высокопоставленного чиновника за то, что тот после ужина протанцевал со

Своей женой. - Примеч. Вольтера.

Калликрат. Прошу вас, скажите мне, кем были те из них, чья слава

наиболее велика.

Евгемер. Хочу надеяться, что вы спросите меня не о том, кто из них

произвел больше шума, но кто оказался самым полезным.

Калликрат. Я спрашиваю вас о том и о другом.

Евгемер. После моего этруска наделал больше всех шума галл, по имени

Кардет¹²: он был отличным геометром, но плохим архитектором, ибо

он воздвиг здание без фундамента и зданием этим была вселенная. Дабы

построить свою вселенную, он попросил у бога лишь предоставить ему материал;

из этого материала он сформировал шестигранные игральные кости и сделал ими

такой бросок, что вопреки невозможности собственного движения они внезапно

образовали солнце, звезды, планеты, кометы, земли и океаны. В этом странном

вымысле не было ничего от физики, геометрии или здравого смысла; но в те

времена галлы ничего больше не знали об этом предмете: они славились только

большими романами. Роману Кардета они придали столь всеобщее значение, что

один из прямых потомков Эзопа¹³ сказал:

 

Кардет, кого мы все обожествили,

Из смертного вдруг богом сотворили

В минувшие века, тогда как он --

Лишь среднее меж человеком и умом.

Так среднее меж человеком и улиткой

Дает нам в сновиденьях образ зыбкий**.

 

Эти слова кельта из семейства Эзопа - глас народа, но не мудреца.

Калликрат. Ваш творец вселенной Кардет был всего лишь половинкой

Платона: ведь сей галл создал Землю из игральных костей, имеющих всего шесть

граней, в то время как Платон требовал двенадцатигранные кости.

И это - ваши философы, в школе которых должны обучаться все наши греки?

Каким образом целая нация смогла дать веру подобным бредням?

**)- Лафонтен, книга X, басня 1 (у Лафонтена: Декарт (строка 1) и у

Язычников (строка 2, в нашем переводе - строка 3). - Примеч. переводчика.

 

Евгемер. Таким же образом, как Сиракузы поверили в нелепые выдумки

Эпикура - в отклоняющиеся атомы, в интермундии, в животных, случайно

образовавшихся из грязи, и в тысячи других глупостей, изрекаемых с полной

уверенностью. Более того, существовала серьезная тайная причина, побуждавшая

лучшую часть нации склонить головы перед системой Кардета: она

представлялась по многим пунктам противоположной учению друидов. Уж не знаю

почему, но этих друидов не любят ни в Италии, ни в Галлии, ни в Германии, ни

на Севере. Быть может происходит это потому, что народ, весьма часто

впадающий в заблуждение, считает их слишком могущественными, богатыми и

высокомерными, ведь они преследовали бедного Кардета так же, как и Лейлигу;

во многих странах существуют Сократы и Аниты. Северная Европа долгое время

была охвачена учеными диспутами по поводу трех видов материи, коих никто не

видел в глаза, по поводу вихрей, существование которых было невероятным,

переменчивой благодати и сотни других нелепостей, еще более фантастичных,

чем субстанциальные формы Аристотеля и андрогины Платона.

Калликрат. Но если дело обстоит таким образом, то в чем, собственно

говоря, превосходство ваших варваров над греческими философами?

Евгемер. Я вам сейчас скажу. Во время всех этих диспутов о трех

материях и многих других вытекавших отсюда пустопорожних идеях нашлись

здравомыслящие люди, отказавшиеся признать любые истины, кроме тех, что они

познали на опыте или какие были доказаны им математическим путем; именно

поэтому я не стану вам говорить ни о гениальном человеке¹⁴, чья

система состояла в беседах со Словом, ни о другом, еще более гениальном,

питавшем поразительные иллюзии относительно души.

Калликрат. Как вы говорите? Разговоры со Словом?! То есть с Логосом

Платона? Это было бы любопытно.

Евгемер. Говорят, что речь здесь идет о более уважаемом Глаголе, но так

как никто в этом ничего не смыслит и никто никогда не был свидетелем

подобной беседы, я не могу знать того, что там говорилось.

Калликрат. А варвар, изрекший столь удивительные мысли о душе, - чему

он нас научил?

Евгемер. Тому, что существует гармония¹⁵.

