Глава двадцать четвертая последствия

Сердечный приступ.

Отец встал рано утром и пошел на пирс со своими рыболовными снастями. Мама поцеловала его в щеку и велела вернуться к полудню, чего он так и не сделал. Большую часть дня мама мучилась, готовая распечь его, когда тот вернется домой за то, что не пришел помочь с обедом в ресторане, а к четырем часам начала волноваться. Отец не отвечал на звонки. Мама спустилась к пирсу, но его нигде не было видно.

Именно тогда она позвонила в полицию, и они рассказали ей, что произошло. Отец схватился за грудь и свалился через перила в воду в девять утра. Двое других мужчин прыгнули вслед за ним, пытаясь спасти его, но он исчез в воде, и его нигде не было видно.

В два часа пополудни его тело выбросило на берег в пятистах футах от берега, по направлению к Эль-Сегундо. Трое скейтеров нашли тело первыми, но не стали звать на помощь. Они обшарили его карманы в поисках чего-нибудь ценного. Женщина, выгуливавшая собак на Стрэнде, прогнала их и вызвала полицию. Папин бумажник, обручальное кольцо и медальон со Святым Христофором, который он всегда носил на шее, исчезли, так что полиция не могла опознать его, пока мама не позвонила в участок и не сообщила о его исчезновении.

— Боже, мне так жаль, Офелия. Могу я чем-нибудь помочь? — Роуз суетилась вокруг меня на кухне, предлагая приготовить чай, кофе, бутерброды — все, что угодно, лишь бы мне стало лучше. Но ничего нельзя было поделать. В ближайшее время мне не станет лучше.

— Спасибо, Роуз. Правда, все в порядке. Мне просто нужно как можно скорее вернуться домой. Ты можешь присмотреть за детьми? Не знаю, как долго меня не будет. — О том, чтобы взять их с собой, не могло быть и речи. И мысль о том, чтобы оставить маму, когда она больше всего во мне нуждалась, тоже была трудна для понимания.

Роуз успокаивающе погладила меня по плечу.

— Тебе даже не нужно спрашивать. Им будет хорошо здесь, со мной. В любом случае мне причитается отпуск на три года вперед. У тебя столько времени, сколько нужно.

Сейчас рассвет. Солнце уже поднимается над кромкой океана, и я жду на причале прибытия Джерри, лодочника, когда грузовик Салли на большой скорости въезжает на холм, направляясь к стоянке. Вчера вечером он отвез меня в большой дом и долго успокаивал, сказав, чтобы я позвонила ему утром, когда узнаю, что происходит.

Припарковав грузовик и заперев его, он бежит вниз к причалу с сумкой через плечо и мрачным выражением лица.

— Ты не позвонила. Ты просто решила уехать?

Меня потрясает чувство вины. Я не могу вынести обиды на его лице.

— Прости меня, Салли. Но что мне оставалось делать? Я не могу просто попросить тебя бросить все и сесть со мной в самолет на другой конец страны.

Он нахмурившись, качает головой.

— Ты очень глупая девочка, если решила, что я позволю тебе пройти через это в одиночку.

И я разрыдалась. Это был единственный ответ, который я смогла дать. Последние двенадцать часов пыталась держать себя в руках, убеждая себя, что смогу быть сильной ради мамы, что смогу вернуться в Калифорнию, не сломавшись ни в аэропорту, ни в самолете. Но я нуждалась в нем. Очень сильно нуждалась в Салли, но боялась попросить. Теперь, когда он здесь, ругает меня за то, что не опираюсь на него, облегчение, которое я чувствую, просто невероятное.

Салли прижимает меня к себе, проводя рукой по моим волосам, тихо шепча мне, успокаивая, пока я плачу. Зарываюсь лицом в его темный свитер, всхлипывая, находя утешение в его тепле и запахе.

— Ш-ш-ш, Лэнг. Не волнуйся. Я здесь. Я позабочусь о тебе, детка.

