Глава 9. Лазурный цвет, поблекнув за годы, таким же лазурным и остался.

Завершилась официальная часть церемонии отставки, и мы закончили подготовку к прощанию. Прощанию, где речам с трибун, букетам цветов, прощальным слезам и прочему нет места. Нужно сделать так, чтобы посетители развлекались без лишних мыслей, хотя мы, в свою очередь, настолько истощены, что эмоции, в том числе и осознание расставания, полностью подавлены. Несмотря на многочисленные преграды и сложности, совместный пром удалось провести. Благодаря многочисленным помощникам площадка полностью готова, на каждом этаже – фигурные воздушные шарики с цветами, звучит тихо музыка – в общем, всё полностью готово. Даже сотрудники, которые вошли раньше посетителей, довольно шумно реагируют на украшенное помещение.

Ощущая кожей высоту надежд, мы с Юкиношитой проводим последнее совещание в одном из углов прихожей.

– Так, Хикигая-кун, займись, пожалуйста, этажом для школы Собу и персоналом холла.

– Есть.

– Ещё необходимо проверить экстренную связь с Тоцукой-куном и Хаямой-куном касательно порученных клубам тенниса и футбола роли встречающих и охранников.

– Слушаюсь.

– Также присматривай за кейтерингом. Лаундж будет открыт, чтобы посетители могли размяться, поэтому попроси поддержки у За… За… У него.

– Сдалась…

– И ещё одно. Для тех, кто входит повторно, у нас есть процедура штампования, этим занимается школа Кайхин-Сого. Тебе только нужно будет следить за персоналом, которые меняют ковры для посетителей пляжа. Песка в холле быть не должно.

– Как ска… А не много ли это для меня одного? Это не просто управление, это уже разнорабочий получается, – сказал я, и Юкиношита удивилась.

– Что поделать, так уж получилось, что всю картину в целом знаем только я и ты. Я не смогу отлучиться во время ивента… Хочешь сказать, что мой партнёр неспособен даже на это? – провокативным тоном сказала она, смахнув волосы с плеча и широко улыбнувшись. Её взгляд победителя, направленный на меня, уменьшает количество ответов, которые я могу дать.

– Могу…

Если тебя называют партнёром, то, хоть и через силу и со сжатыми зубами, так что голос получается совсем не громким, ответ можешь дать только такой. Не знаю, дошёл ли звук до ушей Юкиношиты, но она усмехнулась.

Совещание на некоторое время прервалось, как вдруг в зале стало очень тихо. До сих пор там было шумно, словно насекомые шумели длинной осенней ночью[57], и в один миг это всё прекратилось. Обернувшись назад, я увидел словно подавляющих окружающий мир мать Юкиношиты и Юкиношиту Харуно. Им, судя по всему, всё равно, но… красивая женщина неопределённого возраста в традиционном кимоно и ещё одна красивая женщина в платье с весьма широкими вырезами на рукавах, спине и груди, причём ниже пояса платье полностью закрыто и плотно прилегает к телу. А сзади идёт ещё одна высокая красивая впечатляющая женщина в костюме мужского типа, со штанами, – Хирацука-сенсей. Сложно их игнорировать. Как корабль разрезает волны, они подошли к нам, разрезая толпу. Юкиношита глянула на них и провокационно улыбнулась.

– О, пришли.

Мать Юкиношиты улыбнулась, смотря на невежливое поведение дочери.

– Да… Хотим всё хорошенько рассмотреть.

Но вот в словах чувствуется враждебность. Ох, она как всегда страшная… Я спрятался за тенью Юкиношиты, дрожа, а вот Харуно-сан пошутила, не обращая внимания на эту тревогу.

– А, а я пришла выпить.

– Мы не подаём алкоголь, вообще-то, – парировала Юкиношита с разочарованным выражением лица, как Харуно-сан подтянула к себе стоящую рядом Хирацуку-сенсея и взяла её под руку.

– Всё нормально, захотим – пойдём с Шизукой-чан в ресторан напротив.

– Я за рулём, вообще-то, – неловко ответила Хирацука-сенсей, но не стала освобождать руку от захвата Харуно-сан. И в таком положении, напоминающем свидание взрослых, она посмотрела и улыбнулась.

– Развлеките и меня сегодня.