Калликрат. Ф-Фу! Уж очень давно нам морочат голову этой пресловутой

гармонией души, которую Эпикур так решительно опроверг.

Евгемер. О! Та гармония, о которой я говорю, совсем иного рода: это --

предустановленная гармония.

Калликрат. Предустановленная или нет - я здесь все равно ничего не

смыслю.

Евгемер. Автор этой идеи смыслит не более вас; но он утверждает, будто

ни тело не зависит от души, ни душа - от тела и будто душа со своей стороны

чувствует и мыслит, а тело со своей соответственно действует. При этом тело

может находиться на одном конце Вселенной, а его душа -- на другом, и между

ними существует совершенное взаимопонимание, хотя они меж собою и не

сообщаются: одна может играть на скрипке в глубине Африки, другое - плясать

в такт в Индии. Душа эта всегда в согласии с телом, своим супругом, хотя

никогда с ним не беседует, ибо она - зеркальный фокус вселенной. Вы хорошо

меня понимаете?

Калликрат. Благодарение богам, ни слова! Но доказаны ли все эти

прелестные вещи?

Евгемер. Насколько я знаю, нет. Однако научные журналы, представляющие

собой зеркальный фокус всего того, что именуется наукой, пишут об этом раз в

год за тридцать оболов, и этого бывает достаточно для славы изобретателя и

удовлетворения его ревностных приверженцев.

Я рассказал вам о людях, занимающихся болтовней со Словом, и о тех, чья

душа - зеркальный фокус вселенной, дабы вы убедились, что в холодных странах

жив еще жар воображения. Вечером, если вы пожелаете, я расскажу вам о

гораздо более серьезных и великолепных идеях.

Калликрат. Мне не терпится о них услышать; вы переносите меня в другой

мир.

 

Диалог восьмой

 

ВЕЛИКИЕ ОТКРЫТИЯ ФИЛОСОФОВ-ВАРВАРОВ;

ГРЕКИ В СРАВНЕНИИ С НИМИ - ДЕТИ

 

Евгемер. После того как в различных странах некоторые люди стали

развивать свою способность мышления, они долго и тщетно исследовали вопрос,

почему любые тела падают с воздуха на землю и почему они достигали бы центра

земного шара, если бы их не задерживала его поверхность; это было доказано

опытами в знаменитых колодцах Мемфиса и Сьенны, в которые, как можно было

видеть, проваливались самые тяжелые и самые легкие тела, заброшенные на

возможно большую высоту в воздух самыми сильными механизмами. Толпа при виде

тела, заброшенного в воздух, с тем чтобы оно потом устремилось к земле,

удивлялась не больше, чем она была бы удивлена при виде смены дня ночью,

хотя ее любопытство должны были бы возбудить оба эти феномена. Философы

бились над причинами тяготения, но безуспешно. Наконец, на острове

Касситерида¹⁶, в стране нам незнакомой, в дикой местности, где

люди совсем недавно разгуливали обнаженными, нашелся мудрец¹⁷,

воспользовавшийся открытиями других мудрецов; он присоединил к ним свои,

более веские открытия и предъявил пораженной Европе решение и доказательство

проблемы, безрезультатно занимавшей умы всех ученых с первого момента

зарождения философии: он показал, что закон тяготения был всего лишь

следствием первой теоремы самого бога - этого вечного Геометра.

Дабы прийти к этому знанию, надо было выяснить размер диаметра Земли, а

также на сколько своих диаметров Луна, ее спутник, отделена от ее центра,

находясь в зените. Затем надо было подсчитать скорость падения тел и

доказать, что их заставляет падать вовсе не ток воздуха, как полагали

раньше. Философ с острова Кассетерида доказал, что сила притяжения,

порождающая вес, действует пропорционально массам, количеству материи, а не

пропорционально поверхностям, как то происходит в жидкостях; таким образом,

это притяжение действует как сто единиц на тело, имеющее сто единиц материи,

и как десять - на тело, материя которого составляет десятую часть [от

первого].

Оставалось открыть, что любое тело, находящееся вблизи Земли, падая,

проходит пятьдесят четыре тысячи футов в первую минуту; а если бы оно падало

с высоты шестидесяти земных радиусов, оно за то же самое время проходило бы

не больше пятнадцати футов. Расчет показал, что Луна -- именно то тело,

которое, находясь от Земли на расстоянии шестидесяти земных радиусов,

пробегало бы вдоль своего меридиана за одну минуту небольшой отрезок в

пятнадцать футов вертикально по направлению к Земле.

