Спор древнегреческих философов: «по установлению» или «от природы»

 

Здесь и в дальнейшем мы будем иметь дело только с гипотезами, по которым язык возник естественным образом, без участия таинственной силы, свойственной божеству или обожествляемым людям.

Древнегреческая философия в основном была сосредоточена на объяснении картины мира и природы человека из их сущности. Крайне редки мифологические сюжеты, связанные с происхождением языка, или рассуждения философов, привлекающих божественное начало для объяснения этого вопроса. Правда, в эллинистической мифологии (Восточное Средиземноморье) был сюжет о том, что создателем языка является бог Гермес – покровитель торговли и средств сообщения, отождествлявшийся с египетским богом Тотом. Но в греческой философии эта идея не была популярной. Сошлемся лишь на эпикурейца Диогена из Эноанды(П или III в.). Он называет явным вздором принятие Гермеса в качестве учителя языка.

Дело не только в том, что древние греки не доверяли богам (атеистов среди них было не так уж много), а, думается, в том, что дух философствования был таким, что если философ мог убедительно ответить на вопрос, используя естественные аргументы, то он не прибегал к сверхъестественной помощи. А вопрос о происхождении имен в общем и целом казался разрешимым, по крайней мере после платоновского "Крати-ла" (см. далее), что констатировал комментатор Аристотеля Аммоний (александрийский философ).

 

Мысль философов, а затем лингвистов и психологов вращалась уже вокруг двух основных вопросов: 1) какие природные звуки послужили "материалом" для создания звучаний слов; 2) строились ли слова сознательным интеллектуальным усилием или они складывались стихийно, "естественным" образом.

В древнегреческой философии развернулась борьба между двумя основными трактовками происхождения имен. Первая – "по установлению" – исходила из того, что имена людям и вещам (это не различалось) дают произвольно искусные в своем деле установители имен, подобно тому как родители нарекают своих детей. Другая линия связывала имена с природой вещей и людей, свойства которых отражались в звучании или значении имени.

Начиная с V в. до н. э. и вплоть до падения Римской империи и распространения христианства в древнегреческой философии дискутировался вопрос об истоках норм человеческого поведения, в том числе и языкового.

Физик-философ, изучающий природу, Архелай (V в. до н. э.), учитель Сократа, резко противопоставлял природный мир и человеческие установления. "Законы, политический строй, справедливое и несправедливое, – говорил он, – все это существует по установлению".

Особенно много рассуждали об этом софисты – первые профессиональные философы (V–IV вв. до н. э.). Говоря об установленности человеческих законов, они выдвигали идею "общественного договора". Так, по Ликофрону, государство есть собрание равноправных граждан, которые в целях обеспечения своей безопасности решили ограничить свою естественную свободу. Фразимах утверждал, что люди договорились не допускать несправедливости и не терпеть ее. Софист Антифонт говорил, что веления закона надуманны, а велениям природы свойственна внутренняя необходимость. Поэтому при свидетелях полезно высоко ставить закон, а без них – слушаться велений природы.

Сократ (469–399 гг. до н. э.), выдающийся афинский философ-идеалист, противопоставляет человека природе, изучать которую – дело нечестивое и безбожное. Главное, чем надлежит заниматься людям, – это стремиться к пониманию того, что есть справедливость, право, закон, добро и зло. Эту линию продолжают и последователи Сократа – этическая школа киренаиков (основана учеником Сократа Аристиппом в г. Кирена), которые, по свидетельству историка философии Древней Греции Диогена Лаэртского, утверждали, что нет ничего справедливого, прекрасного или безобразного по природе: все это определяется установлением и обычаем. Поскольку природа противопоставлена человеку, то постигнуть ее сущность трудно. Но если люди установили сами нравственные законы, то естественно, что они в состоянии их познать. Согласно киренаикам, чтобы обрести счастье, нужно постичь смысл добра и зла. Тогда ты станешь хорошим оратором, лишишься суеверий и страха смерти.

Таким образом, тезис об установлении касался достаточно широкого круга явлений общественной жизни, но относительно происхождения имей он обсуждался особенно остро. Дело в том, что в ряде философских школ так же, как и в мифологических представлениях, именование вещи связывалось с ее созданием, но не в буквальном смысле, а как вычленение ее из потока действительности. Наиболее ярко это выразилось в философии Парменида (его акмэ4 – 500 г. до н. э.). Вещи не имеют ни рождения, ни конца. Они образуются смешением веществ и изменением смесей. Рождение же вещи есть не что иное, как называние ее людьми. Положенное для вещи имя выделяет ее среди других вещей, являясь ее отличительным знаком. У наивного материалиста Протагора (ок. 480–410 гг. до н. э.) бытие мира вечно и неизменно. Наблюдаемые же органами чувств изменения – лишь видимость, результат мнения, а не разумного знания неподвижной сущности, "истины".

