Публичная дипломатия и её отличия от «мягкой» силы

Как один из вариантов применения «мягкой» силы в комплексе мер можно рассматривать публичную дипломатию. Не стоит путать два этих понятия, по объёму понятие «мягкой» силы гораздо шире, а публичная дипломатия может рассматриваться как одна из его составляющих, либо как отдельное проявление «мягкой» силы как феномена международной политики. Сама публичная дипломатия подразумевает под собой, согласно the Planning Group for Integration of USIA into the Dept. of State, «стремление продвижения национальных интересов … путём понимания, информирования, и оказания влияния на граждан иностранного государства».[13] Хотя из данного определения у нас нет возможности вычленить какие бы то ни было наиболее характерные отличия понятия публичной дипломатии от понятия «мягкой» силы, мы уже можем сказать, что главный упор здесь делается на сам процесс реализации «мягкой» силы, а не на комплекс её составляющих. В подтверждение этому доводу я бы хотела привести выдержку из ещё одного определения публичной дипломатии, более полного, данного в первых ознакомительных брошюрах Исследовательского Центра публичной дипломатии Моро (Murrow Center of Public Diplomacy), которое в свою очередь приводит в одной из своих книг британский учёный, специалист по публичной дипломатии Николас Колл: «Публичная дипломатия…есть…взаимодействие отдельных групп и интересов одной страны и другой; отчёт о международной деятельности и о её влиянии на политику, диалог между теми, чья задача состоит в установлении и ведении диалога, как дипломатов и иностранных корреспондентов; а также процесс межкультурной коммуникации».[14] Из этого определения уже можно совершенно чётко вывести отличие между понятиями публичная дипломатия и «мягкая» сила. Тогда как «мягкая» сила это именно явление в международной политике, публичная дипломатия выступает в роли процесса реализации определённых сторон этого явления на практике, непосредственного диалога между социальными группами и индивидами. Также публичную дипломатию (public diplomacy) следует отличать от общественно-политических коммуникаций (public affairs). В свою очередь общественно-политические коммуникации определены как «распространение информации среди широких слоёв населения, прессы и других институтов в соответствии с целями, политикой и действиями … правительства. Общественно-политические коммуникации имеют своей целью культивирование понимания этих целей посредством индивидуального диалога с гражданами, а также другими группами и институтами, включая внутригосударственные и международные СМИ. Однако назначением таких коммуникаций является информирование своих собственных граждан».[15] Как можно видеть, общественно-политические коммуникации коренным образом отличаются от публичной дипломатии уже тем, что целевой аудиторией и объектом воздействия здесь являются именно свои собственные граждане, а не жители другого государства, что, следовательно, переносит их в разряд средств внутренней, а не внешней политики, и не налаживания дипломатических контактов, а диалога с собственным населением. К явлению «мягкой» силы общественно-политические коммуникации можно относить лишь косвенно, как средство создания государством соответствующего имиджа, положительного образа на международной арене.

В политической практике, в особенности начиная с ХХ века, публичная дипломатия и общественно-политические коммуникации используются повсеместно, особенно это ярко выражено в развитых странах, которые имеют возможность потратить значительную часть своих ресурсов на то, чтобы создавать особую базу для активного их внедрения в сферы внутренней и внешней политики. В случае общественно-политических коммуникаций, в эту базу можно включить различные институты, такие как разного рода общественные и общественно политические организации (наиболее яркими примерами могут служить партийные организации, например, Комсомол), общественно-политическую прессу и телепередачи, а также различные продукты и товары, предназначенные главным образом для потребления собственным населением и несущие в себе информацию в общественно-политическом ключе. Отличным примером проявлением публичной дипломатии можно считать обращения по радио политических и общественных деятелей к народу. Яркими и запоминающимися были такие проявления публичной дипломатии, как обращения к народу своих стран главного диктора СССР Левитана и короля Великобритании Георга VI в начале Великой Отечественной войны и Второй мировой войны соответственно. В своих обращениях диктор и король не только объясняли гражданам своих стран тяжесть ситуации, но также настраивали людей на определённый лад, призывали их быть мужественными и сплочёнными перед лицом нависшей опасности.

Одним из самых заметных примеров применения публичной дипломатии как одного из инструментов мягкой силы на Западе считают речь папы Римского, Иоанна Павла II, во время его визита в Польшу в 1979 году. Многие политические обозреватели усматривают в ней даже один из факторов смены политического режима в Польше. Произнося свою речь перед сотнями собравшихся, папа не употребил ни слова угрозы или предостережения, вместо этого он обратился к вечным ценностям христианства (которое в Польше играет значительную роль в культуре всей страны). «Он (Иоанн Павел II) сказал им быть добрыми, не принижать себя, держаться друг друга, быть бесстрашными, и что Бог есть единственный источник добродетели… «Не бойтесь!» - сказал он. Миллионы закричали в ответ: «Мы за Бога! Мы за Бога! Мы за Бога!» … Если бы папа сделал бы выбор в пользу того, чтобы изменить политику и превратить «мягкую» силу, которую он использовал, в «жёсткую», это могло бы вызвать море крови».[16] На этом примере можно ярко видеть, каким мощным инструментом может выступать публичная дипломатия, если она даже способна подтолкнуть на смену режима. Здесь хотелось бы сделать небольшое замечание: хотя автор статьи и говорит о том, что папа использует «мягкую» силу, однако одно только публичное выступление будет правильнее отнести к инструментам «мягкой» силы, ведь оно не несёт в себе полного комплекса трёх ресурсов, в частности в нём отсутствует такой элемент, как чёткое выражение политических ценностей (хотя и существует мнение, что религия способна, пусть и в меньшей степени, чем в средневековых государствах, служить неким аналогом государственной идеологии). Характерно, что выступление Иоанна Павла II правильнее отнести к публичной дипломатии, а не к общественно-политическим коммуникациям, так как само обращение исходит от гражданина иностранного государства (хотя сам Иоанн Павел II поляк по национальности, он является гражданином и лидером Ватикана).

