Любовь должна быть вашей жизнью до самого последнего вздоха.

Но до сих пор мы держали поколения вместе — три поколения, четыре поколения вместе под одной крышей — отсюда разрыв поколений. Они даже не разговаривают. Они говорят только по делу, когда это абсолютно необходимо; иначе они избегают друг друга. Это уродливое устройство. Правильное устройство будет тогда, когда дети будут в школе, девочки и мальчики вместе, — чтобы познакомиться друг с другом. Чем больше они узнают друг друга, тем лучше будет возможность найти партнера в своей жизни.

Вы видите эту глупость?

Если вы желаете приобрести автомобиль, вы смотрите все каталоги всех автомобилей, вы отправляетесь в демонстрационный зал посмотреть, какой автомобиль подойдет вам. Вы же не влюбляетесь в любой автомобиль, который проходит мимо, говоря: «Я влюблен в "форд"». А на следующий день вы видите «роллс-ройс» — теперь будут неприятности: «форд» не позволит вам смотреть на «роллс-ройс».

«Форд» скажет: «Закрой окна и смотри вперед!»

Было бы лучше, если бы вы увидели все автомобили, а потом выбрали один. Так мы и поступаем со всем, кроме самой важной вещи, выбора партнера — вашей жены, вашего мужа. Вы просто слепо влюбляетесь, не беспокоясь, что вокруг есть миллионы женщин, миллионы мужчин; и вскоре вы уйдете к кому-то, кто гораздо красивее, гораздо разумнее, больше любит. Вы будете страдать.

Дети должны жить в смешанных общежитиях; потом молодые люди должны жить в смешанных общежитиях; потом, наконец, на последнем этапе нашего обучения, старые люди должны жить в самых лучших из возможных мест, где они смогут играть в гольф, ездить верхом на лошади, пойти в бассейн, в лес, в горы, и они снова станут молодыми — по крайней мере, лет десять прибавится к их жизни. И они станут более понимающими, ведь они увидят, как еще больше любви возникает в их сердце. Поэтому, если их молодой сын влюбился в кого-то, в этом нет ничего неправильного. Это просто путь жизни, таким хочет быть сущее.

Но старые люди всегда были озабочены тем, что такое добро и что такое зло. Альмустафа ответил:

О добре в вас могу я говорить, но не о зле.

Это столь содержательное утверждение, с таким смыслом и значением, что, если вы понимаете его, все ваше отношение к людям — основанное на суждениях — будет изменено.

Альмустафа говорит: О добре в вас могу я заговорить, но не о зле...

Почему? — потому что зло — это не что иное, как отсутствие добра. А что вы можете сказать об отсутствии? Это как темнота; вы можете говорить о свете, но не можете говорить о темноте. Во-первых, темноты не существует — это только отсутствие. Внесите свечу, и ее нет больше. И самое замечательное утверждение делает об этом Альмустафа:

Ибо, что есть зло, как не добро, терзаемое голодом и жаждой?

Темнота — это голод света; это жажда света, потому что она пуста. Такая же ситуация с добром и злом — это не две вещи.

У добра позитивное существование; грешник только в поиске святости. Не осуждайте его. Он идет наощупь в темноте — помогите ему. Не надо продолжать давать ему оценки и наказания, говоря: «Ты будешь брошен в ад». Несчастный пытается всеми путями обнаружить, где же свет.

Если вы пойдете к религиозному учителю, он расскажет вам: «Разбейте зло, и, когда вы раздавите зло, вы станете добрым». Это совершенно неправильный подход, который разрушил все человечество и всю его радость.

Если же вы приходите к мастеру, он скажет: «Не боритесь со злом — потому что это растрачивает вашу энергию. Борясь со злом, вы не можете создавать свет. Ищите свет, создавайте свет, и темнота исчезнет».

В этом вся разница. Так называемые религиозные учителя всех религий, без исключения, говорят вам: «Уничтожайте зло». Но вы не можете уничто­жить его; все то, что является просто отсутствием, уничтожить нельзя.

Если я скажу вам: «Ступайте к себе в комнату и уничтожьте темноту, сражайтесь с ней, боритесь с ней, возьмите меч и отрубите ей голову», - самое вероятное, вы отрубите свою собственную голову. В темноте вы воюете с никем.

Вот старое определение философа: человек, который кромешной ночью в темном доме вслепую разыскивает черную кошку, — которой там нет. Уж если каждый расстроен, что не может найти черную кошку...

