От чего люди уходят в экстрим? Вопрос испытания жизненных содержаний. О совести

 

Страх смерти неизбежно ставит перед человеком вопрос о смысле жизни: Чему была принесена жизнь, подходящая к концу? Даже светские авторы отмечают весь ужас данного вопроса для человека, не имеющего на него ответа. «Чувство бессмысленности прожитой жизни даст знать о себе в непрестанном страхе смерти. Страх этот будет прятаться, в свою очередь, за постоянной тревожностью и озабоченностью тем, что «что-то может случиться»». По мнению одного автора, эти чувства вместе с одиночеством, горечью и жалостью к себе могут вызвать у пожилого человека диссоциацию личности (распад)[2].

Если человек предполагает, что смерть наступит раньше, чем наступит старость, то, что мешает диссоциации ворваться в сознание человека и в относительно молодые годы? Страдания души при приближении смерти настолько сильны, что личность человека рассыпается. В книге писателя Виктора Николаева «Из рода в род» есть описание процесса диссоциации личности, который испытал заключенный по имени Петр.

Петр был приговорен к высшей мере наказания (потом приговор был пересмотрен). До периода заключения он производил впечатление сильного, амбициозного мужчины, который знает себе цену. В тюрьму он попал после одной драки, в которой он убил криминального авторитета и искалечил пятерых, пытавшихся помочь авторитету (двое скончались). Находясь в камере смертников и ожидая приговора, Петр стал испытывать раздвоение личности. «Было ощущение полного конца. Он в любую секунду ждал, что за ним придут. Каждая часть тела жила сама по себе и не подчинялась мыслям. А мыслей уже не было никаких». Он чувствовал, будто стал себя пожирать, а однажды ему даже показалось, что он сошел с ума. «Все, что с ним произошло дальше, он объяснить был не в состоянии. Не зная от чего, Петр вдруг начал хрипеть: «Гос- по-ди, по-ми-луй…» Он никогда в жизни этого не говорил. Потом упал на колени, завыл и пополз в угол, чтобы на стене пальцем нацарапать крест. И вот, когда он только протянул руку, чтобы сделать это, оцепенел: КРЕСТ ТАМ УЖЕ БЫЛ…

Что было дальше, Петр толком не мог вспомнить. Вроде он рыдал, катался под крестом, но точно помнил, что ему стало легче. Будто вскрыли гнойник. Если бы не тот крест, Петр бы издох от одного звука дверной задвижки».

Конечно, случай, произошедший с Петром, можно назвать случаем крайним. Но ведь в какой-то мере и всех нас беспокоят вопросы, неотступно стучащиеся в сознание. И если не то, чтобы решать – думать о них не хочется, возникает желание продлить период увлечения, позволяющий отвлечься от вопросов, настоятельно стремящихся оказаться на повестке дня. Один из таких вопросов – вопрос о предстоящей смерти.

По мысли Ивана Ильина, не все жизненные содержания могут выдержать пристальный взгляд смерти. Содержания жизни, не имеющие в себе духовного измерения, обнаруживают свое ничтожество перед пристальным взглядом смерти. Прикосновение смерти говорит человеку, что не все содержания стоят того, чтобы отдавать им всю жизнь. У человека открываются глаза на собственную жизнь. Он понимает, что жить нужно ради того, ради чего он мог бы умереть. Время, отведенное на то, чтобы творить добро, не безгранично, и не стоит тратить его попусту. Если выбор и предпочтение человека оправдываются перед лицом смерти, то значит его выбор и предпочтение прекрасны и достойны. «За что можно и должно отдать жизнь, то и надо любить, тому и надо служить. … Все, что не стоит смерти, не стоит и жизни. Ибо смерть есть пробный камень, великое мерило и страшный судия». Полноценно лишь то, что может выдержать приближение смерти, лишь то, что может оправдаться и утвердиться перед ее лицом[3].

