Географические факторы и их влияние на общественную жизнь

 

Географическая среда как одно из условий материальной жизни общества

 

В понятие «условия материальной жизни общества» входит прежде всего окружающая общество природа, географическая среда. Какую же роль в развитии общества играет географическая среда? Географическая среда является одним из необходимых и постоянных условий материальной жизни общества, и она, несомненно, оказывает влияние на развитие общества. Та или иная географическая среда составляет естественную основу процесса производства. В известной мере, особенно на ранних ступенях развития общества, географическая среда накладывает отпечаток на виды, отрасли производства, составляя естественную основу общественного разделения труда. Там, где не было животных, пригодных к приручению, не могло, разумеется, возникнуть и скотоводство. Наличие в данной местности ископаемых руд, минералов определяет возможность возникновения соответствующих отраслей добывающей промышленности. Но, чтобы эта возможность превратилась в действительность, для этого, кроме естественных богатств, необходимы соответствующие общественные условия. Мысль о том, что география детерминирует общественное развитие, предполагает, что общество не просто существует в рамках определённых географических предпосылок, но и не обладает своей внутренней логикой существования. Однако здесь поднимается важная проблема того, как человек взаимодействует с природой, и для того, чтобы понять, как взаимодействует, следует понять, с чем он взаимодействует.

Маркс делит внешние, природные условия жизни общества на два больших разряда:

Естественное богатство средств существования: плодородие почвы, обилие рыбы в водах, дичи в лесах и т. д.

Естественное богатство источниками средств труда: водопады, судоходные реки, дерево, металлы, уголь, нефть и т. д.

На низших ступенях развития общества первый вид естественных богатств, на высших – второй вид имеет наибольшее значение, в производственной жизни общества.

Для первобытного общества с его примитивной техникой водопады, судоходные реки, залежи угля, нефти, марганцовой или хромовой руды не имели жизненного значения, не оказывали влияния на развитие условий его материальной жизни. Днепровские пороги, водная энергия Волги существовали многие тысячелетия, а стали они важнейшей естественной основой энергетических ресурсов общества лишь на высоких ступенях развития общества, когда в СССР был достигнут такой уровень организации производства, при котором возможным стало преодоление невыгодных условий для земеледелия и какого бы то ни было производства.

Благоприятные географические условия ускоряют развитие общества, неблагоприятные географические условия замедляют его. Какая же географическая среда наиболее благоприятна и какая менее благоприятна для общественного развития? Какие природные условия замедляют и какие ускоряют общественное развитие?

На этот вопрос нельзя дать ответа, пригодного для всех исторических эпох развития общества. Как и к решению всех других вопросов, здесь должен быть конкретный, исторический подход. Одна и та же географическая среда играет различную роль в различных исторических условиях.

В странах тропического климата окружающая человека природа необычайно щедра. При небольших затратах труда она давала первобытному человеку необходимые для питания средства. Но слишком расточительная природа, говорит Маркс, ведет человека, как ребенка, на помочах. Она не делает его собственное развитие естественной необходимостью. «...Я не могу представить себе большего проклятия для народа,– пишет один автор, цитируемый Марксом в «Капитале»,– как быть брошенным на клочок земли, где природа сама производит в изобилии средства жизни и пищу, а климат не требует или не допускает значительных забот об одежде и защите от непогоды...». (К. Маркс, Капитал, т. I, Госполитиздат, 1949, стр. 517).

Суровая, однообразная и бедная природа крайнего севера, полярных и околополярных стран, зона тундр также была сравнительно неблагоприятна для общественного развития первобытных людей. Она требовала от человека неимоверной затраты сил, чтобы сохранить только саму жизнь, и оставляла мало времени и сил для всестороннего развития способностей. Как в тропиках, так и в околополярных странах общественное развитие происходило крайне медленно. Обитатели этих стран долго оставались на низших ступенях исторического развития.

