Противостояние – предопределенность или расклад обстоятельств?

А) Долгое время Запад относился к России как к чему‑то более низкому, как барин относится к своему заносчивому холопу. Это и в самом деле было так на протяжении последних 300 лет. Ведь Россия ориентировалась на Запад, следовательно, пресмыкалась перед ним. Поэтому у него выработалось отношение к ней как к опасной силе, которой, тем не менее, можно управлять и вводить в фарватер своей политики. Внешняя политика России часто оказывалась несамостоятельной, производной от политики западных государств. Действительно, то она зачем‑то в 1812 г. разрешила английским кораблям прятаться от французов в своих северных гаванях, чем инициировала вторжение на свои территории Наполеона, масштабную войну и массовые бедствия своего народа. То она втянулась в Первую мировую войну, в результате чего коммунисты взяли власть и учинили гражданскую резню. Да мало ли что еще было! Россия стремилась быть самостоятельной, оглядываясь на Запад. В итоге ей это всегда выходило боком, а Запад как система выигрывал.

Хотелось бы, чтобы отношения России с Западом изменились. Это возможно лишь после обретения ею самоуважения. В любом случае, эти отношения будут изменяться по мере улучшения экономической ситуации в России и ухудшения на Западе. Последнее уже просматривается: это и экономические потери вследствие глобального потепления климата, приводящее уже сейчас к многочисленным природным катаклизмам в США и возникновению неустойчивости климата в Европе (разорительная жара сменяется не менее разорительными ливнями), это и проблема наркомании, это и элементарный обывательский настрой основного населения старого суперэтноса.

Кроме того, в Западную Европу большим потоком едут арабы. Есть, конечно, и другие, но арабы организованнее и потому опаснее. В последнее время страны ЕЭС ввели в свое экономическое поле страны Восточной Европы, в надежде получать от них дешевую рабочую силу и уменьшить в этом вопросе свою зависимость от арабов, однако этот шаг принципиально проблему нехватки рабочих ресурсов не решит, поскольку Восточная Европа также слабопассионарна, как и Западная, так что восточноевропейцев привлекают богатые соседи, чтобы у них мало работать и много получать, а не наоборот. Поэтому поток южан туда в ближайшее время не прекратится. Весьма вероятно, что с момента, когда Европа потеряет свою этническую самобытность и цельность, она перестанет быть интересным экономическим партнером и станет ареной войн, прообразом которых могут быть войны в бывшей Югославии (или даже в Косово). Европейцы с американцами, инициируя в ней раздоры, хотели лишить Россию важного союзника, а в итоге они получили факт продвижения в центр Европы исламистов, которые поддерживаются новыми арабами. По мере усиления последних это продвижение будет продолжаться, разгоняясь по мере своего увеличения и вхождения в зону центральной Европы, где пассионарность совсем мала (например, Австрия и Швейцария даже не имеют своих армий).

Не исключено, что такое продвижение выгодно США, поскольку перенаправляет энергию и недовольство арабов от них на Европу.

В) Когда Европа перестанет быть столь же комфортной, как в наши дни, европейцы обязательно зададутся вопросом: а чем же так плохи россияне? И вообще, почему издавна Россия и Запад как целостности находятся в состоянии перманентного отторжения? Гумилев Л. Н. предлагает следующее объяснение. Он считает, что каждый этнос (суперэтнос) обладает своим полем пассионарности, характеризующимся некоторой частотой. Если частоты двух этносов совпадают по фазе, то они друг с другом хорошо сотрудничают, наблюдается их взаимная симпатия. Если же поля находятся в противофазе, то этносы подавляют друг друга. Так вот, по Гумилеву, частоты Запада и России находятся в противофазе. Почему? Не понятно.

Мне кажется, что в таком объяснении содержится какая‑то мистика и поэтому я не могу с ним согласиться. В самом деле, говоря о частоте колебаний, следует всегда иметь в виду какие‑то конкретные колебания некоторого физического (измеряемого) параметра. Что же колеблется в поле пассионарности этноса? Его уровень? Нет, Л.Н. Гумилев говорит не о стыковке или нестыковке фаз подъема или падения для разных этносов. Здесь колебания какие‑то другие, совершенно неясно какой природы. Повторяю, все это воспринимается как мистика.