Достаточно было услышать, как он произносит эти слова. Я смогла бы прожить следующие двадцать четыре часа, если бы он был рядом со мной. И смогла бы пережить следующие двадцать четыре часа после этого. Последующие дни и месяцы были для меня загадкой, но чувствую, что все будет хорошо, если Салли будет рядом, чтобы поддержать меня.

Джерри прибывает в начале восьмого. Салли заказывает по телефону дополнительный билет на самолет, когда мы возвращаемся на материк, и к тому времени, когда мы добираемся до аэропорта, все было в порядке. Самолет обратно в Лос-Анджелес был практически пуст, и у нас с Салли было три свободных места. Я лежала, положив голову ему на колени, он нежно гладил мои волосы снова и снова на протяжении большей части полета, а я пыталась заснуть. Однако мне этого не удалось.

Лос-Анджелес был всего в нескольких минутах езды на машине от Манхэттен-Бич и места, где я выросла. Где мой отец учил меня водить машину. Ловить рыбу. Готовить. Стать ответственным взрослым в этом мире. Как он мог уйти? Как он мог умереть? Мое сердце болит так сильно, когда мы выходим из самолета, что кажется, что оно никогда больше не будет целым.

Салли берет у меня мою единственную сумку и несет ее через аэропорт, крепко прижимая меня к себе.

— Все будет хорошо, Лэнг, — шепчет он мне в волосы. — Я обещаю. Может быть, сейчас это и не так, но все будет хорошо.

— Капитан Флетчер? Капитан Салли Флетчер?

Справа от нас быстро приближается группа людей в полном военном обмундировании. Я была так удивлена, что они знали имя Салли, что мне потребовалось много времени, чтобы понять, что произошло дальше. Салли застыл рядом со мной, остановившись, когда пятеро мужчин отрезали нам путь.

— Да. Я Салли Флетчер. Хотя, больше не капитан. Я уже давно не в армии.

Солдат, шедший впереди группы, шагнул вперед с жестким, суровым взглядом на лице, который заставил меня мгновенно занервничать, хотя не могу сказать почему.

— Вам придется пойти с нами, сэр, — отрезает он.

— Зачем? — На лице Салли не отражается никаких эмоций. Внезапно кажется, что он сделан из камня.

— Вы арестованы, — говорит солдат. — За то, что выдавали себя за офицера американской армии.

Мужчины собрались вокруг Салли, оттесняя его от меня, забирая его и мою сумку, разворачивая его так, чтобы они смогли надеть на него наручники.

— Что? Что, черт возьми, происходит, Салли? Скажи им! Скажи им, что они ошиблись!

Но Салли не произносит ни слова. Он выглядит ошеломленным, но в то же время в нем чувствуется покорность судьбе, которая пугает меня до полусмерти.

— Салли? Салли, объясни мне, что происходит.

Солдаты берут его под руки с обеих сторон и уводят по коридору.

— Эй! Эй, скажите мне, что, черт возьми, происходит! — Я хватаюсь за ближайшего солдата, пытаясь заставить его остановиться, объяснить мне это безумие, но он вырывает свою руку. Развернувшись, выпрямляется во весь рост и рявкает на меня.

— Мэм, я настоятельно советую вам больше не прикасаться ко мне, иначе это будет иметь серьезные последствия.

— Не смей ее трогать, придурок, — рычит Салли.

Это первый раз, когда он сказал что-то с тех пор, как ему сказали, что он арестован. Он в мгновение ока перешел от каменной покорности к крайнему гневу, пытаясь освободиться от солдат. Он извивается, пытаясь освободиться, но мужчины крепко держат его, и не похоже, что они собираются его отпускать.

— Убери свои гребаные руки от меня, ублюдок!

— Салли! — Я пытаюсь пройти мимо огромного, возвышающегося надо мной человека, преграждающего мне путь, но он стена мускулов, и у меня нет никакой надежды.

— Мэм? Мэм. Успокойтесь. Капитан Флетчер должен пойти с нами. Если вы не успокоитесь, мы будем вынуждены вызвать местные правоохранительные органы и задержать вас, пока мы не покинем здание.

— Хорошо. Вызывайте полицию. Вы не можете просто схватить его вот так. Он имеет право на надлежащую процедуру, как и любой другой.

