Травматический опыт как приходящая В движение (возобновляемая) доминанта

Когда доминанта приходит в движение, появляется возможность обогатить ее новыми откликами. Обогатившись, она уходит в глубины памяти, откуда на поверхность сознания приходит уже обогащенной, включающей внесенные в нее прежде отклики.

Во время действия доминанты все, что делает человек в русле ее ведущего возбуждения, (или вопреки этому возбуждению) «записывается». Если человек при возбуждении доминанты паникует, рвет на себе волосы, то в следующей раз доминанта будет действовать более стихийно, усилит свой травматический потенциал. Если человек будет ей сопротивляться (разумно сопротивляться, понимая суть, смысл процесса, о чем см. далее) то в следующий раз она будет давать знать о себе слабее и так мало-по-малу начнет затихать.

Эти мысли о доминанте можно сопоставить с святоотеческим учением о страстях. В своем сочинении «О навыках» святитель Игнатий (Брянчанинов) пишет, что «страсти – злые навыки; добродетели – навыки благие». Страсти, имеющиеся у человека от природы (природы человека заражена грехом; зараженность грехом произошла в результате грехопадения прародителей), не налагают на человека печати.

О повреждении природы см. в главе «Непреображенная природа человека» в части первой статьи «Тирания мысли и алкоголь: О выходе из состояния «тирании мысли» и преодолении того, что толкает человека к алкоголю».

Печать налагается наклонностью к страсти, и эта наклонность усваивается человеком произвольно, то есть при участии его воли. В результате постоянного или частого удовлетворения желанию реализовать страстное действие, появляется навык. В результате образовавшего навыка к страсти страсть становится «насильственным властелином над человеком». Святитель призывает отказывать себе в удовлетворении страстного желания. «В другой раз оно подействует уже слабее, а наконец и совсем утихнет».

Если проявляющееся вожделение будет обуздываться при первых требованиях пойти у него на поводу, то со временем оно «проявляет требования уже слабее». Если же человек пойдет на поводу у требований удовлетворить желанию реализовать вожделение, то вожделение в результате долговременного и постоянное удовлетворения, станет господствовать над человеком, «как тиран».

В этом смысле интересны комментарии преподобного аввы Дорофея, данные к восьмому стиху девятого псалма, – «Внегда прозябоша грешницы яко трава, и проникоша вси делающии беззаконие, яко да потребятся в век века». Слабая трава, не имеющая силы, – это страстные помышления (грешники). Когда они «прозябают», тогда «проникают», то есть обнаруживаются. А когда они делаются явными, то могут быть истреблены[5].

По общему смыслу святоотеческого учения о страстях, страсти искореняются противоположными добродетелями. То есть, если во время движения страсти человек пытается не идти в русле этого движения, а понуждает себя реализовывать противоположную страсти добродетель (например, гнев искореняется любовью), то в следующий раз страсть во время возбуждения будет беспокоить человека уже слабее.

Трудность состоит в том, что, когда страсть не выходит на поверхность, сложно заметить ее присутствие и, соответственно, – начать с ней борьбу. По этой причине в аскетических творениях присутствует мысль, что начинать, например, жизнь уединенно можно уже после преодоления страсти гнева. Если человек не встречается с людьми, то страсть гнева может и не приходить в движение, и у человека может родиться ложная мысль о себе, что он избавлен от действия гнева. Тем временем, пока человек пребывает в этом ложном о себе мнении, страсть зреет в глубинах личности, и при удобном случае может прорваться с неожиданной для человека силой.

Если человек ушел от сообщества людей на уединенное жительство, нельзя сказать, что он уже тем самым освободился от гнева. «Гнев при этом жив, – пишет преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, – только притаился, и готов тотчас обрушиться на что ни попало». Сам преподобный рассказывал, что во время уединения он гневался на ножичек, что тот, притупившись, не быстро резал. По его мысли, страсть гнева может «упражнять свои силы и на вещах немых и на безделицах» (то есть приходит в движение по поводу вещей). А пока страсть гнева остается в сердце, человек не может достигнуть мирного устроения и освободиться от прочих страстей[6] [то есть даже тогда, когда его никто не трогает, что-то не дает ему быть спокойным].