– Юкино-чан, удачи. Хикигая-кун, и тебе удачи, – посередине фразы она сделала шаг ко мне и прошептала на ухо: – принимай решение.

– Ага… – издал я странный звук. Из-за того, что её слова и тон были страшными, у меня по спине пробежал холодок. Не знаю, как Харуно-сан это восприняла, но она вяло улыбнулась и опять пододвинулась ко мне.

– Если что-то пойдёт не так – обращайся, сестрёнка поможет.

– Честно говоря, сложнее всего мне с тобой…

Спасибо, конечно, за предложение, но от горечи я ответил довольно цинично, и Харуно-сан на секунду застыла. Но тут же её большие круглые глаза сузились, как у хищника перед своей добычей.

– Хикигая-кун, ты такой милый… Нужно тебя приголубить так же, как и Юкино-чан, – сказала она, словно до этого момента она сдерживалась. Не может быть! Куда ещё больше?..

Хотя, если подумать, то это ведь Юкиношита Харуно; вряд ли её бы устроило это. Думаю, она и дальше будет меня испытывать. Её завораживающий смех у моего уха – тому подтверждение. Я рефлекторно сжался, а она же едва касается открытой кожи моего тела, щекотно дышит мне на ухо, цветочные духи возбуждают мой нюх, и по спине пробегает холод. О нет, она такая страшная! Я дрожу. Но вот Юкиношита встала между нами, хлопнула Харуно-сан по руке и той же рукой указала наружу.

– Сестра, ресторан в той стороне.

– Ой, на меня разозлились. Пока, – с невинным видом Харуно-сан помахала рукой, взяла Хирацуку-сенсея, и они медленно ушли. Юкиношита проводила их взглядом, вздохнула и перевела взгляд на мать. В отличие от противостояния сестёр, между матерью и дочерью атмосфера была ледяной. Мать Юкиношиты приставила веер к своему подбородку.

– Юкино, любое начинание встречает сопротивление. Какой бы ни была причина, всем людям не угодить. Тем более если говорить об этом ивенте, у которого нет никого за спиной. Думаю, вскоре после окончания от школы придёт претензия.

– Возможно.

– Я тебя уже предупредила, поэтому заступаться за тебя не буду. Какой бы вы хитрый план не строили.

Ледяным взглядом она окатила меня. Возможно, пытается намекнуть на то, что я раньше использовал события прошлого. Однако Юкиношита той же рукой остановила её и сделала шаг вперёд. Взгляд Юкиношиты был почти таким же – с ледяной улыбкой.

– Не проблема. Принимать ответственность – задача ответственного лица. Так задумывалось изначально.

– А-а. Тогда я буду наблюдать, – хмыкнув, мать Юкиношиты весело и победоносно улыбнулась. Хоть со стороны и видится противостояние, в какой-то мере это похоже на воспитание молодого зверёныша у животных. Атака в момент покидания родного гнезда, должно быть, не самая мягкая.

Помню, Харуно-сан говорила когда-то, что существование врага взращивает человека. Я и раньше догадывался, но теперь я уверен – эти мать и дочь, или сестры, используют противостояние как метод коммуникации, и враждебность – как воспитание. «Что это за семейка ракшасов[58]? Почему они все такие? Нужно постараться держаться от них подальше», – подумал я и сделал полшага назад. Однако мать Юкиношиты заметила это и широко мне улыбнулась.

– Хикигая-кун, извини, что впутываем. Надеемся на тебя.

– Э? А, ну, ничего, работа ведь… – сказал я, слегка улыбаясь. Не могу же я, смотря на такую улыбку, ответить: «Не, ни за что!»

Впрочем, похоже, матери Юкиношиты этот ответ пришёлся по нраву, и она улыбнулась за веером, после чего развернулась и ушла довольной походкой. Проводив её взглядом, Юкиношита глубоко вздохнула.

– Ушла, наконец. Продолжим совещание.

– Это ещё не всё?.. – удивлённо спросил я, и Юкиношита приставила пальцы к вискам, словно сдерживая головную боль.

– Да… Неприятно признавать, но мне указали на мою наивность.

– Э?

О чём это она? Я хотел было задать те самые шесть вопросов[59], но Юкиношита рассказала сама.

