Письмо английского агента С. Белла английскому посланнику в тегеране макнейлу

ПИСЬМО АНГЛИЙСКОГО АГЕНТА С. БЕЛЛА АНГЛИЙСКОМУ ПОСЛАННИКУ В ТЕГЕРАНЕ МАКНЕЙЛУ

Перевод с французского ²⁵

Перевод письма г-на Станислава Белла г-ну Макненлу, британскому посланнику в Персии.

Близ Джубги, побережье Черкессии, 28 марта 1838 года.

Надеюсь, что Вы не сочтете меня самонадеянным, если я обращусь к Вам со вторым письмом в надежде, что оно представит для Вас некоторый интерес, пока Вы проживаете в этой стране.

Этот интерес, однако, должен иметь очень невеселый характер, если только Вы уже осведомлены о полной коварства и оппортунизма политике, проводимой в нашей стране группой лиц, происки которых ведут лишь к тому, что весь горизонт вплоть до Черкессии все более омрачается; в то же время представляется трудным убедить друзей этой страны в том, что ее воинственный дух и ее сила почти истощились, и час её агонии скоро пробьет, если только не будут приняты меры для их восстановления.

Г-н Уркарт только что препроводил мне, или вернее я только что получил прокламацию, обращенную к черкесам, которая их призывает объединиться, образовав общее правительство, и не полагаться на заграничную помощь, в которой они совершенно не будут нуждаться, если только они будут объединены; она вместе с тем упрекает их в бездействии, возвещая в то же время, что их дело завоевывает все больше и больше сторонников. Что касается нас, находящихся здесь, то мы знаем, с каким трудом и в какой смертельной тревоге они [черкесы] пытаются защитить свои семьи и свое имущество против ежегодных или скорее непрерывных опустошений со стороны русских армий, пользующихся своей непобедимой артиллерией. Этот совет, сам по себе превосходный, все же в отношении этих двух областей [шапсугов и натухайцев] является, не чем иным, как предписанием совершать моцион и купаться в море умирающему, находящемуся в последней стадии истощения. Как бы то ни было, г-н Уркарт безусловно ошибался в оценке состояния этой страны в настоящее время, и черкесы теперь расплачиваются за это. Война так затянулась, русские так часто одерживали успехи, а черкесы, растрачивая свои ресурсы, были так далеки (от мысли) о каком-либо объединенном вооруженном выступлении, что теперь их единственный шанс на спасение заключается в том, чтобы не сдаваться врагу. Заявить им, чтобы они больше не надеялись на добрую волю Англии, было бы то же, что предложить им сложить оружие, так как это — последняя надежда, которая их поддерживает; если бы они не верили в это, то многие из их вождей, от которых в настоящее время все зависит, не стали бы выжидать, а пожертвовали бы собой при какой-нибудь безнадежной попытке или же покинули бы свою страну.

Как в связи с этим последним соображением, так и по той причине, что мы всегда сохраняли некоторые надежды на благосклонность Англии, некий г-н Лонгвоорд, пребывающий здесь, и я сочли необходимым средний путь: предупредить народ о том, чтобы он не рассчитывал на материальную помощь со стороны английского правительства, но объявить ему в то же время, что надо завоевывать себе там [в Англии] новых сторонников и что,возможно, правительство выступит в интересах установления свободы торговли у их [черкесов] побережья, а это позволило бы частным лицам посылать им всякого рода боеприпасы, в которых они так сильно нуждаются Что касается этого последнего пункта, то письма, которые я получаю из Англии, поддерживают во мне полную уверенность и, кроме того, извещают меня, что в случае захвата [судов] выступление правительства равным образом несомненно, и что я могу ожидать прибытия одного или двух судов, груженных порохом. В связи с этим я отправился на побережье, чтобы подготовить все к этому прибытию и, насколько [107] возможно, предать письмо г-на Уркарта широкой огласке, подчеркнув все значение этого письма, которое может оказать лишь благоприятное влияние в стране, поскольку все говорит за правдивость его содержания.