И потому не убегать от нее нужно, а вначале искоренить ее, живя между людьми (если речь идет о монахе, то – в общежительном монастыре). Через соприкосновение с людьми, страсть гнева становится явной для человека. В момент возбуждения гнева человек может молиться за обидчика, делать ему добро, то есть совершать противоположное основному посылу страсти. Искореняя страсть мало-по-малу он приходит к тому, что она перестает властвовать над ним. Тогда, удаляясь на уединенное жительство, он может надеяться, что там не будет раздражаться на дверь, что та скрипит и пр..

Подобным образом святой мыслит и о печали. Она рождается «от предшествовавшей страсти, или гнева, или похотения, или любостяжания». Или по действию лукавого может охватить такая прискорбность, что мы не можем приветливо принять самых дорогим нам людей. Все, что услышим от них в тот момент, «почитается тогда нами неуместным и лишним». И не даем им никакого приятного ответа по причине того, что все изгибы сердца преисполнены «желчною горечию».

Святой подчеркивает, что такое состояние находит на нас не по вине людей, с которыми встретились, но по вине нашей собственной. «Мы сами в себе носим причины всех возскорбений, именно в семенах страстей, которыя, как только оросит душу нашу дождь искушений, тотчас прорываются в ростках и плодах своих» (мы носим в себе семена страстей, и как только поливает нас дождик искушений, так трава и прорастает).

Никто из людей не понуждает человека к греху. Дурной пример не возбуждает человека, не имеющего «сокрытой в сердце своем материи того греха». Например, взгляд на красивую женщину лишь выводит наружу скрывающуюся страсть. И потому необходимо «обратить все попечение, чтоб свои очистить страсти, и свои исправить чувства и расположения»[7].

То есть встречи с людьми лишь выявляют то, что в нас хранилось. Эта мысль – вполне в русле творений академика Ухтомского, который писал, что «лицо другого человека, открывается таким, каким я его заслужил всем своим прошлым и тем, что я есть сейчас»[8]. [То есть встреча с человеком выявляет те содержания, которые мы в себе питали, растили, формировали].

Человеческое лицо, сильно действующее на нас, как пишет Ухтомский, «поднимает на дыбы все, что в нас есть … выявляется самое тайное, чего до этого мы и сами в себе не замечали – получается буквально пересмотр и переоценка всех своих ресурсов». В том, как мы видим людей и мир, в том проявляется суд над нами. Мир, предъявляя новые задачи и ставя новые вопросы, выявляет то, что есть в сердце, «то что скрывалось в нас тайно» [непредвиденная ситуация, в зависимости от того, кто чем жил до ситуации, вызывает в одном – мобилизацию и стремление разобраться, в другом – панику].

Необходимо перевоспитать свои доминанты. Доминанта, имеющая давнюю историю, может прийти в движение по ничтожному поводу. По этим «отрыжкам» можно заранее узнать зачатки своих мотивов и противопоставить им «более важное, занять пути другою доминантою, – таков рецепт».

В кратком виде учение Ухтомского о доминанте, рассмотренное сквозь призму мыслей духовных авторов, приводится в статье в кратком виде оно рассматривается сквозь призму мыслей духовных авторов в статье «О развитии монашества, о теории «созависимости» и о прочих психологических подходах к решению личностных проблем», в главах «Нейрофизиология и любовь», «Услышать голос другого», а также – в третьей части статьи «Обращение к полноте: Становление личности как путь преодоления зависимого поведения».

Не повторяя в данной статье основных положений учения о доминанте, можно сказать (применительно к теме травматического опыта), что доминанту можно представить, как состояние нервной системы, приходящее в движение вследствие определенных условий. Один из смыслов доминанты – мгновенно предоставлять человеку память о прошлом опыте.

То есть человек, имеющий, например, страсть гнева, может читать какую-то книгу и раздражатся на то, что написанное – не понятно. Здесь действует имеющаяся уже внутри страсть гнева. Ситуация лишь выявляется ее. Если человек не поймет, что автор книги здесь не причем, а будет осуждать его, то доминанта все более и более будет разворачиваться. Через некоторое время кто-то позвонит по телефону и задаст вопрос, на который в обычное время человек мог бы ответить спокойно. Но так как он уже раскачал свою доминанту, во время беседы он вспыхнет, начнет кипятиться, грубить и обзываться.

