Глава 3. Каждый день – особенный

 

Каждый день приносит новые подарки. Не бойтесь их открывать.

Рут Энн Шабакер

 

Каждый день – пятница

 

Понедельник – жалкий способ провести 1/7 вашей жизни.

Автор неизвестен

 

Я люблю пятницы, и в этом я не одинока. У большинства людей последний день рабочей недели ассоциируется с облегчением, расслаблением и предвкушением хороших выходных. Не может быть, чтобы не было ничего особенного в том дне, который встречают с такой радостью, что в честь него даже назвали одну из ресторанных сетей!

Неудивительно, что и я отмечаю наступление каждой пятницы. Утром я увожу сына в школу, а затем заезжаю в «Старбакс», где покупаю себе вкусный кофе. А после, вместо того чтобы сразу ехать домой, я выбираю самую красивую дорогу и обычно проезжаю через любимый уголок местного природного парка. В течение дня я то и дело ловлю себя на мысли, что радуюсь просто тому, что наступила пятница, а не понедельник, не вторник и даже не среда.

Когда через несколько часов я забираю сына из школы, он дает мне пять, и мы хором кричим: «ПЯТНИЦА!» Эхо этого возгласа еще долго разносится по округе. Затем мы выискиваем признаки начала пятничного праздника в университетском городке, через который проезжаем по дороге домой. На лужайках друзья перекидываются футбольными мячами, готовятся гамбургеры, люди садятся на качели у себя на крыльце, начинаются вечеринки. Порой кажется, что весь мир празднует наступление пятницы!

 

Что, если поделиться этим «пятничным настроением» с дождливыми понедельниками, унылыми вторниками и грустными средами?

 

Несколько дней назад я вышла из кабинета врача, довольная позитивным прогнозом относительно беспокоившей меня медицинской проблемы. Мое хорошее настроение стало еще лучше, когда я увидела вокруг первые признаки весны – цвели цветы, пели птицы, солнце грело мне спину. Я вдруг почувствовала, что не прочь это отпраздновать, и мне в голову тут же полезли мысли о кофе. Прошептав: «Капучино!» – я направилась в кофейню, которая, к счастью, находилась прямо за углом.

Мой мозг протестовал: «Что ты творишь? Сегодня вторник! Для кофе есть пятница!» И вдруг я поняла, насколько глупа эта мысль! Чем пятница лучше других дней недели? Зачем терять шесть дней впустую, чтобы радоваться только на седьмой? Через несколько минут я уже шла обратно к машине, широко улыбаясь и держа в руке малиновый мокко.

Да, победа была небольшой, но она показывает, как многие из нас проживают свою жизнь. Мы вечно ставим условия, которые необходимо выполнить, чтобы стать счастливыми. Кто-то думает, что праздновать можно будет после окончания института и устройства на работу, а кто-то откладывает этот момент до той поры, когда дети наконец начнут на целый день уходить в школу. Кто-то собирается радоваться, когда выкупит машину, а кто-то ждет выхода на пенсию. В этом ожидании мы теряем ужасно много времени, которое отмерил нам Бог, и упускаем счастье каждого дня. Что, если поделиться этим «пятничным настроением» с дождливыми понедельниками, унылыми вторниками и грустными средами? В итоге наша жизнь точно станет гораздо счастливее.

Интересно отметить, что «Фрайдис» работает не только по пятницам! Нет, они празднуют всю неделю напролет – и в выходные тоже.

Нам стоит брать с них пример.

 

Элейн Бридж

 

 

Благословен рак мозга

 

На одном пути можно найти и горесть, и радость.

Юдора Уэлти

 

В августе 2002 года я получил самый ценный подарок в жизни – мне сообщили, что у меня рак мозга в терминальной стадии и мне осталось жить от четырех до шести месяцев. Это случилось ровно через пять месяцев после моей свадьбы. Моя карьера шла в гору, друзья и близкие любили меня. Я был счастлив как никогда. Так почему это стало для меня подарком? Почему?

Потому что мне нужно было смириться со смертью.

 

Ситуация меня ужасно злила: я ненавидел рак, ненавидел себя, докторов и Бога.

 

Одной холодной январской ночью 2003 года я бродил по улице, одинокий и несчастный. Клиническое исследование, в котором я участвовал, было очень опасным и не давало никаких гарантий. Меня допустили к нему только потому, что мой рак уже вошел в терминальную стадию, и шансов выжить у меня почти не осталось. У меня путались мысли, меня постоянно тошнило, и я едва мог ходить даже с тростью.

Ситуация меня ужасно злила: я ненавидел рак, ненавидел себя, докторов и Бога. Я кричал, вопил, рыдал и всячески протестовал против этой несправедливости. Впервые за пятьдесят четыре года я обрел счастье, а теперь эта жуткая болезнь не только забирала у меня всю радость жизни, но и лишала всякого намека на стабильность, комфорт и уют. Неужели мне было суждено сгнить заживо и так рано сойти в могилу?