То, что я говорил выше по поводу черкесов, относится лишь к двум областям, населенным натухайцами и шапсугами, которым все еще приходится выносить все бедствия войны, получая порой частичную и случайную помощь от обширной горной области Абазак ²⁶; некоторые из вождей этой области в северной ее части обнаружили за последнее время склонность занять выжидательную позицию ²⁷ в отношении русских, отправившись навстречу императору [Николаю I] при его возвращении из Грузии, и это одна из причин, которая помешала нам отправиться к ним. Я не знаю, входило ли в намерения этих вождей добиться мира или просто получить подарки, до которых они весьма падки... ²⁸.

Области к востоку от Шапсуга, между Абазаком и Кубанью, как то: Задуг, Xатукай и Таккрги [?], хотя и связанные, как и другие, обязательством по отношению к Сефер-бею не подчиняться России и облечь его полномочиями в качестве их общего посла, с тем, чтобы он обеспечил им помощь заграницы, — все же сказались вынужденными вступить в переговоры с русскими о мире, условия которого точно соблюдаются с той и другой стороны. Лицом, которому эти области поручили заключить такое соглашение, был князь Хатукай оглуДжамболет — родственник Сефер-бея; как нам сказали, он пользовался большим влиянием во всей этой стране и являлся к тому же храбрым и лойяльным человеком и ярым сторонником независимости своей родины... ²⁸.

Я намерен приложить к копии письма г-на Уркарта, которую я собираюсь отправить абазакам, другое письмо с соображениями относительно имевшего место события. Эти соображения могут полностью раскрыть им глаза и побудить их присоединиться к своим соотечественникам для отражения русских, если они не хотят быть окруженными этими последними и вынужденными подчиниться, поскольку все пути снабжения могут оказаться отрезанными. Они уже оказали некоторую помощь на побережье для борьбы, с постройкой фортов, которые воздвигаются для того, чтобы пресечь всякую торговлю с Турцией; тем не менее, торговые отношения поддерживаются в полной мере даже в самом близком соседстве с этими крепостями. Мы имеем все основания надеяться, что они в конечном счете поддадутся в достаточной мере убеждению, чтобы понять свои действительные интересы и направить усилия на их защиту. Однако шансы в борьбе слишком неблагоприятны для недисциплинированных масс кавалерии, состоящей из добровольцев, сражающихся против хорошо организованной пехоты, и страна к тому же находится в слишком бедственном положении для того, чтобы оказалось возможным в настоящий момент ввести в ней какие-либо реформы, и если только Англия иди англичане не вмешаются в скором времени в дела Черкессин, как кого требуют обстоятельства, эта страна явится не чем иным, как новой гекатомбой, принесенной в жертву ненасытным притязаниям России.

Я мог бы поговорить с Вами в этом письме о многих других вопросах и, в частности, о принятии национального обета с целью поддержать их преданность вере, вражду к России, отказ от воровства и борьбу с изменой; эта мера, после того как она была введена в этой стране г-ном Уркарюм, была применена в ней этой зимой нами, англичанами, и будет окончательно приведена в исполнение этой весной во всей северной части страны. Однако мне кажется, что это письмо и так уже является чрезмерно длинным, тем более, что я писал его в самом неудобном месте, среди толпы разговаривающих друг с другом людей (что, кстати сказать, случается со мной всюду, куда я ни отправляюсь). Я лишь добавлю, что русским удалось за последнее время построить три крепости на побережье: две в северной части, а одну в южной, но, по всей вероятности, в настоящее время они приложат еще большие усилия для того, чтобы подавить торговлю, и что новые военные приготовления, как говорят, делаются в Анапе и Сухум-Кале.

О если бы можно было произвести диверсию с Вашей стороны [Кавказских] гор! [108]

№ 2

Дж. Станислав Белл

№ 3

Мухаммед

На полях письма написано следующее:

Милостивый Сефер-Бей!

Некто Мухаммед Эмин посланный от Шейха, требовал от племен Черкесских, чтобы они принесли присягу и они ему отвечали: “Падишах есть наш Государь и мы назначили нашим при нем уполномоченным и посланником Зан-Оглу Сефер-Бея”! — Тогда он сказав, “так как Падишах есть служитель священного закона и Имам правоверных то и вы должны служить ему верно”, положил руку на Коран и принес присягу, а за ним поклялись и все Черкесы служить Падишаху и исполнять все его приказания. Это письмо написано мною для уведомления Вас о случившемся. (Подписи не находится).