Еще почуяв «отрыжку» доминанты во время чтения, он мог бы осознать, что причина гнева – в нем. А осознав, мог бы укорить бы себя, то есть признать, согласиться с тем, что причина – в нем и попросить у Господа прощения (ведь, осознав, можно и не согласиться, а начать строить оправдывающие себя модели). Тогда доминанта, быть может, и не пришла бы в столь сильное движение, которое через некоторое время привело во время беседы к вспышке ярости.

Подобным образом можно узнать по «отрыжкам» и начавшую приходить в движение доминанту травматического опыта. И – на пути ее следования – возводить заслоны.

Этим заслоном может быть навык к Иисусовой молитве. Первые ростки «пробивающейся травы» человек посекает Иисусовой молитвой. С помощью Иисусовой молитвы человек не дает развиться тем мыслям, которые запускают маховик паталогической доминанты.

Например, срыву в истерику может предшествовать размышление, родившееся в следствие того, что на телефонный звонок не ответил интересующий человек. Например, девушка стоит с телефонной трубкой, из которой раздаются короткие гудки и думает: «Вот, не дозвонилась». А через некоторое время переходит к мысли: «Что если этот человек так же не хочет со мной говорить, как и тот, кто сказал, что не любит и тем самым сделал мне больно? Почему все отказываются со мной разговаривать? Почему я всегда одна?! А-А-А!!!»

В самом начале, если травматической доминанте (родившейся во время прошлого опыта расставания) не дать раскачаться, то она может и не прийти в движение. По первой «отрыжке» можно понять, что эта доминанта словно лошадь начала бить копытом и готовится сорваться с места. В это время, если начать читать Иисусову молитву, то травматическая доминанта может так и не начать разворачиваться далее во всю ширь и прыть. Со временем, вследствие такого типа реагирования травматическая доминанта начнет перестраиваться, слабеть.

Подробнее, см. в главе «Разрыв паталогической доминанты и молитва Иисусова» в части 5.1 статьи «Преодоление игрового механизма».

Еще более подробнее о Иисусовой молитве см. пункты 57–58 в цикле лекций «Зазеркалье».

То есть, не повторяя того, что в приведенных выше источниках было сказано о доминанте, здесь, применительно к теме травматического опыта, можно особо отметить одну мысль. Травматическая доминанта представляет собой состояние нервной системы, некогда сформированное и приходящее в движение вследствие определенных условий.

Вот, например, тот же боец качает сына на руках, поет ему тихо колыбельную песенку. Бойцовские навыки ему на данный момент не нужны. Но через 15 минут после того, как уложил малыша спать, он спускается в подвал дома, где у него оборудован тренировочный зал. И как только он пересекает порог зала, как тут же у него включается комплект ощущений, физиологических отправлений и прочего, из чего складывается доминанта бойца (собранность, кошачья пластика и пр.).

Подобным образом можно размышлять и о, например, девушке, которая на международном рейсе испытала ужас приближающейся смерти во время падения самолета в воздушную яму. Подобным образом можно разобрать и пример с девушкой, которая на международном рейсе испытала ужас приближающейся смерти во время падения самолета в воздушную яму. Совокупность впечатлений, пережитых в те минуты отлились в так называемый интегральный образ. И этот образ может быть вновь вызван к жизни пусковыми кнопками, в роли которых может выступить какая-нибудь безобидная лампочка на капоте снегоуброчной машины. Лампочка свяжется в сознании с видом сигнальных огней на крыле самолета, а эта ассоциация, в свою очередь, вызовет к жизни интегральный образ.

В качестве литературного комментария к описанному процессу можно привести некоторые мысли из произведения Алексея Зотова «Сын алкаша». Сын, о котором идет речь, – Ваня – хотел зарубить своего отца топором. Отец причинил много горя, как ему, так и его маме (то есть своей супруге). На протяжении книги разворачивается эпопея преодоления этой патологической доминанты, – Ваня боролся с своими неприязненными мыслями к отцу, и в итоге победил свою ненависть, твердо встав на основания, которые дает человеку вера и любовь.