— Нет, мэм. Он все еще находится под управлением армии Соединенных Штатов, независимо от того, находится ли он на действительной службе или нет. Флетчер совершил преступление. Он находится под следствием. Вот и все.

— Но он имеет право на адвоката. Имеет право знать, почему…

— Офелия, — Салли перестает сопротивляться и смотрит на меня. — Пожалуйста. Все нормально. Просто иди и будь со своей мамой, хорошо? Я найду тебя, как только смогу, клянусь.

Вот и все. Они уводят Салли, и он исчезает.

 

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Афганистан

 

2009

 

Салли

 

— Мы не можем этого сделать, Салли. Мы ни за что не справимся. Мы с ума сошли, что даже подумали об этом.

Я поправляю галстук Ронана и похлопываю его по плечу, стараясь не показывать своих нервов. То, что мы планировали сделать, действительно было безумием, но ничего другого не оставалось. Ронан не мог вынести еще одного дня в этой в стране, не говоря уже о следующем месяце. Или трех. Или пяти. Или двенадцати.

Уитлок вызвал меня в свой кабинет не для того, чтобы сообщить о продлении срока моей службы. По странному стечению обстоятельств он вызвал меня в свой кабинет, чтобы поблагодарить за прекрасную службу и сказать, что я возвращаюсь домой. Закончилась не только моя командировка, но и мой контракт с армией тоже. Я демобилизовался. Конец. С этим покончено. Если, конечно, не захочу снова завербоваться. Сначала я смотрел на Уитлока, слишком ошеломленный, чтобы говорить или даже моргать. Но потом шестеренки начали вращаться в голове.

— Нет, сэр. Думаю, что с меня хватит Афганистана. Во всяком случае, на эту жизнь, — сказал я ему. — Мне давно пора возвращаться в Нью-Йорк. Я заставил свою девушку ждать меня уже шесть лет. Наверное, мне следует жениться на ней, пока она не заскучала и не выскочила замуж за какого-нибудь бармена.

Уитлок рассмеялся, но я видел это по его глазам — он считал, что я не такой человек, чтобы уходить.

— Ну? что ж, тогда решено. К счастью для меня, мне удалось еще не на долго удержать хотя бы одного из мальчиков Флетчеров.

Как только я покинул офис Уитлока, отправился искать Ронана, чтобы объяснить свой план. Ронан сначала спорил, говорил мне, что я не могу пойти на такую нелепую жертву ради него, что сошел с ума, но в конце концов сдался. Он не мог остаться. Я смог бы. Поэтому решение было принято.

— Если нас поймают... — Ронан заерзал, потирая лицо руками.

— Нас не поймают, придурок. Мы всю жизнь дурачили людей, и никто никогда не мог отличить нас друг от друга. Зачем им это сейчас? Я знаю твоих парней. Мы прошли через все аспекты твоих прошлых миссий. Я не облажаюсь. Все будет в порядке.

— А что я буду делать, когда вернусь в Штаты? Просто перееду к твоей девушке и буду притворяться перед всем миром, что я счастлив и влюблен? Магда возненавидит меня за это. Жить с ней, притворяясь тобой? Это повлияет не только на меня. Это повлияет и на нее тоже.

В этом он был прав. Магда и Ронан никогда не были близки. Ронан постоянно говорил мне, что она мне не подходит, в то время как Мэгс всегда говорила, что Ронан лжец и ему нельзя доверять. Теперь мы все будем лжецами. Я объяснил Магде, что должно произойти, как мог, не произнося прямо этих слов, и через некоторое время ей удалось расшифровать то, о чем я говорил. Она была вне себя. Боже, как она злилась. Но в конечном итоге согласилась подыграть ради меня.

— Просто убедись, что она не слишком волнуется, — говорю я, передавая Ронану его военную сумку. Ту, на боку которой трафаретная надпись: «Капитан С. Флетчер» — И напомни ей, что она не может говорить об этом ни с кем. Ни с родителями, ни с Роуз. Она даже не может написать об этом в своем дневнике, ясно? Эй! Ты меня вообще слушаешь? — Я беру лицо Ронана в свои руки, заставляя его встретиться со мной взглядом. — Это очень важно, чувак. Скажи мне, что ты справишься с этим.