Перевел Надворный Советник Н. Черняев

№ 12

Мухаммед Эмин Дагестанский

Перевел Надворный Советник Н. Черняев

№ 13

ПИСЬМО РОССИЙСКОГО ПОСЛАННИКА В КОНСТАНТИНОПОЛЕ БУТЕНЕВА А. П. МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГОРЧАКОВУ А. М. ⁵⁵

Перевод с французского

Копия весьма секретной депеши г-на Бутенева
Пера, 11/23 февраля 1857 г. № 13.

Почитая долгом подтвердить Вашему Превосходительству своевременное получение весьма секретной депеши от 12 января по вопросу о доверительных сообщениях Фехрад-Паши (Штейн) ⁵⁶, я пользуюсь торговым пароходом, направляющимся в Одессу, для того, чтобы сообщить некоторые более подробные сведения обо всем том, что связано с тайными турецкими и английскими происками, которые имеют целью создать нам затруднения в Черкессни и очагом которых в настоящее время является Константинополь.

Прошло всего лишь два дня с того времени, как наш военный агент получил в свое распоряжение специальные инструкции военного министерства, касающиеся Фехрад-Пашн, о которых Ваше Превосходительство уведомило меня за двенадцать дней до этого своей, упомянутой выше, депешей. В связи с этим я незамедлительно примусь совместно с капитаном Франкини за приведение в исполнение с должно” осмотрительностью воли императора в этом вопросе.

Однако мне уже и так приходилось не только получать новые доказательства более или менее бескорыстного, но активного и неуклонного усердия Фехрада в деле сообщения нам дальнейших сведений по тому же вопросу, но и, насколько возможно, использовать их со своей стороны, не компрометируя источника; эти сведения, дополненные и проверенные при помощи других путей, имеющихся в моем непосредственном распоряжении, изложены в общих чертах в прилагаемой к сему записке ⁵⁷ и они показались мне в такой мере важными и срочными, что побудили меня пойти на некоторые прямые и доверительные объяснения с оттоманским министерством. Не считая возможным довериться Эдхем-паше в связи с его неопытностью в делах и малым весом, я предпочел объясниться с самим великим визирам. у которого я потребовал специального приема, для того, чтобы сообщить ему собранные мною данные и лучше разобраться в тех разъяснениях, которые я мог бы получить от него. Упомянутая выше записка послужила мне темой для этих объяснений. Развив их довольно пространно, я в заключение указал Решиду, что отнюдь не желая приписывать эти происки черкесской партии и эти враждебные посягательства, замышляемые против наших заведений на восточном побережье, каким-либо поощрениям или даже какой-либо терпимости со стороны оттоманского правительства, я все же не могу скрыть своего удивления перед лицом того, что такого рода происки почти открыто ведутся в самой столице, в то самое время, когда я непрерывно получаю заверения в искреннем стремлении Порты укрепить дружеские и добрососедские [121] отношения, которые только что восстановлены между двумя правительства по инициативе императора, проявившего столько лойяльности и искренности.

Эти заявления и точность тех сведений, которые я представил в их подтверждение, видимо, произвели на Решид-Пашу сильное впечатление. Он категорически заявил, что не имеет ни малейшего представления о тех фактах, которые я ему изложил, открыто осудил дерзкие происки этого рода и затем стал пространно заверять меня в тех усилиях, которые прилагает Порта с целью не пренебрегать ничем для того, чтобы поддерживать наилучшие отношения с Россией. Под конец он заверил меня в том, что немедленно прикажет произвести самое строгое расследование сообщенных фактов, а также тщательный досмотр судов, заподозренных в том, что они погрузили оружие и боеприпасы, предназначенные для побережья Черкессии, и что он не замедлит известить меня о результатах этих мероприятий; при этом он настоятельно просил меня довести до сведения императорского двора о той предупредительности, с которой был встречен мой демарш. Я охотно обещал ему это, приняв сначала к сведению его заверения в отношении мероприятий, о которых он заявил мне и к выполнению которых он как будто действительно приступил, диктуя и подписывая в моем присутствии аналогичные приказания военному министру и капитан-паше. Не скрою, что эта излишняя предупредительность показалась мне слишком показной, для того чтобы значительно укрепить мою веру в искренность опровержений Решида и действенность его обещаний.