Историческим фактом является то, что наибольшая власть человека над природой, наибольшие успехи в развитии производительных сил и в общественном развитии в целом были достигнуты не в тропических странах и не на крайнем севере, не в тропических лесах и гнойных пустынных просторах Африки и не в суровой холодной тундре, а в той части земного шара, где естественные условия общественного производства наиболее разнообразны, диференцированны. Именно эти условия окружающей человека географической среды в свое время оказались наиболее благоприятными для развития производства и для общественного развития в целом.

«Не тропический климат с его могучей растительностью, а умеренный пояс был родиной капитала,– пишет Маркс.– Не абсолютное плодородие почвы, а ее дифференцированность, разнообразие ее естественных продуктов составляет естественную основу общественного разделения труда; благодаря смене тех естественных условий, в которых приходится вести свое хозяйство человеку, это разнообразие способствует умножению его собственных потребностей, способностей, средств и способов труда. Необходимость общественно контролировать какую-либо силу природы в интересах хозяйства, необходимость использовать ее или подчинить ее при помощи сооружений крупного масштаба, возведенных рукой человека, играет решающую роль в истории промышленности. Примером может послужить регулирование воды в Египте, Ломбардии, Голландии и т. д. или в Индии, Персии и т. д; где орошение искусственными каналами не только доставляет почве необходимую для растений воду, но в то же время приносит вместе с илом минеральное удобрение с гор. Тайна хозяйственного расцвета Испании и Сицилии при господстве арабов заключалась в искусственном орошении» (Там же.).

 

Критика географического направления в социологии

 

Однако в свете этого возникает закономерный вопрос: не являются ли природные условия, географическая среда той определяющей силой, от которой в последнем счёте и зависит развитие общества, его форма, структура и физиономия?

Сторонники географического направления в социологии и историографии считают, что именно географическая среда – климат, почва, рельеф местности, растительность–непосредственно или через пищу или род занятий влияют на физиологи то и психологию людей, определяют их наклонности, темперамент, стойкость, выдержку, а через них и весь общественный, политический строй общества». Французский просветитель XVIII в. Монтескье считал, что нравы и религиозные верования людей, общественный и политический строй народов определяются прежде всего особенностями климата.

Наиболее благоприятным для общественного развития Монтескье считал умеренный климат северных стран и наименее благоприятным жаркий климат. В своем сочинении «0 духе законов» Монтескье писал: «Чрезмерные жары подрывают силы и бодрость... холодный климат придает уму и телу людей известную силу, которая делает их способными к действиям продолжительным, трудным, великим и отважным». «В северных странах организм здоровый, крепко сложенный, но неуклюжий» находит удовольствие во всякой деятельности» У народов этих стран «мало пороков, не мало добродетелей и много искренности и прямодушия». «Малодушие народов жаркого климата почти всегда приводило их к рабству, между тем как мужество народов холодного климата удерживало их в свободном состоянии», – таковы рассуждения Монтескье.

Но как же объяснить то, что в одних и тех же климатических условиях, в одной и той же стране, но в различное время существовали различные общественные и политические порядки? Климат Италии со времени Гракхов, Брута и Юлия Цезаря до наших дней почти не изменился, а какую сложную экономическую и политическую эволюцию пережили древний Рим и Италия! Монтескье чувствует, что климатом этого объяснить нельзя. И он, путаясь, прибегает к обычному идеалистическому «объяснению»: политические и другие общественные изменения он объясняет законодательством, свободной деятельностью законодателя. То есть скатывается в тот самый “общественный идеализм”.

Английский социолог Бокль в своей книге «История цивилизации в Англии» предпринял попытку дать более развернутое объяснение хода всемирной истории свойствами географической среды. В отличие от Монтескье Бокль считал, что не только климат, но и особенности почвы, пищи, а также общий вид окружающей природы (ландшафт) оказывают определяющее влияние на характер народов, на их психологию, на склад их мышления и на общественный и политический строй.

