Некрополи городов Азиатского Боспора в первые века нашей эры

Раскопки некрополей городов Азиатского Боспора, прежде всего Фанагории и Горгиппии, имеют долгую историю, однако планомерные и хорошо документированные исследования ведутся лишь с конца 30-х годов. Не все некрополи городов этой части государства изучены с одинаковой полнотой. Более всего раскопано разновременных погребений, в том числе относящихся к I — IV вв. н. э., в окрестностях Фанагории, Кеп и в самое последнее время на территории современной Анапы. Значительное число могил известно из района с. Пересыпь на Азовском побережье Таманского п-ва, где А. К. Коровина помещает древнюю Тирамбу, вероятно, все же располагавшуюся у станицы Голубицкая. Слабо изучен грунтовый некрополь такого значительного города, как Гермонассы. Почти совершенно неизвестны нам могильники других городов: Ахиллиона, Патрей. Все еще спорно, к какому городку относится некрополь у Тузлинской косы.

Поскольку ни один некрополь не раскопан полностью, степень изученности погребений того или иного периода неравномерна. Столь же неполна и публикация материалов раскопок, хотя им посвящено немало статей и заметок.

К некрополям городов этой части Боспора обращались в своих исследованиях И. И. Лобова и Ю. М. Десятчиков, хотя общей их характеристики в свете поставленной проблемы до сих пор не было. Между тем уже накопленный материал, несмотря на отмеченные пробелы, обширен и достаточен для обобщения. Разумеется, нижеприводимые выводы и наблюдения будут со временем уточняться и добавляться.

Уже давно было отмечено, и это подтверждают работы последних десятилетий, что сооружение курганных насыпей для рассматриваемого времени было не характерно. Отдельные могилы или склепы впускались, как правило, в более древнюю насыпь. Поэтому речь пойдет главным образом о грунтовых могильниках I в. до н. э. — IV в. н. э.

Среди очень большого числа погребений к этому времени относится более 500 надежно датированных гробниц. В силу ряда причин в работу не вошли материалы раскопов после 1982 г.

Трудно сказать, насколько соотношение численности гробниц в отдельных некрополях по векам отражает реальную динамику населения городов Азиатского Боспора в это время. Видимо, не случайно, что наибольшее количество погребений приходится на периоды экономического благополучия и относительной политической стабильности — конец I в. до н. э. — II в. н. э. Смутные, полные неурядиц и потрясений I в. до н. э. и III — IV вв. н. э. оставили отрицательный след в демографических показателях. Эти тенденции присущи и каждому некрополю в отдельности.

Вероятно, результаты их раскопок можно с некоторыми оговорками привлекать и для определения примерной половозрастной структуры населения. Так, например, некрополи раскопаны не полностью, а ведь в них могли быть места преимущественно детских захоронений, жертв эпидемий, стихийных бедствий, войн и т. п. Значительная часть погребений вообще не сохранилась (особенно детских). Антропологическое определение подавляющей части костяков по разным причинам не проводилось. Помогает судить о поле покойного в известной мере набор погребального инвентаря, но этот признак весьма относителен.

Скорее всего, женским захоронениям сопутствовали связки бус, пряслица, иглы для шитья, браслеты и серьги, леканы и деревянные ящички для туалетных принадлежностей.

Фибулы и мелкий бисер в это время в равной мере могли использоваться в одежде и мужчин и женщин. То же самое можно сказать об одиночных, как правило, крупных бусинах из полудрагоценных камней, игравших роль амулетов.

Выделить мужские захоронения сложнее, ведь не все женские сопровождались ярким соответствующим набором вещей и далеко не все мужские (об этом будет сказано ниже) имели при себе предметы вооружения. Присутствие же в могиле ножа вовсе не обязательно свидетельствует о мужском поле покойного. Довольно часто нож соседствует с такими чисто женскими вещами, как пряслице, серьги и т. п.

Гривны из серебра и золота, ношение которых на Боспоре уже со времен Спартокидов прочно вошло в обычай боспорской знати, напротив, вовсе не указывают на женский пол их владельцев.

О поле очень многих погребенных в силу их плохой сохранности или полного отсутствия инвентаря, а равно о часто сдвинутых и перемешанных захоронениях в грунтовых склепах вообще сказать ничего определенного нельзя. То же самое относится и к трупосожжениям.

