Ледяной ураган, словно бритвами

 

 

Ледяной ураган, словно бритвами врезается в берег,

пушечный залп возвещает крушение,

А потом утихает буря, и приходит луна, барахтаясь в зыби

морской.

Я гляжу, где беспомощно бьётся корабль, он с треском

налетел на скалу, я слышу, люди завыли от

ужаса, вопли становятся глуше и глуше.

Я не в силах помочь, мои пальцы сжимаются в судороге,

Я могу лишь кинуться к волнам, пусть они обольют меня и

замёрзнут на мне.

Я вместе с толпою, мы ищем, ни одного не прибило живого,

Утром я помогаю подбирать мертвецов и складывать их

рядами в амбаре[23].

 

 

Вы, преступники, судимые в судах

 

 

Вы, преступники, судимые в судах,

Вы, острожники в камерах тюрем, вы, убийцы,

приговорённые к смерти, в ручных кандалах

и на железной цепи.

Кто же я, что я не за решёткой, почему не судят меня?

Я такой же окаянный и свирепый, что же руки мои не в

цепях и лодыжки мои не в железах?

 

Вы, проститутки, по панелям гуляющие или

бесстыдствующие в своих конурах,

Кто же я, что могу вас назвать бесстыднее меня самого?

 

Я виновен! и сознаюсь, — сам прихожу с повинной!

(Не хвалите меня, почитатели, — к чорту ваши льстивые

слова!

Я вижу, чего вы не видите, я знаю, чего вы не знаете.)

 

Внутри, за этими рёбрами, я лежу грязный, задохшийся,

 

Под этим притворно-бесстрастным лицом постоянно

клокочут адовы волны,

Злодейства и развраты мне по-сердцу,

Я гуляю с распутными и пылко люблю их,

Я чувствую, что я один из них, я сам и проститутка и

каторжник,

И с этой минуты не буду отрекаться от них, ибо как

отрекусь от себя?

 

 

Песня большой дороги

 

 

1

 

Пешком с лёгким сердцем выхожу на большую дорогу,

Здоровый, свободный, весь мир предо мною,

Эта серая и длинная тропа ведёт меня, куда я хочу,

Отныне не надо мне счастья, я сам своё счастье,

Отныне я больше не хнычу и ничего не хочу.

Жалобы, упрёки, придирки и книги оставлены дóма,

Сильный и радостный, я шагаю по открытой дороге вперёд.

 

Земля, разве этого мало?

Мне не нужно, чтобы звёзды спустились ниже,

Я знаю, им и там хорошо, где сейчас,

Я знаю, их довольно для тех, кто и сам из звёздных миров.

 

 

2

 

Вот глубокий урок: всё принять, никого не отвергнуть,

никому не оказать предпочтенья.

Кудлатый чернокожий, преступник, больной, неграмотный,

всем открыта и доступна она.

 

Роды, кто-то спешит за врачом, нищая ковыляет, шатается

пьяный, рабочие шагают гурьбой и смеются,

Бродяга-подросток, экипаж богача, расфуфыренный франт,

влюблённые, убежавшие из дому,

Торгаш, торопящийся спозаранку попасть на базар,

погребальные дроги, мебель, что перевозится в

город, и другая — из города,

Они проходят, и я прохожу, и всё проходит, и никто никому

не помеха,

Ни одного обойдённого, и все они дороги мне…

 

 

4

 

Я думаю, геройские подвиги все рождались на вольном

ветру и все вольные песни на воздухе,

Я думаю, я мог бы сейчас встать и творить чудеса,

Я думаю, что я ни встречу сейчас на дороге, то с первого

взгляда полюбится мне,

И кто увидит меня, тот полюбит меня,

Я думаю, кого ни увижу сейчас, тот должен быть счастлив.

 

 

5

 

Большими глотками я глотаю пространство,

Запад и восток — мои, север и юг — мои.

 

Я больше, чем я думал, я лучше, чем я думал,

Я и не знал, до чего я хорош.

 

Всюду видится мне красота,

Снова и снова я могу повторять и мужчинам и женщинам:

вы сделали мне столько добра, и я хочу

отплатить вам добром,

Я развею себя между всеми, кого ни повстречаю на пути,

Я брошу им новую радость и грубость,

И кто отвергнет меня, не опечалит меня,

А кто примет меня, будет блажен и дарует блаженство мне.

 

 

6

 

Если бы тысячи совершенных мужчин предстали сейчас

предо мною, это не удивило бы меня,

Если бы тысячи красивейших женщин явились сейчас

предо мною, это не изумило бы меня,

Теперь я постиг, как создать самых лучших людей:

Пусть вырастают на вольном ветру, спят и едят с землёю…

 

Здесь испытание мудрости,

Не в школах окончательно испытуется мудрость,

Мудрость не может быть передана от того, кто имеет её,

тому, кто не имеет её,

Вся мудрость — в душе, её нельзя доказать, она сама есть

своё доказательство.