Грозная, величественная природа тропических стран с частыми землетрясениями, извержениями вулканов, бурями, грозами, ливнями, пишет Бокль действует на воображение людей и порождает страх суеверие и обусловливает большое влияние «суеверного сословия» (духовенства) в жизни общества. Природа же таких стран, как Греция, Англия, наоборот, способствует, по Боклю, развитию логического мышления, научного познания. Значительную роль духовенства и распространенность суеверий в Испании и Италии Бокль объясняет землетрясениями и извержениями вулканов, часто происходящими в этих странах.

Но ведь в условиях той же природы на территории Италии жил в древности материалист Лукреций, в эпоху Возрождения – Леонардо да Винчи, насмешливый антиклерикал автор «Декамерона» Боккачио, мужественный борец за науку против католического мракобесия Джордано Бруно. Чем же объяснить различие в мировоззрении людей, живущих в одних и тех же географических условиях? На этот вопрос нельзя дать ответа, исходя из позиций Бокля, из позиций географического направления в социологии.

Бокль пытался особенностями климата и сезонностью земледельческих работ объяснить психологию и особенности характера народа, якобы определяющие общественный строй. Так, сравнивая Норвегию и Швецию с Испанией и Португалией, Бокль говорит, что трудно найти большее различие, чем то, какое существует в законах, обычаях и религии этих народов. Но в условиях жизни этих народов он отмечает и нечто общее: как на севере, так и на юге из-за особенностей климата невозможна непрерывная земледельческая деятельность. На юге непрерывности земледельческих занятий мешает летняя жара и сухость погоды, а на севере – суровость зимы, непродолжительность дня, а в некоторое время года и отсутствие света. Вот почему, пишет Бокль, эти четыре нации, при всем несходстве их в других отношениях, одинаково отличаются слабостью и непостоянством характера.

Как видим, о характере северных народов Бокль высказывает мнение, противоположное мнению Монтескье. Это показывает, что выводы сторонников географического направления в социологии крайне произвольны. С позиций Бокля и других сторонников географического направления в социологии невозможно объяснить, почему в одной и той же стране, в одно и то же время существуют противоположные классы с различной психологией, с противоположными идеалами.Взгляды сторонников географического детерменизма зависят от рассматриваемого периода, от ценностей самого исследователя, то есть всё равно так или иначе находятся в непосредственной связи с общественным контекстом.

Географическое направление в социологии имело своих представителей и в России - и они страдали ровно такой же непоследовательностью взглядов. Сюда относятся известный историк С. М. Соловьев (автор многотомной «Истории России»), Лев Мечников (автор книги «Цивилизация и великие исторические реки»), отчасти историк В. О. Ключевский.

Историк С. М. Соловьев пытался объяснить своеобразие развития России, её государственный строй, характер и склад ума русского народа условиями географической среды Восточно-Европейской равнины. Противопоставляя Западную и Восточную Европу, он писал:

«Камень, так называли у нас в старину горы, камень разбил Западную Европу на многие государства, разграничил многие народности, в камне свили свои гнезда западные мужи, и оттуда владели мужиками; камень давал им независимость; но скоро и мужики огораживаются камнем и приобретают свободу, самостоятельность; все прочно, все определенно, благодаря камню».

Иначе, по Соловьеву, обстоит дело на великой восточной равнине Европы, в России. Здесь «... нет камня: все ровно,– пишет он,– нет разнообразия народностей,– и потому одно небывалое по своей величине государство. Здесь мужам негде вить себе каменных гнезд, не живут они особо и самостоятельно, живут дружинами около князя и вечно движутся по широкому беспредельному пространству... При отсутствии разнообразия, резкого разграничения местностей, нет таких особенностей, которые бы действовали сильно на образование характера местного народонаселения, делали для него тяжким оставление родины, переселение. Нет прочных жилищ, с которыми тяжело было бы расставаться... города состоят из кучи деревянных изб, первая искра – и вместо них куча пепла. Беда впрочем невелика... новый дом ничего не стоит по дешевизне материала,– отсюда с такою легкостью старинный русский человек покидал свой дом, свой родной город или село... Отсюда привычка к расходке в народонаселении и отсюда стремление правительства ловить, усаживать и прикреплять». Так из особенностей географических условий Восточной Европы Соловьев выводит крепостной строй и характер государства в России.