Представляется, что ситуация здесь проще, чем считает Лев Николаевич. Этносы подавляют или поддерживают друг друга вследствие каким‑то образом сложившихся географических, исторических и политических обстоятельств. Ведь люди не знали и практически сейчас не знают о пассионарных полях и т.п. и взаимодействуют друг с другом, исходя из своих прагматических интересов. Образованные итальянцы, французы, немцы в прошлые века успешно находили себе применение в России, как и многие нынешние российские ученые, музыканты и т.п. комфортно себя чувствуют на Западе. Ни тем, ни другим не мешали и не мешают «частоты» полей пассионарности.

Для преодоления возникшей проблемы можно обратиться к самому Гумилеву. Вот как он определяет этнос: «Этнос – не просто скопище людей, теми или иными чертами похожих друг на друга, а система различных по вкусам и способностям личностей, продуктов их деятельности, традиций, вмещающей географической среды, этнического окружения, а также определенных тенденций, господствующих в развитии системы» (стр. 103). Иными словами, этнос как система представляет собой не простую механическую совокупность людей, а сложную интегрированность, где правила интегрирования задаются историческими, географическими и энергетическими условиями. Эти условия определяют конфигурацию, топологию так‑устроенности этноса, в частности – его доминанту.

Человек по мере жизни внутри этноса впитывает все его особенности и как‑бы кодируется. Таким образом, налицо наличие обратной связи между системой и ее элементом: этнос состоит из людей и поэтому зависит от каждого человека, при этом он как система участвует в формировании мировоззрения и мироощущения каждого его члена. В то же время, человек, выдернутый из своего этноса, сохраняет память о былой так‑устроенности, но теряет актуальность исторических и географических граничных условий. Попадая в новый этнос, он окунается в новую актуальность, в новые исторические и географические условия и может либо частично, либо полностью перекодироваться на новый лад. Если таких новых пришельцев становится много, то «гостеприимный» этнос начинает деформироваться: меняется доминанта (причем, при определенных условиях это изменение может произойти скачком), мировоззрение, элита и т.д.

Иными словами, этносы (народы) действуют, исходя из объективных условий, хотя сами формируются как единства в значительной степени по принципу эмоциональной комплиментарности (приятие «своего» – неприятие «чужого»).

Соответственно, взаимодействие России с Западом в целом, и с отдельными его частями‑государствами, в частности, определялось и определяется той совокупной реальностью, в которой приходится действовать. Их взаимное перманентное отторжение, как и притяжение (которое тоже периодически возникает), есть не результат некой причинной заданности (по Гумилеву), а результат реальных обстоятельств, в которых им приходилось и приходится действовать.

Тем не менее в позиции Л.Н. Гумилева есть здравое зерно, которое нельзя упускать. Оно заключается в тех его многочисленных наблюдениях, которые сводятся к тому, что часто этносы как‑бы не любят друг друга (не комплиментарны), или напротив – имеют явно выраженную взаимную симпатию (комплиментарны). Это и в самом деле так бывает. Но в чем причина этого?

Видимо, все дело в том, что порой так складываются обстоятельства, что один народ не хочет видеть в другом народе равноправного партнера. И даже не то важно, что один по факту беднее, а другой богаче, а то важно, что одному народу невыгодно соглашаться с тем, что другая сторона может быть столь же равнозначной, как и он сам. Ведь если один народ согласится с тем, что другой народ столь же достоин места под Солнцем, он не будет чинить ему козни и нападать с войнами, а будет мирно торговать и сотрудничать. Но военное нашествие всегда означает, что народ‑агрессор желает насильно утвердить свою волю и влияние против желания завоевываемых, т.е. здесь агрессор считает себя выше другого. Действительно, когда Наполеон напал на Россию, он хотел наказать русских за то, что те встали, не спросясь его, на сторону англичан. При этом он хотел «научить» Россию жить по европейским правилам, сделать ее «просвещенной». Здесь мы видим отношение к России как к тому, что можно поучать, наказывать. Так можно себя вести, только встав на пьедестал абсолютной истины. Гитлер не стеснялся говорить, что приготовил для СССР роль раба. Во всех этих случаях представители Запада считали Россию более низкой по сравнению с собой. Точно так же и в последнее десятилетие XX в. Запад выступал в качестве «учителя». Результат его «поучений» обошелся нам дорогой ценой – развалом в экономике и геополитическим ослаблением. Собственно, для того он и «поучал», чтобы ослабить стратегического оппонента и диктовать ему свою волю. Так ему выгоднее, чем просто торговать. Ведь ресурсы из бедной и слабой страны дешевле, чем из богатой. А поскольку Западу от России на сегодняшний день нужны в первую очередь ее природные ископаемые, то ему невыгодно считать ее равноправной, но выгодно делать вид, что она чем‑то принципиально хуже его и мешать в нормальном становлении. Западу выгодна экономически слабая Россия.