Затем внезапно среди всего этого безумия раздался вдохновляющий голос моего старого друга, начальника и наставника Клемента Стоуна, который одним из первых написал о позитивном мышлении. Я вдруг вспомнил слова, которые он повторял не одну тысячу раз: «Любое испытание несет в себе зерно равного или большего блага для того, кто мыслит позитивно!»

Что?

Правда?

Большее благо?

Старик, что хорошего можно найти в медленной смерти от рака мозга? (Тогда я еще не знал, что мистер Стоун скончался пятью месяцами ранее в возрасте 100 лет.)

Его слова снова и снова звучали в той части моего мозга, которая еще функционировала. Не просто испытание, а любое испытание, как он сказал, ЛЮБОЕ испытание несет в себе зерно равного или большего блага! Да вы издеваетесь!

К счастью, долгие годы работы под его началом, в течение которых он был моим учителем и героем, оставили свой след – у меня над головой, словно солнце, сияли слова: «Я должен подумать». Он часто использовал эту фразу – и часто прибегал к ней при описании критических жизненных ситуаций. Однажды отчаявшийся, потерявший надежду человек приставил к его голове пистолет. Он сказал, что все потерял, и хотел убить мистера Стоуна, а затем и себя. Хотя большинство из нас в такой ситуации ударились бы в панику, мистер Стоун спокойно сказал: «Я должен подумать» – и разработал план, как спасти не только себя, но и нападавшего. Впоследствии он устроил этого человека на работу, где тот добился успеха и прекрасно трудился весь остаток жизни.

«Так, – сказал я самому себе, следуя примеру Стоуна. – Давай-ка подумаем». Я тотчас успокоился и почувствовал себя разумным – впервые за много месяцев.

Итак… Какие у меня были варианты? В конце концов, жизнь в этот момент давала мне не слишком большой выбор.

У меня явно не было возможности «жить долго и счастливо». Или все же была?

Правда в том, что случиться могло всего две вещи: либо я должен был очень скоро умереть, либо – что гораздо менее вероятно – прожить еще довольно долго.

Так что, если бы я умер?

 

У меня было множество причин сохранять позитив и ни одной причины злиться.

 

Что ж, я решил, что если и дальше буду сердиться и сетовать на судьбу, то последние несколько месяцев моей жизни пройдут в печали и изоляции и станут настоящим адом для моих близких, из-за чего меня запомнят как ворчливого старика, который позволил раку победить. Я получу свою долю сочувствия, но в конце концов не буду вызывать у них ничего, кроме презрения.

С другой стороны, что, если я буду мыслить позитивно и надеяться на лучшее? Смерть этим не отсрочишь.

Однако в таком случае последние месяцы своей жизни я буду дышать глубоко и свободно, перестану сердиться по пустякам и буду дарить любовь своим близким и всем, кто попадется мне на пути. Я умру счастливым человеком, и меня запомнят как отважного парня, который встретил смерть дерзко и мужественно, с высоко поднятой головой. Все мои знакомые будут уважать мою память.

А что, если я не умру? Что, если выживу?

Тогда вообще нет смысла сердиться и страдать! Зачем тратить целые месяцы своей жизни, оплакивая скорый конец, который так и не наступит?

Получалось, что у меня было множество причин сохранять позитив и ни одной причины злиться.

В тот момент, в ту самую секунду, впервые в своей жизни я перестал умирать и начал жить.

Я стал всем говорить, что рак мозга – лучшее, что со мной случалось, и сегодня я всем сердцем уверен в этом.

 

Живите каждый день, живите каждую минуту, живите каждую секунду своей жизни.

 

Немногим более года назад я узнал, что рак вернулся. Сегодня лечение гораздо лучше изучено и более предсказуемо, однако нельзя быть уверенным в его эффективности. После года облучения и химиотерапии доктора решили продлить химиотерапию на неопределенный срок и велели мне раз в месяц делать МРТ, не давая при этом никаких обещаний.

Как на меня повлияли эти тревожные новости? Я стал лишь более позитивным!

С того судьбоносного момента – с той холодной, темной январской ночи 2003 года – я ни секунды своей жизни не потерял на страх смерти. Все свое время я трачу на жизнь.

В первый раз рак мозга сделал меня лучше. Во второй раз он делает меня еще лучше. Рак мозга – лучшее, что со мной случалось в жизни.

А что насчет вас? У вас в жизни будет и хорошее, и плохое. Порой жизнь будет радовать вас, а порой швырять камни вам в лицо.