Один из видных представителей географического направления в социологии, Лев Мечников, пытался, в свою очередь, объяснить развитие общества ролью воды, влиянием рек и морей. В книге «Цивилизация и великие исторические реки» Л. Мечников писал: «Вода оказывается оживляющим элементом не только в природе, но и истинной двигательной силой в истории... Не только в геологическом мире и в области ботаники, но и в истории животных и человека вода является силой, побуждающей культуры к развитию, к переходу из среды речных систем на берега внутренних морей, а оттуда к океану».

Но подобные объяснения совершенно несостоятельны. В действительности и страны Восточной и страны Западной Европы, и страны Средиземноморья, океанические и речные цивилизации, несмотря на своеобразие их природных условий, прошли через феодально-крепостнический строй, через господство абсолютизма. В их развитии наблюдались общие закономерности со всей неизбежностью. А это значит, что социальный и политический строй общества не детерминируется естественными условиями и его невозможно полностью вывести из особенностей географической среды. Ту же ошибку допускает неизменно геополитика, которая пытается объяснить “естественными географическими интересами” стран те или иные отношения между ними, игнорируя зачастую внутренние особенности самих обществ - чем успешно пользуются вожди этих самых стран, оправдывая свои политические действия, как США в годы Холодной войны.

Проблема подобных взглядов состоит во многом в том, что они попросту не могут научно обосновать непосредственное влияние и, что более важно, детерминирование конкретными географическими явлениями конкретных общественных явлений. То есть идёт подмена понятий, когда какая-то отдельная взаимосвязь явлений принимается за определяющую для одного из них, причём безоговорочно. Это такой же идеалистический по сути взгляд на общество, отличающийся разве что тем, что общество в подобных рассуждениях вовсе не предстаёт как самостоятельная историческая единица - оно обретает характер куклы, которую ведут в непонятном направлении явления природы. Однако географическая среда, пусть и является одним из необходимых и постоянно действующих условий материальной жизни общества, относительно неизменна, постоянна; ее естественные изменения совершаются в сколько-нибудь значительных размерах в течение десятков тысяч и миллионов лет, а коренные изменения общественного строя совершаются значительно быстрее, в течение тысяч и даже сотен лет. На них оказывают влияния краткосрочные изменения климата, вроде малых ледниковых периодов, но именно оказывают. Они, как и вся географическая среда, не могут служить определяющей причиной изменения и развития общества, максимум - дают отсрочку или ускоряют. Более того, практика показывает, что общество имеет внутреннюю логику развития. Факты говорят о том, что в условиях одной и той же географической среды существовали различные общественные формы. Над Грецией времен Перикла высилось то же голубое, безоблачное небо, сияло то же солнце, что и над Грецией времен упадка.

 Основная слабость взглядов любых географических детерменистов довольно проста и была упомянута почти что в начале данной главы, пусть и вскользь - они игнорируют тот факт, что общество, пусть и является не менее материальным, чем окружающая его среда, всё же отделено от него. По существу, географический детерминизм исходит из неразделения природы и общества. Однако человечество отвечает природе - тем, что преобразует её. Здесь и кроется корень фактической анти-материалистичности географического детерминизма - он, по сути, отрицает труд как основной способ взаимодействия человека и общества с окружающим миром, полагая того лишь рабом природы, безответным и безмолвным. Между тем, это совершенно не так, и далее следует раскрыть этот момент подробнее.

