Первое советское восхождение

 

28 июля. По плану я и мой товарищ по восхождению Женя Васильев хотели выйти не позднее 12 часов, но из-за чертовских ишаков вышли после обеда, часа в четыре. До коша дошли легко и быстро. Напились айрана и, расплатившись с погонщиком, двинулись с рюкзаками по знакомой дороге.

У приюта Гельфенбейна оказались еще до захода солнца. Решили идти дальше и в сумерках поднялись на снежник к скалам лагеря.

Я очень долго искал воду, ворочая сыпучие камни морены. Но вода была настолько глубоко, что так и вернулся ни с чем. Закусили сосисками, помидорами (роскошь!), огурцами и легли спать. Спали очень хорошо, тепло и уютно.

29 июля. Утро прозевали и встали, когда совсем рассвело. Быстро собрались и вышли. Однако самочувствие Жени Васильева оказалось много хуже вчерашнего и темпы подъема не блещут особой быстротой.

Утро ясное. Солнце осветило вершину Шхельды. Трещины на ледопаде значительно разошлись.

Отдыхаем один раз на середине ледопада. Вышли на плато и сейчас же свернули вправо. Вначале спуск был замечательный, но ниже пошли многочисленные трещины.

Долго маневрировали среди трещин. Решили до подножья гребня не спускаться, а страверсировать по снежнику и в дальнейшем вести подъем к вершинному гребню по снежникам с левой (орографически) стороны от гребня. Снежники кажутся достаточно мирными.

Ночевку под гребнем решили отменить и перенести ее поближе к вершине. Пришлось снять кошки. Снег сильно размяк. С силой врубаю ботинки — снег держит.

Бергшрунд обошли справа по скалам. Перед нами башня. Обходим и ее справа по снегу, затем влево длинным снежником выходим на гребешок. Часто снимаем красавицу Ужбу.

Погода портится. Отдаленные раскаты грома. Решено заночевать здесь, хотя еще, видимо, не больше трех часов дня. До вершинного гребня осталось совсем немного. Удалось разыскать воду. Варим чудесный кисель. Воды много, хоть обливайся. Подкрепились плотно.

Гроза прошла стороной, но с края опять ползут тучи. Женя Васильев чувствует себя неважно.

К вечеру облака разошлись. Спим под тентом палатки Здарского.

30 июля. Ясное утро. Встали рано, солнце едва осветило Сванский хребет и Северную Ужбу. Вышли часов в пять.

Снег под кошками часто проваливается, затрудняя подъем. Широкий кулуар в верхней части (до 40°) не труден. Думали, если и дальше так пойдет, то вершинка больше третьей категории не заслуживает.

На скалах южного гребня нас встретило яркое солнце. Хорошо видны мрачные срединные, башни Шхельды. Закусили и поплелись на солнце. Опять зашли в тень от скалистой башни. Идем по жесткому фирну довольно острого гребня и после крутого взъема подходим к скалистой стенке. Кошки долой.

Женя лезет по скалам первым. Я с рюкзаком иду вторым. Скалы обглаженные, но не трудные. Мешают ледорубы. По острому гребню с тремя жандармами приходится двигаться с большой осмотрительностью. На среднем жандарме Женя сфотографировал меня. У начала верхнего жандарма решили оставить ледорубы. Вложили их в расщелину и подошли к западной стене первого крупного жандарма.

Я довольно легко преодолеваю расщелины и стенки, на которых Женя копошится довольно долго. Крючьев не вбиваем. По легкому гребню, высматривая дальнейший путь, дошли до верха жандарма. Ясно, что до седловины, глубоко падающей между нашим жандармом и эффектным обелиском вершинной башни, придется спускаться дюльфером. На хорошо проверенном уступе сделали петлю и через нее продернули репшнур. Я пошел первым, несколько опасаясь за прочность репшнура и уступа. Выдержало то и другое блестяще.

От седловины продолжаю идти первым. Женя — вторым. Траверс вправо и затем подъем по восточной стене. Ухожу от охраняющего далеко, обещая забить крюк. На всей стене забил два крюка. Скалы прочные и теплые — лезть одно удовольствие, хотя угол часто доходит до 70°. Около одного уступа нашли древнюю петлю из репшнура с хорошо сращенными концами, видимо, след Шульце[31].