Весьма приблизительные результаты такого распределения захоронений свидетельствуют, что предположительно мужских погребений в целом больше, чем женских, хотя в наиболее изученных некрополях, в хронологических периодах с наибольшей численностью погребений, количество их имеет тенденцию к выравниванию. В этой связи обратимся для сравнения к другому источнику — боспорским эпитафиям, в частности к пантикапейским надгробиям, ввиду своей многочисленности более подходящим для статистики. К ним примыкают стихотворные тексты и некоторые надписи фиасов, но мы ограничимся лишь простыми эпитафиями. Разумеется, и здесь необходима оговорка. Надгробия ставились над могилами относительно зажиточных людей и этот обычай не был одинаково распространен в разные века. Надгробия женщинам и детям ставились реже, хотя их, особенно женских, немало.

В целом процентное соотношение полов здесь схоже с картиной, полученной на материале некрополей, причем близость особенно разительна для периодов «богатых» как погребениями, так и эпитафиями. Отмеченное совпадение, возможно, отражает реальное соотношение полов в городах Боспора. При этом несколько меньшая доля женщин не должна удивлять, поскольку это вообще характерно для многих древних обществ, да и для современных государств Востока.

Касаясь детских захоронений в рассматриваемых некрополях, отметим старинный, принесенный греками обычай погребения младенцев в амфорах или в больших кувшинах. Будучи не особо многочисленными, они все же встречались нередко в предшествовавшие столетия. Немного их и в рассматриваемое время — 21. Больше половины — в некрополе Кеп, остальные — в Фанагории и Горгиппии. В основном они датируются I — II вв. н. э. В духе этой традиции, можно считать одно погребение в глиняной кастрюле (Кепы, II — III вв. н. э.) и в пифосе (Горгиппия, I —II вв. н. э.).

Попутно скажем, что судя по эпитафиям, лишь в редких случаях в семьях пантикапейцев было трое детей, а четверо — и подавно исключение (КБН. 500, 546).

В некрополях Фанагории, Кеп и Тирамбы среди погребений I в. н. э. и в некрополе Горгиппии (I — II вв. н. э.) обнаружено пять совместных женских и детских захоронений. Есть основания предполагать, что они одновременны. Приведем описание двух наиболее примечательных из некрополя Кеп.

В простой грунтовой могиле, на глубине 1,6 м, головой на юго-запад, на животе лежал женский костяк. Правая нога согнута в колене и подведена к животу, левая тоже согнута. Обе руки согнуты и сложены на груди, кисти рук — перед лицом. Голова лежала на левой щеке. В головах — амфора I в. н. э. с детским погребением[257]. В простой грунтовой могиле без перекрытия, на глубине 2,3 м, на левом боку, головой на северо-запад лежал женский костяк. Ноги сильно согнуты в коленях. В ногах — кости ребенка в скорченном положении. Инвентарь — лепной горшок и бусы. На дне могилы — мелкая галька[258].

Можно предположить, что перед нами захоронение матери и ребенка, умерших во время родов. Настораживает, однако, скорченное положение взрослого костяка, их ориентация и бедный инвентарь. В других подобных захоронениях костяки женщин лежали вытянуто, головой на восток, да и инвентарь был побогаче. Скорченная поза могла быть отражением в обряде погребения неестественной смерти. Такие парные захоронения встречаются в скифо-сарматских могильниках двух первых веков н. э.[259] Таким образом, связать прямо все рассмотренные захоронения с каким-то варварским населением нельзя, хотя для двух описанных выше это вероятно.

В облике погребальных сооружений, по сравнению с эпохой эллинизма, ничего принципиально нового не появилось, хотя число черепичных могил сильно сократилось (рис. 1).

В подавляющей массе захоронения были одиночными и совершались в простых грунтовых могилах, большей частью без перекрытий. Самый распространенный заклад, доски или деревянные плахи, причем чаще всего он встречается в некрополе Горгиппии над могилами I — II вв. н. э. В некрополе Фанагории и Кем их единицы. Уже отмечалось, что само перекрытие и то, из чего оно делалось, не свидетельствуют об этносе покойного. Относительно же большой процент (21%) погребений с деревянными закладами в некрополе Горгиппии, скорее всего, объясняется лучшей обеспеченностью города древесиной, вследствие его географического расположения.

Еще более редки плитовые гробницы и каменные перекрытия, следствие нехватки камня на Таманском п-ве. Мало их было здесь и в предшествовавшее время. Массивные каменные саркофаги первых веков, обнаруженные в Горгиппии, привозились по заказу богатых горожан из Малой Азии, с островов Эгейского моря или с другого берега пролива.