Вас никогда не волновало то, что вы слепы; вас никогда не волновало, что в доме темно, ночь кромешная. Но поиск продолжается и продолжается. Зло и есть та черная кошка, которой не существует. Вот почему Альмустафа говорит: «С самого начала я буду говорить о добре в вас, но не о зле».

Такие великие прозрения Халиль Джебран возвращает к жизни...

Ибо, что есть зло, как не добро, терзаемое голодом и жаждой?

Значимость этого утверждения огромна. Каждый ребенок рождается добрым. Ребенок не рождается Рональдом Рейганом, Адольфом Гитлером, Иосифом Сталиным — но что же происходит? Эти люди пытались... Адольф Гитлер сначала хотел стать художником. Никакая художественная школа не приняла его, потому что он не был хорошим художником. Но я понимаю так, что, если он хотел быть художником, он мог бы вначале не быть професси­оналом. Если бы был дан шанс, он, может, и не стал бы гением, Пикассо, но он мог бы стать по крайней мере неплохим художником — и Второй мировой войны можно было бы избежать, много миллионов людей не было бы убито.

Забракованный художественными школами, он задумал стать архитек­тором, и ему снова отказали.

Кажется, мы признаем только цветы, не семена.

Наше понимание так поверхностно, что мы не можем увидеть цветка в семени — и всякая образовательная система в этом смысле преступна. Они хотят, чтобы вы приходили как цветок, выросший, благоухающий; тогда вас признают. Но зачем цветку идти к вам? Ведь это семя переживает внут­реннюю муку, хочет вырасти, иметь зеленую листву, хочет танцевать под солнцем, хочет растить цветы — дайте же ему эту возможность. И не требуйте от каждого цветка быть розой. А как же календула? Для календулы невозможно стать розой, она может быть только календулой.

Надлежащая образовательная система — мудрая образовательная система — не станет навязывать людям стандарты, она отыщет способы для конкретной личности, расти по своим собственным возможностям.

Если Адольф Гитлер хотел быть архитектором, что было неправильного в этом? Может, он и не создавал бы великих Тадж-Махалов, но я не думаю, что он не смог бы строить ваши квартиры, небоскребы... они не требуют большого ума. Совершенно идиотские конструкторы натворили всевозмож­ных вещей, они заставили человечество жить в небоскребах. Какой ущерб мог нанести Адольф Гитлер? Но отверженный везде, этот постоянный отказ...

А все усилия Адольфа Гитлера были созидательными. Он хотел быть художником или архитектором, оба намерения созидательны. Он, может, и не пошел бы очень далеко, но что было неправильного? Не каждый хочет создавать Тадж-Махал, и не каждый может позволить себе Тадж-Махал. Есть люди, которым нужны посредственные архитекторы, потому что они могут себе позволить только посредственных архитекторов с их посредственными замыслами. Но постоянный отказ повсюду был как рана — это стало теми ранами, которые обратили его в политику.

Профессия политика — это единственная профессия, где не нужно никакой квалификации. Это странно: у них вся власть, власть над миллио­нами человеческих жизней и смертей — но никакой квалификации не нужно. А если вы хотите быть художником, квалификация необходима; если вы хотите быть архитектором, требуется талант. Но если вы хотите стать Адольфом Гитлером, никакая квалификация не нужна.

И он стал. На мой взгляд, вторая мировая война была не чем иным, как отмщением человечеству, отвергнувшему человека, унизившему человека, его творчество, его стремление создать что-то прекрасное. Вторая мировая война была местью с лихвой.

Если вы не позволяете творчество, оно обязательно станет разрушитель­ным. Если вы не любите, вы обязательно возненавидите. Если вы не позволяете вашему добру расти, вы обязательно падете во тьму зла.

Воистину, когда добро терпит голод, оно разыскивает пищу даже в темных пещерах.

Такое прозрение очень редкостно. Такое сострадательное понимание уникально.

Воистину, когда добро терпит голод... — когда ваше сокровенное существо хочет быть добрым, но не находит нигде ни пищи, ни поддержки, что вам делать? — ...оно разыскивает пищу даже в темных пещерах, и когда оно жаждет, то не гнушается и затхлой водой.

И тогда вы осуждаете личность — за то, что он зло, он убийца, он вор. Вы сваливаете всю ответственность на личность, которая является маленьким человеческим существом. А все ваше общество так могущественно, что если оно решит подавить индивидуума и его добро, оно справится, каким угодно способом. И это не противоестественно — когда вы голодны, вы съедите все. Я знал людей, евших корни деревьев. Вы едите плоды деревьев, но если плоды недоступны, то люди начинают поедать корни.

