрений, которые приводили к отрицанию брака и возвеличиванию девственности. И хотя разумные доводы начали звучать почти сразу, им понадобилось несколько столетий, чтобы возобладать над сторонниками аскетизма и вечного целомудрия. Между тем еще Иоанн Златоуст[18] писал: «Не брак — порочное дело, но порочно прелюбодеяние, порочное дело — блуд; а брак есть врачество, истребляющее блуд». Именно он одним из первых сформулировал, каким должен быть христианский брак, и фактически заложил основы будущего отношения церкви к брачно-семейным отношениям. Климент Александрийский тоже ратовал за брак, поскольку считал, что он позволяет человеку делать то, что заложено в нем Богом и природой, то есть производить на свет детей. А вот святой Иероним и Евсевий Эмесский приводили в пользу брака довольно забавный, на современный взгляд, аргумент, отличающийся в то же время железной логикой, — брак, по их мнению, был нужен как способ производства девственников обоего пола. Действительно, другим путем их и правда ниоткуда не взять.

Но все равно, даже Августин Блаженный, сформулировавший три блага брака — верность, потомство и таинство, означающие, что христианский брак неразрывен, моногамен и направлен на продолжение рода, — не поставил точку в этом споре. Хотя впоследствии именно его формулировка стала основой для выстраивания церковью системы брачно-семейных отношений для христиан.

При этом, что самое интересное, позиция, к которой в конце концов пришли отцы церкви, что девственность — это идеально, но брак тоже хорошо, была не нова, первым ее высказал еще сам апостол Павел, и именно его высказывания потом многократно обсуждались и интерпретировались в христианской полемике о браке.

Еще раз хочу подчеркнуть — когда я говорю, что церковь долгое время не контролировала вопросы, касающиеся брака, поскольку единственным правильным путем для христианина считалось целомудрие, это не означает, что все до единого священники и богословы придерживались именно такого мнения. В защиту брака высказывалось немало богословов, в том числе и в раннехристианские времена. Но до поры до времени это было только их личное мнение, а полноценно и организованно церковь взялась за внедрение христианского брака только с VIII века.

 

Варварское право

 

Для полноты картины надо упомянуть о дохристианском варварском праве — германском, датском, англосаксонском, салическом и т. д. Разумеется, абсолютно ясно, что какие-то обычаи, законы и верования, связанные с браком, у дохристианских варварских племен существовали. Но точно восстановить их довольно проблематично. Самым ранним источником по германским брачным обычаям является «Германия» Тацита, написанная на рубеже I–II веков нашей эры. Но описываемое там общество, где девственность сохраняется до брака, прелюбодеяния строго наказываются, да и в целом царит практически моногамия, за исключением разве что представителей знати, выглядит слишком сомнительным. Большинство исследователей сходятся на том, что Тацит не столько описывал обычаи германцев, сколько создавал поучительную картину вымышленного прекрасного общества, противопоставляемого им развращенному Риму.

Что касается дошедших до нас письменных памятников германского права, то все они написаны довольно поздно, и в них очень заметно римское влияние. Однако можно все-таки с уверенностью утверждать, что в германских, англо-саксонских и прочих дохристианских европейских обществах существовала вполне законная полигамия, хотя и действительно характерная в основном для представителей верхушки общества. Причем статус различных женщин мог быть разным — у одного высокопоставленного мужчины могла быть жена (а иногда и несколько), плюс сколько-то вполне официальных конкубин, причем все они имели какие-то права, в том числе и на наследство, и дети от всех этих женщин считались законными.

С приходом в бывшие варварские земли христианства началось искоренение полигамии. На деле это поначалу привело к тому, что появилась дополнительная градация браков — феодалы и даже короли стали венчаться с одной женой по христианскому обряду, а с остальными женами заключать брак en soignantage или more danico — это термины, используемые в разных частях Европы для нехристианских браков по варварскому праву. Венчанная жена в таких случаях имела более высокий статус, ниже нее стояли остальные жены, а еще ниже — наложницы или конкубины. Церковь это выводило из себя, богословы и епископы призывали на головы прелюбодеев всевозможные кары, пытались убедить, вразумить и наказать, требовали считать детей от невенчанных жен и конкубин незаконнорожденными, но моногамия внедрялась очень медленно. И даже когда она уже практически закрепилась, с конкубинатом справиться все равно не удалось. Тем более что церковь как раз в это время стала активно вводить целибат для священников, тем приходилось формально разводиться с женами, а фактически превращать их в конкубин.

 

Семейная жизнь Меровингов

 

Чтобы понять, как именно обстояли дела с брачно-семейными традициями у германской или франкской знати в раннесредневековые времена, когда христианство к ним уже пришло, но варварские обычаи еще не вытеснило, лучше всего почитать биографии королей из династии Меровингов. Это и познавательно, и очень увлекательно. Тем более что все их брачно-семейные перипетии тщательно описаны Григорием Турским.