Примечательны гробницы с так называемыми заплечиками. Их немного: по три в некрополях Кеп (№ 193, 251, 396, раскопки 1962, 1963 и 1967 гг.), Фанагории (№ 68-69 и № 36, раскопки 1978 и 1979 гг.) и несколько — в Горгиппии. Относятся они к I в. до н. э. — I-II вв. н. э. Обычно этот тип гробниц, связывают с сарматами или сармато-аланами[260]. Это мнение трудно поколебать, однако во всем Прикубанье, т. е. на ближайшей к Азиатскому Боспору варварской территории, известно лишь две аналогичные гробницы I — II вв. н. э.[261] Такие могилы встречаются в большом числе в курганных могильниках прохоровской культуры[262], но и территориально и хронологически это удаленные от Боспора памятники.

Рассмотрим подробно группу боспорских могил с заплечиками. В двух из них (некрополь Кеп) было совершено трупосожжение и в большинстве — на заплечиках сохранились следы деревянных и сырцово-деревянных перекрытий. В одном случае погребенный находился в гробу. Ориентация костяков самая различная: западная, северо-западная, восточная, юго-восточная и северная. Инвентарь невыразителен и малочислен. Сарматские могилы с заплечиками — это довольно узкие ямы, чего не скажешь об аналогичных гробницах городских некрополей. Создается впечатление, что здесь заплечики если не всех, то многих могил были просто уступами для укладки перекрытий. Не отрицая полностью возможности сарматского влияния (гробницы с погребениями с северной ориентацией), воздержимся пока от окончательного вывода об их принадлежности.

Довольно заметную группу составляют подбойные могилы. Их 35, или около 6% всех датированных погребений. Какое-то число подбойных могил, видимо, было раскопано И. Е. Забелиным в некрополе Фанагории, но описание могил очень общее, что делает невозможной их датировку и классификацию. Они присутствуют во всех некрополях, кроме Горгиппийского и Гермонасского (последний слишком плохо изучен). Больше всего их в некрополе Кеп (19%). Основная масса датируется I в. до н. э., I — II вв. н. э., встречаются они и во II — III вв. н. э.

Устройство подбоев приблизительно схоже и неоднократно описывалось. Глубина их 1,5-2,5 м, дно ямы и пол подбоя то на одном, то на разных уровнях. Захоронения, за редким исключением, одиночные. Заклад подбоя: доски, сырцовые кирпичи, куски соленов, камни и старые надгробия.

Как уже говорилось, большинство исследователей склонны связывать этот тип могил в боспорских некрополях с сарматским влиянием. Подбои были распространены уже с IV в. до н. э. у носителей прохоровской культуры. Встречаются они с IV — III вв. до н. э. и в Прикубанье[263], причем к I в. до н. э. — I в. н. э. их число возрастает. Лишь Н. В. Анфимов считал эту форму гробниц местной, меотской[264]. Большинство — рассматривают их как сарматские погребения или даже гробницы, присущие сарматскому племени аорсов[265].

На Боспоре подбои, как известно, встречаются с IV — III вв.[266] до н. э. Есть они и в некрополях других античных городов Северного Причерноморья, как в эпоху эллинизма, так и в первые века нашей эры. Поэтому решать вопрос однозначно о принадлежности захоронений в подбойных могилах городов Азиатского Боспора нельзя. Нужен более детальный анализ или выделение отличительных черт, например, ориентация подбоя относительно стен входной ямы и некоторые особенности обряда захоронения. 

В подбойных могилах Прикубанья (Усть-Лабинский) подбои в I — II вв. н. э. делались чаще всего в северной стенке ямы (пять случаев из девяти), а также в западной и южной[267]. Их характерной чертой (для этого времени и места) были сопутствующие захоронения целых туш коров и лошадей.

Собственно сарматским подбоям I — III вв. н. э. были присущи узкие глубокие ямы, камеры размером 2X0,7X0,9 м в юго-восточной или восточной стене с дном на уровне или ниже пола ямы. Ориентация костяков в них южная или северная[268].

В подбоях некрополей азиатских городов Боспора, как правило, находилось по одному взрослому костяку или детскому, но изредка — два и даже три покойника. В двух гробницах среди прочего инвентаря найдены боспорские монеты, в одной — погребение в деревянном гробу. В западной стене ямы подбои были в семи могилах, в южной — в двух; в северной — в 10; в восточной — в девяти; в юго-западной — в трех; в юго-восточной, в северо-восточной и северо-западной — в одной. В I в. до н. э. — I в. н. э. несколько преобладают подбои в западной стене — шесть, в северной — четыре, в южной — два и в восточной — четыре и все со смешанным направлением. Во II — III вв. н. э. почти все подбои делались в северной стене.