Я счел необходимым, до того как мы расстались, заметить ему, что если такого рода враждебные происки и операции осуществляются в Константинополе, так сказать, на глазах правительства, то легко представить себе, что может безнаказанно происходить на побережье или в оттоманских портах, поблизости от Черкессии; так например, арест турецких барок из Трапезунда в Суджук-Кале генералом Филипсоном в минувшем ноябре, вызвавший такое количество жалоб и денежных претензий со стороны Порты, мог вполне обосновываться противозаконными и более чем подозрительными мотивами, которые, быть может, явились причиной появления этих турецких барок в Суджук-Кале, где в это время еще не имелось каких-либо русских властей.

Я добавил, что если я и счел необходимым привлечь внимание Порты на эти злоупотребления и настаивать на их пресечении, то это было вызвано конечно не страхом перед теми опасностями, которые они могли бы создать для поддержания нашей власти и безопасности наших владений на восточном побережье: наши военные силы всегда могли бы гарантировать нас против презренных и бессильных покушений этого рода; это было сделано лишь для того, чтобы послужить полезным предостережением для оттоманского правительства и устранить обоснованные жалобы и причины печальных объяснений между двумя правительствами тотчас же после восстановления мира. Решид не задумываясь согласился со мной и по собственной инициативе обязался, помимо проведения строгого расследования в столице, незамедлительно передать с той же целью категорические приказания турецким властям в Трапезунде и в других пунктах черноморского побережья.

Таковы сущность и результаты моей доверительной беседы с великим визирем по делам относящимся к Черкессии.

Если я и не думаю, чтобы эта беседа оказалась полностью бесплодной, хотя бы как своевременное и полезное предостережение, все же я уже более восьми дней ожидаю ответа Решнд-Паши по вопросу о результатах расследования и досмотра подозрительных судов, ответа, который он обещал мне столь определенно. Пока что из нового доверительного сообщения Фехрад-Паши я узнал об отбытии к берегам Черкессии английского парохода “ Кенгуру ” с боеприпасами, как я и уведомил обэтом Ваше превосходительство в моей телеграмме от 7 февраля, доведя одновременно это сообщение до сведения великого визиря путем устного и конфиденциально заявления нашего первого драгомана с целью дополнить те сведения, которые я сообщил визирю во время нашей беседы.

Если до отбытия парохода мне удастся собрать более определенные данные по этому вопросу, то я не замедлю добавить их к настоящей депеше.

Примите и проч. [122]

Приложение к № 13

Перевод с французского

ДОВЕРИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА

переданная г-ну Аргиропуло для сообщения великому визирю 2 февраля 1857 г.

По полученным российской миссией сведениям, в Константинопольском порту находится судно под турецким флагом, именуемое “Аслан”, капитан Костанди Кабадини, готовое отплыть к берегам Черкессии с грузом всякого рода боеприпасов, погруженных в Арсенале. Утверждают, что количество этих боеприпасов достигает примерно 1600 квинталов пороху для пушек, тысячи квинталов пуль для ружей, около 40 ящиков ружей и другого оружия, а по некоторым данным даже включал 5-6 пушек легкого калибра. Кроме этих боеприпасов, с целью скрыть характер груза, было еще погружено примерно 2000 килограммов соли. Также утверждают, что на этом судне должны отплыть по тому же назначению два иностранных офицера, принятые ранее на турецкую службу: один из них Мехмед-бей (венгерский ренегат Баниа), а другой майор Лапинский по происхождению поляк, из полка турецких казаков.

Утверждают, что помимо этого судна еще два корабля будут подготовлены к отплытию по тому же назначению и на них будет погружено в Арсенале некоторое количество боеприпасов. Следует полагать, что эти суда сначала остановятся в Униа, Платане, Трапезунде или в каком-либо другом анатолийском порту, а затем направятся к побережью Черкессин для разгрузки.

№ 14

ПИСЬМО РОССИЙСКОГО ПОСЛАННИКА В КОНСТАНТИНОПОЛЕ БУТЕНЕВА А. П. МИНИСТРУ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ГОРЧАКОВУ А. М. ⁵⁸

Перевод с французского

Копия весьма секретной депеши г-на Бутенева,
Пера, 11/23 февраля 1847 г.