 

Здесь я проверю сейчас все религии и философии,

Может быть, они хороши в залах, где читаются лекции,

но никуда не годятся под широкими тучами,

у бегущих ручьёв.

……………

 

 

7

 

Почему многие мужчины и женщины, приближаясь ко мне,

зажигают в крови моей солнце?

Почему, когда они покидают меня, флаги моей радости

никнут?

Почему, когда я прохожу под иными деревьями, меня

осеняют всегда широкие и мелодические мысли?

(Я думаю, и лето, и зиму они висят на этих деревьях и

роняют плоды, всякий раз когда я прохожу.)

Откуда благоволение ко мне проходящих мужчин и женщин?

Откуда моё благоволение к ним?

……………

 

 

9

 

Allons![24] кто бы ты ни был, выходи, и пойдём вдвоём!

Со мной никогда не устанешь в пути.

 

Земля не утомит никогда,

Сначала неприветлива, молчалива, непонятна земля,

неприветлива и непонятна Природа,

Но иди, не унывая, вперёд, дивные скрыты там вещи,

Клянусь, не сказать никакими словами, какая красота в

этих дивных вещах.

 

Allons! ни минуты не медля,

Пусть эти оклады набиты сластями, пусть это жильё так

уютно, мы не можем остаться здесь,

Пусть эта гавань защищает от бури, пусть эти воды так

тихи, мы не можем бросить в них якорь.

Пусть окружают нас горячим радушием, нам дозволено

предаться ему лишь на самый короткий срок.

 

 

10

 

Allons! соблазны будут ещё более сильны,

Мы помчимся на всех парусах по безумным и бездорожным

морям.

Туда, где ветры бушуют во-всю, где сшибаются воды, где

янки-клиппер[25] несётся вперёд, широко распустив

паруса.

 

Allons! с нами сила, свобода, земля и стихии,

С нами здоровье, задор, любопытство, гордость, восторг;

Allons! от всех формул,

От ваших формул, о материалисты-попы, с глазами летучих

мышей.

Протухший труп преграждает дорогу — уже невозможно

откладывать похороны.

 

Allons! но предупреждаю тебя:

Тому, кто путешествует со мною, нужны самые лучшие

мышцы, самая лучшая кровь,

Никто не смеет явиться на искус ко мне, покуда не

принесёт с собою здоровья и мужества,

Не приходите ко мне, кто уже растратил своё лучшее,

Сифилитиков и пьяниц мне не надо…

 

 

11

 

Слушай, я не хочу тебе лгать,

Я не обещаю тебе гладких, старинных наград, я обещаю

тебе новые, жёсткие,

Вот каковы будут дни, которые ожидают тебя:

Ты не будешь собирать и громоздить то, что называется

богатством,

Всё, что наживёшь или создашь, ты будешь разбрасывать

щедрой рукой,

Войдя в город, не оставайся в нём дольше, чем нужно,

и, верный неотразимому зову, поскорей иди

оттуда прочь.

Те, кто останутся у тебя позади, будут издеваться над

тобой и язвить тебя злыми улыбками,

На призывы любви тебе придётся ответить лишь страстным

прощальным поцелуем.

И ты оттолкнёшь те руки, что попытаются тебя удержать.

……………

 

 

13

 

Выходи же, кто бы ты ни был! выходи, мужчина или

женщина!

Ты не должен прохлаждаться и нежиться в доме, хотя бы

ты построил его сам или он для тебя был построен.

Прочь из тюремного мрака! прочь из-за ширмы!

Никаких возражений! они бесполезны, я знаю всё и выведу

вас на чистую воду.

Я вижу вас насквозь, вы не лучше других.

Вы не заслонитесь от меня ни танцами, ни обедом, ни

смехом,

Я вижу сквозь одежду и все украшения, сквозь эти мытые

и холеные лица

Скрытое, молчаливое отвращение и ужас.

 

Вы не скажете ни жене, ни подруге, ни мужу

Об этом страшном своём двойнике, который прячется,

угрюмый и мрачный,

Бессловесный и мглистый на улицах, кроткий и учтивый

в гостиных,

В вагонах железных дорог, на пароходах, в публичных

собраниях,

В гостях у мужчин и женщин, за столом, в спальне,

повсюду,

Изящно одетый, смеющийся, бравый, а под рёбрами у него

смерть, а в черепе ад,

Под белой манишкой, под перчатками, под лентами и

бумажными розами,

В ладу с обычаями, ни слова не говорит о себе,

Как он говорлив, говорит обо всём, но никогда не говорит

о себе.

 

 

14

 

Allons! сквозь борьбу и войну!

То, ж чему мы идём, не может быть отменено ничьим

приказом.