Ваня переживал накаты неприязненных мыслей, породивших в итоге особое состояние нервной системы. И это состояние нервной системы стало доминирующим для всех тех случаев, когда он в реальности или в своих мыслях приходил в соприкосновение с образом отца. На основании патологической доминанты, приходившей в движение в присутствии отца, у Вани сформировался интегральный образ отца.

Ваня переживал накаты неприязненных мыслей, породивших в итоге особое состояние нервной системы. И это состояние возвращалось каждый раз, когда он реально или мысленно соприкасался с отцом. Так на основании патологической доминанты, постоянно приходившей в движение, у Вани сформировался интегральный образ отца.

Когда Ваня узнал, что отец собирался лететь на гастроли в США (он был музыкантом), ему представилось как “Боинг” с музыкантами на борту и всеми ихними инструментами падает в океан, все спасаются, а батя гибнет, и как об этом сообщают по радио, и потом во многих газетах выходят статьи о бате и дается его фотография в черной рамке». Этот момент Ване нравился: в нем сливалось воедино: статьи, фотография, рамка, сладкая жалость к себе и маме. Когда Ваня думал о бате так, как будто его уже не было, ему было противно, но в то же время и по-своему «здорово». Когда Ваня был в таком настроении, «всюду ему мерещился “Боинг”, падающий в океан. Проехал троллейбус, высекая из проводов огромные сварочные искры, похожие на маленькие “Боинги”, падающие в океан. Ярко горел зеленый глаз светофора, напоминающий топовый огонь “Боинга”, камнем падающего в океан. Словно плоскости “Боинга”, падающего в Атлантику, лежал снег на крыше аптеки, похожей на “Боинг”, который вот-вот свалится в океан и утонет».

Интегральный образ, по мнению Ухтомского, может быть продуктом (порождением) состояния нервной системы (доминанты). В этот образ отливается совокупность впечатлений, приуроченных к определенной доминанте, которая имела свою историю. «По этим остаточным продуктам прежняя доминанта может быть восстановлена до большей или меньшей полноты».

О чем идет речь?

Вот – девушка, совершающая дальний перелет на самолете, который вдруг начал падать в воздушную яму. Сознание девушки охвачено паникой, и это состояние нервной системы может связаться в сознании с образами, относящимися к тематике самолета. Иными словами, через несколько лет по прошествии полета, прогуливаясь по парку, она может увидеть памятник авиаторам – стоящий на пьедестале самолет. И вид самолета может привести в движение доминанту, рожденную во время падения в воздушную яму.

Когда доминанта приходит в движение, она обогащается новыми откликами. Если девушка начнет метаться по парку или предпринимать какие-то лихорадочные действия, то доминанта укрепится за счет дополнительных действий и уйдет в глубины памяти обогащенной. И при случае – вернется более окрепшей и усилившейся.

По мысли Ухтомского, новые впечатления и действия, на основании которых приходят в движения следы, полученные в прошлом, присоединяются к этим прошлым следам «и тем самым более или менее видоизменяет их». Вследствие приобретения новых следов можно перестроит прошлый опыт. Когда доминанта придет в движение, она может быть переинтегрирована за счет привлечения новых данных (эта мысль Ухтомского в лекциях сопровождается параллелями, заимствованными из творений духовных авторов).

Преодоление патологической доминанты совершается за счет переосмысления ее. А также – за счет противопоставления ей новой – положительной доминанты.

В качестве патологической доминанты может выступить не только ужас и паника, но и, например, неудержимое желание играть. Огни снегоуборочной машины могут напомнить огни, мерцающие на панели игрового автомата. Во время игры на автоматах человек мог входить в неуправляемое состояние, и это неуправляемое состояние могло в его сознании связаться с миганием лампочек на панели автомата. Эту лампочку и могут напомнить огни снегоуборочной машины, вследствие чего может включиться весь комплекс переживаний, которыми был охвачен человек в казино. Человек войдет в неуправляемое состояние, и его ноги будто сами понесут его в игровой салон^[9].

Огни снегоуборочной машины могут напомнить огни, мерцающие на панели игрового автомата. Рожденная в сознании во время игры связь неуправляемого состояния с миганием лампочек на панели автомата способна мгновенно включиться весь комплекс переживаний, которыми был охвачен человек в казино. И ноги сами понесут его в игровой салон.

