Коллектив и индивид в первобытном сообществе

 

Опыт изучения стадного поведения животных дает основание приписать социальной структуре сообщества первобытного человека большую сложность и диалектическую противоречивость.

Сложность социальной организации должна быть согласована с численностью первобытного сообщества: чем она больше, тем сложнее его структура. Часто приводимые данные не кажутся реалистичными. Исходя из оптимального ареала обитания, даются, например, такие цифры: 13–30 или 20–40 особей.4" При этом исходят яз того, что первобытное сообщество ведет вегетарианский образ жизни и что реально доступное для него пространство угодий не могло бы прокормить более многочисленное стадо. Возможно, это и так. Но подобное сообщество не могло бы быть стадом охотников, оно обречено на гибель не только из-за своей зависимости от природных условий и их колебаний, но и в силу того, что становится жертвой каннибализма других видов первобытного человека (вспомним конфликт между австралопитеком изящным и бойсеи).

Если взять за среднюю численность стада 30 особей, из них мужских – 15, то при продолжительности жизни 20–22 года и при детстве, длящемся до 15 лет, мы получим численность взрослых мужчин не более шести-семи особей. Естественно, что такому сообществу трудно защитить себя не только от каннибалов, ио и от хищных зверей, как бы ни был силен австралопитек бойсеи или питекантроп гигантопитек(о. Ява).

Число охотников на крупного зверя должно быть по крайней мере несколько десятков. Журналистка В.Д. Шапошникова, путешествовавшая в 60-е годы по джунглям Африки, описала в своих очерках "По тропам Экваториальной Африки" (1970 г.) ночную сцену сбора охотников деревни (вооруженных копьями с каменными наконечниками), оповещенных "разведчиком" о выслеженном им крупном звере. Звуками там-тама были собраны все охотники. Автор не говорит об их численности. Но если предположить, что в деревне 15–20 хижин, то число охотников может равняться 20. Если к этому числу прибавить такое же число молодых женщин, минимум 20 детей и столько же старух и стариков, то получим численность около 80 чел. Мы полагаем, что именно из числа 80-100 особей и надо исходить, говоря об организации первобытного сообщества.

Мы уже говорили об иерархичности стадной организации животных. Здесь же лишь отметим некоторые дополнительные ее свойства, в частности тенденцию к устойчивости, базирующуюся на инстинкте самосохранения, и противоположный ей динамизм ка-к выражение инстинкта роста. Одним из выражений тенденции к сохранению иерархии служит поведение лидеров стай птиц и стад животных во время внутренних конфликтов. Их агрессивность проявляется в основном к ближайшей по рангу особи. Даже при искусственном (переданном по радио возбуждении центра ярости обезьяна атакует не любое оказавшееся поблизости от нее животное, а особь, стоящую на одну ступень ниже в обезьяньей "табели о рангах" (П.В. Симонов).

Устойчивость иерархической организации стада хотя и основана на инстинкте самосохранения, в то же время является необходимым условием не только выживаемости, но и роста. Другими словами, целостность организации необходима для достижения ее целей именно как целостности.

В теории систем (Г.П. Щедровицкий) говорят о "несобственных целях", которые возникают перед "объемлющими" системами и которые достигаются совместным функционированием подчиненных систем, при этом иногда путем подавления или даже уничтожения последних, если их "собственные цели" входят в конфликт с "несобственными".

Есть основание полагать, что чем ниже уровень иерархии, тем более жесткой должна быть подчиненность нижележащего уровня вышележащему, и наоборот, с переходом с уровня на уровень жесткость подчиненности ослабевает, границы свободного поведения расширяются, поскольку собственные цели высших уровней полнее совпадают с несобственными целями всей системы. Эта диалектическая ситуация порождает две социальные тенденции. Во-первых, особи вышестоящего уровня острее реагируют на "беспорядки" в сообществе (нарушение несобственных целей); во-вторых, создаются условия для динамичности системы, для перемещений по иерархии.