 

Привела ли к победе былая борьба?

И кто победил? ты? твой народ? Природа?

Но пойми меня теперь до конца: так уж устроено в сути

вещей, чтобы жатвою каждой победы, какова бы

она ни была, являлось нечто такое, что вызовет

новую борьбу, еще более лютую.

 

Мой призыв есть призыв к боям, я готовлю пламенный

бунт,

Тот, кто идёт со мною, будь вооружён хорошо,

Тот, кто идёт со мною, часто идёт, голодая, нищий,

окружённый злыми врагами, покинутый.

 

 

15

 

Allons! дорога перед нами!

Она безопасна — я прошёл её сам — мои ноги испытали

её — смотри же, не медли,

Пусть бумага останется на столе неисписанная, и на полке

нераскрытая книга.

Пусть останется твой инструмент на заводе! и ты не

заработаешь денег!

Пусть останется школа! не слушай призывов учителя!

Пусть проповедник проповедует с кафедры! пусть адвокат

говорит на суде и судья толкует закон!

 

Камерадо, я даю тебе руку!

Я даю тебе мою любовь, более дорогую, чем деньги,

Я даю тебе себя самого, раньше всякого закона и проповеди.

Дашь ли ты мне себя? пойдёшь ли ты со мною в дорогу?

Будем ли мы с тобой неразлучны, покуда мы живы?

 

 

Я не доступен тревогам

 

 

Я не доступен тревогам, я в Природе стою беспечный,

Я хозяин всего, я уверен в себе посреди неразумных

существ,

Я так же восприимчив, податлив, насыщен, молчалив, как

они,

Я понял, что и бедность моя, и моё ремесло, и известность,

и недостатки мои, и преступления не имеют той

важности, какую я им придавал,

Я в тех краях, что ведут к Мексиканскому морю, или в

Манхаттане[26] или в Теннеси, или далеко на севере,

или внутри страны,

На реке ли живу я, живу ли в лесу, на ферме ли какого —

нибудь штата,

Или в Канаде, или на морском берегу, или в районе озёр,

Где бы ни шла моя жизнь, — о, быть бы мне всегда в

равновесии для всяких случайностей,

Чтобы встретить лицом к лицу ночь, ураганы, голод,

насмешки, удары, несчастья,

Как встречают их деревья и животные.

 

 

Заурядной проститутке

 

 

Не волнуйся, не стесняйся со мной, я — Уолт Уитман,

щедрый и могучий, как Природа,

Покуда солнце не отвергнет тебя, я не отвергну тебя,

Покуда воды не откажутся блестеть для тебя, и листья —

шелестеть для тебя, слова мои не откажутся

блестеть и шелестеть для тебя.

 

Моя девушка, возвещаю тебе, что приду к тебе в

назначенный час, приготовься и будь достойна

встретить меня,

Я повелеваю тебе быть терпеливой и быть совершенной,

покуда я не приду к тебе.

 

А пока я приветствую тебя многозначительным взглядом,

чтобы ты не забыла меня.

 

 

Тебе

 

 

Кто бы ты ни был, я боюсь, ты идёшь по пути сновидений,

И всё, в чём ты крепко уверен, уйдёт у тебя из-под ног и

под руками растает,

Даже сейчас, в этот миг, и обличье твоё, и твой дом, и

одежда твоя, и слова, и дела, и тревога, и твои

веселья и безумства, — всё ниспадает с тебя,

И твоё настоящее тело, и твоя душа настоящая встают

предо мною,

Ты предо мною стоишь в стороне от работы, от купли —

продажи, от фермы твоей и от лавки, от того,

что ты ешь, что ты пьёшь, как ты мучаешься и

как умираешь.

 

Кто бы ты ни был, я руку тебе на плечо возлагаю, чтобы

ты стал моей песней,

Я близко шепчу тебе на ухо,

Много любил я мужчин и женщин, но тебя я люблю больше

всех.

 

О, долго я мешкал вдали от тебя, долго я был немой,

Мне бы давно поспешить к тебе,

Мне бы только о тебе и твердить, мне бы тебя одного

воспевать.

Я покину всех, я пойду и создам гимны тебе,

Никто не понял тебя, я один понимаю тебя,

Никто не был справедлив к тебе, ты сам не был справедлив

к себе,

Все находили изъяны в тебе, я один не вижу никаких

изъянов в тебе,

Все хотели тебя покорить, я один не хочу покорить тебя,

Я один не ставлю над тобой ни владыки, ни господина, ни

бога: над тобою лишь тот, кто таится в тебе самом.

 

Живописцы писали кишащие толпы людей, и между ними

одного в самом центре,

И голова этой центральной фигуры была в золотом ореоле,

Я же пишу мириады голов, и все до одной в золотых

ореолах,

От руки моей льётся сияние, от мужских и от женских голов

вечно исходит оно.