Я слышал, что в голодные дни люди даже поедали своих собственных детей, но я не могу назвать их злыми. Матери даже продавали своих детей; они не могли набраться смелости съесть своего собственного ребенка, поэтому они продавали ребенка, прекрасно зная, что его съест кто-то другой, тот, кто купит. Но на деньги, которые они выручили, они могли купить какого-то другого ребенка... пища была недоступной. Разве вы назовете этих людей злом? Или просто их добру не было предоставлено достаточно возможности? Если вы жаждете в пустыне, вы можете пить что угодно, даже воду из канав. Вы не будете раздумывать, что это вода из канав — жизнь столь ценна...

Когда Александр Великий пришел в Индию, один саньясин спросил его: «Зачем ты мучаешь себя, бегая по всему свету, растрачивая свою жизнь? Какова цель?» Александр сказал: «Моя цель? Моя цель — завоевать весь мир».

Саньясин спросил: «Ты можешь быть достаточно терпеливым и ответить на один мой вопрос? Если бы ты заблудился в пустыне, терпя жажду и голод много дней, а я пришел со стаканом воды, какую часть своей империи ты был бы готов отдать в обмен на стакан воды?»

Никто и никогда не задавал такого вопроса Александру. Он сказал: «Сколько? Умирая, я могу отдать тебе половину моей империи».

Саньясин сказал: «Но я не согласен продать за половину империи — можешь умирать. Мне нужна твоя империя целиком, вся империя, а я даю тебе целый стакан воды».

Александр сказал: «Пожалуй, в такой ситуации я буду готов отдать тебе всю империю и взять стакан воды».

Саньясин рассмеялся. Он сказал: «Тогда тебе лучше отправиться домой. Не беспокойся об этой империи — ее стоимость не более чем один стакан воды».

Но эти люди — Александр Великий или другие из этой категории, — возможно, разыскивают что-то еще, не осознавая этого. Они в поисках величия, но величие не приходит от приобретения империи. Величие прихо­дит, когда становишься своим истинным «я», приводишь свою потенциальную возможность к актуализации. Это может быть луговым цветком, это может не быть лотосом — но природа не делает различий.

Когда восходит солнце, оно не танцует, задерживаясь на лотосе. Оно не игнорирует цветок травы, заявляя: «С дороги — ты неприкасаемый, ты шудра! Я здесь ради цветов лотоса, роз».

Когда приходит дождь, он не делает никакого различия, никакой дискриминации; когда приходит ветер, и он не делает ни различия, ни дискриминации.

Реальный вопрос не в том, роза вы, цветок лотоса или просто безымян­ный цветок травы. Реальность в том, что цветок травы актуализирует свою потенциальную возможность, точно так же, как цветок лотоса актуализиро­вал свою возможность. Реальная вещь — это актуализация семени, которое вы несете внутри себя; это делает вас великими, и это величие огромной скромности, без эго внутри.

Если у вашего величия есть что-то от эго, это означает, что ваше величие не настоящая актуализация. Вы попали на неверный путь. Вы хотели быть музыкантом, а стали инженером. Может, вы и стали самым великим инженером, но что-то в вас будет мучиться, ваше «я» будет оставаться в постоянном страдании. Все зло от этого страдания — вы раздражены, вы сердиты, вы завидуете другим; поскольку вы искалечены, вы не можете танцевать — отсюда ваша зависть.

Но природа наделила вас всех какой-нибудь уникальной потенциальной возможностью. Это и есть ваше добро — доведите его до цветения, до своего предельного роста. Вы будете удовлетворены, вы будете благодарны, и вы будете скромны — скромны перед этим безбрежным сущим, благодарны за то, что оно не послало вас пустыми, оно послало вас с некоторым потенци­алом для работы.

Вы добры, когда вы одно с самим собою. Ни одна из ваших религий не позволяет вам быть добрым, потому что ни одна из ваших религий не позволяет вам быть одним с собою. Они разделяют вас. Они говорят: «Это хорошо, а это плохо. Плохой частью следует пренебрегать, игнорировать, разрушать, и только хорошая должна быть спасена».

Все религии были разрушительны для человеческой радости, человечес­кого счастья. Удивительно, что они создали множество способов сумасшес­твий, самоубийств, убийств — по той простой причине, что человеку не дают быть в единстве с самим собой. Они разрубают вас на две части. Это как разделить птицу на две части — она не сможет полететь, ей нужны оба крыла.

Когда ваше добро и ваше так называемое зло — потому что это лишь отсутствие — функционируют гармонично, совместно, когда вы - не расщеп­ленная личность, а одно органичное целое, ваша жизнь излучает красоту, ваша жизнь излучает божественное.