Интересно отметить, что социальные отношения индивида в сообществе осваиваются им не только под давлением сложившейся организации, но и в какой-то мере являются врожденными и обеспечиваются определенными мозговыми структурами. Так, двустороннее разрушение миндалин у макак резусов и зеленых мартышек не влияет на их индивидуальное поведение, но нарушает контакты в группе и увеличивает количество реакций страха при общении (В.П. Симонов).

Динамизм социальной иерархии первобытного человека, основанный на инстинкте роста, проявляет себя как в индивидуальной борьбе за место в иерархии, так и в освоении новых территорий и в полном господстве над животными и другими сообществами первобытных людей.

Чем сложнее иерархическая организация сообщества, тем разнообразнее социальные (собственные) цели и соответственно мотивы. Положение более сильных физически и интеллектуально индивидов все резче контрастирует с образом жизни особей, находящихся на нижних ступенях иерархии. Власть поощряет разнообразие, и утончение потребностей (прежде всего первичных – гастрономических и сексуальных). Контраст между числом и полнотой удовлетворения потребностей обостряет борьбу за улучшение положения индизида в социуме. Разнообразие целей и мотивов увеличивало объем общения, повышало жизненную значимость опыта, требовало совершенствования средств передачи информации.

Значение опыта, а также способности решать нетривиальные поведенческие задачи для выдвижения в лидеры оценивается уже в животном мире. Так, стадом оленей предводительствует старая самка, свободная от детенышей, а отнюдь не самый сильный и агрессивный самец. А у некоторых птиц лидирующей особью является та, которая только одна из всей стаи способна решать некоторые задачи (П.В.Симонов). В обществе первобытного человека на роль лидера выдвигался, очевидно, хороший организатор и опытный охотник.

Интересно, что динамизм организации детерминируется не только объективными, "материальными" факторами, такими, как рост численности популяции, взросление молодняка, результатами иерархических схваток и т. д., но и, так сказать, субъективными свойствами особого типа членов сообщества. Это так называемые "исследователи", "искатели" в противоположность особям со стереотипным, консервативным поведением.

Наблюдения за поведением крыс, овец, оленей и других животных дали не только возможность установить эти два типа особей, но и объяснить жизненную важность для популяции, приспособительную значимость этого разделения. Если "консерваторы" реализуют тенденцию к поддержанию иерархии и целостности группы, то "искатели" олицетворяют тенденцию стадного роста. Прогрессивное развитие популяции обеспечивается гармоничным сочетанием этих тенденций. Аномальное преобладание первой ведет к застою развития, а второй – к разрушению сообщества.

"Консерваторы" обычно находятся на самых нижних и верхних уровнях иерархии, тогда как к искательству проявляют большую склонность особи средних уровней. И те и другие имеют своих иерархов, правда у вторых они временные. "Современная этологня различает два типа высокоранговых особей: доминантов и лидеров… Вожак-доминант обеспечивает стабильность групповой организации, он внимательно следит за распределением корма, самок и территории, немедленно атакуя нарушителей. Персонифицируя порядок в стаде, он сам оказывается пленником этого порядка и не способен к поведению, отличающемуся от поведения стада. Вот почему при встрече с неожиданной ситуацией (рыхлый снег, бурная река, люди) из группы выделяются особи, способные к самостоятельному, нетривиальному поведению. Для аких вожаков-лидеров безразлично, следует за ним стадо или нет… После преодоления вожаком снова становится самец-доминант"50.

Тот факт, что цивилизованному человечеству свойственно деление на "искателей" и "консерваторов", подтверждается, видимо, одной из "вечных" тем искусства, в частности литературы: это противопоставление беспокойных, сильных, ищущих натур, страждущих новизны, и малоподвижных носителей традиций и порядка. Вспомним хотя бы гомеровского Одиссея и женихов Пенелопы, Фауста и Вагнера у Гёте, героев романа "Гений" Драйзера и драм Гауптмана, "буревестников" и "пингвинов" у Горького. И вообще, редкий крупный писатель не решал проблемы консервативной среды и "выламывающейся" из нее "бунтующей" личности.