— Бежать домой, скрываясь от своих обязанностей? Ну, конечно. Я прекрасно с этим справлюсь, — с горечью отвечает он. — Не могу поверить, что ты делаешь это для меня. Я никогда не смогу простить себя за это.

Я со вздохом качаю головой.

— Нечего прощать. Ты сделал бы для меня тоже самое, если бы понадобилось. Я всегда тебя прикрою. И всегда буду любить. А теперь иди, пока не опоздал на свой чертов рейс из этой дыры. И обязательно поцелуй мою девочку за меня, брат.

Позади меня незнакомый мне рядовой заглядывает через полог палатки, отдавая честь нам обоим, отчаянно переводя взгляд с одного на другого, прежде чем остановиться на мне.

— Капитан Флетчер, сэр. Вы срочно нужны в кабинете полковника Уитлока. Он хочет, чтобы вы отправились в ночной патруль с ротой «Б». — Рядовой и глазом не моргнул. Он нашел букву «Р» на моем нагрудном кармане — Капитан Р. Флетчер — и поверил, что я Ронан.

Я улыбнулся брату и хлопнул его по плечу: вот видишь?

— До свидания, Салли, — говорю я, крепко обнимая его в последний раз. Было странно называть его моим именем, но это было хорошее шоу перед рядовым. — Увидимся.

Ронан кивает, одарив меня натянутой улыбкой.

— Конечно, брат. Спасибо.

***

 

Прошло три месяца. Шесть. Потом восемь. Уитлок использовал меня для ночных патрулей почти каждую смену, что меня вполне устраивало. После захода солнца город загорался от выстрелов. Мы играли в кошки-мышки через сгоревшие здания, выслеживая повстанцев, обезвреживая бомбы, обеспечивая поддержку отрядам морских пехотинцев, и на протяжении всего этого я был уверен, что Ронан в безопасности в Штатах.

Сначала я разговаривал с ним раз в несколько дней, а потом раз в неделю. Когда наше общение прекратилось, я сказал себе, что это потому, что он чувствовал себя виноватым. Мы не говорили о миссиях, на которые я отправлялся, или об опасности, с которой сталкивался каждый день. Но я знал, что ему тяжело — при виде формы он заметно бледнел и чувствовал себя неловко. Когда Магда стала меньше отвечать на телефонные звонки, решил, что… Не знаю, что я там себе вообразил. Мы перешли от ежедневных разговоров, когда она скучала по мне, любила меня, плакала каждый раз, когда прощался, к тому, что она не отвечала на мои звонки и вообще редко брала трубку.

Я знал, что происходит глубоко внутри, но не был готов к этому. Ровно через девять месяцев после того, как я принял личность Ронана и отправил его обратно в Штаты, чтобы он притворялся мной до моего возвращения, я получил звонок, который изменил все. Не от Магды или Ронана, а от них обоих. В тот момент, когда я увидел их на экране ноутбука, сидящих за столом вместе, стулья придвинуты слишком близко, руки спрятаны под столом, я понял, что они собираются сказать мне что-то, чего я не хочу слышать.

— Мы не хотели, чтобы это случилось, — говорит Магда со слезами на глазах. — Но жить вместе, проводить столько времени вместе, все время притворяться... Это было неизбежно, Салли. Мы ничего не могли с этим поделать.

Ронан выглядит так, словно стыд пожирает его заживо.

— Я не знаю, что сказать, — шепчет он. — Ты дал мне все, а я взял еще больше. Это непростительно.

Я уставился на экран, пытаясь понять, не было ли все это большой шуткой. Боже, так и должно быть, верно? Как это может быть правдой? И тут Магда вбила последний гвоздь в крышку гроба.

— Я беременна, Салли. Мне очень, очень жаль. У нас будет ребенок.

Ребенок?

Это слово гремело в моем мозгу, вызывая взрывы, от которых у меня перехватывало дыхание.