Все это рано или поздно случится, и у вас будет лишь два способа ответить – либо сохранить позитив и веселый настрой, либо погрузиться в тоску и печаль. Вот и все. Главное помнить, что выбор всегда за вами! Вы выбираете, насколько счастливым быть каждый день своей жизни, что бы ни происходило – когда угодно, где угодно и с кем угодно.

Выбирайте жизнь, а не смерть. Выбирайте позитив, а не негатив. Не ждите трагедии вроде моей, чтобы наконец это понять. Живите каждый день, живите каждую минуту, живите каждую секунду своей жизни.

 

Том Шумм

 

 

Одиннадцать минут

 

Действуйте так, словно от ваших поступков что-то зависит. Это действительно так.

Уильям Джеймс

 

Среда началась довольно обычно. Я выключила будильник и повалилась обратно на теплую и мягкую постель, слушая тихое дыхание мужа и ритмичное причмокивание дочери. Они еще спали.

Чувствуя, что вот-вот снова засну, я заставила себя открыть глаза и села на кровати. Я не просто так решила встать в безумные пять часов тридцать минут утра! Быстро натянув одежду для бега, я пошла к машине.

Пока я ехала к стадиону, было еще темно, и я гадала, привыкну ли когда-нибудь вставать до рассвета. На небе еще ярко сиял Орион, но горизонт уже светлел.

Я не узнавала людей, которые бегали или группами ходили по темному стадиону. Затем я увидела женщину, которая шла одна. Мариса? Накануне она сказала, что, возможно, сегодня не придет. Растягивая ахилловы сухожилия, я пригляделась.

Нет, не она. Просто незнакомка в синей ветровке.

Ступив на беговую дорожку, я почувствовала, что нога почти в норме. Размявшись, можно будет хорошенько побегать. Я прошла мимо трибун и справа, на Черри-авеню, увидела быстро бегущую вместе с приятельницами Лиэнн. Однажды и я смогу держать их темп.

Слева меня обогнал еще один бегун. Он был похож на мужа Лиэнн, Тодда. Может, он тоже приходит на стадион, когда она бегает? Нет, это вряд ли. Я не сомневалась, что Тодд остался дома с…

БАМ!

 

Бегун упал как подкошенный. Его голова громко ударилась о дорожку.

 

Бегун упал как подкошенный. Его голова громко ударилась о дорожку – все равно что шар для боулинга, брошенный на бетонный пол.

– Ой! – отпрыгнув, воскликнула женщина в синей ветровке. Она была от него всего в паре шагов.

– С ним все в порядке? – крикнула я. Будучи ярдах в тридцати от них, я поспешила подойти ближе.

Мужчина на дорожке не издавал ни звука. Он даже не кричал от боли.

– У кого-нибудь есть телефон? Звоните 911! – велела женщина в синей ветровке.

Вытащив телефон, я набрала 911. Мужчина хрипло дышал. Гудок. Глаза у него были открыты, но он смотрел в одну точку; язык высунулся изо рта. Еще гудок. Его ноги неестественно подогнулись. Еще гудок. Я подошла к нему и проверила, не подвернул ли он ногу.

– Здравствуйте, чем могу помочь?

– Мужчина только что упал на школьном стадионе «Уиллоу-Грей» на Черри-авеню. Пришлите, пожалуйста, «Скорую».

– Хорошо, секундочку.

Вокруг стали собираться люди. Все тихонько переговаривались. Никто не касался мужчины.

– Скажите, что у вас болит? Вы в порядке? – громко спросила я.

Я никак не могла понять, почему он не говорит: я и не догадывалась, что его повреждения незаметны глазу. Он казался вполне здоровым мужчиной за сорок.

– Здравствуйте, чем могу помочь? – сказала мне диспетчер по телефону, и я поняла, что во время долгой паузы мой звонок перенаправляли в службу спасения Сан-Хосе.

– Мужчина только что упал на школьном стадионе «Уиллоу-Грей» на Черри-авеню. Пришлите, пожалуйста, «Скорую», – повторила я.

– Секундочку.

Мы все молча смотрели на пострадавшего. Ждали чего-то. Его дыхание становилось все тише. Тише. Еще тише. Уже не дыхание, а хрипы.

 

О, господи… Мужчина умирал прямо у меня на глазах!

 

О, господи… Он умирал прямо у меня на глазах! Мы все на мгновение замерли, осознав это.

– Он не дышит! – прокричала я в телефон. – Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание?

Много лет назад я прошла курсы первой помощи. Мне было неприятно при мысли о дыхании рот в рот, но я хорошо помнила, как делать массаж сердца, поэтому решила не терять времени.

Первым делом я распрямила ему ноги, а затем опустилась на колени возле его груди. Я не стала поправлять ему голову, проверять пульс или слушать сердцебиение. Левым плечом я прижала к уху телефон и незамедлительно начала массаж.