Мы не будем касаться здесь роли лидерства (выдающейся личности) в истории. Однако хотелось бы подчеркнуть, что роль эта в становлении, да и в развитии языка или вообще не рассматривается учеными, или сильно недооценивается.

Если говорить о механизме возникновения нового в языке не только на первых этапах его развития, то надо иметь в виду, что всякая новация появляется сначала в индивидуальной речи, а затем уже, будучи принятой обществом, становится объективным и социальным явлением. В этой связи нетрудно представить себе, что роль лидера, наиболее сильного и интеллектуально развитого воина-охотника, руководящего подготовкой и осуществлением деятельности, в порождении новаций должна быть наиболее выразительной. Когда ему нехватало знаковых средств (сначала пантомимических, затем звуковых) для описания мыслимой ситуации (а в процессе миграции первобытных племен появлялись новые для иих предметы – животные, растения, ландшафты, члены других племен – и структурно новые реальные ситуации), то лидер вынужден был, чтобы быть понятым соплеменниками, использовать определенные "суппозиции", т. е. опираться иа то, что известно его адресатам. И здесь возможны лишь следующие случаи: 1) использование старого средства (например, жеста) в новом пантомимическом контексте в другом значении (возникает полисемия знаков, и знак вычленяется из контекста пантомимы, осознается его самостоятельность); 2) описание нового объекта путем комбинирования известных средств, что связано с осознанием возможности манипулирования со знаками, построения сложных знаков; 3) использование звукоподражания, если объект "звучал" (это, конечно, самый легкий, но и редкий способ новации).

Очевидно, что новые средства создавал не только лидер, но и всякий охотник, попавший в новую ситуацию и пытающийся сообщить о ней. Но его новации имели меньше шансов быть принятыми всеми, социализироваться. Если даже они и окажутся воспринятыми, то не обязательно станут регулярными. Другое дело новации лидера. Они имеют целью не простое информирование соплеменников, а управление их поведением в драматическом действии (впоследствии в ритуальных танцах), на охоте или в схватке с другим племенем, т. е. употребление новаций происходит в эмоционально напряженной (стрессовой) и ответственной обстановке, понимание и употребление их являются обязательными. Неприятие их может караться если не всеобщим осуждением, то по крайней мере властью имущими, а то и физическим воздействием.

На особую значимость сигналов лидеров стада обращают внимание этологи. "Цена" звуковых и пантомимических сигналов, их влияние на членов группы существенно зависят от ранга особи, подающей сигнал. Сигналы опасности, исходящие от птицы, занимающей высокое положение в стайной иерархии, гораздо эффективнее сигналов молодых низкоранговых птиц. Гориллы и шимпанзе охотнее всего копируют поведение особей высокого ранга. Для того чтобы привить группе шимпанзе новый навык, следует обучить лидера (П.В. Симонов). (Как не вспомнить в этой связи подражательное поведение, в том числе и языковое, мальчишек по отношению к их лидерам?)

Легко представить, что при наличии способности к подражанию и при легкости запоминания внешних воздействий в условиях эмоционального напряжения новации лидера прочно и правильно усваивались всеми членами первобытного коллектива и становились регулярным явлением используемой знаковой системы.

Интересный вэтой связи факт приводит Франклин Фолсом: даже в наши дни народы, которые живут охотой – таких, правда, на свете осталось совсем немного, – часто называют главу семьи просто "говорящий".

Если наиболее типичной и острой ситуацией общения была ситуация управления со стороны лидера поведением коллектива, то очевидно, что единицами сообщения должны быть команды, состоящие из указания на объект действия и на само действие (вспомним "язык" Уошо и Детскую речь).

На изначально "командную" роль слова указывал еще французский психолог Пьер Жане (1913 г.). Слово, по Жане, первоначально было командой для других. За властью слова над психическими функциями стоит реальная власть начальника и подчиненного. Регулирование посредством слова поведения других людей постепенно приводит к выработке языкового поведения самой личности, полагал Жане.

Однако вначале было все же не слово, а дело, действие, но не реальное действие, а его действенное изображение – пантомима – как первое подлинно человеческое средство передачи информации.