Вы добры, когда вы одно с самим собой. Но когда вы не одно с собою, вы не злы.

Халиль Джебран старается дойти до самых корней. Вы добры, когда вы одно с самим собой... но не подумайте, что если вы не одно с самим собой, вы злы, — нет. Когда вы не одно с самим собою, вы попросту отсутствие добра. Не называйте это злом — само это слово напрасно осуждает вас. Когда дома темно, это лишь означает необходимость света. Не осуждайте темноту.

Человек понимания будет наслаждаться и темнотой, потому что темнота имеет свою собственную красоту, свою собственную тишину, свою собствен­ную глубину, которой не может иметь свет — свет поверхностен. В темноте это небольшое место становится огромным, потому что темнота не имеет конца. При свете все становится ограниченным, отдельным; в темноте все становится единым.

Мудр тот человек, который старается сделать даже свое так называемое зло созвучным со своим добром. Человек — это оркестр. Если вам не известно искусство музыки, оркестр может свести с ума, но если искусство вам известно, различные музыкальные инструменты сочетаются в единую музыку. Они различны, но они создают нечто единое — это единство и есть то, что Альмустафа называет добром.

Ибо поделенный дом — не прибежище воров...

Даже если вы не едины, не осуждайте себя, потому что даже поделенный дом — не прибежище воров; это всего лишь поделенный дом.

...и корабль без кормила может бесцельно блуждать среди коварных рифов, но так и не пойти ко дну. Злая личность просто сбилась с пути. Будьте добры с ней, не выносите приговора. И тот, кто сбился с пути, может отыскать свой путь.

Вы добры, когда стараетесь дать от самих себя.

Он определил доброго, как единого с самим собою; теперь он расширяет определение: Вы добры, когда стараетесь дать от самих себя... Делитесь собой, всем, что у вас есть. Это может быть песней, это может быть просто молчанием — делитесь всем, что у вас есть. Чем больше вы делитесь, тем больше ваше сознание увеличивается, растет, расширяется. А расширение сознания — это самое счастливое переживание в мире.

Но вы не злы, когда ищете пользы для себя.

Он беспрерывно настаивает, чтобы вы отбросили идею зла полностью, потому что ваши умы столетиями были вынуждены мыслить только дуальностями. Если быть единым с собой — добро, тогда, разумеется, не быть единым — зло. Если делиться — добро, тогда не делиться (тут же скажет ваш ум) — зло. Попытка Халиля Джебрана имеет огромную ценность. Он говорит: Но вы не злы, когда ищете пользы для себя, потому что, если вы не ищете пользы для себя, как можете вы поделиться? Чем можете вы поделиться? Гаутама Будда может поделиться, но прежде чем делиться, он должен стать Гаутамой Буддой.

Христианские теологи были очень критичны к индийским мистикам — дескать, те эгоистичны. В их глазах просто медитировать — это эгоистичность: «Ступайте и служите бедным, откройте больницу, откройте школу, учите бедных. Станьте Матерью Терезой». Вот почему, как вы видите, Мать Тереза может получить Нобелевскую премию; но для медитирующего нет никаких шансов, потому что медитирующий — личность эгоистичная, он просто идет внутрь себя и наслаждается счастьем, благословением и экстазом.

«Служите нищим, служите сиротам» — это кажется настоящей религи­ей. Это не так, потому что если у вас нет благословения, которое приносит медитация, все ваше служение весьма поверхностно. И в нем будут мотивы, может быть, и не очевидные обычным людям, но тот, кто смотрит вглубь, заметит их немедленно. Мать Тереза служит сиротам, с одной стороны, а с другой стороны, она против контроля рождаемости, потому что если будет контроль рождаемости, не будет сирот.

Сироты совершенно необходимы — как же иначе Мать Тереза получит Нобелевскую премию? Сироты совершенно необходимы — как же иначе католикам продолжать увеличивать свою численность? Их уже семьсот миллионов, откуда же им продолжать увеличивать свое число? — ведь на Западе более богатые страны уже не увеличивают свою численность, как это происходит на Востоке. Фактически в нескольких западных странах населе­ние убывает. Некоторые страны даже стараются стимулировать рождение детей, в противном случае они исчезнут — если такая убыль будет продолжаться, они исчезнут.

На Востоке проблема прямо противоположна. Так что все эти семьсот миллионов католиков происходят от бедных и сирот Востока. Восток почти как фабрика для католиков: вы производите детей, вам не под силу содержать их — отдавайте их Матери Терезе.