Несколько труден кусок перед выходом на предвершинный гребень. Видна уже и сама вершина, но далеко и как знать, сколько еще будет провалов до нее.

Вершинки. Первую траверсировали не заходя на нее. На второй переход простой, но спуск оказался почти отвесным. Пришлось, чтобы не возиться с организацией дюльфера, искать обход. Женя долго не решался совершить траверс по отвесной стенке. Забив два крюка, с трудом прошел. Я выбил один крюк я, не воспользовавшись другим, перешел на перемычку. Третью вершинку легко обошли. Слева трудноватый подъем на пятую, и, наконец после легкого гребня — сама главная вершина. Не трудна, но сыпуча. Я восхожу первым. Затем подтягивается Женя.

Пятая вершина проектируется совсем в долину. Ясно, что она ниже на 30–40 метров.

Тур не обнаружили. Видимо, его разрушило время. Азартно снимаем все кругом и друг друга на двух почти одинаковых вершинках. Сделал зарисовки. На вершине пробыли минут 30.

Спуск пошел быстрее. Опасный траверс миновали, взяв стенку в лоб.

У трудного места на основная восточной стене укрепили за уступ петлю для дюльфера. Я спустился первым, Женя — вторым, и легко вытянули репшнур. Сразу же нашли еще уступ. Опять петля и опять спуск на 35 метров. После третьего раза опустились по наклонной плите и по ней опять дюльфером до перемычки к жандарму.

Связались вновь, и я полез по стене на жандарм. Стена крута, много захватов, не отличавшихся большой прочностью. Иду на всю веревку, лишь в нижней части забив один крюк. Тронул крупный камень, и он с грохотом двинулся вниз. До верха жандарма хватило одной веревки. Женя влез с рюкзаком.

Солнце закатывалось за зубья вершин. С жандарма опускались опять дюльфером. Второй раз при вытягивании веревки конец ее зацепился за камни. Пришлось мне лезть и обрезать. Следующий дюльфер прошел уже в темноте. Наконец последний гребень.

Внимательно осмотрели скалы первого жандарма — ледорубов нет, значит дальше. Спуск по острому гребешку уже ощупью.

Третий жандарм. Женя пошел дальше. И тут я вспомнил, что снимался на остром гребне с ледорубом. Жаркий спор, и по моему настоянию лезем в полной темноте и тумане обратно к первому жандарму. У его подножья обнаруживаю, к великой нашей радости, ледорубы. Опять спуск и транспортировка ледорубов по веревке на карабине.

Последняя стенка — и Женя на снегу. Спустился и я. Снег оказался мокрый. Пошли по нему, угадывая путь в тумане и мраке.

Гремит гром, блещет молния. Снег держит едва-едва. Вышли на гребень и с попеременным охранением двинулись по жесткому фирну. На склонах оделись потеплее и уже быстрым темпом одновременно пошли по снежному склону.

Из облаков иногда выглядывает месяц и освещает величественную картину. Я перегоняю Женю. Оба энергично втыкаем носки ботинок в чрезвычайно неравномерный снег: он то жесткий, то такой рыхлый, что мы проваливаемся по пояс.

 

Над вершиной Шхельды клубятся облака

 

В 11–12 часов ночи спустились в лагерь. Итого 17–18 часов напряженной работы.

31 июля. Поднялись с восходом и, быстро собравшись, двинулись на кошках по жесткому фирну. Пагода ясная.

Через час — полтора уже на леднике. Внимательно осматриваем снежные кулуары стены Шхельды, пытаясь отыскать загадочную группу, огонек которой мы видели под стеной вчера вечером. Никого не обнаруживаем.

Бодро зашагали вверх по Ужбинскому леднику, направляясь вновь к плато. Знакомые трещины обходим выше. Последний крутой подъем, и мы на плато.

По ледопаду спускаемся аккуратно. Снег здорово растопило. Удачно обходим значительно разошедшиеся трещины. По леднику идем уже резво, но не развязываясь.