Применительно к теме игры идея преодоления патологической доминанты разбиралась в статье «Три силы: Цель жизни и развязавшееся стремление к игре (казино, гонки, игра по жизни)».

В начале статьи приводятся мысли преподобного Порфирия Кавсокаливита о преодолении депрессии, которые вполне встраиваются в контекст разговора о преодолении травматического опыта. У человека есть сад души, и в этом саду растут как колючки, так и цветы. Шланг с водой – душевные силы. Куда направит их человек, от того и будет зависеть, что будет расти – колючки или цветы. Преподобный Порфирий не хотел, чтобы человек занимался лишь борьбой со злом (выдиранием колючек), он хотел видеть человека, сражающимся за добро (возделывающим цветы). «Если мы будем постоянно совершать добрые поступки, наши дурные привычки буду потихоньку отмирать. … Однако достичь этого можно только лишь непрестанной молитвой и мужественной борьбой за добродетели». Преподобный считал, что бесперспективным делом может быть размахивание руками с целью прогнать тьму. Если зажечь свет, тьма уйдет сама^[10].

Применительно к теме паники, поселившейся в сознании упомянутой выше девушки во время падения самолета, актуальными на данный момент видятся две мысли. Паталогический опыт прошлого преодолевается через противопоставление этому опыту опыта нового – реально пережитого ощущения бессмертия. Опыт прошлого преодолевается также отчасти через включение его в новый сценарий (на уровне разума).

См. «Преодоление травматического опыта и христианская парадигма» в части третьей статьи «Преодоление травматического опыта: христианские и психологические аспекты».

Применительно к теме паники, поселившейся в сознании упомянутой выше девушки во время падения самолета, актуальными на данный момент видятся две мысли: преодоление патологического переживания прошлого через противопоставление ему нового опыта – реально пережитого ощущения бессмертия; преобразование благодаря включению его в новый сценарий (на уровне разума).

Далее в статье приводятся мысли об опытно переживаемом приобщении в вечной жизни. Эти мысли могут быть дополнены данными, приводимыми в конце второй части статьи «Тирания мысли и алкоголь: О выходе из состояния «тирании мысли» и преодолении того, что толкает человека к алкоголю».

Без реально пережитого внутреннего опыта одна перестройка на уровне разума может так и не помочь человеку – неуправляемое состояние, приходя в движение, будет сметать все интеллектуальные надстройки. Но если надстройки носят не фиктивный характер, а основаны на Истине, то они еще до формирования личного положительного опыта (которое происходит на за пять минут, а иногда растягивается на годы) могут сыграть свою роль в связывании опыта травматического (травматический опыт в некотором своем объеме связан через включение этого опыта в новый сценарий, который в некотором своем объеме нейтрализуется благодаря включению в новый сценарий).

Так, по мнению одного автора, «введение травмирующего впечатления в иерархическую структуру не только позволяет переосмыслить его, но и дает стимул развитию всей индивидуальной системы ценностей». «Постепенное усложнение структуры переживания» приводит к возможности «удалить связать, преобразовать и переосмыслить травматические впечатления». Будучи введено в ткань уклада, в более широкий контекст, травматическое переживание связывается и десенсибилизируется^[11].

Соединяя два пункта – интеллект и новый положительный опыт, можно сказать, что вера, усвоенная не как интеллектуальное знания, а ставшая внутренним фактом бытия, становится новой доминантой. Активизация этой новой доминанты тормозит прежнюю патологическую доминанту, противостоит ей.

Мысль о возможной смерти может перестать рождать панику и ужас (десенсибилизация), если будет включена в новый сценарий – в контекст религиозной картины мира (см. часть третью). Так некоторые авторы, размышляя об угрозе небытия и возникающем при данной угрозе чувстве «экзистенциальной тревоги», отмечают, «ни один из известных способов психотерапии, за исключением религиозной, не способен избавить человека от этой тревоги»^[12].