Поскольку меото-сарматские подбойные могилы Прикубанья изучены и опубликованы еще недостаточно, определить закономерности перемен в расположении подбоев здесь на протяжении I в. до н. э. — III в. н. э. пока нельзя. Соответственно, преждевременно сравнивать эти показатели с гробницами городских некрополей, где, как мы видим, изменения происходили. Возможно, в этом и сказывалось влияние соседей из Среднего Прикубанья.

Несколько подбойных могил с большей или меньшей долей вероятности можно связать с представителями меото-сарматского мира. В одной из двух гробниц I в. н. э. некрополя Кеп, покойник лежал головой на юг, с перекрещенными в голени ногами[269], в другой — с северной ориентацией покойного найдены железные наконечники стрел[270].

Меотская традиция сказалась в облике подбойного захоронения I в. до н. э. — I в. н. э. с миской под черепом в некрополе предполагаемой Тирамбы[271]. Там же, среди могил I в. н. э., имелась подбойная гробница с подстилкой из камки и меловой подсыпкой[272]. Прямые аналогии погребению I в. до н. э. — I в. н. э. из некрополя Кеп с северо-восточной ориентацией покойника и с частью туши лошади[273], имеются среди подбойных гробниц того же времени в Усть-Лабинском могильнике.

Что касается остальных подбойных захоронений, то, возможно, часть их с невосточной ориентацией покойников (особенно с северной и южной) могла принадлежать выходцам из меото-сарматской среды. При этом, однако, надо оговориться, что неустойчивая ориентация (о чем речь пойдет ниже) вообще характерна для, собственно, боспорского погребального обряда первых веков нашей эры.

Самым сложным является вопрос о происхождении грунтовых склепов Боспора, в том числе и в некрополях городов его азиатской части. Им уделено немало места в соответствующих исследованиях и говорилось выше в данной главе. 

Избегая здесь повторения аргументов и сравнений, остановимся лишь на отдельных моментах.

Грунтовых склепов этого времени в некрополях городов Таманского п-ва — 31 (около 5%). Точная датировка их, как в силу многократности захоронений, так и разрушения многих из них, далеко не всегда возможна. В среднем в них находилось от двух до пяти покойников. Почти всегда это трупоположение, очень редко — кремация. В некоторых случаях покойники были в деревянных гробах. Больше всего земляных склепов в некрополях Кеп и Фанагории. Не обнаружено их пока в некрополях Гермонассы и Горгиппии. (Несколько склепов было раскопано в Фанагории еще в XIX в., но дата их не ясна.)

Грунтовые склепы встречались в некрополях городов Азиатского Боспора и в эллинистическое время, их число сократилось к I в. до н. э. и вновь выросло на рубеже I в. до н. э. — I в. н. э. Это согласуется с общей динамикой численности погребений. В целом же процент их меньше, чем в некрополях европейских городов, хотя выполнявших ту же функцию каменных склепов здесь и подавно единицы.

Анализ грунтовых склепов этой части Боспора важен и в свете их сравнения с подобными могилами у меото-сарматских соседей.

Собственно, меотскому погребальному обряду этот тип гробниц, скорее всего, был несвойственен. Камерные могилы, как бескурганные, так и под насыпью, появляются в Прикубанье и вообще в Предкавказье, как уже отмечалось выше, в основном в I в. н. э. одновременно с дошедшими до нас первыми сведениями античных авторов об аланах[274]. Эти гробницы не одинаковы и по конструкции, и по погребальному обряду, но черт сходства у них больше. Общим, по-видимому, можно считать то, что камеры — овальная, овально-вытянутая, изредка подпрямоугольная с купольным сводом, относительно небольшого размера — чаще всего делались в северной стене могильной ямы-колодца, на глубине 1,6-2 м. Пол камеры был глубже дна колодца на 0,4-0,7 м. Захоронения, как правило, одиночные. В могильной яме оставлялись туши коров и лошадей[275]. Дромос и коридор из него в камеру отсутствовал. Вообще сармато-аланские камерные гробницы выглядят как развитие подбойных могил.

Почти во всех рассматриваемых боспорских склепах камеры были четырехугольной или трапециевидной формы средним размером 2,3X2,4X2 м, с плоскими, сводчатыми или полуцилиндрическими сводами, имелись неширокие дромосы длиной 2,5-4 м и узкие, недлинные (до 1,5 м) коридоры к ним. В пяти склепах были лежанки для гробов. Число захоронений, как правило, больше, чем в сарматских камерных могилах, но как будто бы меньше, чем в склепах европейских городов Боспора. Прототипом грунтовых склепов были, вероятно, каменные гробницы с дромосом, с купольным, плоским или иным сводом квадратных камер.