Видимо, причины недооценки одними народами других народов заключается в том, что недооцениваемые сами позволяют себя недооценивать. Отсутствие самоуважения порождает лишь неуважение со стороны других. В психологии это известно для случая межличностного общения. Но что мешает это обобщить и на уровне коллектива, этноса? Я не вижу никаких ограничений для этого. Напротив, все указывает на то, что только тот народ получает адекватно высокую оценку со стороны других, который сам себя уважает. Уважать себя – это не только жить своим умом, но и жестко относиться к различного рода идеологическим экспансиям, цель у которых одна – закабаление. Раньше обычным делом было силой обращать в свою веру и через это идеологически подчинять себе новообращенный народ. Характерно это было и для Запада. Сейчас он пассионарно поостыл и в Бога уже не верит. Однако он остался верен стремлению подчинить весь мир (точнее, тех, кто позволяет это делать) через идеологическое кодирование, чтобы вводить закодированных в фарватер своей политики. Только вместо идей христианства в качестве истины в последней инстанции преподносится демократия. У демократии как формы правления и вправду есть много положительных моментов. Но ведь у христианства как мировоззрения и мироощущения таких моментов еще больше. Поэтому речь вообще не может идти о том, что одна система взглядов абстрактно лучше, чем другая. Все системы в чистом умозрении равно и хороши и плохи одновременно, поскольку везде можно найти и положительное и отрицательное. Однако при конкретном их использовании могут выявиться такие дикие моменты, о возможности которых раньше никто и не догадывался, даже если и хотел. И лишь при самоуважении автоматически отметаются заведомо недопустимые для данного народа положения, а противник начинает понимать обреченность навязывания своей идеологии (позиции) и необходимость конструктивного диалога. Россия периодически ввергала в искушение Запад, когда занималась самобичеванием и тем самым сама себя ослабляла.

Говоря о предопределенности борьбы Великороссии и Запада, часто ссылаются на климатические различиях: мол, у нас – холодные и снежные зимы, у них – теплые и малоснежные, что диктует различие в ведении хозяйства. Из этого делают вывод о какой‑то предзаданности взаимоотношений этих двух суперэтносов (теория географического детерминизма). Это заключение не корректно.

Действительно, в нем неявно заложена посылка о том, что ни одна, ни другая сторона не может быть сама собою в иных климатических условиях. Но ведь европейцы (в основном англичане) заселили климатически разнообразные территории, включая субтропическую часть Северной Америки и Австралию, где климат совсем иной, чем в Европе. При этом они в основном сохранили свою культуру, не потеряли своих суперэтнических корней, хотя и приобрели определенные своеобразные черты новых этносов. Славяне в свое время жили на территории от современного Берлина с мягкой зимой до Урала с суровой зимой, т.е. они по разному вели хозяйство, но были суперэтнической целостностью. Русские произошли от слияния славян, кочевников и германоязычного племени россомонов (россы, русы)[44]. Последние, собственно, и дали этноним «русский». Получается, что русские изначально были готовы жить на территориях с различным климатом, соответствующим ореолам обитания и кочевников (степь, лесостепь), и славян с упомянутой областью расселения, и россомонов, которые активно действовали в области современной Прибалтики и южнее от нее. И то, что русских (точнее – уже россиян) сейчас нет западнее невидимой черты – отрицательной изотермы января (за исключением Калининградского анклава), связано преимущественно не с мягкостью или суровостью зимы. Температура января стала не основной причиной, а поводом территориального разделения двух суперэтносов.