В Индию прибывает Папа, но он не идет встречаться с каким-либо великим медитирующим или в Гималаи. Никакой Папа не пытался когда-ли­бо встретиться с Дж. Кришнамурти, который был на Западе. Напротив, Папы придерживались в прошлом той же стратегии, которой они придерживаются со мной сейчас. Множество раз самолет Дж. Кришнамурти был отвергнут аэропортом из-за того, что католики не позволили ему приземлиться. Ни один Папа не прибыл увидеть Раману Махарши. В их глазах эти люди эгоистичны.

Но каждый Папа, который приезжает, должен пойти к Матери Терезе, потому что она продолжает набирать все больше и больше католиков. Внутренние мотивы очень уродливы. Это не служение, это политика. Это политика количества. Халиль Джебран прав: Но вы не злы, когда ищете пользы для себя. Фактически, сначала вы должны искать пользу для себя во всех измерениях — материальном и духовном; только когда вы разбогатеете во всех измерениях, вы сможете поделиться. Поэтому я не скажу с Иисусом: «Блаженны нищие». Это не что иное, как утешение. И я больше согласен с Карлом Марксом, который говорит: «Ваши религии — не что иное, как опиум для народа».

«Блаженны нищие, ибо они унаследуют царство Божие». Странно — если они блаженны, почему они не получат царство Божие здесь и сейчас? Нет, их царство Божье после смерти. Это явная хитрость, ведь никто не возвращается после смерти и не рассказывает людям, что нищие, в самом деле, блаженны. Я говорю вам: блаженны богатые во всех измерениях — материальном и духовном — ибо они в состоянии делиться своим богатством.

Зачем понапрасну привносить Бога во все? Бедняга сбежал через шесть дней после того, как сделал этот мир; с тех пор Его не видно и не слышно. Зачем зря привносить Его? Я говорю: блаженны богатые во всех измерениях, ибо они в состоянии поделиться своими богатствами. Это может быть из души, это может быть из тела, это может быть из ума, это может быть из сердца — не имеет значения; но делиться — это одно из самых замечатель­ных переживаний жизни.

Делиться — вот что делает вас религиозным.

Это не делает вас христианином, индуистом или мусульманином; это делает вас просто религиозным. А быть религиозным прекрасно. Быть христианином, быть индуистом, быть мусульманином, быть евреем — эти уродливые наименования должны быть совершенно отброшены и забыты. Они разделяют человечество, и они дают людям идеи превосходства над другими.

Евреи считают, что они богоизбранный народ. Так почему вы сердитесь на Адольфа Гитлера за то, что он считает нордических немцев богоизбран­ным народом? Из-за конфликта вокруг того, кто на самом деле богоизбран­ный народ, он убил миллион евреев в Германии, чтобы доказать, кто является богоизбранным народом: «Теперь позвольте нам решить это». И если мы посмотрим на факты, то окажется, что нордические немцы и есть богоизбранный народ.

Я слышал об одном старом еврее, который умирал. Пришел рабби и спросил его: «Ты помолишься Богу перед смертью? Смерть совсем близко».

Старый еврей сказал: «Я молюсь».

Рабби спросил: «О чем же ты молишься?»

Старый еврей сказал: «Я молюсь так: "Довольно! Выбери кого-то другого — нас терзали уже четыре тысячи лет из-за Твоей глупой идеи, что мы богоизбранный народ. Ты не дал ни единого указания, что мы избранный народ, и эта идея превосходства создала антагонизм в каждом!"»

Индуисты думают так же... Каждый имеет монополию на Бога! Лучше не привносить понапрасну гипотез, это вопрос трансформации вашей реаль­ной жизни.

Ибо когда вы рассчитываете извлечь пользу, вы всего лишь корень, что льнет к земле и сосет ее грудь.

Красота его слов безупречна. Он говорит: «Когда вы эгоистичны, медитативны, просто стараетесь развернуть свое собственное существо — вы подобны корням дерева, которое сосет грудь матери земли». Но для чего? Весь этот сок взойдет по дереву, станет зеленой листвой, тенью усталым и утомленным, станет цветами для тех, кто может ценить красоту, цвет, аромат... станет плодами для тех, кто голоден. Корни сосут грудь матери земли, но не для себя — окончательным результатом обязательно делятся.

Поэтому когда вы медитируете, вы движетесь к своим собственным корням. А если вы не найдете свои корни, вы никогда не будете в состоянии найти свои цветы и свои плоды. Корни не могут делиться, но без корней не бывает ни плодов, ни цветов. Фактически, цветы и плоды просто продолже­ние корней. Не называйте корни злом из-за того, что они не делятся. Непосредственно они не делятся, но косвенно — вся их жизнь не что иное, как доставка сока плодам, цветам, щедрость ко всем.