– Я не подумала об алкоголе. Мы его не продаём, но некоторые могут принести с собой. Когда будешь делать обход, обращай на это внимание.

– Работы стало больше… Но ладно, я понял. Есть ещё что-то? – спросил я, и Юкиношита приставила руку к подбородку, задумавшись.

– Так… – она подумала, посмотрела по сторонам, ища, что сказать, но… – Пока что, думаю, этого достаточно, – пробормотала она.

– Понял. Ну, пора начинать.

– Ага, – Юкиношита подняла голову.

Мы коротко кивнули друг другу и одновременно ушли за сцену.

Начинается последняя вечеринка.

***

Я не помню, чтобы хоть раз отдохнул с тех пор, как начался совместный пром. Объём работ гигантский, и время пролетало вмиг. Вокруг всё переполнено цветами, как первая весенняя растительность. Интересно, это то, что нужно носить при расставании?

В каждом зале играет клубная музыка, и знакомые лица бегают туда-сюда в поте лица. И каждый при встрече со мной кидает мне жалобы, недовольства и ругательства. И причина этого – должность главного менеджера прома. Звучит внушительно, но, по сути, из обязанностей в основном работа с претензиями. При каждом взаимодействии различных рабочих групп приходится решать возникающие проблемы.            

И вот, бегая вокруг в попытках решить очередную проблему, я услышал, как меня позвали со спины.

– Хикки.

Только один человек меня так зовёт. Я остановился и быстро повернулся к Юигахаме.

– О, спасибо за работу. Как дела?

– Нормально, уже работы мало. Но вот Ироха-чан умерла в задней комнате. А ты?

– Сложно очень и опасно. Я потом наведаюсь к Ишики. Кстати, доставили мало еды, у нас там остались какие-то сладости?

– Лёгкое что-то было. Принести?

– Да, спасибо. Займокуза уже побежал закупаться, но до тех пор надо чем-то заполнить столы, – сказал я, и Юигахама усмехнулась.

– Ясно, хе-хе.

– Это так смешно? – спросил я, и она перестала смеяться.

– Ну… как-то это очень похоже на нас.

Но улыбка, от которой на душе становится тепло, не исчезла; она всё ещё улыбалась, и её улыбка всё ещё жалит меня где-то в груди. Я поднял чёлку и криво, как мог, улыбнулся.

– Извини, что заставили тебя работать.

– Ничего, – Юигахама кивнула, мол, ничего такого, и ласково посмотрела на всё вокруг: на танцующих в платьях, на улыбки и смех, на суетливо бегающую туда-сюда Юкиношиту и уставшие живые трупы, которые у нас работают как помощники.

Смотря на это, Юигахама усмехнулась.

– Наверно, это то, что я хотела увидеть.

– Ясно.

Я тоже засмеялся. Она права: этот вид очень похож на то, что мы видели раньше. Ещё ни разу не получилось у нас сделать красивый финал. Споры, осложнения, скандалы, паузы, и только под конец мы делали последний решительный рывок, чтобы расправиться с работой.

Но я могу утверждать, что было весело, в том числе и из-за всех этих проблем. Даже сейчас так: у меня столько хлопот, что я хотел бы прибить автора этого плана, но всё же мне нравится такая жизнь.

– Скажи… – сказала она так тихо, что я снял даже наушник рации.

– М?

Но она отрицательно помотала головой.

– Ничего. В другой раз.

– А-а…

– Ну же, работа! Торопись, торопись!

– Ага…

Я быстро встал и побежал дальше, услышав вслед тихое «удачи». Ну что ж, придётся постараться. Несмотря на свои жалобы касательно работы, я верю в то, что если даже не получается сделать всё как нужно, надо завершить хотя бы шестьдесят процентов, чтобы было хоть какое-то оправдание. Почти все проблемы слишком далеки от решения, устранить их получается едва-едва, используя различные методы, ложь, безразличие, временные заплатки и откладывание на потом. Думаю, однажды, в не очень далёком будущем, придёт ответная реакция, и придётся заплатить по всем счетам, включая проценты, и взять ответственность за всё.

Но, думаю, это то, чего я хочу: как сейчас, бегать изнурённым, жаловаться, но работать. Чтобы потом, после многих сожалений и терзаний, когда я стану престарелым, сидеть на веранде и рассказывать юной Магомачи, внучке Комачи, одно и то же много раз подряд – что юность полна ошибок и ничего хорошего там нет.