 

О, я мог бы пропеть столько песен о твоих величавых и

славных делах.

Как ты велик, ты не знаешь и сам, проспал ты себя самого,

Твои веки как будто опущены были во всю твою жизнь,

И всё, что ты делал, к тебе обернулось насмешкой.

(Твои барыши и молитвы, и знания, если не в насмешку

они обернулись, во что обернулись они?)

 

Но посмешище это — не ты,

Там, под спудом, под ними, затаился ты, настоящий.

И я вижу тебя, где никто не увидит тебя,

Ни молчанье твоё, ни конторка, ни ночь, ни наглый твой

вид, ни твоя повседневная жизнь не скроют

тебя от меня;

Лицо твоё бритое, жёлтое, твой блуждающий взгляд пусть

сбивают с толку других, но меня не собьют,

Твой пошлый наряд, безобразную позу и пьянство, и жадность,

и раннюю смерть — всё я отбрасываю прочь.

Ни у кого нет таких дарований, которых бы не было и у

тебя,

Ни такой красоты, ни такой доброты, какие теперь у тебя,

Ни дерзания такого, ни терпения такого, какие есть у тебя,

И какие наслаждения ждут других, такие ждут и тебя.

Я никому ничего не дам, если ровно столько же не дам и

тебе,

Никого, даже бога, я песней моей не прославлю, если я не

прославлю тебя.

Кто бы ты ни был! Иди напролом и требуй!

Эта пышность Востока и Запада — безделица рядом с тобой,

Эти равнины безмерные и эти реки безбрежные — безмерен,

безбрежен и ты, как они,

Эти неистовства, бури, стихии, иллюзии смерти, — ты тот, кто

над ними, владыка,

Ты по праву владыка над Природой, над болью, над

страстью, над стихией, над смертью.

 

Путы спадают с лодыжек твоих, и ты видишь, что всё

хорошо,

Старый или молодой, мужчина или женщина, грубый,

отверженный, низкий, основное твоё существо

громко провозглашает себя,

Через рождение, через жизнь, через смерть, через похороны,

всё готово, и всего ему вдоволь,

Через гнев, утраты, честолюбие, невежество, скуку оно

пробивает свой путь.

 

 

Любовная ласка орлов

 

 

Иду над рекою по краю дороги (моя утренняя прогулка,

мой отдых),

Вдруг в воздухе, к небу, задавленный клёкот орлов,

Стремительная любовная схватка вверху на просторе,

Сцепленные, сжатые когти, бешеное, живое, вертящееся

колесо,

Бьющих четыре крыла, два клюва, тугое сцепление

кружащейся массы,

Кувыркание, бросание, увёртки, петля, прямое падение вниз,

Над рекою повисли, двое — одно, в оцепенении истомы,

Всё ещё в недвижном равновесии — и вот расстаются, и

когти ослабли,

И в небо вздымаются вкось на медленно-мощных крылах,

Он своим, и она своим раздельным путём.

 

 

Одному штатскому

 

 

Ты просил у меня сладковатых стишков?

Тебе были нужны невоенные, мирные, томные песни?

По-твоему, то, что я пел до сих пор, было непонятно и

трудно?

Но ведь я и не пел для того, чтобы ты понял меня или шёл

бы за мной,

Я и теперь не пою для тебя.

 

(Я рождён заодно с войною,

И барабанная дробь — для меня сладкая музыка, и мне

любы похоронные марши,

Провожающие бойца до могилы с тягучим рыданием, с

конвульсией слёз.)

Что для таких, как ты, такие поэты, как я? Оставь же мою

книгу,

Ступай и баюкай себя тем, что ты можешь понять,

какой-нибудь негромкой пианинной мелодией,

Ибо я никого не баюкаю, и ты никогда не поймёшь меня.

 

 

Летописцы будущих веков

 

 

Летописцы будущих веков,

Вот я открою вам эту бесстрастную внешность, я скажу вам,

что написать обо мне.

 

Напечатайте имя моё и портрет мой повесьте повыше, ибо

имя моё — это имя того, кто умел так нежно

любить.

И портрет мой — друга портрет, страстно любимого другом,

Того, кто не песнями своими, гордился, но безграничным в

себе океаном любви, кто из себя изливал его

щедро на всех,

Кто часто блуждал на путях одиноких, о друзьях, о

желанных мечтая,

Кто часто в разлуке с другом скорбный лежал по ночам без

сна,

Кто хорошо испытал, как это страшно, как страшно, что

тот, кого любишь, может быть, втайне к тебе

равнодушен,

Чьё счастье бывало: по холмам, по полям, по лесам

пробираться, обнявшись вдвоём, в стороне от

других,

Кто часто, блуждая по улицам с другом, клал себе на плечо

его руку, а свою к нему на плечо.