Исключение составляют два склепа из некрополя Кеп с камерами овальной и грушевидной формы. Первый склеп I в. н. э. был почти полностью ограблен[276], второй, содержавший всего одно довольно бедное захоронение с южной ориентацией, относился к III — IV вв. н. э.[277] Эти гробницы могли принадлежать выходцам из сармато-аланской среды.

Направление входа в камеру, видимо, не имело решающего значения, хотя в склепах I в. до н. э. — I в. н. э. он находился чаще в западной стене камеры, но встречаются случаи входа в восточной, южной и северо-западной стенах. Стены одного из кепских склепов были сложены из квадров, а в полу другого — из некрополя так называемой Тирамбы — имелась яма для костей предшествовавших захоронений. Подобная особенность уже отмечалась в ряде склепов городов Европейского Боспора (Китей). Зато ниш для установки светильников и приношений, рисунков или надписей на стенах не зафиксировано ни в одном грунтовом склепе городов Таманского п-ва. За исключением одного фанагорийского, нет среди них и двухкамерных. Вообще фанагорийские склепы стоят как бы несколько особняком. В них совсем нет лежанов, хотя часть захоронений совершена в гробах, число костяков невелико: один-два, встречается оружие, а один покойник был с деформированным черепом. Вертикальные ямы-колодцы, от стен которых отходили недлинные коридоры к камерам, сближают их с сармато-аланскими камерными гробницами. Наконец, все они датируются III — IV вв. н. э., находились рядом (участок некрополя С) и справедливо связываются исследователями с сарматизованными (а вернее, аланизованными слоями горожан[278].

Напротив, серия земляных склепов I в. до н. э. — I в. н. э. Кепского некрополя и часть склепов предполагаемой Корокандамы (мыс Тузла) свидетельствуют о проникновении в это время восточносредиземноморских традиций. Не исключено, что на рубеже нашей эры здесь обосновалось несколько семей из городов Южного Причерноморья (Амис, Синопа).

Итак, в целом по набору инвентаря и обряду погребения подавляющее большинство склепов рассматриваемого времени служило для захоронений боспорских горожан.

Каменные склепы первых веков встречаются, как уже говорилось, очень редко, да и то все в некрополе Горгиппии (склеп Геракла и склеп с саркофагами).

Примерно каждое десятое захоронение этого времени находилось в деревянном гробу, изредка в саркофаге.

Господствует трупоположение, кремация встречается чрезвычайно редко (около 3%), причем в основном в I в. до н. э. — I в. н. э. Трупосожжение большей частью совершалось на стороне, но иногда и непосредственно в могиле. В таком случае костяк полностью или частично сохранялся.

Обряд неполного сожжения трупа встречался и у сармат, правда, в более раннее время[279], но в ближайшем к Боспору варварском окружении в первые века нашей эры не зафиксирован. В этой связи обращает на себя внимание одно погребение I в. до н. э. некрополя Фанагории и одно I — II вв. н. э. — Кеп (могила с заплечиками) с обгоревшими, но уцелевшими костяками, лежавшими головой на север[280].

В качестве местной, варварской черты погребального обряда (рис. 3) выделяют иногда подстилку дна могил камкой. Таких случаев отмечено 13, из них 11 в Фанагорийском некрополе. Камка встречена в могилах всех типов и хронологических периодов и большей частью с погребениями невосточной ориентации. Других специфических черт в них нет. Поскольку сухая морская трава, естественно, отсутствует в глубинных степных и предгорных районах, наличие ее в могилах, конечно, местная, т. е. присущая населению морского побережья, черта. Связывать же ее с влиянием варварских традиций пока нет убедительных оснований. Во всяком случае, если она и заимствована боспорянами, то не у сармат, а у каких-то меотских племен.

В единичных случаях среди могил I в. до н. э. — I — II вв. н. э. имелась подсыпка дна морскими раковинами или песком. Этот обычай был распространен и у населения прибрежных районов Восточного Крыма в первые века нашей эры.

В пяти погребениях покойник был уложен на матерчатую подстилку. Причем в двух захоронениях I — II вв. н. э. — с северной ориентацией[281] и с железным мечом справа от костяка[282], она определенно была войлочной. Аналогии им встречаются в сарматских могильниках[283].

Старой меотской традицией, сохранявшейся отчасти и в меото-сарматских могильниках первых веков нашей эры, было наличие в погребениях гальки[284]. Отголоском ее, видимо, можно считать описанное выше погребение I в. н. э. из некрополя Кеп, в котором возле лежавшего на левом боку с согнутыми ногами, головой на северо-запад костяка находился скорченный детский скелет, лепной горшок, бусы и мелкая галька. Погребение с галькой (I в. до н. э. — I в. н. э.) известно и в некрополе Фанагории[285].