Бормоча этот стариковский бред, я закончил работу. Пока я бегал без передышки, солнце опустилось, и виднеющийся через окно Токийский залив начал окрашиваться красным. Кто-то направился в сторону пляжа, кто-то развлекается в лаундже, а кто-то весело беседует, сидя у костра.

Проведя некоторое время, как того хотелось, люди начали собираться в зале.

Подходит время последних танцев. И звук, и свет были оформлены куда лучше прошлого прома, что только добавляло радости. Хотя сложно было работать в толпе.

Из больших динамиков раздаётся танцевальный «Стандартный номер». Прожектор бегает по залу, зеркальный шар пускает зайчики, похожие на бегущие ручейки, так что всегда можно понять, когда песня меняется, и когда песня подходит к концу. Стоя вдали от разгорячённой толпы, я внимательно смотрю за этими зайчиками. Прислонившись спиной к стене, я издал усталый вздох. Популярная электронная музыка, танцы как придётся, режущие глаза стробоскопы – это не то, что я люблю, но стоять в уголке, слушая музыку, не так уж и плохо. Но времени у меня на это было мало: по рации кто-то опять меня зовёт и ругается. Ответив, я тут же отправился туда.

***

Совместный пром по своей сути не подразумевает каких-либо больших проблем, но во время прома возникали небольшие сложности и вопросы, которые, впрочем, не были смертельными. На этом пром и закончился.

Думаю, было очень весело. Участвовавшие в нём выпускники обеих школ, часть учеников и несколько организаторов веселились, танцевали, пели – в общем, наслаждались. Из-за этого возникает сильный контраст от оставшейся тут пустоты.

Ни души не осталось в зале. Только я, ответственный за этот танцевальный зал, главный менеджер прома. Нужно закончить здесь мелкие задачи вроде уборки мусора, проверки забытых вещей и так далее. Буквально только что здесь шумела музыка и люди, мелькал свет прожекторов, так что тишина сейчас режет уши. Как вдруг мои медленные шаги наложились на стук чьих-то каблуков. Обернувшись, я увидел Хирацуку-сенсея.

– О, вы ещё тут?

– Да, забыла кое-что, – сказала она, направляясь строго в центр зала, – похоже, она знает, где её забытая вещь. Однако я уже закончил поиск забытых вещей.

– Я уже всё осмотрел, – сказал я и посмотрел вокруг, не проглядел ли я чего.

– Вот что я забыла, – став передо мной, Хирацука-сенсей выставила руку. Но в руке ничего не было. Она выставила руку, и ничего более. Судя по направлению, не похоже, что она хочет пожать мне руку. Не понимая, что она хочет, я издал глупый звук «хм…».

Вдруг она протянула руку ко мне.

– Я совсем забыла потанцевать с тобой.

Нежно, как принц из сказки, она взяла мою руку и мужественно улыбнулась. Из-за внезапных слов я не знаю, как реагировать.

– Э? – открыл я рот, внимательно смотря на Хирацуку-сенсея. Похоже, ей всё-таки немного стыдно, и она слегка улыбнулась. Только что она выглядела смело и мужественно, а сейчас робеет, как совсем юная девочка.

 

Я растерялся, и Хирацука-сенсей слегка потянула меня за руку, чтобы я хоть что-то сказал. Это вернуло меня на землю, и я сказал первое, что пришло в голову.

– Я никогда нормально не танцевал.

– Я тоже.

Но Хирацука-сенсей не обратила на это ни малейшего внимания, а просто улыбнулась и широко взмахнула рукой, всё ещё сжимая мою руку.

Без какого-либо сигнала к старту, Хирацука-сенсей начала делать странные шаги, исходя лишь из своих предпочтений. Без музыки и света прожекторов, без лазеров и дыма, лишь что-то напевая себе под нос. Однако мне показалось, что тонкий ритмичный стук каблуков и довольное напевание мелодии – это более чем достаточно. Всё равно мы оба не умеем нормально танцевать. Поэтому можно пытаться вспоминать где-то виденные движения и внезапно их воплощать, танцевать чечётку, шутливо использовать в танце костюм и свистеть.