Ответы и разъяснения великого визиря по вопросу о Черкессии, только что доложенные мне нашим первым драгоманом, в такой мере расплывчаты и пространны, что я считаю нужным изложить их особо в настоящей депеше, приложив к ним обосновывающие её документы, а именно: копню доклада г-на Аргиропуло ⁵⁹ и перевод доверительной записки, представленной военным министром Ризой-Пашой ⁶⁰. привлеченным великим визирем вместе с капитан-пашой Мехметом-Али к обыскам и расследованию, которые, как он сообщил мне в результате моей беседы с ним, изложенной в моей предыдущей депеше от сего числа за №... ⁶¹ он намеревался произвести немедленно.

Как я и предвидел, мои хорошо мотивированные запросы и мои настоятельные демарши перед Портой пока что привели лишь к тому, что показали ей меру нашей бдительности и послужили серьезным предостережением, над которым ей пришлось задуматься; ничто, однако, не поколебало и не ослабило обоснованности моих представлений к точности разоблаченных мною перед ней преступных и дерзких махинаций, которые открыто осуществляются в этой столице и направляются против безопасности и спокойствия наших владений на восточном побережье; они также отнюдь не побудили турецкое правительство принять какие-либо реальные и эффективные меры для раскрытия и пресечения этих махинаций.

Крайняя расплывчатость и противоречивость якобы оправдательных пояснений, данных по этому вопросу нашему переводчику Решид-Пашой и двумя другими турецкими министрами, его сотоварищами, чтобы не сказать соучастниками этих темных и вероломных махинаций, неизбежно отражается на содержании доклада, [123] в котором г-ну Аргиропуло надлежало дать отчет об этих объяснениях. Ваше превосходительство сможет судить об этом, если захочет взять на себя труд просмотреть этот доклад и приложения к нему.

Вывод, который можно сделать из этого, заключается в том, что имеющие место в Константинополе происки черкесских эмиссаров и черкесской партии, с одной стороны, тайно поощряются и поддерживаются, быть может, и без ведома самого султана, человека слабого, первыми сановниками государства, а с другой, что им естественно благоприятствует присутствие английского флота в Босфоре и Черном море и кроме того значительно содействуют преобладающее влияние и тайные агенты британского посольства, факт посылки в Черкессию английского парохода “ Кенгуру ”, погрузившего оружие и боеприпасы, отряд польских легионеров и офицеров-ренегатов, находящихся на службе Порты, — что признали сами турецкие министры, — является явным доказательством этого двойного сговора. Более того, этот сговор виден также из признания в той же мере любопытного как и удивительного в устах Решид-Паши, вырвавшегося у него, конечно, по неосмотрительности во время разговора с г-ном Аргиропуло. В связи с отплытием “Кенгуру” к берегам Черкессии он добавил, что ему сообщили о прибытии еще одного судна из Лондона с людьми и боеприпасами.

Еще один момент, который в этой сети лживых и софистических заявлений, в изобилии делавшихся нашему переводчику, должен был особенно привлечь мое внимание; это упоминание о Фехрад-Паше в числе офицеров-ренегатов или авантюристов, привлеченных к этим тайным операциям, направленным в сторону наших восточных берегов Черного моря. Тем не менее, как мне кажется, степень участия, которая в этом отношении приписывается Фехрад-Паше, лишь соответствует тому официальному положению, которое он занимает в настоящее время, находясь на турецкой службе и не указывает на что-либо в той или иной мере несовместимое с теми добровольными разоблачениями, которые он нам сделал до настоящего времени, и не дает нам оснований заподозревать в этом отношении искренность его доброй воли и его усердия в предоставлении нам своих услуг.

Заканчивая этими деталями обзор тех сведений, которые я имею честь представить Вашему превосходительству касательно результатов моих демаршей перед Портой по этому вопросу, я считаю излишним заверять его в отношении неуклонной бдительности и упорных усилий, с которыми я буду следить за отдельными фазами этого лела и связанными с ним фактами, с тем, чтобы незамедлительно и без обиняков ставить о них в известность оттоманское правительство, настаивая на суровых мерах для пресечения этих враждебных махинаций и неукоснительно осведомляя императорское министерство о моих дальнейших демаршах и их последующих результатах.