Если же человек прожил жизнь, следуя за фиктивными идеями, если он жил только для себя, то он не может оправдать свою жизнь (не в смысле самооправдания, а в смысле понимания, что жизнь была прожита не напрасно) перед лицом надвигающейся смерти. Если же на душе у него нечисто, то к нему вполне можно отнести и эти слова преподобного Исаака Сирина: «Прекрасно сказал некто, что страх смертный печалит мужа, осуждаемаго своею совестию; а кто имеет в себе доброе свидетельство, тот столько же желает смерти, как и жизни»[4]. Но как раз к таким критическим рубежам подводит человека деятельность в сфере организованной преступности, к которой пришел на определенном этапе своей жизни автор романа «Шантарам».

Преступная деятельность противоречит тем базовым законам, которые Творец положил в основании мироздания. Эти законы описаны в Священном Писании в виде заповедей. Заповеди предупреждают человека: если он будет следовать этим законам, то он приобщится блаженству, если он будет жить вопреки этим законам, то он приобщится страданию. Сам человек может не до конца понимать источник своих страданий. Человек может поддаться очарованию различных идей, он может не увидеть их разрушительной сути вследствие того, что эти идеи подаются под соусом моды или интеллектуально-философских изысканий. Но душа человека, впустившая в себя отравленные ложью идеи, не может не страдать.

Эта мысль применительно к контексту данной статьи может быть прокомментирована с помощью фантастического рассказа Генри Каттнера «Двурукая машина». Действие этого рассказа происходит в далеком будущем. В том будущем, где производственная область была роботизирована настолько, что людям более не нужно было трудиться. Отсутствие труда и чрезвычайное развитие индустрии развлечений привело человечество к деградации. Люди перестали взаимодействовать друг с другом, сосредоточившись только на проживании различных удовольствий. Вследствие фиксированности на примитивных переживаниях, различные стороны человеческой личности перестали развиваться. У человека пропала совесть.

Машины, созданные для того, что трудиться вместо человека и развлекать его, стали думать, как вернуть человека в подобающее человеку состояние. И вот что машины придумали.

Они сделали так, что добывание пропитания стало сопровождаться трудом. Чтобы находить пропитание, люди были вынуждены начинать вступать друг с другом в различные отношения. А преступление против себе подобного – убийство – стало наказываться тем, что двурукая машина начинала ходить за человеком по пятам. Надо сказать, что к описываемому времени люди деградировали настолько, что голос совести уже не различали. И звук шагов двурукой машины, с точки зрения машин, должен был служить прообразом совести, которая должна была у человечества воскреснуть.

И надо сказать, мысль автора рассказа небезосновательна. «Отсутствие эссенциальной эмоциональной привязанности к людям, событиям, ситуациям», с точки зрения некоторых авторов, может сочетаться с импульсивностью, сопровождаться социально-опасными действиями, актами агрессии. Агрессивные действия в данном случае, по мнению авторов, не связаны с яростью. «Основная цель агрессии заключается в разрядке эмоционального напряжения, которое накапливается и достигает сверхпорогового уровня». Агрессивные акты такого рода могут быть «чрезвычайно жестокими, так как страдания жертвы не вызывают переживаний сочувствия и обычно просто игнорируются. Совершенная агрессия не приводит к возникновению чувства раскаяния, а если таковое и возникает, то оно проявляется исключительно на абстрактном интеллектуальном уровне»[5].

Итак, главный персонаж рассказа по имени Дэннер решается стать исполнителем заказного убийства. На убийство он пошел, так как заказчик обещал ему, что сумеет отключить программу, контролирующую исполнение наказаний за совершенные убийства. То есть заказчик обещал Дэннеру, что двурукая машина не будет ходить за Дэннером по пятам (машина в подобных случаях на виду у всех ходит за убийцей, куда бы он ни пошел и через некоторое время умерщвляет его).

Но заказчик обманул Дэннера, и двурукая машина стала преследовать его. Дэннер «пытался забыться в далеких путешествиях. Улетел на ракете в Африку а оттуда — в тропические джунгли Южной Америки. Но ни ночные клубы, ни экзотика далеких краев не смогли по-настоящему увлечь его. … Ничто не радовало Дэннера. Слышать с утра до ночи равномерную поступь за своей спиной стало для него невыносимой мукой. Дэннер пробовал закладывать уши, но звук тяжелых шагов постоянно отдавался у него в голове, точно во время приступа мучительной мигрени. Даже когда робот был недвижен, Дэннеру чудился неслышный ритм его шагов».