Было доказано, что это светило не только тяготеет, притягивается к

Земле и имеет вес, пропорциональный своей массе, но также и что оно тяготеет

к Земле тем больше, чем более оно к ней приближается, и тем меньше, чем

более оно от нее удаляется, в соответствии с квадратом его расстояния от

Земли.

Тот же закон соблюдается всеми остальными светилами по отношению друг к

другу, поскольку любой закон природы единообразен: каждая планета

притягивается к Солнцу, а Солнце - к ней, вследствие того что все они

состоят из материи и в соответствии с квадратом расстояния каждого светила

от другого.

Но это еще не все. Эти варвары вдобавок открыли, что, если какое-либо

тело движется вокруг некоего центра, оно описывает вокруг этого центра

площади, пропорциональные времени, за которое оно их облетает, а раз оно

описывает такие площади пропорционально этому времени, значит, оно

испытывает тяготение, притягивается к этому центру. На основе такого и

некоторых других законов Касетеридец доказал неподвижность Солнца и бег

планет, а также комет, циркулирующих вокруг Солнц по эллипсам.

Это творение отличалось и от платоновского с его треугольниками и

додекаэдрами и от пифагоровского с его семью музыкальными тонами; оно было

основано на самой величественной геометрии. Вы, кажется, мне, изумлены; но

так оно и должно быть. Вы будете, возможно, поражены еще больше, когда

узнаете: варвар этот показал людям, что представляет собой свет, и он сумел

произвести анатомию световых лучей с большей ловкостью, чем Гиппократ

когда-либо смог вскрыть движущие пружины человеческого тела. Один великий

астроном, его соотечественник, бывший также большим поэтом, недаром о нем

сказал:

Более всех подобен богам он средь смертных*.

*) Мы даем здесь перевод вольтеровского французского перевода стиха

Галлея: Nee propius fas est attingere divos - "Смертному не дано быть ближе

к богам" (лат.). - Примеч. переводчика.

 

Калликрат. А вы - вы из всех смертных больше других сделали мне добра,

ибо избавили меня от моих предрассудков. Наш Эпикур - отличный человек,

обладавший всеми общественными добродетелями, -- был всего лишь дерзким

невеждой, тщеславно осмелившимся создать систему. Я весьма сильно

подозреваю, что ваш островитянин, человек великий, имел много учеников и

соперников как среди своего народа, так и среди соседей.

Евгемер. Вы правы; количество порожденных им споров превзошло число

преподанных истин.

Калликрат. Кто-то из этих спорщиков мог бы, без сомнения, обнаружить,

что такое душа. Вопрос этот очень меня беспокоит. То великая тайна, о коей

судили и рядили наши греческие философы, но ничего путного нам не сообщили.

Зачем мне, скажите пожалуйста, знать, что одна планета тяготеет к другой и

что можно препарировать луч света, если я не знаю самого себя?

Евгемер. По крайней мере, вы можете лучше узнать природу и великое

существо, правящее ею.

Калликрат. Если нашей души так трудно коснуться, то ваши великие

северные мыслители могли, по крайней мере, в совершенстве познать наше тело:

это интересует меня не менее моей души. Я льщу себя надеждой, что люди,

сумевшие взвесить светила, в совершенстве знают, каким образом на Земле был

создан человек, как была создана сама Земля, какие она испытала катаклизмы и

когда она будет разрушена. Я хочу проникнуть полностью в тайну возникновения

живых существ; хочу знать, откуда берется тепло, одушевляющее всю природу, и

кто живет в ледяном поясе. Я возмущен, что не знаю, каким образом я

существую, и как существует этот шар, по которому я ступаю, эти животные,

растения, питающие меня, и элементы, образующие всемирное целое.

Евгемер. Вижу - у вас большие претензии. Вы напоминаете мне одного

галльского маркиза, с коим я познакомился во время своих путешествий. Он

сочинил мемуары, где пишет: "Чем больше я себя изучаю тем больше вижу, что

гожусь лишь на то, чтобы быть королем"*. Что до вас, то вы желаете все

знать; вы явно считаете себя пригодным к тому чтобы быть богом.