 

УМНАЯ СИЛА.

 

Понятие «умной» силы.

 

Как и в случае с «мягкой» силой, теория и понятие «умной» силы связанно с исследованиями профессора Джозефа Ная. Профессор Най рассматривает мягкую силу как «способность сочетать жёсткую и мягкую силу для формирования выигрышной стратегии».[17] То есть, если мы говорим о «мягкой» силе, то методы финансового экономического и военного давления совершенно исключены из рассмотрения, а всё внимание обращено на альтернативные методы добиться от политического партнёра следования политическим интересам другой страны. Однако в случае с «умной» силой, напротив, следует учитывать, что методы «жёсткого» политического воздействия не исключаются из рассмотрения, а напротив, активно употребляются на практике наравне с комплексом инструментов «мягкой» силы. Что касается использования «умной» силы на практике, то наряду с государствами её применяют и такие акторы международной политики, как международные организации. В качестве примера можно рассмотреть ООН. Организация объединённых наций обладает практически полным комплексом ресурсов «мягкой» силы, как то международный авторитет, политические ценности и в определённой степени культурой (здесь речь идёт в большей степени о деловой культуре организации как о сентенции большого количества разнообразных культурных пластов), но при этом в распоряжении организации находятся и инструменты «жёсткой» силы, как то политическая и экономическая силы принуждения (эмбарго, санкции), а также военный контингент («голубые каски»).

Когда же понятие «умная» сила стало возможно рассматривать не только как часть политической теории, а как реальную концепцию внешней политики? Сам термин «умная» сила был введен в политический обиход после разработки альтернативной политической программы той, следствием которой явилось вторжение в Ирак в 2003 году, как ответ на неоконсервативную международную политику Джорджа Буша. Новый курс рассматривался в качестве либеральной альтернативы его политике и предполагал закрепление ведущей роли за международными институтами, а не за Соединенными Штатами. Однако популярность термин «умная» сила приобрёл после выступлений сенатора от Нью-Йорка Хилари Клинтон во время слушаний в Сенате в 2009 году, по итогам которых происходили выборы на пост государственного секретаря в администрации нынешнего президента Соединенных Штатов Америки Барака Обамы. Мисс Клинтон часто использовала этот термин в своей речи, апеллируя к «умной» силе как пути перенаправления внешней политики Америки таким образом, чтобы добиться большей гибкости внешнеполитического курса страны, а также качественно повысить его приспособляемость к постоянно изменяющимся внешнеполитическим условиям, не теряя при этом в эффективности его проведения. Её выступление и использование этого понятия вызвало неоднозначную реакцию в прессе, американские политические, общественные и даже экономические деятели и обозреватели буквально разделились на два лагеря, каждый из которых придерживался совершенно противоположных точек зрения насчёт концепции «умной» силы. К примеру, политический директор Национальной сети безопасности США, Стивен Голдберг высказался категорично даже по поводу самого термина «умная» сила: ««умная» сила … это ужасное название. Честно говоря, не найти термина, «лучше» всего отражающего все негативные стереотипы американцев о демократах и национальной безопасности».[18] Отрицательный отзыв дал и Алан Сигель, основатель и глава «Siegel + Gale», агентства по брэндовой консультации. По его словам, ««умная» сила … это неудачный подбор слов». [19]Сам же создатель термина, профессор Джозеф Най, выступил в поддержку Хилари Клинтон и её выбора политической концепции «умной» силы как наиболее перспективной для Соединённых Штатов в качестве продолжения политики на Востоке. В своём эссе Най для «Boston Globe» Най пишет, что в фактически гражданской войне между радикально настроенными исламскими террористами, меньшинством, и верующими, в большей мере ориентированными на светскую власть, США должно применить также и методы «жёсткой» силы. Это позволит нанести удар по самому сердцу Аль Каиды, ведь, как показала многочисленная практика, террористическая организация осталась абсолютно неподвластной «мягким» методам политического воздействия и вряд ли когда-нибудь их воспримет.[20]В 2006 году профессор Най также возглавил Комиссию по «мягкой» силе, созданную в рамках Центра Стратегических и международных исследований в Вашингтоне, которая в ноябре следующего года опубликовала свой отчёт о «умной» силе как верном курсе для изменения политики Соединённых Штатов в позитивное русло во избежание его «упадка в мире».