– Раз, и два, и три, и четыре, и… – сосчитала я и сделала паузу. – Он не дышит. Кто-нибудь может сделать дыхание рот в рот? – спросила я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Я считала, продолжая надавливать ему на грудь, не давая сердцу остановиться:

– Раз, и два, и три, и четыре, и…

Коснувшись его щеки, я заглянула ему в глаза. Его кожа на ощупь была гладкой и холодной. Его глаза были открыты, но ничего не видели. Казалось, язык блокирует его дыхательные пути.

Подтянутая, активная бабушка Барбара с густыми, коротко подстриженными седыми волосами опустилась на колени, чтобы поправить ему голову. У нее дрожали руки.

– Зажмите ему нос, – предложил кто-то у меня за спиной.

– Запрокиньте ему голову, – посоветовал еще кто-то.

– Раз, и два, и три, и четыре, и… – считала я, ритмично нажимая ему на грудь.

Барбара попробовала пальцем сдвинуть ему язык. Он рефлекторно ее укусил.

– Ой! – вскрикнула она.

– Раз, и два, и три, и четыре, и…

Отважно зажав мужчине нос, Барбара вдохнула воздух ему в рот. Его грудь поднялась и снова опала.

Диспетчер службы спасения начала давать инструкции по оказанию первой помощи.

 

Я считала и сжимала грудь мужчины. Считала и сжимала. Считала и сжимала.

 

Барбара вдохнула еще раз.

– Держись! – крикнула она мужчине. – Твое время еще не пришло!

У меня перед глазами мелькали сцены из фильмов, и я гадала, летает ли сейчас душа этого мужчины над нами, наблюдая за нашими действиями свысока.

Диспетчер объяснила мне, как расположить руки. Мне претило слушать бесполезные инструкции, пока я пыталась не сбиться с ритма, то и дело проверяя дыхание мужчины.

– Я проходила курсы, – раздраженно прервала я диспетчера.

– Мэм, я просто хочу убедиться, что вы все делаете правильно!

Ладно. Я замолчала и позволила ей продолжить:

– Теперь нужно шестьсот раз сдавить ему грудь.

– Шестьсот раз? – недоуменно переспросила я.

– Да, шестьсот раз. Не останавливайтесь. Считайте так, чтобы я слышала.

– Раз… два… три… – громко считала я.

Барбара еще раз вдохнула воздух в рот мужчине, и мне показалось, что он начал дышать сам.

– Тебе рано умирать! – кричала она.

– Девять… ДЕСЯТЬ… Раз… два… три…

Я вошла в ритм и чуть не уронила телефон. Шея болела от того, что мне приходилось прижимать его плечом. Я попросила кого-нибудь подержать его для меня и переключить на громкую связь.

– Девять… ТРИДЦАТЬ… Раз… два…

Барбара прекратила делать дыхание рот в рот, потому что мужчина теперь глотал воздух сам. Его язык по-прежнему безвольно лежал во рту, и каждый выдох сопровождался громким сопением.

– Теперь он дышит сам, – сказала я диспетчеру. – Восемь… девять… СТО… Раз… два…

– Ого, – раздался у меня за спиной мужской голос. – У него тяжелый сердечный приступ. Очень тяжелый.

Я наконец-то поняла, что у мужчины нет видимых повреждений, а следовательно, проблема внутри. Останавливаться было ни в коем случае нельзя. Я поддерживала его сердцебиение! Впервые я решила проверить пульс у него на шее и ничего не почувствовала. Может, я просто не нашла артерию? Я продолжила считать и делать массаж.

– ДВЕСТИ… Раз… два…

Казалось, прошла целая вечность с того момента, как я позвонила в службу спасения. Где же «Скорая»? Мы ведь не всесильны.

– Восемь… девять… ДВЕСТИ ВОСЕМЬДЕСЯТ… Раз… два…

– Вам нужна передышка? – спросил кто-то сзади. – Вы справляетесь?

Я не стала оборачиваться:

– Спасибо, все хорошо.

У меня уже побаливала поясница, но я боялась остановиться и позволить кому-нибудь занять мое место. Я не хотела останавливаться. Я не могла остановиться. Я считала и сжимала ему грудь. Считала и сжимала. Считала и сжимала.

– Восемь… девять… ТРИСТА ПЯТЬДЕСЯТ… Раз… два…

Когда я сосредоточилась на счете, моя тревога немного утихла, но затем я вдруг поняла, сколько времени прошло! Солнце уже встало, темнота рассеялась.

– Где «Скорая»? – раздраженно крикнула я диспетчеру.

– Уже едет, – заверила она. – Продолжайте. У вас отлично получается.

– Девять… ЧЕТЫРЕСТА ДВАДЦАТЬ… Раз… два…

Я чувствовала, как в толпе нарастает беспокойство.

– Они уже должны быть здесь! – отчаянно воскликнул кто-то.