Как же это глупо… До глупого весело.

Наши тела нечаянно соприкоснулись, и Хирацука-сенсей резко отпустила мою руку, закончив движение. Из-за внезапности я слегка потерял равновесие и сделал пару шагов, чтоб не упасть. Но Хирацука-сенсей меня поймала и силой подтянула.

В какой-то момент, весело напевая мелодию, Хирацука-сенсей наступила каблуком на мою ногу.

– Ой-ой…

Из-за резкой боли я потерял равновесие и упал, и следом сверху, ударив мою спину, упала Хирацука-сенсей. Она весит гораздо меньше, чем мне казалось, но мягкие выпуклости, в свою очередь, имеют куда больший вес. Сенсей издала тихое «ай…» около моих ушей, а её волосы упали на мою шею и лицо, так что я не был уверен, как мне дышать. Хирацука-сенсей медленно слезла с меня и села на полу, поправляя пальцами спутавшиеся волосы с присущим взрослому человеку самообладанием.

– Повезло тебе, - улыбнувшись, сказала она.

– Вообще-то мне каблуком ногу раздавили…

Моя нога до сих пор ноет. Пожалуйста, не говори так. Где твоя деликатность? Разве не знаешь, что мальчики в расцвете юности очень ранимы? У меня болит и нога, и сердце! Впрочем, я ничего не потерял, так что всё нормально.

– Эх, устала. Весело было.

Хирацука-сенсей села, скрестив ноги, и спиной опёрлась на меня, как на спинку кресла. Из-за бешеного танца дыхание у неё ещё не восстановилось, и, кажется, она действительно устала. Мне пришлось принять роль спинки и слушать голос сенсея через спину.

– А хороший ивент получился. Правда, мне было страшно, когда ты сказал ту огромную ложь, – тяжело произнесла она. Полагаю, она имеет в виду события в приёмной комнате, когда я пытался протащить совместный пром, ничего не зная, перед матерью Юкиношиты с Харуно-сан и Юкиношитой. Впрочем, я бы не сказал, что я соврал. Скорее, я притворился, что не понимаю, о чём речь. Как и сейчас – я пожал плечами и притворился, что не понимаю, о чём речь.

– Я ведь не обманывал, а прикинулся дурачком.

– Нехороший мужчина, – сказала она и разочарованно вздохнула, стукнув меня затылком. Нет, это совсем не больно, только щекочут её длинные волосы и приятный запах. Увидев мою реакцию, Хирацука-сенсей довольно улыбнулась.

– Можно сказать, что это – выбранная тобою молодость.

– Чего? – я не понял, что она хотела этим сказать, и повернулся к ней, вопросительно смотря. Она тоже повернулась на секунду ко мне. На лице у неё была шаловливая улыбка.

– Ты разве не знаешь? Молодость есть ложь и зло, – подняв палец вверх, с выражением произнесла Хирацука-сенсей. Я на секунду задумался, но тут же вспомнил и ещё раз посмотрел на неё.

– Ува-а, как стыдно сейчас такое слушать. Перестаньте, пожалуйста, – сказал я и закрыл обеими руками лицо. Нет ничего постыднее своих собственных старых сочинений. Захотелось умереть прямо здесь. Хирацука-сенсей посмеялась над моей реакцией, но недолго.

– Как тебе прошедший год? Что-то изменилось? – ласково спросила она, и я вспомнил своё тогдашнее сочинение. Эта желторотая записка с годами выгорит на солнце, потеряет цвет и смысл. Однако вполне можно сказать, что я ещё слишком молод.

– Ничего не изменилось… – протянул я, вспоминая очень короткий и в то же время ужасно длинный год. Но, похоже, ей этот ответ не понравился, и она меня стукнула затылком.

– Я неправильно поставила вопрос… Ты нашёл своё настоящее?

На этот раз мне не понадобилось много времени на раздумья. Этому меня уже научила сенсей. Думать и страдать, вымучить ответ… мой ответ очевиден. Поэтому я стукнул её головой в ответ и улыбнулся уголком рта.

– Трудно сказать. Настоящее не настолько простая вещь, чтобы его можно было так быстро найти.

– Если кто услышит такой ответ, разозлится. Или же расплачется где-то подальше от людских глаз.