 

 

Воздействие общества на природу

 

Упомянутые нами и многие другие представители географической школы рассматривают человеческое общество как нечто пассивное, лишь подвергающееся воздействию географической среды. Но это – в корне ложное представление о взаимоотношении общества и природы. Отношение между обществом и природой исторически изменяется вместе с развитием общественных производительных сил.

В отличие от животных, общественный человек не просто приспособляется к природе, к географической среде, а через производство приспособляет природу к себе, к своим потребностям. Человеческое общество постоянно преобразует окружающую его природу, заставляет ее служить человеку, господствует над ней. Это то, что помогло человеку стать полноценно разумным, построить общество в принципе, а не просто существовать в природе.

Развивая общественное производство, люди орошают пустыни, изменяют естественное плодородие почвы, при помощи каналов соединяют реки, моря и океаны, перемещают растительные и животные виды с одного материка на другой, изменяют животные и растительные виды в соответствии со своими потребностями и целями. Человечество переходит от использования одного вида энергии к другому, подчиняя своей власти все новые и новые силы природы. От использования энергии прирученных животных общество поднялось к использованию силы ветра, воды, пара, электричества и даже атомной энергетики.

Развитие производительных сил общества приводит к ослаблению зависимости производства от наличия или отсутствия в данной местности тех или иных естественных богатств. Уже капитализм с его мировой экспансией, мировым рынком, международным капиталистическим разделением труда, порабощением колониальных народов давно вышел за местные географические условия развития промышленности. Империалистический капитализм все доступные ему части земного шара превратил в арену своей хищнической эксплуатации. Так, хлопчатобумажная промышленность Англии развилась на основе привозного индийского и египетского хлопка, выращиваемого колониальным полурабским трудом. Испанская или малайская железная руда перерабатывается на заводах Англии, индонезийская нефть и нефть стран Ближнего Востока захвачена империалистами США, Англии, Голландии и вывозится далеко за пределы Индонезии и стран Ближнего Востока. Благодаря открытию способа добывания синтетического каучука и бензина ослабла зависимость производства этих продуктов от наличия растений каучуконосов и залежей нефти. Производство пластмасс и широкое использование их для производства многих предметов, в том числе и орудий труда, также расширило источники сырья и уменьшило зависимость производства от местных естественных источников сырья.

Масштабы и характер воздействия общества на географическую среду изменяются в зависимости от степени исторического развития общества, от развития производительных сил, от характера общественного строя.

Успехи экономического и культурного развития СССР, в частности его окраинных восточных республик, разбивают в прах географические теории, объясняющие современную экономическую и культурную отсталость колониальных стран особенностями их географической среды. При этом объяснять быстрое развитие производительных сил СССР только (или главным образом) благоприятными природными условиями было бы глубочайшей ошибкой. Те же природные богатства были и в старой России. Но они не только не использовались, но даже были мало известны, не разведаны. Широкая и планомерная научная разведка недр на огромной территории нашей страны впервые организована лишь в условиях советского строя. Только в советскую эпоху народы СССР по-настоящему узнали, какие великие, несметные сокровища заключаются в недрах нашей земли. Природные богатства России сами по себе заключали только возможность быстрого экономического развития. Но эта возможность в условиях старой России с ее полукрепостническими пережитками, с царизмом, с хищниками-капиталистам и не могла превратиться в действительность. Она превратилась в действительность лишь в условиях советского социалистического строя. Учитывая аграрный (причём технологически слаборазвитый) характер страны вплоть до 30-ых годов в сочетании с крайне неблагоприятными или вообще отсутствующими условиями для ведения сельского хозяйства на более чем 90% территории страны, а также слабую инфраструктуру, большие расстояния между ресурсными и производственными базами, низкую образованность населения и так далее, лишь исключительно высокий уровень организации общественного производства позволил СССР стать второй экономикой мира, а не плестись на периферии и не страдать от нарастающего отставания, как Российская Империя. Фактически, СССР одним фактом своего существования как мощной индустриальной державы рушил выкладки географических детерминистов, поставив при этом ребром вопрос о “невозможности” развития колониальных стран в русле западного прогресса. Ещё больше данный вопрос укрепило развитие Китая.