*) Маркиз де Лассэ - в своих "Мемуарах" (т. IV, с. 322), переизданных в

Лозанне в 1756 году. - Примеч. Вольтера¹⁸*.

 

Калликрат. Не смейтесь над моей любознательностью: мы никогда ничего бы

не знали, если бы не были любопытны. Я не могу отправиться в обучение к

вашим ученым варварам - меня удерживает в Сиракузах моя жена. Скажите, как

додумалась она до того, чтобы подарить мне ребенка, если не более моего

знала, что происходит у нее там внутри? Ваши ученые, столь зорко усмотревшие

пружину, с помощью которой бог приводит в движение все миры, должны были,

без сомнения, понять, каким образом продолжается наш род.

Евгемер. Очень часто по ряду вопросов нам лучше бывают известны вещи,

находящиеся вне нас, чем то, что у нас внутри. Мы поговорим об этом в нашей

следующей беседе.

 

Диалог девятый

 

О ПОРОЖДЕНИИ

 

Калликрат. Я всегда поражался тому, что Гиппократ, Платон и Аристотель,

имевшие детей, не были согласны между собой в отношении способа, каким

природа производит это непрерывное чудо. Правда, они говорят, что в нем

принимают участие оба пола, каждый из которых дает для этого немножко своей

жидкости, но Платон, постоянно подменяющий природу своей теологией,

рассматривает при этом одну лишь гармонию числа три -- оплодотворяющее

начало, оплодотворяемое и самку, в которой совершается акт оплодотворения:

такая триада образует гармоническое соотношение; однако акушерка всего этого

не понимает. Аристотель ограничивается сообщением, что самка производит

материю зародыша, а обязанность самца - форма; это тоже не дает нам никаких

дополнительных знаний.

Неужели нет никого, кто видел бы манипуляции природы так, как обычно

видят манипуляции скульптора, создающего статую путем обработки глины,

дерева или мрамора?

Евгемер. Скульптор работает при свете дня, природа же - в темноте. Все,

что до сих пор знали об этой природе, сводится к жидкости, которую всегда

извергают при совокуплении самцы и выделение которой отрицают у многих

самок; но все же преобладает физика двух детородных жидкостей, принятая в

учении Гиппократа. Ваш Эпикур делает из этого сочетания некий род божества,

определяя такое божество как наслаждение. Наслаждение это столь

могущественно, что в Греции не допускают поисков иной причины.

В конце концов один великий физик, также уроженец острова Касси-терида,

опираясь на открытия некоторых итальянских физиков, заменил детородные

жидкости яйцом. Этот великий анатом, по имени Аривхе¹⁹,

заслуживает тем большего доверия, что он усмотрел в нашем теле циркуляцию

крови, которой наш Гиппократ никогда не замечал и о которой Аристотель даже

не подозревал. Аривхе произвел вскрытие тысячи четвероногих матерей

семейств, воспринявших жидкость самца; но после того как он исследовал также

куриные яйца, он решил, что все происходит из яйца и разница между птицами и

другими видами животных состоит в том, что птицы высиживают яйца, другие же

виды, - нет; женщины, таким образом, не отличаются от белой европейской

курицы и черной курицы центральной Африки. После Аривхе люди стали твердить:

все происходит из яйца.

Калликрат. Итак, эта тайна раскрыта.

Евгемер. Нет. Очень скоро все изменилось: оказалось, что мы не

происходим из яйца. Появился некий житель²⁰ Батавии²¹,

с помощью искусно обточенного стекла узревший в семенной жидкости самцов

целый народец уже полностью сформировавшихся младенцев, передвигавшихся с

чудесной живостью. Многие любознательные мужчины и женщины проделали тот же

эксперимент, и люди поверили, что тайна рождения наконец раскрыта, поскольку

были обнаружены маленькие живые человечки в семени их отца. К несчастью,

живость, с какой они плавали в жидкости, подорвала к ним доверие. Как могут

люди, с такой стремительностью передвигающиеся в капле жидкости, оставаться

затем в течение девяти месяцев почти неподвижными в чреве матери?

Некоторые наблюдатели решили, что эти маленькие семенные живчики надо

рассматривать не как живые существа, но как волоконца самой жидкости,

какие-то частицы этой горячей жидкости, колеблемые ее собственным движением

и дуновением воздуха; многие любопытные стремились это увидеть, но не

увидели вообще ничего; в конце концов людям приелось не столько доставлять

материал для таких экспериментов, сколько утомлять свои глаза

рассматриванием в капле спермы этого неуловимого народца, которого,

возможно, и вообще-то не существует.