Эти слова свое воплощение в практическом отношении могут найти хотя бы и в таком действии, как чтение Псалтири. Если начинается приступ паники, то вместо того, чтобы «метаться», можно начать читать, скажем, чин пения 12 избранных псалмов (этот чин читается, когда человек переживает большие скорби). Постепенно в структуру травматического опыта вводятся слова псалмопевца, и начинает процесс переинтеграции паталогической доминанты, начинается процесс зарождения новой бодрой доминанты, которая в будущем преодолеет паталогическую.

Псалмопевец писал свои псалмы, в том числе, и, вспоминая, как Господь избавлял его от руки царя Саула. Псалмовец, находясь во время смертельной опасности полагал свою надежду на Божественное заступление и не посрамился в своем ожидании. Более того, когда он сам взошел на трон царства, то ему пригодился опыт пережитых им гонений, опыт, приобретенный в годы, когда он скрывался в горах от ищущих его убийц. Став царем, он, имея богатый опыт партизанской войны, возглавил освободительное движение против иноплеменников, порабощавших его народ (травматический опыт включается в новый сценарий и становится опытом положительным).

Чин пения 12 избранных псалмов оказывает удивительное действие на душу и всего человека (впрочем, нужно учесть, что не стоит относится к этому чину как к системе магических заклинаний). Со временем паталогическая доминанта все слабее и слабее разворачивает свои «удавьи кольца». Так как во время ее разворачивания человек читал псалмы, то, приходя в движение, она автоматически напоминает человеку о святых словах псалмов (одновременно активируемые нейроны связываются; то есть в будущем, приходя в движение, доминанта вызывает в памяти и псалмы, которые читались во время ее прошлой активации). А эти слова выводят человека на смыслы, которые вызывают к жизни иную бодрую доминанту. Слова псалмов, читаемые во время развертывания паталогической доминанты, связывают читающего с тем, что не схватывается «рациональным дискурсом». Некая небесная роса сходит на ум, и ум (не только ум, но и сам «весь человек») успокаивается.

Эта роса сходит на ум вне всякой логики и прогнозирования. От человека зависят усилия по организации своей психофизической полноты в определенном направлении. Но роса, которая осеняет ум человека, идущего в данном направлении, – не от самого человека. Здесь важен личный опыт, здесь мало знать, здесь надо «попробовать», здесь – «не только теория, но и – практика».

Во время приступа вместо того, чтобы метаться, можно приступить к Таинствам Исповеди и Причащения. Молитвенная подготовка к Таинству Причащения (правило ко Причащению, каноны и акафист), участие в богослужении, небесная роса, осеняющая во время Таинства Исповеди, переживания, рождающиеся во время богослужения – все в комплексе содействует видоизменению имеющейся доминанты. Бывает, что в результате участия в Таинствах паталогическая доминанта тормозится вне всякой логики, в чем узнается действие небесной росы. Бывает, что еще за секунду до Причащения человек находился под воздействием паталогических переживаний, но уже через секунду «после» он вкушает тишину.

См. упомянутую книгу «”Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни».

Да, паталогическая доминанта потом опять приходит в движение, но по мере работы над собой и врастания в духовную жизнь человек все более и более освобождается от присутствия паталогической доминанты. Он узнает, «какими пусковыми кнопками» (обида, раздражительность и пр.) она приводится в движение и постепенно устраняет предпосылки, действие которых вызывает к жизни паталогическую доминанту.

См. лекции «С чего начать христианскую жизнь», «Разноголосица мыслей».

Чтение книг духовных авторов, общение с мудрым духовником (если посчастливится такого встретить) внесет в структуру опыта то, что позволит его перестроить.

Главное, чтобы в жизнь человека вошла доминанта на лицо другого. Если у человека произошел вследствие столкновения с травматическим опытом сдвиг в психике, то выход из создавшегося положения находится под сомнением до тех пор, пока человек весь сконцентрирован на себе. Когда же человек разворачивается к миру, то его травматические доминанты преодолеваются (пример такого разворота приводится в упомянутом выше ответе «Девушке, скорбящей о смерти друга»; в ответе приводится история святого праведного Алексия Мечева, замкнувшегося после смерти супруги, но вновь вернувшегося к жизни через любовь к людям).

Врастание в круг богослужений, вера, участие в Таинствах, общение с единомышленниками – все это привносит в жизнь человека то, что позволит ему на новых началах организовать свою жизнь.