Происхождение рас: теории моногенизма и полигенизма

 

 

Рогинский Я. Я., Левин М. Г. «Антропология», 1978:  

 

«В животном мире типичные «хорошие виды» (bonae species) отличаются от подвидов (рас) следующей совокупностью особенностей: 1) морфологические различия между видами обычно более велики, чем подвидовые, и число их больше, чем у подвидов; 2) потомки от скрещивания двух подвидов (рас) неограниченно плодовиты, в отличие от скрещивания межвидовых гибридов, потомство которых часто бесплодно, хотя известны примеры плодовитости межвидовых гибридов; 3) естественным следствием плодовитости подвидов является наличие переходных форм в зоне соприкосновения их ареалов (переходные формы в зоне соприкосновения ареалов различных видов отсутствуют); 4) два различных вида часто сосуществуют (конечно, без скрещивания) на одном ареале, в отличие от разных подвидов, у которых ареалы чрезвычайно редко заходят один на другой, что принято в зоогеографии обозначать термином «викариат»; в этих случаях говорят, что две расы викариируют географически, т. е. каждая раса как бы «замещает» другую на соседнем ареале» (с. 342).

Вопрос о том, соответствуют ли человеческие расы подвидам или видам животных, имеет очень большую давность. В настоящее время подавляющее большинство антропологов с полным основанием считает, что все современное человечество представляет собой в биологическом смысле один единый вид, подразделяющийся на более дробные единицы — расы.

Сторонники видового единства человечества — моногенисты уже в XVIII и XIX вв. вели борьбу с полигенистами, которые считали, что негры, белые, монголы, готтентоты и др. представляют собой особые, независимо друг от друга возникшие виды.

В XVI–XVIII вв. моногенизм был тесно связан с церковной традицией, и общественное мнение видело в нем учение, укреплявшее догматы церкви о происхождении людей от Адама и Евы. Поэтому на позицию полигенизма становились все те, кто не хотел мириться с оковами, которые церковь накладывала на свободную мысль. Начиная с XVIII в., диспуты велись по преимуществу о том, чем отличается вид от разновидности и как, с этой точки зрения, следует характеризовать различия между человеческими расами.

Чтобы должным образом оценить всю остроту этих разногласий, следует вспомнить, что различие между видом и разновидностью оценивалось в XVIII в. и в течение первой половины XIX в. как различие принципиальное. До утверждения в науке учения об историческом развитии органического мира, натуралисты смотрели на вид как на нечто неизменное. Полагали, что один вид не может превратиться в другой. Царило линнеевское убеждение, что в природе существует столько видов, сколько их было создано творцом. Совершенно иначе смотрели на разновидность.

Все натуралисты соглашались с тем, что разновидности растений и животных могли под влиянием разных факторов внешней среды (питания, климата и др.) переходить одна в другую. Таким образом, при оценке расовых различий следовало прежде всего решить вопрос, считать ли человеческие расы видами или разновидностями. Спор по поводу этого вопроса разделял исследователей на два лагеря, так как его значение далеко выходило за пределы систематики. В самом деле, те, кто утверждал, что расы людей соответствуют видам, тем самым приписывая им независимое возникновение в разных областях земли, высказывали убеждение в невозможности превращения одного расового типа в другой. […] Таковы были воззрения полигенистов. Понятно, что по всем перечисленным пунктам моногенисты стояли на противоположной точке зрения.

Подавляющее большинство натуралистов XVIII в. придерживалось моногенизма. Эта позиция, как отмечалось выше, расценивалась как «благонамеренная», т. е. согласная с библией. Однако уже в то время появляются признаки, правда еще неопределенные, отхода моногенизма от церковной традиции. Так, убеждение Бюффона в том, что расовые различия людей возникли под влиянием разных условий географической среды, было связано с тем, что он весьма близко подошел к эволюционной точке зрения на природу.

В начале XIX в. во Франции полигенизм переживает пору своеобразного «расцвета». Вирей (1801) делит человеческий род на два вида (или рода). Демулен (1825) выделяет 16, Бори де сен Венсан (1827) — 15[8] видов. Французские полигенисты все же не представляли собой единую группу. Вирей, например, пытался обосновать «теорию» неравенства рас библейской легендой о сыновьях Ноя — Симе, Яфете и Хаме. Родоначальниками первого рода Вирей считал Яфета (прародителя белого племени) и Сима (прародителя смугловатого, т. е. монгольского племени, а также «племени медного цвета», т. е. индейцев); родоначальником второго рода (т. е. черного племени и ему подобных) Вирей считал «отверженного богом» Хама.

Бори де сен Венсан был непримиримым противником церковной традиции и теократии; его полигенетические воззрения представляли собой вызов католической церкви и правящей верхушке Франции эпохи Реставрации. […]

Английские полигенисты середины прошлого столетия (Нокс, Гент) и американские полигенисты (Мортон, Нотт, Глиддон) открыто поддерживали торговлю неграми — основой их мировоззрения был расизм.

Последующее развитие антропологии все более укрепляло позицию моногенизма. Очень большую роль в этом отношении сыграли работы замечательного русского путешественника и друга угнетенных рас Н. Н. Миклухо-Маклая, опровергнувшего представления о папуасской расе как об особом виде.

После победы эволюционной теории спор между моногенизмом и полигенизмом перешел в плоскость обсуждения проблемы родословной человека. Сторонники происхождения рас от одного вида животных предков получили название монофилистов, сторонники противоположной точки зрения — полифилистов (с. 342–344).