Некий человек²² - опять-таки уроженец Касситериды, но

недостойный числиться среди философов, - пошел другим путем; то был один из

тех полудруидов, коим не дозволено совать свой нос в семенную жидкость; он

решил, что достаточно немножко порченной пшеничной муки для порождения

крохотных угорьков. Этим пресловутым экспериментом он ввел в заблуждение

лучших натуралистов. Ваши сиракузские эпикурейцы охотно дали бы себя

обмануть. Они могли бы сказать: "Из испорченной пшеницы рождаются угорьки,

значит, хорошая пшеница может порождать людей, а следовательно, нет никакой

нужды в боге для заселения мира, потому что это - задача атомов".

Вскоре наш создатель угрей исчез и на его место явился другой любитель

систем²³. Подобно тому как истинные философы выяснили и доказали,

что существует тяготение, взаимное притяжение между всеми сферами планетного

мира, так этот человек вообразил, будто взаимное притяжение царит и среди

всех молекул, предназначенных для формирования ребенка во чреве матери.

Правый глаз притягивает левый; нос, одинаково притягиваемый тем и другим

глазом, пристраивается точно между ними; то же самое относится к ляжкам и к

той части, что расположена между ними. Правда, согласно этой системе трудно

объяснить, почему голова помещается на шее, вместо того чтобы занять свое

место пониже -- между плечами. Вот в какие дебри забираются тогда, когда

хотят ввести людей в заблуждение, вместо того чтобы их просветить. Над этой

системой смеялись так же, как над угрями, родившимися из сомнительной

пшеницы: ведь в Галлии умеют так же хорошо смеяться, как в Греции.

Позорный провал стольких систем не обескуражил еще одного нового

философа, действительно достойного этого имени²⁴: он провел всю

свою жизнь в занятиях математикой и постановке опытов, а это два проводника,

только и могущие привести к истине. Убежденный в недостаточности всех

упомянутых систем, хотя многие из них и казались правдоподобными, он решил,

что корпускулы, наблюдавшиеся столькими физиками и им самим в семенной

жидкости, - вовсе не живые существа, но находящиеся в движении молекулы,

стоящие, так сказать, на пороге жизни.

"Природа в целом, - говорит он, - кажется мне гораздо более

устремленной к жизни, чем к смерти; представляется, что она по мере

возможности старается формировать тела. Доказательство этого - умножение

зародышей, способных размножаться почти до бесконечности, и можно с

некоторым основанием сказать: если материя организована не полностью, то

лишь потому что организованные существа взаимно разрушают друг друга; ведь

мы способны довести число живых и растительных существ почти до желаемого

нами количества, но мы не можем увеличить количество камней или других

грубых материалов".

Калликрат. Он прав; отрывок, приведенный сейчас вами, кажется мне и

истинным и новым: мы размножаем людей, а они истребляют друг друга на войне,

подобно воинам, порожденным Кадмом из посеянных зубов дракона. Земля -

обширное кладбище, непрерывно покрывающееся трупами смертных, громоздящимися

на трупах их предшественников. Нет животного, которое не стало бы жертвой и

пищей другого животного. Растения также постоянно пожираются и

воспроизводятся вновь. Но мы не можем воспроизводить металлы, минералы,

скалы. Мне нравится ваш галл, я хотел бы с ним познакомиться. А какое из

этих наблюдений извлекает он средство для порождения детей?

Евгемер. Он предположил, что природа может производить небольшие

матрицы, подобно тому, как скульпторы-литейщики лепят глиняные модели,

которые они обливают затем расплавленным металлом, принимающим форму этих

фигур. Он вообразил, что эти модели, эти матрицы, созданные природой,

применяются не только к любому внешнему облику тел, но и к любой их

внутренней форме. Лучше всего я, пожалуй, изображу вам всю эту технику на

примере Прометея, создающего внешнюю и внутреннюю форму Пандоры, так что

Пандора получает красивую грудь вместе с сердцем и легкими.

Изобретатель этой системы основывается на том, что у материи есть

неотъемлемые качества, внутренне всему присущие, подобно протяженности и

притяжению. Он утверждает, что эти внутренние органические формы образуют

всю одушевленную и растительную материю.