– Ой… Не надо мне этих рассказов из реальной жизни. К тому же о ком это вы? Ничего такого нет.

– Понятно. Может, и нет, – Хирацука-сенсей усмехнулась плечами и села рядом со мной.

– Сопереживание, привыкание друг к другу, интерес, сострадание, уважение, ревность… Испытывать все эти чувства к одной девушке – это нечто большее, чем просто любить, – Хирацука-сенсей считала чувства на пальцах, облокотив голову на другую руку, и смотрела на меня.

– Поэтому вы и не в силах расстаться, отпустить друг друга, и тянетесь друг к другу через расстояние и время. Может, это и есть настоящее.

– Может быть, не знаю, – пожал я плечами и цинично усмехнулся.

Наверняка я никогда не узнаю, было ли наше решение верным. Думаю, возможно, мы даже сейчас ошибаемся. Но наверняка можно сказать только то, что один какой-то ответ, указанный мне извне, меня не убедит.

– Поэтому я всегда буду сомневаться. Наверно, и я, и она так легко не поверим.

– Далеко от верного ответа, но я бы поставила сто баллов из ста. Ничего красивого в этом ответе нет. Поэтому ты – лучший ученик, – Хирацука-сенсей быстро протянула руку к моей голове и растрепала мои волосы.  

Тут наушник рации зашумел и через несколько секунд раздался голос Юкиношиты:

– Хикигая-кун, можешь подойти к деревянной террасе?

Я не смог ответить сразу же и повернулся к Хирацуке-сенсею.

– Извините, ещё работа осталась. Мне пора идти.

– Ясно. Тогда и я пойду.

Хирацука-сенсей резко встала и подала мне руку. Похоже, хочет и меня поднять. Улыбнувшись, я отрицательно помахал головой и встал сам. Хирацука-сенсей слегка грустно улыбнулась и убрала руку… но я успел взять её быстрее.

Я поклонился ей.

– Спасибо за всё.

Хирацука-сенсей не сразу ответила, похоже, я застал её врасплох. Но, поняв, что это – рукопожатие, она усмехнулась.

– Да, на тебя ушло много сил.

Хлопнув по руке, она забрала руку из моей и спрятала её в карман. Она перевела вес на одну ногу и с болью улыбнулась.

– Прощай.

– Прощайте, сенсей.

Я тоже слегка приподнял уголок рта, чтобы улыбка казалась более взрослой. Увидев это, Хирацука-сенсей довольно кивнула и медленно пошла к выходу. Шаг, два шага… я проводил её взглядом, запоминая вид со спины, и, обернувшись, тоже пошёл.

– Извини, занят был. Иду, – быстро сказал я, сжав микрофон, и тут же пришло подтверждение: «Хорошо». Ускорившись, я пошёл к противоположному выходу от того, куда пошла сенсей. Я всё ещё слышу стук её каблуков.

Вдруг этот стук прекратился.

– Хикигая, – остановила она меня, и я обернулся. Хирацука-сенсей, смотря через плечо на меня, приставила руки ко рту, сделав «рупор», и прокричала:

– Чтоб вы взорвались, реальщики!

– Это уже устарело лет на десять, – ответил я и пошёл дальше. Но, не сделав и двух-трёх шагов, обернулся назад. Хирацука-сенсей накинула плащ и уходит красивой уверенной походкой, стуча тонкими каблуками по полу. И даже не догадывается, что я ещё смотрю. Я поднял руку и помахал, поклонился и, развернувшись, побежал к девушке.

***

Выйдя из танцевального зала, я направился к террасе. Снаружи уже темно, наступила настоящая ночь. И вид на океан превратился в несколько огоньков вдоль линии горизонта, предположительно – огни кораблей. Однако, с другой стороны, хоть и не видно моря, но от моря справа можно увидеть прибрежную часть Токио, а слева – индустриальный регион Кэйо, что тоже смотрится красиво. А что же Юкиношита? Я посмотрел на неё – она собирала бумаги, сидя около камина в центре террасы. Похоже, там всё ещё тепло, несмотря на недавно начавшийся холодный ветер.

В камине слабо тлеет костерок в форме шалаша, и свечение костра освещает светлое стройное лицо Юкиношиты, усиливая призрачную атмосферу. Казалось, что я мог бы смотреть на это вечно, но тут горящее полено хлопнуло, и Юкиношита посмотрела туда, заметив меня.