Чертой сармато-аланского обряда считается обмазка стен и дна могил светлой глиной. Подстилка из глины зафиксирована в 10 могилах I в. до н. э. — II в. н. э. и в четырех — III — IV вв. н. э. некрополя Фанагории. Видимо, далеко не случайно почти все эти захоронения имели северную ориентацию, а в одном — у черепа лежало два крупных камня. Инвентарь этих могил очень небогат[286]. Любопытно, что в соседнем некрополе Кеп таких погребений пока не найдено.

Нет полной уверенности в том, что угольки, обнаруженные в трех могилах I в. до н. э. — I в. н. э. и III — IV вв. н. э. некрополя Кеп и I в. н. э. — Тирамбы, играли ту же ритуальную роль, что в савромато-сарматских захоронениях более раннего периода и в отдельных меото-сарматских могилах Прикубанья первых веков нашей эры[287]. Некоторые особенности их обряда: северо-восточная, северная и южная ориентации, скорченное положение (ноги согнуты в коленях, туловище на левом боку) одного из покойников, возможно, свидетельствуют об их варварской принадлежности.

Ранее никем не фиксировалась меловая подсыпка или находки кусков мела в рассматриваемых могилах «римского» времени. Между тем мел имелся в двух погребениях: в упоминавшейся подбойной могиле I в. н. э. (Тирамба)[288] и в захоронении I в. до н. э. — I в. н. э. Фанагорийского некрополя. Так костяк с юго-западной ориентацией, с перекрещенными в голени ногами и с кистями рук — на костях таза сопровождался помимо ойнохои, кольцом, бронзовым колокольчиком и браслетом, куском мела и красного вещества (риальгар?)[289]. Мел в обоих погребениях свидетельствует о влиянии сарматских обычаев[290]. Куски мела и меловая подсыпка дна могил встречаются и в меото-сарматских захоронениях Прикубанья[291] и даже считаются чертой сармато-аланского погребального обряда[292].

Далеко не всегда ясно, служило ли обнаруженное в могиле красное вещество ритуальным целям или было принадлежностью косметики. Широкое использование охры и риальгара в заупокойном культе многих ираноязычных народов, в том числе савроматов, хорошо известно. Следы проникновения этих древних традиций в среду боспорских горожан отмечались и в предшествующую эпоху, заметны они и в первые века нашей эры.

Из 11 погребений с охрой, риальгаром или красной краской девять в Фанагорийском некрополе и по одному — Кеп и Горгиппии, причем четыре датируются I в. до н. э. — I в. н. э., остальные III — IV вв. н. э. Все погребения более раннего времени и по крайней мере половина поздних — женские, это заставляет осторожнее относиться к оценке самого присутствия в них красящего вещества. Обращает все же на себя внимание невосточная ориентация всех погребений. Уверенно с сармато-меотскими можно связать уже рассмотренное выше захоронение 248 из Фанагорийского некрополя.

Более варварскими выглядят погребения III — IV вв. Здесь и красящее вещество — определенно охра, в одном случае череп покойного был деформирован, в другом — весь костяк посыпан охрой, в третьем — наряду с охрой у черепа лежала белая галька. Ориентация погребений дважды северная и северо-восточная и по одному разу западная, юго-западная, юго-восточная.

Со значительной долей вероятности можно предположить, что большинство этих могил оставлено сармато-аланами, хотя в двух из них найдены боспорские монеты.

Заслуживают внимания и захоронения с различными элементами скорченности. Их всего 11 (2%): в некрополе Кеп (восемь), по одному — в Тирамбе, Фанагории, Горгиппии. Четыре относятся к I в. до н. э. — I в. н. э., три — к II в. н. э. и по два — к II — VI и III — IV вв. н. э. Костяки лежали на левом боку (четыре случая) и на правом (шесть). В одном захоронении покойник был погребен на животе с согнутыми руками и ногами, кисти рук подведены к лицу[293]. В головах этого странного погребения стояла амфора с захоронением младенца.

Анализ инвентаря показывает, что положение на правом или левом боку не зависело от пола покойного и его ориентации. В семи могилах были, по-видимому, захоронены женщины. Впрочем, ярко выраженных мужских (с оружием и т. п.) среди них нет вообще. Возможно, это не случайно, как, впрочем, и то, что среди них нет и относительно богатых погребений. Череп одного костяка был деформирован[294]. Ориентация этих погребений самая разная, но южное, с отклонениями, направление несколько преобладает.