История этого вопроса вкратце такова. От одного и того же пассионарного толчка в начале XIV в. стали подниматься Великое Литовское княжество, Московская Русь, Османская империя, Эфиопия. Из всех этих новообразований великим суперэтносом суждено было стать лишь Московской Руси. Но в момент начального становления все они были в равной степени сильны и энергичны. Московии выпала доля воевать и с литовцами, и с османами. И тех и других она пообломала. При этом литовцы воевали не только с Русью, но и с рыцарским Западом, который в то время горел в фазе перегрева и избыток пассионариев кидал в завоевательные войны (Крестовые походы). Война на два фронта для Литвы оказалась не под силу, так что западная ее часть перешла под флаг католицизма, а восточная – под флаг православия, т.е. вошла в Московское государство. А поскольку последнее находилось в условии холодных зим, то и от Литвы ей досталась территория с аналогичным привычным климатом. Соответственно, к немецким рыцарям перешли земли с мягкими зимами.

Эти процессы произошли в эпоху малого ледникового периода в северном полушарии, когда различие климатов в Западной Европе и в Московской Руси было весьма значительным. Приблизительно с середины XIX в. начался процесс потепления, который продолжается в наши дни, и который привел к существенному стиранию этих климатических отличий. Например, постепенно зима в Берлине по температуре (хотя и не по осадкам) все меньше отличается от зимы в Москве.

Таким образом, климат имел не решающее значение в разделении Великороссии и Запада, а, в известной степени, стал последней каплей, второстепенной причиной, уравновешивающей две силы.

И сейчас суперэтнические различия этих двух систем определяются не столько климатом (и там, и там он весьма разнообразен) и не различием частот полей пассионарности (по Гумилеву), сколько культурами, которые являются кристаллизацией пассионарности прошлого, а также актуальным выделением «своего» от «чужого», являющимся фактическим утверждением принадлежности разным мировоззренческим установкам, традициям и проч. Но последнее – тоже культура, так что культура (в самом широком смысле) прошлого и настоящего является тем конечным полем, где и обнаруживается отличие этносов (суперэтносов). В каких‑то областях культуры Запада и Великороссии объединяются – здесь имеется общее. Где‑то традиции и современные тенденции (интересы) разнятся – там возникают противоречия и взаимная неприязнь. Однако прошлое

рано или поздно забывается и на повестке дня всегда оказывается актуальное сегодняшнее. Часто оно перевешивает память о вчерашнем и тогда этнос может перекодироваться. Так, некогда православная львовщина стала католической, а языческая Литва, воевавшая когда‑то с германскими тевтонами, сейчас ориентируется на Европу, преимущественно на тех же германцев (доичей).

Иными словами, история, бесспорно, важна, но сегодняшнее настоящее и завтрашнее будущее многократно важнее. Поэтому именно из соображений актуальной и ожидаемой выгоды и действуют мудрые политики.

С) Периодическое противостояние России и Запада – это не наперед заданная фатальность, а результат соответствующего расклада сил в разные времена. То, что было в прошлом, не обязано повториться в будущем, поскольку каждый период жизни того или иного общества уникален. Глобальные тенденции заключаются не в проявлениях, а в механизме, который приводит к тем или иным явлениям. И если раньше механизм допускал возникновение войн, то это не значит, что он допустит их в будущем. Каков же этот механизм? Его сущность заключается во взаимодействии пассионарно обусловленных интересов. Это главное.

Трехстороннее сдерживание. Теперь вернемся к тому, что Штатам выгодно «дружить» с Россией против Китая и зададимся вопросом, почему?

Да в том– то все и дело, что всем членам этой великой троицы (США, Россия, Китай) для взаимного уравновешивания политических сил суждено «дружить» с каждым из них против каждого. Совершенно объективны союзы США ‑Россия против Китая, США – Китай против России и Россия – Китай против США, поскольку эти страны являются самыми сильными в военно‑политическом плане. Им суждено, так сказать, дружить со всеми и против всех. Об аналогичном, диалектическом уровне взаимоотношений между ними указывал (хотя и в более мягких формах) и Чжай Дэцюань[45].