Главная причина экономической и культурной отсталости стран Востока – Индии, Индонезии, Полинезии, Ирана, Египта и других – за последние два-три века – это вовсе не географические особенности, а колониальный и полуколониальный гнет, ограбление этих стран капиталистическими метрополиями. Соответственно, экономический и культурный прогресс капиталистических стран осуществлялся ценой закабаления, зверской эксплуатации и истощения колоний и неоколоний - то есть стран периферии, оставшихся в фактическом колониальном подчинении через различные финансовые институты, вроде франка КФА, и подвергающихся нередко прямой военной агрессии, примеров которой в последние годы настолько много, что они не нуждаются в развёрнутом описании. Эксплуатация колоний является сейчас одним из источников силы империалистических государств. В колониальных странах империализм искусственно задерживает, тормозит развитие туземной тяжелой промышленности, консервирует отсталые, допотопные экономические формы и политические учреждения.

Географическое направление в социологии и историографии при этом пытается внушить колониальным народам мысль о примирении с их рабской участью, обрекает их на пассивность. Прямо или косвенно, по желанию или не по желанию самих исследователей, оно стремится оправдать колониальное рабство, пытается снять с империалистических держав вину за отсталость колониальных стран и перенести эту вину на природу, географическую среду. Оно пытается представить ожидающую нас экологическую катастрофу как следствие того, что “это же туземцы, выросшие в таких условиях, чего от них ждать?”, и потому им нужно указывать, что делать. Те же экологические нормы много лет используются исключительно с целью контроля над производством в развивающихся странах, не принося фактически никакой пользы для экологии по причине своей половинчатости. Сама она, опять же, следствие не “плохой географии”, а интересов вполне конкретных людей и конкретного правящего класса.

Марксизм разоблачил эти учения как ложные, показал их теоретическую несостоятельность и их реакционное классовое содержание. А невиданные в истории темпы развития, экономический и культурный расцвет социалистических советских республик, расположенных в различных природных условиях, практически опровергли лженаучные теории географического направления в социологии и подтвердили истинность исторического материализма.

Итак, мы видим, что географическая среда представляет одно из необходимых и постоянных условии материальной жизни общества. Она ускоряет или замедляет ход общественного развития. Но географическая среда не является и не может являться определяющей силой общественного развития.

 

 

Демографический фактор

 

Критика буржуазных теорий о значении роста народонаселения в развитии общества

 

В систему условий материальной жизни общества наряду с географической средой входит также рост народонаселения, большая или меньшая его плотность, половозрастной состав. Люди составляют необходимый элемент условий материальной жизни общества. Без известного минимума людей материальная жизнь общества невозможна, а, например, переход к капиталистическому способу производства в свое время требовал значительного увеличения и численности населения, и его плотности (малочисленное и разбросанное по лесам и ущельям население не было способно обеспечить не только выгодную для капиталистов “резервную армию труда”, но и банальный рабочий коллектив для обслуживания хоть сколько-нибудь крупного предприятия), так что демографический фактор, безусловно, сыграл и продолжает играть важную роль в развитии производительных сил.

Но является ли рост народонаселения той главной силой, которая определяет характер общественного строя и развитие общества? Параллельно с формированием географического детерминизма свое развитие получили и концепции, выделяющие в качестве основополагающего фактора социальных изменений демографические факторы, в первую очередь - рост численности населения отдельных стран и планеты в целом. В отличие от “географических детерминистов”, исследователи, абсолютизирующие демографическую составляющую, стремились найти источник общественного развития уже не во внешней среде, а внутри самого общества, что в определенном смысле можно считать прогрессом.   Сторонники биологического направления как раз и пытаются найти в росте народонаселения ключ к пониманию законов и движущих сил общественной жизни. Так, например, по мнению английского социолога XIX в. Спенсера, рост народонаселения, вызывая изменение условий существования людей, заставляет их по-новому приспособляться к окружающей среде, изменять общественные порядки. Французский социолог Жан Стецель пишет: «Ничуть не будет преувеличением сказать, что демография в широкой степени управляет социальной жизнью». Русский историк и социолог М. Ковалевский в своем труде «Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства» утверждал: «Формы народного хозяйства не следуют друг за другом в произвольном порядке, но подчинены известному закону преемства. Важнейшим фактором их эволюции является в каждый данный момент и в каждой данной стране рост населения, большая или меньшая его густота...»