Во всяком случае я считал соответствующим как серьезности наших справедливых требований, так и достоинству нашей позиции, не скрывать перед великим визирем того тяжелого впечатления, которое я вынес от общего смысла его заявлений н объяснений.

Ввиду этого я и счел необходимым снабдить нашего первого драгомана Аргиропуло доверительной инструкцией, в копии при сем прилагаемой, уполномочив его устно и полностью сообщить Решид-Паше ее точное содержание.

Примите и проч.

Приложение к № 14

Перевод с французского

ПИСЬМО АНГЛИЙСКОГО АГЕНТА С. БЕЛЛА АНГЛИЙСКОМУ ПОСЛАННИКУ В ТЕГЕРАНЕ МАКНЕЙЛУ

Перевод с французского ²⁵

Перевод письма г-на Станислава Белла г-ну Макненлу, британскому посланнику в Персии.

Близ Джубги, побережье Черкессии, 28 марта 1838 года.

Надеюсь, что Вы не сочтете меня самонадеянным, если я обращусь к Вам со вторым письмом в надежде, что оно представит для Вас некоторый интерес, пока Вы проживаете в этой стране.

Этот интерес, однако, должен иметь очень невеселый характер, если только Вы уже осведомлены о полной коварства и оппортунизма политике, проводимой в нашей стране группой лиц, происки которых ведут лишь к тому, что весь горизонт вплоть до Черкессии все более омрачается; в то же время представляется трудным убедить друзей этой страны в том, что ее воинственный дух и ее сила почти истощились, и час её агонии скоро пробьет, если только не будут приняты меры для их восстановления.

Г-н Уркарт только что препроводил мне, или вернее я только что получил прокламацию, обращенную к черкесам, которая их призывает объединиться, образовав общее правительство, и не полагаться на заграничную помощь, в которой они совершенно не будут нуждаться, если только они будут объединены; она вместе с тем упрекает их в бездействии, возвещая в то же время, что их дело завоевывает все больше и больше сторонников. Что касается нас, находящихся здесь, то мы знаем, с каким трудом и в какой смертельной тревоге они [черкесы] пытаются защитить свои семьи и свое имущество против ежегодных или скорее непрерывных опустошений со стороны русских армий, пользующихся своей непобедимой артиллерией. Этот совет, сам по себе превосходный, все же в отношении этих двух областей [шапсугов и натухайцев] является, не чем иным, как предписанием совершать моцион и купаться в море умирающему, находящемуся в последней стадии истощения. Как бы то ни было, г-н Уркарт безусловно ошибался в оценке состояния этой страны в настоящее время, и черкесы теперь расплачиваются за это. Война так затянулась, русские так часто одерживали успехи, а черкесы, растрачивая свои ресурсы, были так далеки (от мысли) о каком-либо объединенном вооруженном выступлении, что теперь их единственный шанс на спасение заключается в том, чтобы не сдаваться врагу. Заявить им, чтобы они больше не надеялись на добрую волю Англии, было бы то же, что предложить им сложить оружие, так как это — последняя надежда, которая их поддерживает; если бы они не верили в это, то многие из их вождей, от которых в настоящее время все зависит, не стали бы выжидать, а пожертвовали бы собой при какой-нибудь безнадежной попытке или же покинули бы свою страну.

Как в связи с этим последним соображением, так и по той причине, что мы всегда сохраняли некоторые надежды на благосклонность Англии, некий г-н Лонгвоорд, пребывающий здесь, и я сочли необходимым средний путь: предупредить народ о том, чтобы он не рассчитывал на материальную помощь со стороны английского правительства, но объявить ему в то же время, что надо завоевывать себе там [в Англии] новых сторонников и что,возможно, правительство выступит в интересах установления свободы торговли у их [черкесов] побережья, а это позволило бы частным лицам посылать им всякого рода боеприпасы, в которых они так сильно нуждаются Что касается этого последнего пункта, то письма, которые я получаю из Англии, поддерживают во мне полную уверенность и, кроме того, извещают меня, что в случае захвата [судов] выступление правительства равным образом несомненно, и что я могу ожидать прибытия одного или двух судов, груженных порохом. В связи с этим я отправился на побережье, чтобы подготовить все к этому прибытию и, насколько [107] возможно, предать письмо г-на Уркарта широкой огласке, подчеркнув все значение этого письма, которое может оказать лишь благоприятное влияние в стране, поскольку все говорит за правдивость его содержания.