Действительно, США открыто стремятся к мировой гегемонии и заинтересованы в наличии того, кто смог бы сдерживать и как‑бы противодействовать растущей мощи Китая и России. В этом случае эффективнее всего, чтобы они сами сдерживали друг друга. Но, аналогично, и России выгодно, чтобы Китай сдерживал амбиции США, а Китаю выгодно взаимное ослабление России и США. При этом, для того, чтобы любому государству из этой троицы было легче сталкивать между собой лбами противоположную пару, ему, с целью маскировки, нужно проявлять формальную «дружбу» с каждой из сталкиваемых сторон. Ведь управление процессом создания раздора требует контроля над ситуацией в каждой из сторон, что возможно лишь тогда, когда к тебе прислушиваются и верят в твою «заинтересованность» в сотрудничестве, что, собственно, и предполагает наличие неких псевдодружественных отношений.

 

4.3.2. Тотальный Китай

 

Российско‑Китайские отношения – тема для особого разговора. Эти два великих соседа нужны друг другу и одновременно опасны друг для друга. Нужны, чтобы противостоять амбициям США и их попыткам подчинить себе весь мир. Опасны, потому что представляют собой два военно‑политических центра. По отдельности они, конечно, уступают по влиянию на мир Соединенным Штатам, но вместе образуют такую силу, не считаться с которой может только безумный.

Особенность Китая заключается в том, что он находится в фазе этнического становления и поэтому является очень пластичной системой. Он легко усваивает все мировые новшества научно‑технического и организационного характера, динамичен, способен идти на огромные жертвы ради намеченных целей. Так, после обретения Китаем независимости в середине XX в., СССР много помогал ему и имел очень сильное влияние среди населения, преимущественно – среди образованных. В итоге, Мао Цзэ‑дун был вынужден уничтожить почти всех, кто был проникнут просоветской культурой. По сути, эта резня под названием «культурная революция» была направлена в значительной степени против тех, кто был этнически закодирован на СССР. Ценой невероятных жертв, так сказать, хирургическим путем, была убрана возникающая в Поднебесной болезнь под условным названием «да здравствует Советский Союз». Китай сумел убрать то, чего в свое время не удалось избежать России – болезнь прозападной ориентации (это надо понимать с учетом того, что для России запад – Европа, а для Китая – Россия). Мао так и писал: «на чистом листе бумаги можно нарисовать самые красивые иероглифы». Подчеркну, что я не оправдываю его и не осуждаю, это не дело зарубежных писателей. Пусть китайский народ сам решает, как к нему относиться. Мое дело скромнее – понять, насколько это возможно, мотив действий политика.

Важно, что «социалистический» Китай явно дистанцировался от «борьбы» с «капиталистическим» Западом (включая США) и переложил весь груз этого противостояния на Советский Союз. В результате СССР, практически в одиночку, без глобальных союзников (мелкие европейские страны‑сателлиты и Куба – не в счет) находился в этой оппозиции. В результате СССР и Запад впряглись в разорительную гонку вооружений, а Китай в эти годы в стороне наращивал свою мощь. С другой стороны, США не обозначали своей принципиальной нетерпимости по отношению к тоталитарному Китаю (к которому, судя по риторике, направленной против СССР, должен был бы предъявить значительно большие претензии, чем к СССР), в результате чего тот смог не опасаться американской интервенции и позиционировать себя только по отношению к СССР. Фактически США развязали руки Китаю, сделав возможным процесс его высвобождения от идеологического влияния СССР, который в своей кульминации принимал формы военного противостояния.

Кроме того, после объявления Дэн Сяо‑пином реформ в Китае, туда потекли иностранные инвестиции, в том числе и в значительной степени японские и американские. Это произошло не только вследствие их экономической, но и вследствие политической заинтересованности: им было важно усиление Китая, в противовес ослаблению СССР (а в последствии и России), сотрудничества с которым практически не было. Китай взращивался как анти‑сила СССР (России). При этом, когда в СССР в 80‑е годы XX в. витал вопрос о том, чтобы использовать положительный опыт реформ Китая, Соединенные Штаты и управляемые ими европейские страны сделали все, чтобы этого не произошло. Они постарались, чтобы СССР (Россия) развивался и ориентировался в своей идеологии на Запад. Например, через своих ставленников‑либералов пугали тоталитаризмом Китая, говорили, что лучше и эффективнее ориентироваться на тех, на кого «испокон веков» ориентировались и т.п. В итоге Россия явно пошла не по тому пути, зашла в тупик, ослабла. А Китай, между тем, несмотря на весь свой тоталитаризм, активно инвестировался теми же самыми Японией, США и Европой (Германией).