"Питание, развитие и воспроизведение, - пишет он, -- следствия одной и

той же причины; организованное тело питается частицами, ему аналогичными;

оно развивается путем глубокого внутреннего восприятия органических частей,

которые ему подобны... когда органическая питательная материя избыточна, она

вводится в резервуары в виде жидкости, содержащей все, что необходимо для

воспроизведения маленького существа, подобного исходному".

В другом месте он говорит: "Я полагаю... что органические молекулы,

отправляющиеся из всех частей тела в тестикулы и семенные мешочки самца, а

также в тестикулы и любую другую часть тела самки, образуют там семенную

жидкость, представляющую собой и у того, и у другого пола, как мы видим,

некий род экстракта из всех частей тела...; когда в образующейся при соитии

смеси оказывается больше органических молекул самца, чем самки, рождается

самец; наоборот, если там оказывается больше органических частиц самки, чем

самца, образуется маленький зародыш самки".

Калликрат. Но если дело обстоит так, как он говорит, может ведь

родиться ребенок, состоящий из двух третей мужчины и одной трети женщины, и

гермафродиты станут вполне обычным явлением, когда Женщины начнут выделять

столько же семенной жидкости, сколько мужчины. Однако ведь вам известно,

что, к несчастью, существует много Женщин, совсем не выделяющих эту

жидкость, питающих отвращение к ласкам своих супругов и тем не менее имеющих

много детей.

Впрочем, эта система, показавшаяся мне столь соблазнительной -ведь я

усматриваю в ней большую проницательность и силу воображения, - понемногу

начинает меня смущать. Я не могу составить себе точного представления об

этих внутренних молекулах. Если ребенок зарождается в таких матрицах, какая

может быть нужда в оплодотворяющей жидкости? А если он зарождается из этой

жидкости, что за нужда в таких матрицах? Более того, мне кажется весьма

необычным, что органические матрицы, никак не питавшие наше тело,

оказываются затем человеческим телом, обладающим способностью передвигаться

и мыслить, так что органическая молекула может стать либо Александром, либо

каплей мочи. Скажите мне, как была принята эта система?

Евгемер. Те, кто углубляется в философские новшества, выступили против

нее и ее охаяли; те же, кто в этих новшествах не копается, отбросили ее на

основе простой кажимости; однако все осыпали похвалами "Естественную

историю", написанную тем же автором, где говорится о человеке с детства и

вплоть до его кончины. Небольшой этот труд - физическое руководство, учащее

нас жить и умирать; то история всего человеческого рода, основанная на

известных фактах, тогда как органические матрицы - всего лишь гипотеза.

Итак, полагаю я, нам надо отказаться от познания того, как мы произошли: мы

напоминаем египтян, извлекающих столько пользы из своего Нила, но до сих пор

не знающих, где находятся его истоки; быть может, когда-нибудь они их

откроют.

 

Диалог десятый

 

БЫЛА ЛИ ЗЕМЛЯ ОБРАЗОВАНА КОМЕТОЙ?

 

Калликрат. Коль скоро я уже отчаиваюсь точно узнать, каким образом был

рожден, как я живу, мыслю и как могу умереть, я не должен льстить себя

надеждой познать планету, на которой я обитаю, лучше, чем себя самого.

Однако вы мне сказали: быть может, египтяне когда-нибудь отыщут истоки

своего Нила; это воскрешает во мне слабую надежду узнать в один прекрасный

день строение нашей Земли. Я отрекся от отклоняющихся атомов Эпикура; но

разве ваши мудрые варвары, изобретшие такое множество прекрасных вещей,

ничего не узнали о способе сотворения Земли? Исследуя птичье гнедо, можно

понять его строение, не зная при этом, что именно дает этим птицам жизнь,

инстинкт и их перья. Так неужели же нет никого, кто исследовал бы хорошенько

гнездо, в котором мы пребываем, - этот маленький уголок Вселенной, где

заперла нас природа?

Евгемер. Кардет, о котором я вам говорил, высказал догадку, что наше

гнездо первоначально было покрывавшимся корой Солнцем.

Калликрат. Солнце, покрывшееся корой! Да вы шутите!