– Восемь… девять… – Я сбилась со счета и наугад сказала: – ЧЕТЫРЕСТА ВОСЕМЬДЕСЯТ.

Мы услышали сирену. Машина ехала по главной школьной улице у нас за спиной.

– Они не на той дороге! – в панике воскликнули сзади.

– Нет, они знают, куда едут, – спокойно объяснила диспетчер. – Продолжайте. У вас отлично получается.

Сирены стали ближе, и мы увидели, как на улице остановилась пожарная машина. Пожарники в синей униформе спокойно вышли, собрали все необходимое и пешком пошли по стадиону.

– Почему они не бегут? Им нужно торопиться! – услышала я слева.

– Восемь… девять… ПЯТЬСОТ ДЕСЯТЬ… Раз… два…

Толпа немного расступилась, чтобы дать дорогу пожарным, и один из них положил сумку на землю и начал надевать перчатки, вытаскивая оборудование. Затем, не торопясь, он подошел к нам.

– Так, можете прекратить массаж, – сказал он мне. Я заметила печаль в его глазах. – Я вас заменю.

Я встала и отошла в сторону, а он снова начал сдавливать мужчине грудь. Кто-то вернул мне телефон.

– Они приехали, – сказала я диспетчеру.

– Да, я вижу, что они на месте. Вы отлично поработали, – ответила она и повесила трубку.

Подъехала «Скорая», и к пожарным присоединились фельдшеры. Они достали кислородный мешок, а затем освободили дыхательные пути и ввели трубку. Продолжая массаж сердца, они сменяли друг друга. Фельдшеры сжимали грудь очень сильно, при каждом надавливании ноги мужчины подергивались, и я начала переживать, что мой массаж оказался бесполезен. Неужели я давила слишком слабо? Неужели все было зря?

Фельдшеры не могли прощупать пульс. Работая тихо и эффективно, они разрезали на мужчине футболку, чтобы приложить электроды дефибриллятора. Кто-то сказал:

– РАЗРЯД!

Вся команда отпрянула от больного, дали разряд. Руки и ноги мужчины дернулись, торс напрягся.

Пульса по-прежнему не было. Фельдшеры продолжили массаж. Бесполезно.

– РАЗРЯД!

Они попробовали еще раз. Тело мужчины дернулось и снова обмякло.

Воцарилась тишина. Мы все ждали сигналов монитора.

– Пи-и-ип… пи-и-ип… пи-и-ип…

Все выдохнули с облегчением – его сердце снова билось.

– Они вернули пульс! – крикнул кто-то.

 

Я не чувствовала удивления. Мне даже в голову не приходило, что мужчина может не выжить.

 

Остальные захлопали в ладоши. Казалось, все были обрадованы и удивлены. Почему-то я не чувствовала удивления. Мне даже в голову не приходило, что он может не выжить. Может, я была в шоке?

Пожарный нашел ключ от дома в кармане шортов мужчины. Никаких документов не было. Ни кошелька. Ни телефона. Никакой возможности сообщить его семье о случившемся. Должно быть, он жил неподалеку. Я с ужасом думала, что кто-то ждет его дома, не зная, что произошло.

«Скорая» уехала, и несколько пожарных остались, чтобы убрать с дорожки мусор от медицинских принадлежностей. Одним из них был тот, с печальными глазами.

Он подошел ко мне и сказал:

– Знаете, обычно у нас такого не случается.

– Ага, – добавил другой пожарный. – Обычно мы не можем их вернуть.

Я не верила своим ушам:

– Что? Почему? Все просто стоят и смотрят?

– Нет, свидетелей часто и вовсе не бывает. Люди заходят в комнату и обнаруживают человека на полу. Порой прошло уже слишком много времени, или они не знают, сколько времени прошло, или не умеют оказывать первую помощь.

– Когда он упал, как скоро вы приступили к реанимации? – спросил пожарный с печальными глазами.

Я немного подумала:

– Хм-м… Пожалуй, и минуты не прошло.

– Это его и спасло. Ему повезло. Чем раньше начать массаж, тем выше шансы на восстановление, – сказал пожарный, продолжая заполнять отчет.

Теперь я поняла, почему сначала его глаза были так печальны. Приехав на вызов, он, видимо, не ожидал благоприятного исхода. Он по опыту знал, что в таких случаях в истории редко бывает счастливый конец.

Женщина в синей ветровке, которая стояла рядом со мной, уже с трудом держалась. Я повернулась, чтобы ее обнять. Она была совсем перепугана.

– Как вас зовут? – спросила она меня, вытирая слезы.

– Хизер. А вас?

– Сюзанна. О, я бы с этим не справилась. Хизер, я вас никогда не забуду. Вы молодец. Я все думаю, что на его месте мог оказаться мой муж… – Она замолчала, не в силах совладать с чувствами.

Теперь женщина в синей ветровке стала для меня Сюзанной.