Здесь с очевидностью проявляется то, что не только США способствовали сталкиванию между собой Китая и СССР, но и Китай пытался позиционировать себя относительно противостояния между США и СССР и тем самым обеспечивать себе спокойное развитие.

Таким образом, США и Япония взрастили Китай, ослабили Россию и теперь оба этих конгломерата в военно‑политическом плане приблизительно равны. Дальнейшее усиление Китая для Японии и США опасно.

В настоящее время перед Китаем стоит одна исключительно важная задача – приведение в покорность Тайваня, который в Поднебесной считается мятежной провинцией. Для Китая это вопрос о территориальной цельности. Однако выполнение этой задачи будет означать его усиление и, следовательно, отодвинет мечту США о безраздельном господстве в мире. Поэтому США могут попытаться инициировать ослабление азиатского дракона, в частности, через ухудшение его отношений с Россией. Например, возможно стимулирование конфликтов на почве противоречий относительно китайской иммиграции и, одновременно, на экономической почве. Действительно, хотя сейчас Россия и Китай находятся в неплохих отношениях, но Россия явно не заинтересована в мирном (пока мирном) нашествии китайцев на свою территорию. Россия должна сопротивляться этому и, следовательно, неминуемо со временем войдет в противоречие с Поднебесной, которой выезд своих граждан за рубеж жизненно необходим: через иммиграцию она «сплавляет» своих активных граждан за рубеж и тем самым пытается не допустить взрыва активности внутри себя. Российский Дальний Восток хотя и имеет проблемы с пресной водой и, видимо, вследствие глобального потепления, в ближайшей перспективе не избавится полностью от нее, но все же для китайцев является одной из наиболее интересной и желанной территорией для своего расселения (с учетом исторических и географических моментов). В последнее время Россия ужесточила иммиграционные законы относительно тех, кто не является представителем Великоросского суперэтноса. Это естественным образом приведет к осложнениям в Российско‑Китайских отношениях. Соединенные Штаты могут постараться вздуть эту проблему до необъятных размеров (что называется, сделать из мухи слона) с тем, чтобы Китай перестал чувствовать лояльность России и усиливал свои северо‑западные границы, отвлекая свои силы от решения тайваньской задачи. Здесь налицо возможность тандема США – Китай против России, который формально должен будет защищать интересы Китая, но от которого он сам больше всего и потеряет.

Китай опасен в долгосрочной перспективе и поэтому России выгоден союз с США против Китая. Однако эта выгода не должна принимать американские правила игры.

Американцы в стратегическом (долгосрочном) плане заинтересованы ослабить Китай и Россию, столкнув их между собой. Однако, очевидно, такое противостояние России совершенно не нужно. Ей нужно собственное спокойное развитие без глобальных угроз с темпами, не меньшими, а лучше – с более высокими, чем Китай. Поэтому она вынуждена быть заинтересованной в ослаблении такой опасной силы, как Китай. Кроме того, ей выгоден намечаемый внутренний раскол Поднебесной (противостояние гностиков и официальной власти) и инициирование на этой почве гражданской междоусобицы. Конечно, это чревато непредсказуемыми последствиями, ведь Китай обладает ядерным оружием и атомными электростанциями. Но все же представляется, что это лучше, чем через 20 лет, после возгорания межэтнических конфликтов в США, оказаться один на один с этим азиатским драконом. Если же оказалось бы возможным соединить и увязать падение Америки с раздорами в Китае, то это было бы наиболее выгодным вариантом для России. При этом специально осуществлять такую увязку, видимо, нет необходимости, поскольку американцы являются главным покупателем китайских товаров и падение их покупательской способности вследствие падения США неизбежно ввергнет экономику Китая в штопор.

Тем не менее, нельзя сидеть, сложа руки. Стратегическая заинтересованность России в ослаблении Китая приводит к необходимости быть сдержанным в сотрудничестве с ним. В частности, это означает отказ от поставок в Поднебесную большого количества сырья, чтобы не дать ему возможности развиваться высокими темпами, поскольку, чрезмерно усилившись, в последующем он может напасть на Россию. Это было бы выгодно США, которому взаимная вражда между Россией и Китаем, т.е. их взаимное ослабление, развяжет руки к обладанию российскими ресурсами и истинному мировому господству.