Степень скорченности у всех костяков различна. За исключением трех (два с детскими костяками, одно с взрослым, вытянутым) все погребения одиночные. Инвентарь в целом обычен для рядовых могил этого времени. Кроме одной подбойной — из некрополя Кеп, все эти захоронения совершены в простых грунтовых могилах без перекрытий.

Скорченные погребения в небольшом числе встречаются в грунтовых и курганных меото-сарматских могильниках первых веков нашей эры[295]. Имеется здесь аналогия и женскому погребению на животе из некрополя Кеп[296]. Так же как и в городских некрополях, большинство этих захоронений, строго говоря, не скорченные, а лежащие на боку, близки они и по другим показателям. Таким образом, в данном случае меото-сарматское влияние в некрополях городов Азиатского Боспора бесспорно. 

Совершенно определенно о присутствии в них варварского населения свидетельствуют погребения с деформированными черепами, отсутствовавшие прежде. Обряд деформации столь своеобразный и специфичный, поразил античных географов и писателей, непосредственно столкнувшихся с макрокефалами, видимо, на рубеже нашей эры.

Этих захоронений выявлено десять[297], восемь в некрополе Фанагории и по одному — Тирамбы и Горгиппии. Почти все они были совершены в простых грунтовых могилах и, за исключением одного — из некрополя Тирамбы, костяки лежали вытянуто. Ориентация различная: северная, восточная, северо-восточная, юго-восточная (по одному погребению), северо-западная и юго-западная (по два). Судя по инвентарю, по крайней мере четыре погребения — женские, одно мужское, о прочих с уверенностью судить трудно. Эти, правда, весьма относительные выводы наряду с данными антропологов[298] говорят о том, что обычай деформации вовсе не был присущ лишь мужчинам.

Обращает на себя внимание датировка данной группы захоронений: все — III — IV вв. н. э. Обычай деформации отмечен в Поволжье уже в погребениях I в. н. э.; но массовым становится во II — IV вв. н. э. Самая ранняя группа сарматских погребений с деформированными черепами в Северном Прикаспии датируется II в. н. э.[299] С III в. н. э. они встречаются в могильниках Прикубанья[300]. Вслед за В. П. Шиловым[301] Е. П. Алексеева убедительно связывает обычай деформации с ранними аланами[302].

Таким образом, где-то в III в. н. э. племена «длинноголовых» появились у восточных рубежей Боспора, что подтверждается и известной надписью 208 г. н. э. из станицы Таманской, упоминающей о главном аланском переводчике (КБН. №1053. С. 613, 614). К концу III — IV вв. н. э. аланы, отдельные семьи или отряды воинов, селились в некоторых городах, возможно, предпочитая Фанагорию. М. М. Кобылина считала эти погребения просто сарматскими[303].

Весьма часто к числу варварских, точнее, сарматских признаков относят обычай положения одной или обеих рук кистями на кости таза и перекрещивание ног в голени. Действительно, эти черты зафиксированы в савроматских могильниках[304], позднее отмечены в сарматских захоронениях, но встречаются и в киммерийских, и в скифских погребениях[305]. Е. П. Алексеева считает эти особенности признаком сармато-аланского обряда[306]. Вместе с тем такое положение рук и ног, как уже говорилось, зафиксировано и в ряде погребений античных некрополей Греции.

Общий анализ всех погребений рассматриваемого времени показывает, что как положение кистей рук на таз, так и перекрещивание ног в голени встречается повсеместно в самых различных могилах, в том числе и в обычных захоронениях рядовых боспорян. Все это убеждает нас в том, что взятые в отдельности эти черты не дают оснований для выводов о воздействии сарматских традиций или их непосредственном присутствии в городах Таманского п-ва. Но некоторые предположения иного порядка сделать все же, как представляется, можно.

Всего таких погребений учтено 49 (несколько более 10%). Встречаются они приблизительно с той же частотой и в пределах более дробных хронологических периодов с I в. до н. э. до IV в. н. э. Ориентация этих захоронений различна и ее изменения соответствуют общей динамике этого процесса в рассматриваемое время. Таким образом, выделить характерную для этой группы погребений ориентацию или иные черты нельзя.

Есть среди них погребения с деформированными черепами (два), с куском мела (одно), с оружием (три) и костями животных (три), но прочие, как уже говорилось, ничем не примечательны.

Из 20 захоронений с перекрещенными ногами, судя по инвентарю (за исключением двух могил с бусами), почти все погребения, скорее мужские, чем женские. Обратная картина, как будто бы наблюдается в группе могил с положением обеих рук покойного кистями на таз. Их 12 и в восьми, скорее всего, захоронены женщины, в прочих — инвентарь допускает и мужскую принадлежность.