 

Я была не готова как ни в чем не бывало продолжить собственную жизнь.

 

Я посмотрела на телефон: 6.15 утра. Я не могла поверить, что все случилось менее чем за полчаса! Казалось, прошло гораздо больше времени. Мне не нужно было домой до половины седьмого. Стоило ли мне побегать? Я не прошла по стадиону ни единого круга. Оглядевшись, я увидела, что остальные вернулись к своим упражнениям, и это показалось мне странным. Я была не готова как ни в чем не бывало продолжить собственную жизнь. Я хотела поехать домой. Попрощавшись с другими бегунами, я пошла к машине.

– Мэм! – окликнули меня.

Обернувшись, я снова увидела пожарного с печальными глазами.

– Я просто хотел еще раз сказать, что вы молодец. Я сейчас поеду в больницу, чтобы забрать своих ребят, которые уехали с ним на «Скорой». Мне позвонить вам, если я что-то узнаю о его состоянии?

– Конечно. Было бы здорово. Я хочу знать, как у него дела. И нашли ли его родственников.

Я дала пожарному номер телефона и назвала свое имя; он записал все в отчете.

– Как вас зовут? – спросила я его.

– Дэйв. – Теперь пожарный с печальными глазами стал для меня Дэйвом.

– Вы, ребята, тоже молодцы. Дэйв, рада с вами познакомиться, – улыбнувшись, сказала я.

Сев в машину, я подумала, что, возможно, мне не стоит ехать домой. Может, я могла еще чем-то помочь? Но я не знала, что мне еще сделать. Рассеянно махнув рукой пожарному, я на автопилоте поехала домой. После первого перекрестка мои глаза наполнились слезами – я вдруг осознала весь ужас произошедшего. Тот мужчина вполне мог умереть! Я надеялась, что он выкарабкается. Жаль, я не могла связаться с его близкими, чтобы они не волновались, когда он не вернется домой с пробежки. Я про себя перечисляла все, что могла сделать, и боялась, что недостаточно ему помогла.

Когда я зашла домой, тишину нарушал только шум воды в душе. Я была вся на нервах и думала, не выпить ли бокал вина, чтобы немного успокоиться. Так как было 6.20 утра и мне еще предстояло везти детей в школу, я решила, что вино не вариант. Хотя мысль о нем и была довольно заманчивой.

Мариса оставила на автоответчике сообщение, что не придет сегодня. Я поняла, что была в шаге от того, чтобы не помочь этому мужчине! Если бы я проверила автоответчик или снова заснула… Я бы осталась дома. А если бы я не пришла на стадион, ему бы точно помог кто-то еще, но я не могла быть уверена, что этот человек вовремя оказался бы рядом и держал под рукой телефон.

 

Я оказалась там не просто так. Я должна была помочь спасти жизнь.

 

Это стало для меня очередным напоминанием, что все происходит не просто так. Я оказалась там не просто так. Я должна была помочь спасти жизнь. Разглядеть в себе силу и смелость. Еще раз убедиться, что есть высший источник, который дает мне шанс наполнить жизнь смыслом. Все еще пребывая в оцепенении, я вернулась в спальню.

– Знаешь, я проснулась сегодня не зря, – сказала я мужу.

– Погоди, милая. Я тебя не слышу. Уже выхожу, – ответил он из душа.

Я стояла на пороге жаркой ванной, наслаждаясь влажным теплом. Сняв толстовку, я хотела положить телефон на комод, но сначала решила проверить последний звонок – мне было интересно узнать, сколько я говорила со службой спасения.

Одиннадцать минут.

Одиннадцати минут хватило, чтобы наши жизни переплелись. Их хватило, чтобы я стала его сердцем до прибытия «Скорой». Их хватило, чтобы спасти его жизнь. И изменить мою.

 

Хизер Гайегос

 

 

Все кроется в мелочах

 

Радуйтесь мелочам, ибо настанет день, когда вы оглянетесь назад и поймете, что важнее их ничего и не было.

Роберт Бролт, www.robertbrault.com

 

Был один из тех дней, когда дел накопилось слишком много. Я не справлялась с работой по дому и давным-давно не была в магазине, поэтому у нас закончились почти все продукты. В корзинах лежали целые горы грязного белья, а в комнатах стало грязно даже по моим довольно низким стандартам чистоты. Кроме того, мне нужно было сдать две статьи и немало поработать за компьютером.

 

Мои планы на день не могли не расстроить детей. В них не было ничего интересного.

 

В дополнение к этому у четверых моих детей отменили школьные занятия. Они обрадовались возможности остаться дома и без конца спрашивали меня, как мы проведем неожиданный выходной.

Мои планы на день не могли их не расстроить. В них не было совершенно ничего интересного. Ничего особенного, ничего достойного свободного от учебы дня.