Иными словами, Соединенные Штаты ради долгосрочной перспективы вполне могут поступиться своей долей российских ископаемых в ближайшей перспективе и постараться, пользуясь пока еще существующими связями в российском деловом сообществе, направить нефтегазовые и иные ресурсные потоки в Китай. Для России крайне опасно такое развитие событий. Китай кипит (пока мирно) пассионарностью, а Россия уже набила достаточно шишек, чтобы поддаваться на чьи‑то уловки.

Предлагаемую сдержанность в отношении Китая могут подвергнуть критики на том основании, что сырье он может ввозить из других стран, например, нефть – из ближневосточных или латиноамериканских, и тогда он ничего не потеряет, а Россия лишится важного покупателя. Но латиноамериканская нефть практически полностью контролируется американцами и идет на их текущие потребности, китайцам здесь делать нечего. Что же касается Ближнего Востока, то путь доставки углеводородов из этого региона в Поднебесную пролегает через разгорающиеся пассионарностью Малайзию и Индонезию. Уже сейчас эти регионы значатся у моряков как пиратские и крайне опасные, дальше будет только хуже. Можно, конечно, направлять суда в обход пиратов, огибая Австралию с юга, но тогда получающийся маршрут оказывается очень долгим и длинным, а доставляемый товар – дорогим. Поэтому ограничение поставок российского сырья для Китая в перспективе окажется весьма болезненным и будет способствовать его ослаблению.

Важно, что высокий темп экономического развития Поднебесной в последние 20 лет осуществлялся в основном за счет нескольких отраслей – тяжелой промышленности, широкого спектра бытовых товаров, сельского хозяйства, сборочных производств автомобилей и другой техники. В целом, экономика Китая, несмотря на то, что ее ВВП всего лишь вдвое меньше ВВП США, весьма несбалансированна, а большинство китайцев (а ведь это сотни миллионов!) до сих пор живут бедно. Налицо сильное расслоение китайских регионов по уровню достатка, причем это касается не только пассионарного восточного Приморья и незатронутого пассионарным толчком Тибета, но и внутри Приморья экономическое положение разных провинций сильно разнится. Когда дела идут хорошо, то это не очень опасно. В случае же возникновения дефицита сырья там могут обозначиться серьезные экономические проблемы. В этих условиях высокая пассионарность востока и юго‑востока Китая может стимулировать возникновение сепаратистских настроений, особенно там, где сильны позиции гностиков, например, из секты Фа‑лун‑гун, численность которой по ее собственным данным составляет приблизительно 100 млн. чел. (официальные данные скромнее и находятся на уровне 2 – 3 млн. чел., истина заключена, видимо, где‑то между этими значениями). Подобные организации не упустят случая проявить свои амбиции, отколоться и создать свое одно или несколько независимых государств. Получится это у них или нет – неизвестно. Важно лишь, что России выгодно наличие идеологического противостояния в Китае и для нее было бы крайне благоприятно развитие там сект типа Фа‑лун‑гун, но исключительно в рамках его собственных границ, поскольку попадание этого яда в саму Россию может обернуться для нее катастрофой. Самым надежным средством здесь может быть только идеологическая крепость всего великоросского суперэтноса и работа всех идеологических структур против отравы гностицизма. Отметим, что в настоящее время США предоставили политическое убежище Ли Хунчжи, руководителю Фа‑лун‑гун. Очевидно, тем самым они преследуют свои цели, однако для России это идет явно на пользу.

 

4.3.3. Подставная Япония

 

Япония в мировой политике двадцатого века почти не играла самостоятельной роли. Это выявляется при анализе, в котором невозможно не вернуться к Китаю.

На рубеже XIX и XX веков Великобритания, США и Франция вели «опиумные» войны с Китаем за право торговать там наркотиками. Китай сопротивлялся, но пассионарный толчок начала XIX в. еще не развился и Поднебесная еще не знала о своей новой силе. В то же время на рубеже XIX – XX веков Россия испытывала бурное экономическое развитие. Ей требовались новые рынки сбыта и было решено построить Транссибирскую магистраль из центральной части до Китая. Строительство этой железной дороги означало для России и обретение новых рынков, и усиление своего влияния в Азии. Таким образом, перед Китаем возникла дилемма: либо покориться англичанам, французам и американцам и сгореть в наркотическом угаре, либо ориентироваться на Россию и взаимовыгодно торговать с ней. Второй вариант был для него явно привлекательнее и позволял, обретя в лице России мощного союзника, освободиться от оккупации. США, Франция и Англия понимали проигрышность своих позиций по отношению к жизнеутверждающей для Китая позиции России. Однако отказываться от бешенных прибылей, которая давала наркоторговля, они не желали.

