Самуил Маркович Певзнер – спаситель детей Белостока

     22 июня 1941 года директор пионерского лагеря сумел увезти своих воспитанников из-под немецких обстрелов и довез их до Каракулино.
     Сегодня о Самуиле Певзнере пишут и говорят очень мало, однако, зарубежная пресса окрестила его «удмуртским Шиндлером».
      Самуил Певзнер родился в Могилеве в 1910 году в семье лесопромышленника. В 1926 году семья перебралась в Ленинград, где молодой Певзнер был комсоргом ЦК ВЛКСМ по культуре и преподавал историю партии в хореографическом училище, которое в те годы возглавляла великая Агриппина Ваганова, легендарная артистка балета, балетмейстер и педагог, имя которой носит известная Академия Русского балета в городе Санкт-Петербурге. Война застала Самуила Марковича в Друскениках, в детском лагере, куда его направили работать.
     22 июня 1941 года, когда стало ясно, что Германия напала на Советский Союз, Самуил Маркович сумел очень быстро сориентироваться и сделать все для спасения воспитанников.         В пятом часу утра Самуила Марковича разбудил необычный шум. Он вышел на улицу и, не веря своим глазам, смотрел на небо. Сотни тяжелых самолетов со свастикой летели на восток. Этих страшных чудовищ было так много, что временами небо, казалось, темнело. Все сомнения рассеялись, когда включив приемник, услышали душераздирающую речь Гитлера…
      29-летний педагог из Ленинграда Самуил Маркович Певзнер, принял решение о немедленной эвакуации детей. Он вместе с другими педагогами и работниками лагеря доставил детей на ближайшую железнодорожную станцию и с боем посадил их в переполненные вагоны последнего уходящего на восток эшелона.[1]
      Детям объявили, что все они идут в военизированный поход, и велели взять с собой одеяла, личные вещи и сухпайки.
    В воспоминаниях выпускницы Каракулинского интерната Т.М. Изакович читаем: «22 ию-ня 1941 г. мы, школьники из Западной Белоруссии, отдыхали в пионерском лагере на берегу живописной реки Неман. В нашем лагере началась очередная смена. Мы успели сдружиться и готовились к традиционному прощальному костру и к встрече с родными и близкими. Ничего не предвещало тех тяжелых дней, которые выпали и на нашу судьбу. Тогда мы не в состоянии были понять, какая страшная война пришла из-за границы, рядом с которой находился наш лагерь и многие другие пионерские лагеря для детей из Бело-руссии, Литвы, Латвии, Эстонии, Польши. Мы просто встревожились и плакали из-за отсрочки встречи с родителями, из-за того, что от лагеря до станции надо было идти не налегке, а таща наволочки, в которые нам положили одежду и продукты на дорогу (по буханке или две хлеба, по большому куску сала, конфеты и печенье). Кажется, вкуснее того, выпеченного из довоенной муки хлеба – не было ничего».[2]
    «…И повел нас строем Самуил Маркович Певзнер. Дошли мы только до вокзала, и никто уже не сомневался, что началась война…К дверям переполненных вагонов подойти не было никакой возможности. Нас, пацанов, затаскивали в окна вагонов старшие пионервожатые, которые каким-то образом попали в вагоны …».[3]
   Самуил Маркович позднее вспоминал: «Мы усаживали детей в уже переполненные вагоны, используя не только двери но и окна. С огромным трудом были размещены дети Белостокского, Литовского пионерских лагерей и детского дошкольного санатория. В эшелон погрузилось около тысячи человек, многие забрались на крыши вагонов, а большинство осталось на вокзале, не попав в эшелон. Лишь четыреста детей смогли эвакуировать, усаживая их в последний пустой вагон».[4]
      «Крики и плач оглашали вокзал и привокзальную площадь. Что случилось бы с этими детьми, если бы не вмешательство Самуила Марковича? Страшно представить…
    На протяжении шести тяжелых дней состав преследовали фашистские самолеты. Спасая детей при налетах вражеской авиации, оставляли вещи в вагонах, разбегались по команде в поле, лес. Затем вновь собирались, и состав двигался дальше, вглубь страны. Машинист боялся вести состав вглубь советской территории, но Певзнер, угрожая незаряженным револьвером, заставил его продвигаться все дальше и дальше на восток.
     Вечером 22 июня эшелон с детьми двинулся в сторону города Гродно, однако мост через реку Неман был взорван немцами, и кое-кто из взрослых пассажиров поезда потребовал вернуться назад и сдаться на милость нацистов.
     Эта дорога для всех стала тяжелым испытанием: «Первые дни пути мы забывали о еде, но потом съели все сало, печенье и конфеты. С питанием возникли проблемы, но люди не оставляли нас в беде. На больших остановках, начиная от Смоленска, который в те дни еще не обстреляли, нам приносили в вагоны молоко, хлеб, булки».[5]