Проснувшись тем утром, дети, как обычно, собирались съесть по чашке овсяных хлопьев. Но у нас закончилось молоко, а есть хлопья сухими мои дети терпеть не могли. Не было ни яиц, ни хлеба, что еще сильнее ограничивало наш выбор. Я порылась в холодильнике, надеясь обнаружить коробку замороженных вафель, но и здесь меня постигла неудача. Изучив все полки, я наконец нашла упаковку булочек. Посыпав их корицей и сахаром, я разогрела булочки в духовке и дала детям.

– Простите, этим утром ничего больше предложить не могу. У меня не было времени сходить в магазин, – сказала я.

Дети мне не ответили. Они вовсю уплетали на скорую руку приготовленные булочки с корицей.

После завтрака я запустила стиральную машину и села за компьютер. Моя младшая дочь Джулия подошла ко мне чуть не плача.

 

Счастье не в обстоятельствах, а в нашем отношении.

 

– Но, мамочка, я думала, мы сегодня займемся чем-нибудь интересным, – сказала она. – У нас же сегодня выходной.

– Я знаю, что у вас выходной, но мамочке надо работать, – объяснила я. – У меня много дел.

– Может, поиграешь со мной? – умоляла она. – В «Конфетную страну». Или в салон красоты.

Я вздохнула. Времени на игры у меня совсем не было. Мне позарез нужно было поработать. Но затем мне в голову пришла одна мысль.

– А можем мы играть в салон красоты, пока я работаю?

В итоге я закончила статью, пока мне красили ногти на ногах.

Мой старший сын Остин вызвался приготовить обед, чтобы я не отрывалась от работы. Младшие обрадовались его выбору. Да, здоровым их питание было не назвать, но ребятишки повеселились, а я успела сдать статьи в срок.

Вскоре после обеда мы поехали в магазин. Остин толкал тележку, а остальные собирали купоны из маленьких автоматов, расставленных по всему магазину. Я купила все необходимое – само собой, моя свита тоже внесла в список некоторые коррективы.

Дома дети решили поиграть в магазин, используя купоны, которые собрали во время нашей поездки. Они расставили консервные банки и разложили закуски на кухонных стойках и притворялись, что снова покупают все уже купленное нами.

Остаток дня я прибиралась, раскладывала по местам чистое белье и готовила ужин. Дети играли, пока с работы не вернулся мой муж Эрик.

Увидев меня, он улыбнулся:

– Как прошел выходной у ребят?

Я начала объяснять, что мы ничего особенного не делали, потому что я была слишком занята. Но дети не дали мне договорить.

– Папочка, ты видел мамины ногти? Мне разрешили посидеть под столом и накрасить их, пока она печатала! – воскликнула Джулия. – Было так здорово!

– Пап, у нас сегодня был самый классный завтрак, – добавил Остин. – Ты когда-нибудь готовила такие булочки папе? Они супер!

Эрик вопросительно взглянул на меня, и я лишь пожала плечами. Двое средних детей, Джордан и Лиа, рассказали отцу об игре с купонами и особенном обеде Остина.

– Пап, сегодня был такой чудесный день! Просто отпад!

Я посмотрела на лица детей. Все они светились от возбуждения. Им понравились самодельные булочки с корицей, совершенно нездоровый обед, купоны из магазина и накрашенные ногти.

– Вам правда понравился день? Вы не расстроились, что мы не занялись ничем особенным? – спросила я.

– Мам, мы ведь сами делаем жизнь особенной, – пожав плечами, ответил Остин.

Я кивнула, понимая, насколько он прав. Счастье не в обстоятельствах, а в нашем отношении.

Обняв детей, я поблагодарила их. Они напомнили мне, что счастье кроется в мелочах.

Джулия улыбнулась и сказала:

– Мы и есть та мелочь, которая тебя радует, правда, мамочка?

Да, у меня растут умные дети.

 

Дайан Старк

 

 

В полном цвете

 

Некоторые ворчат, что у роз есть шипы; я же радуюсь, что у шипов есть розы.

Альфонс Карр

 

Она стояла на улице и разглядывала цветы.

– Кажется, я этого еще не говорила, но одно из моих хобби – фотографировать цветы, – сказала она, изучая те несколько растений, что еще остались у меня перед домом. – Достану-ка я камеру.

– Как знаешь, – пожала плечами я, не понимая, что в моих цветах особенного.

В тот год я почти ничего не посадила – не было настроения после потери работы. Но раз она хотела сделать снимки…

 

Год был тяжелым. О цветах я уж точно не думала.

 

Год был тяжелым. Стоило мне только подумать, что все налаживается, как меня настигала новая беда. О цветах я уж точно не думала.