В то же время и явно воевать с Россией им было невыгодно, особенно Англии и Франции: в Европе быстрыми темпами усиливалась Германия и им нужен был реальный союзник для противодействия ей. В качестве такового хорошо подходила Россия, которая, в случае возникновения конфликта между Англией и Францией – с одной стороны, и Германией – с другой, могла бы открыть второй (восточный фронт). Англии и Франции нужны были положительные отношения с Россией как с противовесом Германии, так что портить отношения и напрямую воевать с ней в Азии они были не заинтересованы. Поэтому с их стороны был сделан эффективный ход: динамично развивающейся Японии, раньше чем Китай на несколько десятилетий познавшей вкус нового пассионарного толчка, была предложена лояльность к завоеванию ею некоторых Китайских территорий и к окончательному закабалению Кореи в счет того, что она, Япония, объявит войну России. И вот маленькая, никому ранее, в общем‑то, неизвестная, в целом, несмотря на бурное развитие за последние 20 – 30 лет, экономически отсталая Япония объявила войну великой Российской империи! Ясно, что сама она на это осмелиться не смогла бы, но за ее спиной стояли США, Франция и Великобритания (Англо‑Японский союз), которые чужими руками хотели убрать или хотя бы ослабить важного и сильного конкурента из Азии.

Япония включилась в их игру, став марионеткой. А могла ли она избежать подобной участи? Вряд ли. Клокочущая пассионарность требовала выхода в завоевательных походах. Корея узнала агрессивность Японии еще в 1876 г. (Канхваский договор), а Китай – в 1894 г. Японской пассионарной элите предложения стран Запада были явно выгодны, поскольку развязывали ей руки на широком азиатском фронте.

После успешной войны с Россией в 1904‑1905 гг Япония явно усилилась и попыталась стать самостоятельной. Порвав со своими прежними кукловодами и заключив в 1936 г. на паритетной основе договор с Германией, Япония объявила о себе как о тотальной силе. Однако после капитуляции Германии в 1945 г. и разгроме в том же году милионной Квантунской группировки советскими войсками, Япония перестала быть политически самостоятельной. Она покорилась Соединенным Штатам (а не СССР) поскольку имела с ними опыт сотрудничества в период своего становления. Просто она вошла в протекторат своего прежнего босса, от которого хотела было оторваться, но не получилось. А босс, чтобы создать видимость того, что он силой покорил мятежного холопа (а заодно и напугать весь мир), скинул на Японские Хирасиму и Нагасаки атомные бомбы: вот, мол, какой я сильный, наказал провинившегося. С тех пор Япония в известной степени самостоятельна лишь экономически, а свою внешнюю политику проводит с учетом интересов США.

Нынешняя роль Японии заключается в том, чтобы служить противовесом Китаю и России. Для американцев это своего рода страховка: если Китай и Россия не будут конфликтовать и не начнут друг друга ослаблять, то Япония должна помочь Штатам сдерживать мощь этих государств в Азии. Причем, поскольку у нее нет ядерного оружия, то это сдерживание должно осуществляться, и осуществляется пока лишь в экономической плоскости.

В то же время России выгодно торговать и с Китаем, и с Японией. А если это так, то зачем от этого отказываться? Нельзя замыкаться на какой‑то одной стране или группе стран, ведь монополия покупателя так же плоха, как и монополия продавца. При этом можно стимулировать всех, заинтересованных в российском сырье, создавать на ее территории предприятия по изготовлению различных товаров: хотите покупать нефть, уголь, лес и т.п. – вкладывайте средства в России и в переработку сырья. В первую очередь такой подход можно применять к японцам, американцам и европейцам, которые крайне заинтересованы в обеспечении стабильных поставок сырьевых ресурсов. В дальнейшем, с учетом роста численности населения Земли (пока эта тенденция еще сохраняется) и увеличения потребности в полезных ископае