Евгемер. Нет, это Кардет, несомненно, шутил, когда утверждал, будто наш

шар был некогда Солнцем, образованным тонкой материей, состоящей из шариков;

однако наши материи уплотнились, и мы утратили свой блеск и силу; после того

мы выпали из вихря, центр которого составляли, и попали в вихрь нашего

нынешнего Солнца. Наша Земля целиком покрыта рифленой и разветвленной

материей. В конце концов из звезд, которыми мы были, мы стали луной,

обладающей в качестве льготы вращающейся вокруг нас другой маленькой луной,

что должно нас утешить в нашей опале.

Калликрат. Вы спутываете все мои представления. Я ведь уже был готов

стать учеником вашего галла. Но я нахожу, что Эпикур, Аристотель и Платон

были значительно более рассудительны, чем ваш Кардет. Это ведь не

философская система, а бред человека, находящегося в горячечном состоянии.

Евгемер. Некоторое время тому назад это именовали корпускулярной

философией, единственно истинной. Химеры эти имели даже своих комментаторов;

считалось, что геометр, Давший для своего времени нечто довольно дельное в

области оптики, вообще не может ошибаться.

Калликрат. А что открыли после него относительно образования нашего

шара?

Евгемер. Было сделано открытие одним германским философом²⁵,

о котором я немного уже вам говорил: это автор предустановленной гармонии,

согласно которой душа держит речь, в то время как тело, ничего в этой речи

не смыслящее, жестикулирует; иначе говоря, тело это отбивает время,

указываемое душой на циферблате, причем она не слышит боя часов. В

соответствии с теми же принципами он обнаружил, что началом существования

нашей планеты был пожар. Моря были приглашены, дабы погасить огонь, а все

составлявшее землю остекленело и осталось массой стекла.

Трудно поверить, что подобную систему выдумал математик, однако это

так.

Калликрат. Согласитесь: моего Эпикура нельзя упрекнуть в подобных

проделках. Я жду от вас истины, а не причуд.

Евгемер. Прекрасно, я еще расскажу вам о философе, отлично написавшем

"Естественную историю" человека²⁶. Ему принадлежит также

"Естественная история" Земли, но он выдает ее лишь за гипотетический

вымысел.

Он предполагает, что в один прекрасный день комета, проходящая вблизи

Солнца...

Калликрат. Как! Комета, которую Аристотель и мой Эпикур объявили

испарением Земли?

Евгемер. Аристотель и ваш Эпикур очень плохо разбирались в кометах. У

них не было никакого прибора, который помог бы их глазам увидеть кометы и

измерить их путь. Галлы, касситеридцы и германцы, а также соседние с греками

народы создали для себя инструменты, содействующие открытию истины; с

помощью этих инструментов они узнали, что кометы представляют собой планеты,

циркулирующие вокруг Солнца по огромным кривым, приближающимся к параболе;

они высказали догадку, что среди этих светил существуют такие, которые

выполняют свой путь не менее чем за сто пятьдесят лет. Были предсказаны

сроки их возвращения, как предсказывают затмения; однако предсказания эти

нельзя было сделать с той же точностью: для этого многого недостает.

Калликрат. Я прошу их извинить мое невежество. Вы как будто сказали,

что одна из комет упала на Солнце: что же из этого воспоследовало? Разве она

не сгорела?

Евгемер. Галльский философ предположил, что она только слегка задела

поверхность этой могучей звезды и унесла с нее кусок материи, из которого

образовалась Земля. Этого куска было вполне достаточно и для образования

других планет. Можно представить себе, что куски грубой материи, украденные

таким образом у Солнца, были достаточно горячи. Утверждают, что одна из

комет, проделывая свой путь вблизи этого светила, становится в две тысячи

раз более горячей, чем раскаленное докрасна железо, и может остыть лишь за

период в пятьдесят тысяч лет.

Из этого можно заключить, что наша Земля, не слишком-то горячая у обоих

своих полюсов, потратила более пятидесяти тысяч лет на свое охлаждение: ведь

полюсы ее холодны, как лед. Она прибыла с Солнца на то место, где сейчас

находится, совершенно остекленевшей, как это назвал германский философ;

именно с того времени начали изготовлять стекло из песка.

Калликрат. Мне чудится, будто я читаю греческих поэтов, рассказывающих,

почему Аполлон ежевечерно укладывается спать в море и почему Юнона иногда

усаживается на радугу. Скажите откровенно, не хотите ли вы меня заставить

поверить, будто Земля сделана из стекла и будто она явилась с Солнца

настолько горячей, что до сих пор не остыла в районе Эфиопии, в то время как

на земле лапландцев все замерзают?