Агностик Горгий(ок.483–375 гг. до н. э.), высказывавшийся о непознаваемости мира, выдвигал против "отприродно-сти" речи следующие аргументы: "субстраты (вещи) не раскрывают природы друг друга. Тем более неспособна сделать это речь, так как если она и субстрат, то по своей природе больше отличается от всех прочих субстратов, чем они друг от друга. И особенно отличаются видимые тела от речей, ибо иным органом воспринимается видимое, иным – речь". Звучащая речь, таким образом, не может показывать видимых субстратов.

Стройную аргументацию против теории "от природы" выстроил выдающийся философ-материалист, "размышлявший обо всем", Демокрит. Своим аргументам он дал названия: многозначность, равновесие, переименование и безыменность. Для понимания этой аргументации необходимо иметь в виду, что в представлении сторонников имен "от природы" само звучание названия вещи изображает или показывает ее, являясь как бы фотографией вещей.

Многозначность, или равноименность (в современной терминологии – омонимия), – означает, что различные вещи называются одним именем, тогда как по теории "от природы" разным вещам должны соответствовать разные имена, поскольку вещи различны по природе. Равновесие, или многоименность: разные имена "подходят" одной и той же вещи (синонимы), и, следовательно, они должны "подходить" (совпадать) друг другу, что невозможно, так как они все же разные; если бы имена были "от природы", то невозможно было бы переименование, в частности людей (нельзя было бы, например, переименовать Аристокла в Платона: Аристокл – настоящее имя, а Платон ("широкий") – прозвище). Безыменность состоит в том, что из схожих слов не всегда можно создать сходные производные слова, т. е. ряда имен нехватает.

Некоторые философы (Диодор Крон, IV в. до н. э.), демонстрируя произвольност; установления имен, называли своих рабов не полнозначными словами, взятыми из общенародного языка, а союзами и частицами (например, "Но ведь").

Мы сможем лучше понять активность сторонников "установления", если учтем, как любовно ораторы и поэты относились к слову, а они не только внимательно всматривались в значение слова, но и оценивали его звучание и даже "цвет" и "вкус". Лучшие ораторы и поэты должны были обладать, как потом выразится В. Гумбольдт, чутьем языка, употребляя известные слова и создавая новые выражения, т. е. они должны быть искусными в языке. Вот как об этом писал римский поэт Гораций (65-8 гг. до н. э.):

Скажет поэт хорошо, когда знакомому слову Новый оттенок придаст сочетаиьем искусным. Когда же Новых примет выраженье найти неизвестному нужно, Слово такое создать, что неслыхано было Цетегам, Будет удачей. Но вольность дается с условием меры: Созданным вновь и вводимым словам окажут доверье, Если на греческий лад умело составлены будут. Варию или Вергилию как отказать в этом праве, Данном римским народом Цецилию или же Плавту? Что же меня упрекать за немногие новшества, если Энний уже и Катои создавали слова и богатством Новым язык наделили отцов?…

Много опавших уже возродится, а тех, что в расцвете, Много слов опадет, коль скоро захочет обычай. Что в решеньях его – и право и правила речи6.

Противники имен "от природы" любили обыгрывать собственные имена оппонентов, которые брались из слов общенародного языка и несли с собой присущие им понятия, которые далеко не всегда соответствовали качествам названных ими людей.

Вот какой диалог приводит Диоген Лаэрте кий – древнегреческий историк философии. Два представителя разных сократических (этических) школ – известные философы IV в. до н. э. Стильпон и Феодор-Безбожник – поссорились из-за имени Феодор: "Скажи, Феодор, – спросил Стильпон, – что в твоем имени, то ведь и в тебе?" Феодор согласился. "Но ведь в имени твоем бог?" (Имя Theodoros произведено от слова Theos – бог). Феодор и с этим согласился. "Стало быть ты и есть бог?" Феодор и это вынужден был принять. Стильпон расхохотался и сказал: "Негодник ты эдакий, да ведь с таким рассуждением ты себя признаешь хоть галкой, хоть чем угодно!" И более того, добавим мы, Феодор был известным атеистом, за это и получил прозвище "Безбожник".

Чтобы выходить из подобных ситуаций, сторонники имен "от природы" стали говорить, что есть правильные имена, соответствующие природе человека, и неправильные, данные ему ошибочно. Кратил – один из собеседников Сократа и Гермогена в диалоге Платона "Кратил" (см. следующий раздел) – так и заявляет. Имена Кратил и Сократ правильные, соответствуют носящим их людям: Кратил означает "силу", "власть", Сократ – "сохраняющий свою силу невредимой". А вот Гермоген – имя неправильное и не есть действительное имя Гермогена. Оно означает "происходящий из рода Гермеса", бога торговли и прибыли, тогда как участник беседы Гермоген неудачлив в делах и, по выражению Сократа, в погоне за деньгами теряет состояние.

Основоположником теории "отприродности" имени был, видимо, Гераклит Эфесский (ок. 540–475 гг. до н. э.), философ-материалист, сформулировавший ряд принципов диалектики. Однако его взгляды на природу имен не дошли до нас. Единственная, кажется, возможность восстановить их состоит в том, чтобы отождествить высказывания Кратила в диалоге Платона "Кратил", во-первых, с мнением исторически существовавшего философа Кратила и, во-вторых, со взглядами его учителя Гераклита. Такое отождествление делает Аммоний (V в.), комментатор Аристотеля, что, по мнению некоторых современных исследователей, достаточно сомнительно.