Она направила объектив на розу. Я не видела ее почти двадцать лет, с самого окончания института в Нью-Йорке. Мир изменился, но мы как будто остались прежними. Мы все еще умели веселиться, как в старые добрые времена, только домой теперь возвращались не позже одиннадцати, надевали удобные туфли и принимали пару таблеток аспирина и какой-нибудь антацид. А раз уж мы не видели свои морщинки без очков, то мы не изменились и внешне. По крайней мере, существенно.

Я держала в руках пульт телевизора. На низком столике, возле журнала, который я читала, стоял мой ноутбук. Я, как всегда, делала десять дел одновременно и пыталась уместить все возможное в одном моменте. Я училась в магистратуре, активно искала работу и была типичной матерью-одиночкой двух сыновей – отважной и сильной.

Она неподвижно стояла возле последней розы в сезоне, молча делая снимок за снимком. В конце концов ее занятия утомили даже собаку, которая понуро отошла в сторону.

Вдруг заиграла песня из «Мэри Поппинс». Мне казалось, она идет прямо у меня из головы. День становился все более странным.

– Это мой мобильный, – пояснила она. – Я поставила будильник, чтобы не забыть принять лекарства. Помнишь песенку? Это «Ложка сахара».

– Будильник для лекарств? – рассмеялась я. – Неужели мы уже такие старые?

Я до сих пор отказывалась составлять списки покупок и упрямо держала все в голове. В итоге я многое забывала, но какая разница? Дело было в принципе. Я еще не готова была состариться.

 

Мне казалось, гнев сохраняет молодость. И я пылала здоровой яростью.

 

Мне казалось, что гнев сохраняет мне молодость. В те дни повсюду чувствовался привкус горечи, и я пылала здоровой яростью.

– Странные таблетки, – заметила я, когда она вытащила их из сумочки.

– Они помогают моей печени, – объяснила она и глотнула воды. – Вообще-то это даже не МОЯ печень. Я ее просто позаимствовала, – призналась она, и один уголок ее губ чуть приподнялся.

Каждые несколько часов Анна принимала лекарства, чтобы предотвратить отторжение пересаженного органа. Восемью годами ранее у нее обнаружили редкое расстройство печени – такое редкое, что врач его даже не заметил. Но она все же чувствовала, что что-то не так. И не знала что.

– Мне помог случай, – сказала она. – Сама подумай, каковы шансы встретить на вечеринке специалиста по болезням печени? Да еще и симпатичного!

Случай помогал Анне не раз. После пересадки печени у нее развился рак щитовидной железы, который обнаружили случайно, когда во время осмотра врач коснулся основания ее шеи.

– Я сказала ему, что он осматривает меня не с того конца, – хихикала она.

Она умела смеяться даже над самыми страшными вещами.

Однажды она почувствовала головокружение. Учитывая историю ее болезни, врач сразу послал ее на МРТ, в ходе которой у нее в мозге обнаружили маленькую опухоль.

– Она была не больше ногтя и совсем не росла, так что все было не так уж плохо. Все же размер имеет значение!

Такой уж была Анна – полной надежд, веселой и счастливой. Она могла шутить даже об опухоли мозга. Я завидовала ее оптимизму, но не ее ситуации.

Она собиралась уходить. Мне было хорошо одной. Я обрадовалась, что она заглянула ко мне, чтобы вспомнить о былом, но давно привыкла к одиночеству. Я ни в ком не нуждалась.

Обняв меня, она уехала. Я взяла из холодильника бутылку пива.

Позже в тот же день от нее пришло электронное письмо, которое загружалось целую вечность. Я же была не в настроении ждать и кипятилась почем зря. У меня было полно дел.

В письме были фотографии цветов – на удивление, четкие и красивые. Она выделила несколько цветков и заставила их сиять, сделав совершенными и неподвластными времени. А ведь это были всего лишь помятые цветы.

Вот черт, подумала я. Она справилась с гневом и печалью. Она перешла на другую сторону – хихикала, искала цветы и создавала невероятный, вечный букет, пока я сердилась и жаловалась. Это было несправедливо.

Я тоже хотела этому научиться. Я пыталась уместить в свою жизнь все на свете, чтобы она имела хоть какой-то смысл, а Анна беззаботно брала каждую секунду, доводила до совершенства и делилась ею со всеми вокруг. Казалось, ей это совсем не сложно. Думаю, так и было – особенно в сравнении со всеми невзгодами, которые возникали у нее на жизненном пути.

Она спокойно останавливала мир и заставляла его на мгновение замереть, чтобы изучить единственную неброскую маргаритку. Что еще удивительнее, мир ее слушался.

«Вот это да! – написала я в ответ. – Они невероятны».

Да, знаю, получилось не очень, но я не могла найти слов.

 

Мы не знаем, что ждет нас завтра. Мы не знаем, настанет ли завтра вообще.

 

«Энни, – ответила она, понимая, о чем я думаю, – мы не знаем, что ждет н