Озеро дал, гора печа и заброшенная кумирня. Встреча с другим монгольским князьком и ламой

27 июня (17 июня.) мы прибыли к берегу прекрасного озера Дал. Отсюда не более двух дней пути до знаменитой горы Печа, куда богдыхан обычно ездит осенью и весной на охоту за оленями. Но я уже рассказывал об этом, когда описывал охотничью экспедицию, во время которой я сопровождал богдыхана, поскольку он хотел научиться нашему искусству и музыке. Озеро Дал раскинулось с юго-запада на северо-восток и имеет 16 лиг в окружности. В нем так много рыбы, что оно похоже на коробку, набитую сардинами. Мы забросили сети лишь несколько раз, и улов был достаточен, чтобы накормить всю группу. (А сети мы получили именно для этого от богдыхана, который также снабдил нас двумя маленькими лодками.) Из разумного охотничьего чувства наши люди не хотели более рыбачить, так как мы не были в состоянии ни съесть, ни сохранить больше того, что уже наловили. В каждом неводе рыба кишела как муравьи в муравейнике, и его было тяжело вытащить на берег. Поскольку послы подали пример, всем остальным пришлось войти в воду. Все сняли обувь и рыбачили, не думая об опасности или неудаче. Рыбы было так много, что стоило только наклониться и погрузить руки в воду. Тому, кто своими глазами не видел этого, трудно поверить или даже представить такое ⁹. В озеро Дал впадают четыре реки, и не исключено, что у озера есть подземное сообщение с морем. Вода солоновата, и говорят, что в озере бывают приливы и отливы. Я сам этого не наблюдал и поэтому предоставляю читателю самому решить этот вопрос. Я пишу лишь о том, что я сам видел. Невдалеке от озера мы наткнулись на развалины пагоды, построенной 400 лет тому назад во время господства западных татар сановником из Управления внутреннего дворца. Память этого советника увековечена надписью китайскими иероглифами на прекрасной беломраморной плите. Перед идолами лежало несколько исписанных им томов, но уже в значительно поврежденном состоянии. Мы отобрали несколько из них, написанных, по-видимому, на тибетском языке, разрушили недостойного идола, а книги увезли с собой в Пекин как память. Жрецы предпочитают служить в тех местах, где они могут удовлетворять свое обжорство, здесь же по прошествии времени оказалось, что им нечем поживиться. Теперь память о них исчезла, и найденная нами пагода служила лишь гнездом для ласточек и других ищущих пристанища птиц.

Князек халхаских монголов

Отсюда мы совершали рекогносцировки в разных направлениях, так как мы должны были найти путь, где была бы вода. Здесь даже грязные болота казались кристальными ручьями, а высохшая низкая трава приятным лугом; навоз же животных был единственным топливом для приготовления пищи. 9 июля (29 июня.) мы пересекли границу, где живут уже упоминавшиеся мною татары — подданные китайского императора. Они разводят лошадей, часть которых доставляют ко двору в виде дани, а часть продают. Без этих лошадей [здешнее] царство испытывало бы большую нужду, так как народ привык ездить верхом, а не в паланкинах, которые так нравятся китайцам. Здесь мы встретили другого тайчжи, уже пожилого и окруженного примитивной роскошью. Он был подданным не богдыхана, а Халхи, о чем я уже говорил прежде. Его сопровождал жрец при идолах, именуемый ламой. Эти сельские народы глубоко почитают лам и не [705] прикоснутся к еде, пока кто-либо из лам не произнесет нужную в этом случае молитву. Молитва эта читается с глубокой серьезностью, что свидетельствует, насколько естественна потребность в ней для людей. В этом месте мы оставили наиболее измученных лошадей и верблюдов, чтобы они отдохнули и набрались сил и могли бы послужить нам на обратном пути. Мы оставили также достаточно людей, чтобы ухаживать за ними.