Истинно, плод не скажет корню: «Будь таким, как я, спелым, сочным и вечнодающим от своего изобилия».

Почему плод не может сказать так? Он не может сказать,

Ибо для плода потребность давать — как получать — потребность для корня.

Жизнь — это органичное единство. Если есть только отдача и нет получения, кому же вы собираетесь давать? Если есть только получающие и нет дающих, от кого они собираются получать? Жизнь — это баланс между отдачей и получением. Корни получают от земли, а плоды и цветы продол­жают возвращать земле. Это круг. Человек в своем невежестве разрушил этот круг во многих местах, потому и возник большой экологический кризис. Мы продолжаем отбирать у земли, но мы не возвращаем ничего. Земля

постепенно делается бесплодной, мертвой. А если умирает земля, умирает кое-что и в нас тоже, потому что мы — часть целого.

Вы считаете, что деревья зависят от земли, потому что у них есть корни и они пьют сок земли. Вы тоже зависите от земли, потому что те плоды, те цветы, в конечном счете, попадают к вам. И вы должны делиться — вы деревья, которые могут ходить. В Африке есть деревья, которые ходят. Твердая почва затруднительна для ходьбы — корни не в состоянии передви­гаться. Но в Африке есть места, где почва не такая твердая, и там деревья передвигаются. Если воды больше к северу, деревья начинают двигаться на север; когда вода заканчивается, деревья начинают рассеиваться по другим направлениям.

Мы тоже деревья, мы тоже связаны с сущим многими способами. Каждую секунду вы вдыхаете и выдыхаете. Попробуйте не выдыхать — а это и есть даяние — и вы умрете. Даяние — это жизнь.

Эти деревья тоже дышат. И жизнь — это замечательное единство: вы вдыхаете кислород и выдыхаете двуокись углерода, а деревья вдыхают двуокись углерода и выдыхают кислород; это своего рода братство. Без деревьев вы не сможете жить; без вас деревья не смогут жить.

Есть постоянная отдача и получение — солнце дает вам жизнь, витами­ны; луна дает вам нечто очень таинственное. Кроме Махавиры, все мистики становились просветленными в ночь полнолуния. В ночь полнолуния больше людей сходит с ума, — количество удваивается, — чем в любой другой день. Больше людей совершает самоубийство, — снова удвоенное количество, — чем в любой другой день. Больше людей совершает убийство, — в удвоенном количестве, — чем в любой другой день. Ночь полнолуния что-то делает с этим.

От просветления и до убийства... ночь полнолуния как-то возбуждает вас. Если вы двигаетесь глубже в медитацию, она ведет вас ещё глубже в медитацию. Если вы жаждете убить кого-то и не в состоянии набраться смелости, луна придаст вам смелость. То, что было невозможным прежде, становится возможным в ночь полнолуния.

Испокон веков больше людей сходило с ума в ночь полнолуния — так много, что в каждом языке для сумасшествия или безумных людей сущест­вует слово, которое связывает сумасшествие с луной. По-английски это «лунатик», происходит от луны. На хинди это чандмара, «убитый луной».

У Георгия Гурджиева было великое прозрение, что это не может быть односторонним: точно как с деревьями мы получаем и отдаем, мы должны отдавать солнцу и получать от него, отдавать луне и получать от нее. Это должно быть сбалансировано. Мы еще не в состоянии расшифровать точно, что мы отдаем солнцу, что мы отдаем луне, но мы, очевидно, отдаем, ведь то, что мы получаем, нам известно. Рано или поздно будет открыто, что точно так же как мы не можем жить без солнца... А если однажды солнце не взойдет, вы не проснетесь даже к своему утреннему чаю в постели; вам конец. Ваша жизнь приходит от этой далекой звезды, Солнца.

Но я всегда считал — и я согласен с Георгием Гурджиевым, хотя и нет ни оснований, ни доказательств, — что, если каждый человек на земле, каждое животное, каждое дерево умирает — для чего люди вроде Рональда Рейгана прилагают все усилия — если все живое на земле умрет, солнце не взойдет на следующий день. Невозможно, чтобы мы были просто получаю­щими, и не дающими. Если мы каким-то образом получаем жизнь от Солнца, очевидно, мы и отдаем каким-то образом жизнь Солнцу. Мы все связанное целое, взаимозависимое, один организм. Отсюда может быть сделан вывод: становитесь богаче в каждом измерении. Будьте творческими, любящими, медитативными — и делитесь. А чем больше вы отдаете, тем больше существование осыпает вас цветами блаженства и экстаза.