Как мы видим, и Спенсер, и Стецель, и М. Ковалевский видят в росте народонаселения коренную причину, побуждающую общество к развитию, толкающую его вперед. При этом росту народонаселения приписывается определяющее влияние и на самую структуру общества.

Другие представители буржуазной социологии, также считая рост народонаселения определяющим фактором, рассматривают его, однако, в качестве силы, тормозящей развитие общества. Эти социологи и экономисты пытаются объяснить противоречия капитализма, рост пауперизма, безработицы, войны и другие пороки капитализма чрезмерным ростом народонаселения.

Так, например, английский экономист конца XVIII и начала XIX в. Мальтус (который был, к слову о христианском гуманизме, священником) провозгласил «закон», согласно которому рост народонаселения будто бы происходит в геометрической прогрессии, а средства существования увеличиваются лишь в арифметической прогрессии. В этом «несоответствии» роста народонаселения и средств существования Мальтус усматривал причину голода, нищеты, безработицы и других бедствий трудящихся.

Книга Мальтуса «Опыт о законе народонаселения» вышла в 1798 г., в разгар промышленного переворота в Англии, когда шел быстрый процесс разорения ремесленников, росла нищета, безработица, а на фабриках и заводах рабочие подвергались безудержной эксплуатации. Книга Мальтуса своим острием была направлена против французской революции 1789–1794 гг. и вместе с тем служила интересам английской буржуазии; ханжески, на словах сочувствуя угнетенным, Мальтус на деле «теоретически» оправдывал растущую нищету и безработицу в Англии. Мальтус пытался снять ответственность за нищету и безработицу с капитализма и переложить ее на природу.

«Человек, появившийся на свет, уже занятый другими людьми,– писал Мальтус,– если он не получил от родителей средств для существования, на которые он вправе рассчитывать, и если общество не нуждается в его труде, не имеет никакого права требовать для себя какого-либо пропитания, ибо он совершенно лишний на этом свете. На великом пиршестве природы для него нет прибора. Природа приказывает ему удалиться и, если он не может прибегнуть к состраданию кого-либо из пирующих, она сама принимает меры к тому, чтобы её приказание было приведено в исполнение».

В качестве единственного средства избавления от нищеты и безработицы Мальтус ханжески проповедывал трудящимся «воздержание» от брака и деторождения. Впрочем, сейчас этому совету многие трудящиеся и следуют, пусть и не осознанно, а под воздействием среды. Рождаемость у городских жителей снижается - у них зачастую попросту отсутствует и возможность, и необходимость в размножении.

Фактически в трудах мальтузианцев имела место подмена понятий, осознанная или неосознанная. В свою историческую эпоху они наблюдали явление перенаселения, не до конца ещё осознавая его причины - они и не могли тогда их увидеть. В силу ещё не завершившегося перехода на капиталистические рельсы, им не представлялось возможным наращивание богатства в темпах более быстрых, чем рост народонаселения. Это относительное перенаселение мальтузианцы выдают за абсолютное перенаселение, якобы представляющее закон природы. Не описывая причины (о них поговорим далее), просто заметим, что здесь мальтузианцы ошиблись - темпы роста производства оказались быстрее, чем населения, и даже сейчас, когда население мира за век увеличилось кратно, всё равно рост производства опережает рост населения. Здесь встаёт другой вопрос - кто присваивает плоды этого роста. А это наглядно показывает любой кризис, когда богатые становятся богаче. Плоды растущей производительной силы труда присваиваются буржуазией. Поэтому причины нищеты масс, безработицы, голода кроются в логике общественного развития, а не в законах природы.