7. Способ охоты за желтыми козами и дикими мулами [Облава]

13 числа (3 июля.) мы образовали полукруг, чтобы поохотиться в пустыне. Когда же мы замкнули круг, в нем оказалось множество хуанян, то есть желтых баранов или коз, так как по-китайски слово «ян» одинаково применяется для тех и для других. Они бегают настолько быстро, что даже отборные кони не могут их догнать. Животное, раненное в ногу во время охоты, как я наблюдал собственными глазами, бежит так же отчаянно, как и другие, и падает лишь в том случае, если его поражает удачно направленная стрела. Из множества животных, что мы окружили в круге диаметром больше лиги, убито было немного; поймать их невозможно, так как, завидя что-либо живое, они бегут, пока не скроются из виду. Они живут, как я сам часто наблюдал, большими стадами, насчитывающими тысячи животных. Молодняк подражает взрослому поколению уже с момента рождения и бежит так, как будто это единственная цель в жизни. В окружении оказались также дикие мулы, похожие на наших домашних, у них такая же величина туловища, головы, ушей, шеи, ног, черепа, такой же хвост, шерсть, грива и даже помет. Я наблюдал за ними с восхищением. Единственное отличие состояло в том, что голос дикого мула более резок. Нам удалось убить лишь одного мула — одногодка, более взрослых животных невозможно было догнать или даже приблизиться к ним, чтобы посмотреть на них. Все они одной масти, которую нельзя назвать ни белой ни черной, она представляет собой что-то среднее между ними — цвет золы или прогоревших углей. У всех у них белое пятно вокруг хвоста. Под седло они непригодны, даже если они рождены в неволе, что тоже нечасто случается. Природа берет свое. Татары едят мясо диких мулов; я пробовал, но убедился, что оно слишком жестко для чьих-либо других зубов, кроме татарских. 14 числа (4 июля.) мы подобрали еще одного молодого мула, который накануне был поражен стрелой и вследствие этого не мог бежать так быстро, как другие, поэтому его и нагнали наши кони. Я смог на досуге спокойно изучать его, так как он был все еще на ногах, и я отметил все то, о чем написал выше.

8. Река Керулен и область комаров

16 июля (6 июля.), продолжая наш путь на север, мы достигли реки Керулен. Мы пересекли ее в пункте, расположенном на широте 48 градусов и нескольких минут. Течение этой реки, бегущей с запада на восток, в основном спокойное и тихое. Однако по берегам ее нет деревьев, и все эти бесплодные и необработанные низины как будто находятся под каким-то проклятием. В реке много прекрасной рыбы, которая как будто заходит в нее из великолепного озера, величина которого примерно 60 лиг в окружности, находящегося отсюда в одном дне путешествия на восток вниз по течению. Разбив лагерь на берегу реки, мы наловили много этой вкусной рыбы. Река судоходна для маленьких лодок такого типа, как мы привезли с собой и подобных которым я нигде не видел. Вытекая из озера, о котором я говорил, Керулен течет под названием Аргунь. Аргунь при впадении ее в Черную реку упоминается в мирном договоре. О Черной реке, которая на языке татар зовется Сахалян-ула, мы еще поговорим. На всем протяжении пути до Черной реки мы не встречали ничего, кроме равнин и необработанных безлесных пустошей. Однако в районе Черной реки раскинулись бесконечные великолепные леса. В течение нескольких дней в этой местности нас одолевали комары. Они безжалостно ели наших животных и, сколько раз я видел бедных лошадей покрытых комарами, сосавшими их кровь. Они нас так мучили, что все старались сделать себе из тонкого шелка накидку с капюшоном-накомарником, закрывавшим голову, как сеткой, и продолжать поездку в такой броне. Один из послов сжалился над нами и приказал сшить и дать нам два накомарника. Другим же оставалось лишь терпеть те мучения, которые доставляли эти немилосердные насекомые. Это было хорошее упражнение в терпении и давало случай отличиться тем, кто стойко выносил их. В результате могу сказать, что эту область можно смело назвать комариным царством. [706]