Каждый раз, когда я начинаю читать что-то о Меровингах, я удивляюсь, что о них до сих пор не сняли хорошего высокобюджетного сериала. Какие «Тюдоры», да по сравнению с меровингскими королями Генрих VIII — образец моногамии и благопристойности. Какие «Игры престолов» — это жалкая пародия на то, что творилось в государстве франков и германцев в VI–VII веках.

Возьмем для примера Хлотаря I[19], сына Хлодвига и святой Клотильды Бургундской, который при разделе отцовского наследства получил Суассонское королевство.

Сначала он женился на Ингунде, дочери короля Вормса, вроде бы жили они вполне счастливо и успели завести не меньше шести детей. А дальше началось интересное: «Когда король был уже женат на Ингунде и любил ее одну, — пишет Григорий Турский, — она обратилась к нему с просьбой, говоря: “Мой господин сделал из своей служанки то, что он хотел, и принял меня на свое ложе. Теперь для свершения полного благодеяния пусть мой господин-король выслушает просьбу своей служанки. Я прошу о том, чтобы вы удостоили выбрать для моей сестры, вашей рабыни, уважаемого и состоятельного мужа; этим я не буду унижена, но скорее возвышена и сумею еще более преданно служить вам”.

Услышав эти слова, король, человек весьма распутный, воспылал страстью к Арегунде [сестре Ингунды], отправился в виллу, где она жила, и женился на ней. Взяв ее в жены, он вернулся к Ингунде и сказал: “Я постарался выполнить благое дело, о котором ты, моя радость, просила. В поисках богатого и умного мужа для твоей сестры я не нашел никого лучше, чем я сам. Так знай, что я взял ее в жены, и я не думаю, чтобы это тебе не понравилось”. А та в ответ: “Пусть мой господин делает то, что ему кажется хорошим, лишь бы твоя служанка была в милости у короля”.

Не знаю, какую именно цель преследовала Ингунда, но возможно она получила именно то, что ожидала, и они какое-то время счастливо жили втроем.

Параллельно с этими двумя браками Хлотарь женился на вдове своего брата Хлодомера, Гунтеке, чтобы присоединить его земли. Племянников (сыновей Хлодомера и Гунтеки) он на всякий случай убил, кроме одного, который успел постричься в монахи и стал не опасен. Потом этого избежавшего смерти принца, кстати, канонизировали.

На этом брачные приключения не закончились. Во время одного из походов Хлотарь взял в плен дочь тюрингского короля Бертахара Радегунду, которой в то время было восемь лет, и у него родилась гениальная идея воспитать из нее себе идеальную жену. Девочку поселили в одной из королевских резиденций и дали ей блестящее по тем временам образование и воспитание. Еще лет через восемь (Гунтека тогда уже умерла, остались только Ингунда и Арегунда) Радегунду вызвали ко двору для заключения брака. Она вовсе не стремилась замуж, а хотела посвятить себя Богу, поэтому попыталась бежать, но ее поймали, и венчание все-таки состоялось.

Радегунда, в отличие от предыдущих женщин, была не просто женой, а королевой — ее с Хлотарем официально обвенчали в церкви и провозгласили королевой франков. Брак их продлился около десяти лет, детей от него не было, но в остальном Радегунда выполняла все королевские обязанности — руководила двором, помогала мужу, принимала послов и т. д. Одновременно она продолжала быть фанатично верующей, носила власяницу, постилась, помогала бедным, построила больницу, постоянно жертвовала церкви и монастырям. Это не очень нравилось Хлотарю и его окружению, но окончательно брак распался только после того, как по приказу короля убили брата Радегунды (скорее всего, исключительно из политических соображений). Тогда королева окончательно хлопнула дверью, приняла постриг, основала монастырь и стала жить так, как всегда мечтала. Авторитетом она пользовалась огромным, переписывалась с королями и императорами, прожила почти до семидесяти лет и, конечно, после смерти была канонизирована.

После Радегунды Хлотарь без особого энтузиазма завел себе еще парочку жен, но они особого значения ни в его жизни, ни в истории не имели. Зато тут как раз удачно овдовела Вульдетрада — жена Теодебальда, короля Австразии и внучатого племянника Хлотаря. Земли Теодебальда Хлотарь тут же захватил, а на его вдове на всякий случай женился — для легитимности. Но почему-то именно этот брак вызвал недовольство у епископов, и, чтобы не ссориться с церковью, король с ней на всякий случай развелся и выдал ее замуж за герцога Баварии.

Кстати, через пару лет после этого умер Хильдеберт, король Парижа, не оставив наследников, и Хлотарь, как последний оставшийся наследник Хлодвига, завладел его землями и таким образом снова объединил Франкское королевство в одних руках. На вдове Хидельберта он почему-то не стал жениться, видимо, чтобы снова не ссориться с епископами, а просто отправил ее в изгнание.