— Я все еще люблю тебя, — шепчет она. — Я люблю вас обоих.

— И что? — Я давлюсь смехом. — Через пару месяцев, когда я закончу здесь и вернусь в Нью-Йорк, что тогда? Мы все будем жить вместе? Одна большая, счастливая семья? Ронан получает тебя с понедельника по среду, я с четверга по субботу, и будем чередоваться по воскресеньям? Господи Иисусе, мать твою, Магда.

Она разрыдалась, закрывая лицо руками — невыносимые, душераздирающие рыдания, и Ронан был там, чтобы обнять ее и утешить, а не я.

— Как долго? — требую я ответа. — Когда все началось?

Они оба замолчали на мгновение, а затем Ронан дал мне ответ, который вызвал во мне тошноту.

— Шестнадцать недель.

— Четыре месяца? Четыре гребаных месяца?

— Я знаю, брат. Мне очень, очень жаль. Знаю, что ничего не могу сказать, чтобы все исправить, но…

— Не называй меня так. Не называй меня братом. Все кончено, Ронан. Да, ты прав. Это непростительно.

Я захлопнул ноутбук, отключив связь. Хотя это недостаточно, поднял его и швырнул, так что он полетел через всю палатку.

Все кончено. Мир, каким я его знал, исчез. Магда ждала ребенка от Ронана, а я все еще торчал в Афганистане, притворяясь им. Выскочил из палатки и побежал через всю базу, в голове стучало, сердце бешено колотилось в груди. Я быстро нашел полковника. Он склонился над какими-то отчетами разведки в комнате связи, щурясь сквозь очки в проволочной оправе, которые он привык носить. Увидев меня, он выпрямился во весь рост и откашлялся.

— Чем могу быть полезен, капитан? Где пожар?

— Я хочу продлить контракт, полковник.

Его ледяное выражение лица немного оттаяло.

— Это невозможно, Флетчер. Как бы мне ни хотелось оставить тебя здесь, ты слишком долго пробыл в этой стране. Начальство потребует, чтобы ты вернулся на действительную службу в Штаты по крайней мере на шесть месяцев, прежде чем мы сможем получить…

— При всем моем уважении, полковник Уитлок, вы считаете, что я не гожусь для службы?

— Нет. Я так не считаю.

— Вы думаете, я в своем уме?

— Обычно я бы так и сказал, но сейчас ты выглядишь немного сумасшедшим, Ронан. Могу я спросить, чем это вызвано?

— Необходимостью служить своей стране, сэр. Необходимостью защищать тех, кого я люблю, и держать их в безопасности. — Это была идеальная тема для разговора с Уитлоком. Слепой патриотизм каждый раз приводил его в чувство.

Он почесал нос, глядя на меня, а затем небрежно кивнул.

— Тогда ладно. Подготовлю документы, которые подпишем утром. Я напишу личное рекомендательное письмо с просьбой о том, чтобы заявление о продлении было удовлетворено, но не могу гарантировать, что оно будет принято.

— Благодарю вас, сэр.

— Не благодари, Флетчер. Хороших людей здесь трудно найти. — Он помолчал секунду, снова заглядывая в свои разведданные. — Знаешь, из вас двоих я всегда был уверен, что именно твой брат построит для себя образцовую военную карьеру, Ронан. Не пойми меня неправильно. Ты всегда был отличным солдатом. Иначе ты бы никогда не дослужился до капитана. Но когда Салли ушел, ты действительно засиял. Полагаю, что иногда человеку нужно выйти из тени своего брата, чтобы показать свое истинное лицо, а?

Пять месяцев спустя я лежал на спине в пустыне недалеко от Кабула. Мое тело обгорело, легкие горели от вдыхаемого дыма, а полковник Уитлок называл меня сумасшедшим ублюдком, приказывая людям затащить меня в вертолет, пока я не истек кровью и не умер.

На другом конце света Магда рожала моего племянника. Его назвали Коннор. В свидетельстве о рождении в графе «отец» медсестра в ярко-розовом халате, измученная четырнадцатичасовой сменой, написала аккуратными синими чернилами имя — Салли Джеймс Флетчер.