Несмотря на то что жизнь, практика давно уже полностью опровергли реакционную теорию Мальтуса, идеологи империалистической буржуазии продолжают использовать ее для оправдания противоречий и язв капитализма и даже в качестве обоснования внешней империалистической экспансионистской политики. Неомальтузианские теории на американской почве приобрели еще более циничные и отвратительные формы.

В 1948 г. в США вышла книга фашиста Вильяма Фогта «Путь к спасению». Фогт пишет: «Человечество находится в тяжелом положении. Мы должны понять это и перестать жаловаться на экономические системы, погоду, невезение и бессердечных святых. Это будет началом мудрости и первым шагом на нашем длинном пути. Вторым шагом должно быть уменьшение рождаемости и восстановление ресурсов». Фогт заявляет, что природные ресурсы ограничены, а рождаемость чрезмерна. Один из разделов его книги называется «Слишком много американцев». Из 145 млн. населения США, пишет Фогт, 45 млн. являются лишними. Источник бедствий Китая в период хозяйничания там американского империализма Фогт видит не в империалистическом гнете, а в перенаселенности. «Самой страшной трагедией для Китая, – пишет людоед Фогт,– сейчас было бы снижение смертности населения... Голод в Китае, пожалуй, не только желателен, но и необходим».

Европу Фогт считает также перенаселенной. В качестве условия предоставления так называемой «помощи» по «плану Маршалла» Фогт предлагает американцам предъявлять европейским странам требование: отказаться от национального суверенитета и проводить мероприятия по сокращению рождаемости, стерилизацию. А самым желательным средством для сокращения населения Фогт и автор предисловия к его книге, американский финансист, поборник атомной войны, Барух считают войну и эпидемии. Так выглядела 50 лет назад, так выглядит и сегодня мальтузианская теория, поставленная на службу американскому империализму. И если бы это всё было явление тех давних лет - но и до сегодняшнего дня подобное отношение к странам третьего мира имеет место. Деятельность перуанского диктатора Кейко Фукимори - наиболее яркий тому пример. В 90-ые годы по требованиям МВФ он должен был способствовать снижению социальных расходов - и пошёл на радикальные меры в виде программы “добровольной” стерилизации. Как вы понимаете, добровольной она только называлась - и осуществлялась либо вместе с другими операциями без ведома пациентов, зачастую безграмотных женщин народа кечуа, либо и вовсе насильно (факт чего установлен по отношению к 5000 женщин). Всего жертвами данной программы стали 300 000 женщин и 25 000 мужчин, лишивишиеся возможности продолжить свой род. Ныне Фукимори отбывает за это пожизненный срок в перуанской тюрьме, однако кредиторы из МВФ наказания не понесли.

Крайняя реакционность идеологов американской буржуазии, шарлатанский характер их «теорий» особенно обнаруживаются, когда они начинают жаловаться на то, что в других странах население растет быстрее, чем в США. Так, например, холоп реакционной американской империалистической буржуазии Лэндис в духе фашистских геополитиков и расистов кричит об опасности для США со стороны так называемых «плодовитых народов». Лицемерные вопли об опасности со стороны «наиболее плодовитых народов» – это империалистическая дымовая завеса, призванная прикрыть разбойничьи замыслы Уолл-стрита; это старые приемы, применявшиеся гитлеровцами.

Империалистическая буржуазия всемерно использует мальтузианство во внешней политике для оправдания ужасающей отсталости и нищеты в колониях. Английский буржуазный экономист-эксперт В. Энсти пишет: «Где индийский Мальтус, который выступил бы против массового появления индийских детей, опустошающих страну?» Ему вторит Л. Ноулз: «Индия будто призвана ил