Всеподданнейшее письмо князя Горчакова от 29 декабря 1853 года из Бухареста

Всемилостивейший Государь!

Я получил сегодня донесение графа Анрепа о славном деле при селении Четати. 25-го числа турки в числе более 18 тысяч, при 24 орудиях, атаковали близ этой деревни три батальона, там стоявшие. Полковник Баумгартен, ими командовавший, отбился геройски до появления в правый фланг неприятеля генерал-майора Бельгарда с четырьмя батальонами. Дело кончилось бегством турок с потерей шести орудий, двух байраков и до 3 тысяч убитыми и ранеными; в числе убитых один паша. Турки, ободренные большим превосходством своим, дрались весьма упорно. Это видно из весьма значительного урона наших войск: убито 835; раненых 1189.

Подробности сего славного боя Ваше Императорское Величество изволите усмотреть из журнала, военному министру мною посылаемого.

Последствия оного будут весьма выгодны не только тем, что прекратятся происки турок во внутренность края для возмущения жителей, начинавшего уже делаться опасным, но в особенности влиянием, которое будет эта острастка иметь на будущие действия при Калафате, когда прибудут к Бойлешти остальные три полка 12-й пехотной дивизии. Жаль только, что успех этот нам стоил столь дорого. У турок много людей, вооруженных штуцерами; эти люди стреляли преимущественно по офицерам. Вероятно, причиной наступления турок 25-го числа были настаивания иностранцев, в большом числе в Калафат приехавших. Генерал-майор Бельгард и полковник Баумгартен показали себя отличными боевыми офицерами.

С глубочайшим благоговением и преданностью кн. Горчаков 2-й

Приложение № 71²

Император Николай — князю Горчакову. 7 января 1853 года

Два твои письма получил я одно скоро после другого, любезный Горчаков; прости, ежели на сей раз не своей рукой отвечаю: я обременен делами. Известие о геройском поведении войск наших в деле под Четати меня не удивило, но тем более с сердечным сокрушением узнал я об огромной потере их, ничуть не соразмерной с предметом, а еще менее мне понятной как план действий. Реляция писана так неясно, так противоречиво, так неполно, что я ничего понять не могу. Я уже обращал твое внимание на эти

Архив канц. Воен. мин., 1853 г., секр. д. № 88. Собств. Его Величества библиотека.

614

донесения, писанные столь небрежно и дурно, что выходят из всякой меры. В последний раз требую, чтоб в рапортах ко мне писана была одна правда, как есть, без романов и пропусков, вводящих меня в совершенное недоумение о происходившем. Здесь, например: 1) зачем войска были растянуты так, что в Четати стоял Баумгартен с тремя батальонами, в Моцецее Бельгард с четырьмя, а Анреп в Бойлешти, на оконечном левом фланге с главным резервом? 2) Зачем по первому сведению о движениях турок Анреп не пошел им прямо в тыл, что, кажется, просто было и отчего бы, вероятно, из них никто не воротился в Калафат? 3) Отчего Анреп с 15 эскадронами и конной батареей опоздал и не преследовал бегущих турок? Все это мне объясни, ибо ничего этого из реляций понять не можно.

Ежели так будем тратить войска, то убьем их дух, и никаких резервов недостанет на их пополнение. Тратить надо на решительный удар — где же он??? Потерять 2000 человек, лучших из войск и офицеров, чтоб взять шесть орудий и дать туркам спокойно возвратиться в свое гнездо, тогда как надо было радоваться давно желанному случаю, что они, как дураки, вышли в поле, и не дать уже ни одной душе воротиться; это просто задача, которой угадать не могу; но душевно огорчен, видя подобные распоряжения.

Итак, спеши мне это все разъяснить и прими меры, чтобы впредь бесплодной траты людей не было; это грешно и, вместо того чтобы приблизить к нашей цели, удаляет от оной, ибо [нельзя] тратить драгоценное войско тогда, когда еще много важного предстоит и обстоятельства все становятся грознее.

Спеши представить к награде отличившихся и не забудь об убитых и раненых; пришли их списки.

Нетерпеливо ожидаю, что ты решишь под Калафатом, и надеюсь, что не вдашься в ошибку лбом брать укрепления, в которых притом удержаться нельзя будет, за огнем с противного берега. Гораздо важнее для нас ускорить переправу на Нижнем Дунае; это мнение делит и фельдмаршал. Самое счастливое было б, кажется, воспользоваться случаем, ежели Дунай замерзнет, и сейчас овладеть Исакчей, Тульчей, Матчином, а потом и Гирсовом, не идя далее до вскрытия реки, и тогда подвести сейчас всю флотилию, а за ней магазин на судах, чтоб идти к Силистрии, устроить вторую переправу у Калараша и явиться под Силистрией с 8, 9 и 15-й дивизиями и бригадой 14-й дивизии; ежели оно сделаться может, было б славно. Тогда я бы полагал не сменять войск, а продолжать движение этими до Туртукая, а там, устроив переправу, присоединить и от 4-го корпуса, что сочтешь нужным, и приступить к осаде Рущука, 7-я же дивизия и, надеюсь, позднее и другая бригада 14-й дивизии остались бы для оконечности левого фланга, занимать крепостцы на правом берегу Дуная и близ Рени, Галаца, Браилова и Измаила.

Этих сил, кроме резервов, будет совершенно достаточно, чтоб оконечность левого нашего фланга совершенно обеспечить.

Сим кончаю. Дай Бог, чтоб все шло согласно моим желаниям без бесплодной траты людей и [чтоб мы], действуя сильно, решительно,

615

не дробясь, тем [бы и] приобретали превосходство над врагами без усилий, которые, кроме славы, не приносят никакой пользы.

Посылаю Орлова к императору австрийскому, чтобы стараться придать ему более решимости; о последствиях узнаешь от Фонтона, который тогда их привезет из Вены.

Скажи-ка мне, что причиной восстания в Малой Валахии? Желательно мне это знать; необходимо это унять. Какое желание мог ты выгадать или понять у валахов и молдаван насчет их независимости и какого желали бы себе образа правления? Разумеется, что об республике и слышать не хочу; а выбери они себе кого хотят, из среды себя, в господари, или воеводы, или князья, все равно, под общим моим и императора австрийского покровительством.

Собственноручная приписка Государя Николая Павловича:

Теперь Бог с тобой; поклонись всем; молодцов от меня поблагодари;

как мне их жаль! поверить не можешь! Глупых распоряжений, ради Бога,

не допускай, и с дураков, ежели были, примерно взыщи, я таких в армии

знать не хочу; пора их вон, кто бы ни были, не пощажу, ей-ей! не пощажу!

Обнимаю от души. Твой искренно доброжелательный

Н.

Приложение № 75¹