Когда Дэннер пытался отомстить заказчику за то, что тот обманул его, заказчик убил Дэннера. Заказчик и правда мог отключить программу, но по некоторым причинам он не захотел отключать её в случае с Дэннером.

Когда заказчик совершил убийство, он почувствовал одиночество. Он стал испытывать острую потребность в общении с себе подобными. Схватив шляпу, он вышел на лестницу, чтобы спуститься вниз.

За спиной послышались шаги. Он слишком хорошо знал поступь «фурии» (так звали робота, исполняющего наказание). Когда он обернулся, то увидел, что лестница была пуста. Выждав время, он стал спускаться вниз. И вновь послышались шаги, хотя никакой «фурии» не было видно.

Но тем не менее, невидимая глазу «фурия» совести следовала за ним по пятам. «Он вышел на улицу, все еще слыша характерную поступь за спиной. Сейчас она уже не отдавалась металлическим звоном, но ни избавиться от нее, ни откупиться было невозможно».

Дэннер стремился отделаться от необходимости думать о «фурии», переключаясь на проживание эмоций, возникающих во время путешествий и развлечений. О том, принимал ли какие-то шаги в подобном ключе заказчик, читатель не знает, так как рассказ заканчивается на приведенных только что словах. Но припомнив сюжетные линии других литературных произведений, можно достроить как линию поведения Дэннера, так и возможную линию поведения заказчика. Отметим здесь, что внимание к судьбе персонажей вызвано типичностью приводимой ситуации. Говоря о типичности, имеем в виду не преступную составляющую сюжета, а неминуемо переживаемые личностью последствия совершения поступков, идущих вразрез с законами мироздания, Божественными заповедями.

Конечно, есть путь положительного, так сказать, решения проблемы. И этот путь описан в книге «“Победить свое прошлое”: Исповедь – начало новой жизни», а также в статье «Тирания мысли и алкоголь: О выходе из состояния “тирании мысли” и преодолении того, что толкает человека к алкоголю». Но так как на данный момент обсуждается тема стремления к забвению, то в большей мере будет рассматриваться деструктивный сценарий, а именно, стремление преодолеть внутреннюю боль путем раскочегаривания иных эмоций «игрового» характера (если рассматривать понятие «игрового механизма» более широко и подразумевать под развитием этого механизма развитие специфического образа взаимодействия человека с реальностью и с самим собой).

Итак, о развитии возможной траектории жизненного пути заказчика можно задуматься с учетом истории одного революционера, приведенной в художественном романе «Три Анны». Революционер в связи с некоторыми причинами, о которых сейчас нет нужды говорить, оказался в заключении. В лагере он встретился с человеком, который дал ему понять, что знал о совершенных им убийствах. После разговора с этим человеком внутри революционера стал звучать голос, говоривший ему о покаянии. Но революционер избрал иной путь действования, он задумал убить того человека, и убил его. После убийства он мучился ужасно. Однажды, находясь рядом с работающей пилой, он задумал сунуть руку под зубья пилы. Он надеялся на то, что сильная боль перешибет боль внутреннюю. Когда после болевого шока он пришел в себя, то понял, что в его внутреннем мире ситуация в желаемом направлении не изменилась. Эту историю желательно иметь в виду, читая дальнейшие размышления в связи с моделированием траектории жизненного пути Дэннера.

Образ Дэннера и его отношение к проблеме развлечений можно достроить, опираясь на психологические зарисовки, представленные в произведении Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея» (произведение разбиралось в цикле «Преодолеть отчуждение»). Не занимаясь пересказом произведения и сразу переходя к сути, можно сказать, что Дориан совершил убийство. Он убил художника, написавшего его портрет (почему убил – на данный момент этот вопрос разбираться не будет).