Взгляды Гераклита, по Аммонию, состоят в следующем. Подобно тому как восприятие вещей определено их природой, так и имена им определила она же: природа создала имена. Имена – это тени или отражения вещей. Тот, кто именует вещи, должен открыть природой созданное правильно имя, и если ему это не удается, то он не именует подлинно, а лишь производит шум. Такая точка зрения могла, видимо, принадлежать Гераклиту, если учесть контекст его философии.

Мир как целое и отдельные вещи находятся в постоянном движении, возникая и разрушаясь. Гераклиту принадлежат знаменитые слова: "В одну и ту же реку нельзя войти дважды" и "Все течет, все изменяется". Жизнь и смерть, активное и пассивное, добро и зло существуют и не существуют одновременно. Они переходят друг в друга, противоборствуя между собой. Поэтому нельзя сказать, что есть добро, а что есть зло. Люди по своему произволу называют нечто добром или злом, как кому понравится. Поэтому имена вещей устанавливаются произвольно. Но это неправильные имена.

В основе вечного движения лежит логос – огонь как процесс, первопричина, законодательная и разумная сила. Он – душа природы и сама природа. Человеческий разум, стремясь приобщиться к всеобщему закону, логосу, должен обращаться к законам природы, а не к условным установлениям какого-либо государства, людей. Истина жива, поэтому она подвижна и прячется от человека. Мы видим лишь застывшее, а следовательно, омертвевшее. Только лучшие люди, из которых один стоит тысячи, могут познать вечный закон природы и высказать его. Они-то и открывают правильные имена, соответствующие природе вещей и созданные ею.

Как мы увидим в дальнейшем, стоики, восприемники Гераклита, были сторонниками имен "от природы" и непосредственно связывали восприятие вещей со звучанием их имен.

Сторонники "отприродности" имен привлекали к защите своей точки зрения самую различную аргументацию. Люди не

могут называть любой предмет любым словом и менять по своему усмотрению названия предметов. На это сторонники "установления" возражали, что не только в разных языках одна и та же вещь называется по-разному, но и в одном языке может быть несколько имен для одной вещи. Что же касается переименования, то они иллюстрировали его возможность на собственных именах.

Защитники имей "от природы" прибегали к самым неожиданным доводам вроде, например, того, что проклятия и молитвы действуют на названных в них людей именно потому, что их имена связаны с их природой. Другие видят "отприродность" имени в том, что и имя, и глагол есть звуки, а звуки – явления природы. Следовательно, имена и глаголы "от природы". Аммоний отвечал на этот аргумент так: подобно тому как дерево – материал для искусственно созданной двери, так и звуки – материал для имен и глаголов, последние же являются человеческим созданием.

Подводя итог дискуссии греческих философов, Аммоний признает наиболее мудрой линию божественного Платона и его ученика Аристотеля, в которой объединены "установление" и "отприродность" имен: они создаются установителями имен в соответствии с природой вещей.

Аммоний считает, что имена существуют по установлению, так как их установил "замысел рассуждающей души" в соответствии с природой вещи, и иллюстрирует эти слова примерами, из которых, по его мнению, видно, что имена мужского рода соответствуют мужской сущности, а женского рода – женской8. Первой свойственно воздействовать и входить, второй – воспринимать. Так, ум – мужского рода, а душа – женского, потому что установитель имен усмотрел: ум освещает душу, а душа освещаема им. По той же причине Солнце, по Аммонию, мужского рода, а Луна и Земля – женского. Реки имеют мужской род, а озера и море – женский, так как первые вливаются во вторые.

Что же касается множественности имей, то она не препятствует им быть "от природы". Переименовывая вещи, мы добиваемся большего соответствия имен их природе. Как у человека может быть несколько изображений, так и у вещи – несколько имен. При этом одна и та же сущность раскрывается с различных точек зрения. Например, слова anthropcs, merops, brotos обозначают человека, но с разных сторон: первое произошло от выражения "рассматривающий то, что увидел", второе – "имеющий членораздельную речь", третье – "запятнанный от падения души".

Итак, слова – это искусственные подобия вещей, устанавливаемые творцами имен. Причем подобие рассматривалось в двух, часто неразличаемых смыслах: подобие по каким-то признакам звуковой стороны слова и подобие его исходного, предшествующего значения, что особенно выразительно в собственных именах (Архидам – начальник народа, Василиск – царственный, Евтихий – благополучный).

Представление о том, что первые имена создавались мудрыми установителями, всматривавшимися в сущность вещей и старавшимися отразить ее в именах, настолько глубоко и серьезно, что, хотя в истории философской и лингвистической мысли и были отходы от него и от вопросов, связанных с ним, XX в. со своими новыми данными о доистории человечества возвращается к нему, наполняя его современным содержанием.