Евгемер. Но ведь автор выдает вам эту историю всего только за гипотезу.

Калликрат. В самом деле, - плачу вам гипотезой за гипотезу -уж не

любите ли вы греков так же сильно, как галлов? Что до меня, заверяю вас:

Минерва, богиня мудрости, вышедшая из головы Юпитера; Венера, рожденная из

божественного семени, упавшего на морское побережье, дабы навеки объединить

воду, воздух и землю; Прометей, явившийся затем, чтобы принести небесный

огонь Пандоре; Амур с его повязкой, стрелами и крылами; Церера, научившая

людей земледелию; Вакх, утишающий их страдания дивным напитком, - эти

очаровательные мифы, хитроумные эмблемы природы, вполне стоят

предустановленной гармонии, бесед со Словом и кометы, образовавшей нашу

Землю.

Евгемер. Меня, как и вас, трогают эти волшебные аллегории; они принесут

вечную славу грекам и будут очаровывать народы; они будут запечатлены во

всех умах и будут воспеваться всеми устами, какие бы ни происходили смены

правлений, религий, нравов, постоянно изменяющие лицо Земли; но эти

прекрасные, вечные мифы, какими бы восхитительными они ни были, никак не

просвещают нас относительно основы вещей; они нас чаруют, но ничего не

доказывают. Амур с его повязкой, Венера и три Грации никогда не научат нас

предрекать затмения и понимать различие между осью экватора и осью

эклиптики. Сама красота этих образов отвращает наш взор и наши шаги от

тернистых тропок науки; это наслаждение нас изнеживает.

Калликрат. Так расскажите же мне обо всем, что изобрели полезного ваши

философы-варвары, совсем не изнеженные подобно нам, грекам.

Евгемер. Я расскажу вам о том, что видел в Галлии во время последнего

своего путешествия.

 

Диалог одиннадцатый

 

БЫЛИ ЛИ ГОРЫ ОБРАЗОВАНЫ МОРЕМ?

 

Евгемер. На расстоянии ста сорока четырех стадиев от океана, рядом с

городом Тур, на глубине десяти футов под землей можно обнаружить на

пространстве в сто тридцать миллионов кубических туазов несколько трухлявую

массу, напоминающую порошок талька; земледельцы пользуются ею для удобрения

своих полей. В этой вырытой шахте, часто увлажняющейся дождем и ключевой

водой, находят многочисленные реликты животных - рептилий, ракообразных или

панцирных.

Некий искусник²⁷, гончар по профессии, титуловавший себя

изобретателем сельских терракотовых сосудов галльского короля, объявил, что

эта шахта дрянного талька, перемешанного с трухлявой почвой, не что иное,

как скопление рыб и ракушек, находящихся здесь со времен Девкалионова

потопа. Некоторые философы признали эту теорию; они лишь несколько отошли от

учения гончара и утверждали, что ракушки эти Должны были отложиться в

указанном подземелье за много тысяч веков До нашего греческого потопа.

Им возражали: если всемирный потоп принес в эту местность сто тридцать

миллионов кубических туазов рыб, почему он не принес тысячной доли такого

количества в другие места, удаленные на такое же расстояние от океана?

Почему эти моря, сплошь покрытые морскими свиньями не извергли из себя на

одни только наши берега хотя бы дюжину этих животных?

Следует признать, что указанные философы не разрешили своего сомнения;

однако они твердо стояли на том, что море залило в свое время земли не

только на расстояние вплоть до восьмиста сорока стадиев от своего побережья,

но и гораздо дальше. Спорам на эту тему нет конца. Наконец, галльский

философ Теллиамед²⁸ заявил, что в течение пяти или шести тысяч

веков море было повсюду и именно оно породило все горы.

Калликрат. Вы мне сообщаете весьма необычные вещи; вы то заставляете

меня восхищаться вашими варварами, то вынуждаете над ними смеяться. Я с

большей легкостью поверил бы в то, что горы породили моря, чем в то, что

моря будто бы стали родительницами гор.

Евгемер. Если, как утверждает Теллиамед, течения океана и морские

приливы постепенно породили Кавказ и Иммаус в Азии, Альпы и Апеннины в

Европе, они должны были также породить людей, чтобы заселить эти горы и их

долины.

Калликрат