Единственное добро — это быть в позиции единства, а не в постоянном конфликте внутри себя, потому что такой конфликт разрушает вас, не оставляет энергии делиться. Когда вы едины, энергии становится так много, что вы напоминаете дождевую тучу, переполненную дождем, и готовую пролиться где угодно.

Делиться — это самое драгоценное религиозное переживание.

Делиться — это добро.

И Альмустафа говорит: «Я не буду говорить о зле, потому что зло — это всего лишь отсутствие». Быть скупым — зло. Вы имеете, но хватаете еще, нужно вам это или нет. Вы упустили величайшую радость жизни — ту, что от даяния. Принимайте с благодарностью. Отдавайте со скромностью.

— Хорошо, Вимал?

— Да, Мастер.

 

ТОЛЬКО ВОПРОС ОСОЗНАНИЯ

3 февраля 1987.

 

Возлюбленный Мастер,

 

Вы добры, когда говорите, полностью пробудившись от сна. Но вы не злы и когда спите, а язык ваш болтает попусту. И даже косноязычие может укрепить слабый язык.

Вы добры, когда твердо идете к своей цели уверенной поступью.

Но вы не злы, когда идете к ней хромая. Даже те, кто хромают, не идут вспять.

Но вы, сильные и быстрые, не притворяйтесь хромыми перед хромым, полагая это благонравием.

Нет числа примерам вашей доброты, но вы не злы и тогда, когда вы не добры,

Вы лишь бездельничаете и ленитесь.

Жаль, что олени не могут научить черепах проворству.

В вашем стремлении к вашей сущности исполина лежит ваша доброта: и такое стремление во всех вас.

Но у некоторых это стремление — бурный поток, что мчится к морю, неся тайны горных склонов и песни леса,

А в других — это мелкий ручей, что теряется в излучинах, петляет и иссякает прежде, чем достигнет моря.

Но пусть тот, кто жаждет многого, не говорит тому, кто довольствуется малым: «Почему ты медлишь и колеблешься?»

Ибо, истинно добрый не спросит нагого: «где твоя одежда?» — и не спросит бездомного: «что сталось с твоим жильем?»

Это самая фундаментальная попытка Халиля Джебрана разрушить саму идею зла. И в этом он абсолютно прав.

Идея зла — это выдумка духовенства всех религий. Это отличное средство для эксплуатации человечества, потому что, если ваш ум заразится идеей зла, вам никогда не жить в мире, вам никогда не жить в единстве, вам никогда не выпрямиться с человеческим достоинством. Наоборот, идея зла порождает в вас раны, которые вы знаете как вину.

Ничто естественное не обязано отстаивать себя; называете вы это добром или злом — значения не имеет. Солнце взойдет на Востоке; это не зависит от вашего мнения.

В глубине своего существа вы явление не простое — вы сложны. Можно осуждать что-то, и осуждение оправдывать всевозможной рациональностью и логикой, вырывая из контекста; и ту же вещь можно хвалить — если вы не разделены на хорошее и плохое, высокое и низкое. Если вы — единое органичное целое, тогда то, что выглядит злом вне контекста, становится чрезвычайно ценным для целого, на своем собственном месте. Весь вопрос в том, как привести в порядок ваше внутреннее существо?

Все религии преступны в том смысле, что они не позволяют человеку стать слаженным, как оркестр. Они разделили человека: часть они назвали добром, а другую часть они осудили как зло. Но обе части существуют вместе и могут существовать только вместе.

Теперь человек чувствует себя беспомощным: опасность с обеих сторон. Если он следует природе, все религии обязательно называют его греховным; если же он не следует природе, а следует принципам и доктринам, пропове­дуемым священниками, он находится в постоянном конфликте. Он становится лицемером, он притворяется добрым — ведь это респектабельно, почетно, — а с черного хода дает волю своей природе.

Этот дуализм, эта двойственность, эта шизофрения уничтожила все достоинство человека, всю его гордость. Даже дикие животные движутся горделиво, с естественным достоинством и грацией, человек же до того обременен... Все то естественное, что в вас есть, было отравлено религиями.

Всего несколько примеров помогут вам. Все религии соглашаются в одном пункте. Они различны в своих философиях, но они не отличаются относительно разрушения человеческого достоинства: все то, что приятно, должно быть осуждено — простой критерий для всех; а все то, что мучительно, трудно, нужно расхваливать как добродетель, благочестие, святость.