– О, Хикигая-кун. Спасибо за работу, – улыбнувшись, сказала она.

– Спасибо за работу. Извини, что так долго, – сказал я, собираясь подойти к камину. Но Юкиношита подняла руку, остановив меня.

– Подожди. Посмотри под ноги.

– А? Под ноги…

У меня под ногами только грязные половики в песке. Больше ничего нет. Что за загадка? Я озадаченно посмотрел на Юкиношиту, и та вздохнула. Она постучала бумагами о стол и, взяв их, подошла ко мне. Придерживая юбку, она присела и провела пальцем по полу, после чего показала палец мне.

– Смотри, сколько тут песка.

– Ага…

Зачем ты мне это показываешь? Я могу лишь согласиться. Что это за игра? Юкиношита вытерла палец влажной салфеткой и приставила пальцы к вискам.

– Разве я не говорила, что нужно вовремя менять половики, чтобы песок не попадал внутрь?

– А!

Говорила. Да, говорила. А у меня было столько дел, что на это времени не оставалось. Но я вслух ничего не сказал, а только видом показал, что сожалею. Она меня что, только ради того, чтобы отчитать, сюда позвала? Таинственная призрачная атмосфера уже растворилась, остался только реалистичный пейзаж. И нежный образ Юкиношиты превратился в образ не то что матери, а мачехи: она упёрла руки в бока и с абсолютным холодом на меня смотрит.

– Тогда нужно убраться, пока мы не ушли отсюда.

– Хорошо, – сказал я, понуро кивнув головой, и пошёл было внутрь здания, пытаясь вспомнить, где хранится метла. Но Юкиношита снова что-то сказала: «А, точно».

Чего ещё? Я повернулся, смотря на задумчивую Юкиношиту.

– Заодно проверь зал ожидания. Думаю, там ничего, кроме наших с тобой вещей не должно оставаться, но на всяких случай. Я пока расплачусь за дополнительный заказ и верну ключи. Спасибо.

– О, работы стало больше… Но ладно, слушаюсь.

Как только эта работа окончится – всё, я свободен! Можно будет уйти с чистой совестью. Этот длинный, но всё же очень короткий пром наконец-то закончится. Смотря на ночной пейзаж вдалеке и наслаждаясь ночным воздухом, который гладит меня по щекам, я задумался. Как вдруг Юкиношита приставила палец к губам, намереваясь ещё что-то сказать.

– Давай тогда после окончания встретимся перед главным входом? Пока ждёшь, проверь стоянку, и, если там кто-то будет, скажи, что мы уходим.

– Слушаюсь, – ответил я с дурным предчувствием, мол, а вдруг это так задумано, что чем больше я слушаю, тем больше становится работы? Задумавшись, Юкиношита издала звук, словно что-то ещё вспомнила.

– Ещё…

– Ещё что-то? Разве не всё? Куда ещё? – не выдержал я, и Юкиношита, сделав шаг ко мне, странно на меня посмотрела.

– Нет, нужно сказать ещё одну вещь напоследок, – предупредила Юкиношита, отвела взгляд в сторону и слегка кашлянула. Странно, она ведь такой разговорчивой была мгновение тому назад, а сейчас сжала губы и глубоко дышит, прижав к себе пачку собранных бумаг. После этого она перевела взгляд с земли, посмотрев красивыми глазами на меня, и тихо, но отчётливо сказала:

– Я люблю тебя, Хикигая-кун.

Я был пойман врасплох и застыл, а Юкиношита стыдливо усмехнулась, спрятав покрасневшие щёки стопкой бумаг, и лишь на миг посмотрела в мою сторону снизу вверх, чтобы увидеть мою реакцию. Не в силах выдержать тишину, она сделала шаг назад и быстро ушла, чуть ли не убегая и не дожидаясь, пока я что-либо скажу.

Эй, ты это серьёзно? Сколько хлопот от тебя… Из-за того, что ты убежала, я не могу ничего сделать. Что это ещё такое? То есть мне теперь придётся что-то сделать при следующем случае? Сложно это и хлопотно…

Однако, пусть и хлопот до смерти много, ты до смерти мила.