То, что я говорил выше по поводу черкесов, относится лишь к двум областям, населенным натухайцами и шапсугами, которым все еще приходится выносить все бедствия войны, получая порой частичную и случайную помощь от обширной горной области Абазак ²⁶; некоторые из вождей этой области в северной ее части обнаружили за последнее время склонность занять выжидательную позицию ²⁷ в отношении русских, отправившись навстречу императору [Николаю I] при его возвращении из Грузии, и это одна из причин, которая помешала нам отправиться к ним. Я не знаю, входило ли в намерения этих вождей добиться мира или просто получить подарки, до которых они весьма падки... ²⁸.

Области к востоку от Шапсуга, между Абазаком и Кубанью, как то: Задуг, Xатукай и Таккрги [?], хотя и связанные, как и другие, обязательством по отношению к Сефер-бею не подчиняться России и облечь его полномочиями в качестве их общего посла, с тем, чтобы он обеспечил им помощь заграницы, — все же сказались вынужденными вступить в переговоры с русскими о мире, условия которого точно соблюдаются с той и другой стороны. Лицом, которому эти области поручили заключить такое соглашение, был князь Хатукай оглуДжамболет — родственник Сефер-бея; как нам сказали, он пользовался большим влиянием во всей этой стране и являлся к тому же храбрым и лойяльным человеком и ярым сторонником независимости своей родины... ²⁸.

Я намерен приложить к копии письма г-на Уркарта, которую я собираюсь отправить абазакам, другое письмо с соображениями относительно имевшего место события. Эти соображения могут полностью раскрыть им глаза и побудить их присоединиться к своим соотечественникам для отражения русских, если они не хотят быть окруженными этими последними и вынужденными подчиниться, поскольку все пути снабжения могут оказаться отрезанными. Они уже оказали некоторую помощь на побережье для борьбы, с постройкой фортов, которые воздвигаются для того, чтобы пресечь всякую торговлю с Турцией; тем не менее, торговые отношения поддерживаются в полной мере даже в самом близком соседстве с этими крепостями. Мы имеем все основания надеяться, что они в конечном счете поддадутся в достаточной мере убеждению, чтобы понять свои действительные интересы и направить усилия на их защиту. Однако шансы в борьбе слишком неблагоприятны для недисциплинированных масс кавалерии, состоящей из добровольцев, сражающихся против хорошо организованной пехоты, и страна к тому же находится в слишком бедственном положении для того, чтобы оказалось возможным в настоящий момент ввести в ней какие-либо реформы, и если только Англия иди англичане не вмешаются в скором времени в дела Черкессин, как кого требуют обстоятельства, эта страна явится не чем иным, как новой гекатомбой, принесенной в жертву ненасытным притязаниям России.

Я мог бы поговорить с Вами в этом письме о многих других вопросах и, в частности, о принятии национального обета с целью поддержать их преданность вере, вражду к России, отказ от воровства и борьбу с изменой; эта мера, после того как она была введена в этой стране г-ном Уркарюм, была применена в ней этой зимой нами, англичанами, и будет окончательно приведена в исполнение этой весной во всей северной части страны. Однако мне кажется, что это письмо и так уже является чрезмерно длинным, тем более, что я писал его в самом неудобном месте, среди толпы разговаривающих друг с другом людей (что, кстати сказать, случается со мной всюду, куда я ни отправляюсь). Я лишь добавлю, что русским удалось за последнее время построить три крепости на побережье: две в северной части, а одну в южной, но, по всей вероятности, в настоящее время они приложат еще большие усилия для того, чтобы подавить торговлю, и что новые военные приготовления, как говорят, делаются в Анапе и Сухум-Кале.

О если бы можно было произвести диверсию с Вашей стороны [Кавказских] гор! [108]

№ 2