Захоронений с положением правой руки на таз 12. Из них девять, вероятно, мужские, три — женские. Погребений с кистью левой руки на костях таза — 13. Из них, наоборот, девять могил женские, две могут быть и мужские, в остальных инвентарь крайне невыразителен.

Примечательны погребения в подбойной могиле из некрополя Кеп[307], где лежало два костяка, судя по инвентарю, — мужской и женский, с юго-восточной ориентацией. У женского — кисть левой руки лежала на тазовых костях, у мужского — кисть правой. Таким образом, хотя полного совпадения нет, положение двух или левой руки кистями на область таза более характерно для погребений женщин, а скрещенные в голени ноги или кисть правой руки на тазе чаще встречаются в мужских захоронениях. Эти элементы обряда, видимо, связаны с полом покойного и вряд ли отражают какие-либо этнические особенности. Вполне возможно, что они в разной мере и не однозначно бытовали у различных индоевропейских народов. Все выводы, однако, ввиду относительности определения пола по инвентарю захоронений в достаточной мере условны[308].

Немаловажное значение в погребальном обряде имела ориентация, хотя о ее роли при выявлении характерных признаков погребений представителей отличных этнических групп единого мнения нет (рис. 3). Вне сомнения, любой сложившийся погребальный ритуал предполагает либо твердо установленное направление в положении покойного, отражавшее какие-то представления о потустороннем мире, смерти и т. п., либо, опять-таки в связи с этими представлениями (или их изменением, неконкретностью), не отличается постоянством и определенностью. Не раз отмечалось, что в некрополях городов Боспора в VI — II вв. до н. э. в той или иной степени доминирует восточная ориентация, в целом присущая грекам (ионянам). Более или менее устойчивой была в то время ориентация и в могильниках сопредельных с Боспором варварских племен.

Положение заметно меняется в первые века нашей эры. Уже к I в. до н. э. превосходство восточного направления в городских некрополях Таманского п-ва не было особо значительным. В дальнейшем картина стала совсем «пестрой». Из всех погребений I — IV вв. н. э. с выявленной ориентацией восточная составляла всего около 20%. Правда, в I — II вв. этот показатель несколько больше (26%), зато во II — IV вв. н. э. он всего 7,8%.

Западную ориентацию имело 9,7% всех захоронений. Около 10% в I в. до н. э. — I в. н. э., меньше во II — IV вв. н. э. и несколько выше в I в. н. э. 

Северная ориентация отмечена в 16 % погребений. Чуть больше 11% в I в. до н. э. — II в. н. э. и 26% в последующий период. Случаи погребений с этой ориентацией стали чаще в I в. н. э. и к III в. н. э. Южная ориентация встречалась приблизительно в 9% гробниц. Около 11% — в I в. до н. э. — II в. н. э. В дальнейшем этот процент упал до 5,6. Число погребений с этой ориентацией несколько увеличилось в I в. н. э., а прочее время оставалось

небольшим.

Погребения со смешанной, промежуточной ориентацией в целом подчиняются той же закономерности, что и ориентированные по частям света.

Таким образом, ни одно из направлений не являлось для погребений некрополей городов Азиатского Боспора в рассматриваемое время господствующим. Значительно выросла доля могил с невосточной, особенно северной ориентацией, прежде почти не встречавшейся (в III — II вв. до н. э. северная ориентация составляла всего 1%, южная — 5%, западная – 2,1%).

Выделяются как бы два «пика» роста невосточной ориентации — рубеж I в. до н. э.—I в. н. э. и III в. н. э. Такая перемена в ориентации захоронений в первые века нашей эры отчасти объясняется общим «забвением» чисто эллинских обрядов. Не меньшее значение имело и воздействие традиций и представлений соседнего варварского населения, и их проникновение в города Азиатского Боспора.

Ориентация в меото-сарматских могильниках этого времени тоже очень неустойчивая. Если в IV — II вв. до н. э. в меотских погребениях господствуют южное и восточное направления, то в I в. до н. э. — III в. н. э. усиливается западное и северное, что справедливо связывают с сарматским воздействием[309]. При этом не во всех известных меото-сарматских могильниках картина полностью идентичная. Так, в погребениях I — III вв. н. э. у аула Октябрьского 80% захоронений лежало головой на запад[310]. В Усть-Лaбинском могильнике в III — I вв. до н. э. южное и восточное направления составляют более 50%, а в погребениях I — II вв. н. э. преобладает западная ориентация (57%)[311]. Доминирует эта ориентац