Я странствовал по этой стране почти два десятка лет, встречая всевоз­можных святых и грешников, — и сделал вывод, что грешник более невинен, потому что он избрал путь природы, хоть и не получил уважения. Он смеется сердечнее, поет более радостно, танцует, как Зорба... но весь мир осуждает его. Он как ребенок.

И я видел ваших святых — все они ловкачи, все без исключения лицемеры, потому что все, что они проповедуют, и все, что демонстрируют миру, — подделка, всего лишь маска. Подспудно природа накапливает энергию для взрыва; если вы не даете естественного пути, то это обязательно взрывается каким-то извращением.

Часть всех извращений на земле полностью обязана своим происхожде­нием религиям. Никакое животное не извращено на воле: вы сталкивались с оленем, которого можете назвать извращенным? — или львом, или птицей, свободной в бескрайнем небе под солнцем? Вы сталкивались когда-нибудь с птицей, которой нужен психоанализ, с оленем, которому нужна психиатрия, с деревом, которому нужно какое-то психологическое лечение? Они не извращены, потому что — к счастью — не понимают языка, на котором говорили священники, потому что — к счастью — они не христиане, не индуисты, не мусульмане и не буддисты. Розовый куст — это просто розовый куст, без всякого имени прилагательного, — вы же не назовете розовый куст христианским, если вы не сумасшедший.

Но человек был под влиянием священников, а те осуждали в вас все то, что может заставить вас улыбнуться, что может заставить вас петь, что может заставить вас танцевать, что может допустить вашу любовь к цветению. Они калечили вас всеми способами, они подрезали ваши крылья — вам не улететь в небо. Они отняли вашу свободу, ваше достоинство. И их стратегия — в создании идеи зла. Раз вы под влиянием идеи зла, вы проживете всю свою жизнь в страхе. Чем бы вы ни занимались, вы всегда будете бояться — кто знает, добро это или зло?

Здесь Халиль Джебран пытается разрушить само основание эксплуа­тации, созданной священниками.

Не бывает такой вещи, как зло.

Существование — это просто добро.

Существование — это чистая невинность.

Да, это самое сложное явление.

Вы можете поставить вещи вверх дном, можете сделать свою жизнь расстроенной, отсталой, но это не зло. Это всего лишь человеческое заблуждение. И понять каждую ошибку с глубокой бдительностью, так, чтобы это никогда не повторилось снова... Делать ошибки хорошо — это единственный путь вырасти, научиться, созреть. Но делать одну и ту же ошибку снова и снова глупо. Однако и это не зло; это неразумие.

Халиль Джебран говорит:

Вы добры, когда говорите, полностью пробудившись от сна.

Кое-что о речи нужно понять. Есть определенная гармония между вашей мыслью, вашей речью и вашим действием. Речь как раз посредине. Перед речью — мысль; мысль — это невысказанные слова, еще в утробе.

Когда мысли рождаются в мир, они становятся речью, а если ваша мысль и речь гармоничны, они пройдут еще один шаг, и это будет действием. И когда все эти трое вместе, а не против друг друга... Только при вашем осознавании возможно так, что все, что вы думаете, — вы говорите и все, что вы говорите — вы делаете. Ваше действие — это ваша глубочайшая мысль, вынесенная прямо в свет дня перед миром. Это выставляет напоказ ваше сердце.

Речь — это посредник между мыслью и действием — вот почему он выбрал речь. Если вы полностью пробуждены, когда говорите, — вы добры; пробудившись в своей речи, вам нужно будет пробудиться и в своей мысли, поскольку мысль — это потенциальная речь, как раз на грани, а слово как раз у вас на устах. Далее вы не сможете осознавать только свою речь, вы будете осознавать и свое действие тоже.

Действие и мысль почти как два крыла. Речь точно посредине. А тот, кто находится в середине, — полностью пробужденный; он может смотреть по обе стороны: он может смотреть внутрь, где возникает мысль, и он может смотреть наружу, где рождается действие.

Вы добры, когда говорите, полностью пробудившись от сна... — в своей мысли, в своем действии. Таков величайший критерий, когда-либо дававшийся человеку всеми мистиками мира: осознание всего того, что продолжается внутри ума, всего того, что продолжается в ваших словах, и всего того, что становится действием, — и есть добро. Обычно люди считают, что вынуждены считать «хорошо» или «плохо» характеристиками всего, что бывают хорошие вещи и бывают плохие вещи. Это не так, «хорошо» и «плохо» не имеют ничего общего с реальными вещами.