Дойдя до морены, сварили сосиски и доели все свои запасы. По морене я развил такие темпы, что Женя даже расстроился. В коше выпили по пять стаканов айрана и к пяти часам были уже в Тегенекли.

Накрапывает дождик.

 

 

1938

 

Летом 1938 года группа советских альпинистов решила совершить траверс семи вершин Безингийского района (Центральный Кавказ) — пройти от Дых-тау до Коштан-тау.

Но прежде чем осуществить намеченный план, необходимо было забросить на некоторые участки трассы продукты питания. Выполнение этой задачи взяли на себя участники траверса Е. Абалаков и Г. Прокудаев. В течение пяти дней они совершили нелегкий переход по кольцевому маршруту: из Миссес-коша прошли по ущелью Дых-су, поднялись на Крумкольский ледник и вышли на гребень между Восточной Мижирги и Крумколом, откуда спустились к Миссес-кошу.

В поход через семь грозных вершин Центрального Кавказа вместе с Е. Абалаковым и Г. Прокудаевым вышли В. Миклашевский и Ю. Скорняков. С Безингийского ледника участники траверса поднялись по северному гребню на Дых-тау Западную. Продвигаясь по направлению к Коштан-тау, они совершили восхождение на Восточную вершину Дых-тау, на пик Пушкина, на Западную и Восточную Мижирги, Крумкол и, наконец, на Коштан-тау. По северному гребню восходители благополучно спустились на ледник Кундюм-Мижирги.

Об операции по заброске продуктов и о рекордном траверсе семи вершин Е. Абалаков рассказывает в путевом дневнике и статье «Тринадцать суток в снегах высочайших вершин Кавказа».

 

Траверс семи вершин от Дых-тау до Коштан-тау [32]

(Первый траверс)

 

8 августа. Нальчик. Со станции на бричке доехали до Вольного аула. Первая встреча с Колей Чекмаревым. Много новостей. Не вернулась группа Е. Белецкого. Контрольный срок прошел уже три дня назад. Жора Прокудаев с Юрой Скорняковым решили идти с Дых-су и уже уехали.

На улице неожиданно встретили Жору. Уехал, оказывается, один Юра, а Жора летал на самолете на поиски Белецкого. Выяснилось, что утром с самолета видели, на юге от гребня Джанги, четырех человек. Кто это были — пока неясно. Однако спасательные группы к этому времени выйти на гребень вряд ли могли.

Юра с ледорубами, кошками, веревками и прочим снаряжением, по уверению Жоры, должен ждать нас на Клепочном заводе. Решили ехать к нему и затем всем вместе забросить продукты с Дых-су на гребень Крумкола. Коля Чекмарев с остальным грузом должен ехать в Миссес-кош.

В четыре часа спешно выехали с подвернувшейся машиной до Кулиша (я едва успел вскочить, надев ботинки на босую ногу).

На Клепочном Заводе никаких следов Юры не обнаружили. Поехали дальше.

Исключительно узким и крутым ущельем поздно вечером добрались до Кунюма. Заночевали в сельсовете. Дождь.

10 августа. По словам местных жителей, человек, похожий на Юрия, проследовал вверх.

Наняв ишака, в шесть часов вышли в Нижнюю караулку. Жора ушел вперед, желая зайти и на Верхнюю караулку. К 12 часам добрались до Нижней караулки. Встретили группу туристов. Следов Юры нет.

Через час пришел Жора. Положение тяжелое: ни веревки, ни ледоруба, ни кошек у него нет. Решили все же не возвращаться, а добыть все необходимое на месте и двинуться на заброску продуктов. Иду, несмотря на стертые ноги, в Верхнюю караулку. Жора — к знакомой группе на ледник Дых-су. Обещали помочь украинцы. Вечером Жора купил у них продуктов и крючья.

Спим у радиста. Ясный вечер.

11 августа. Связались по радио с начальником спасательной службы. Взять временно ледоруб из фонда он не разрешил. Дело плохо! Все же решили идти.

В Нижней караулке пополнили рюкзаки и пошли вверх по ущелью Дых-су. Красивое лесистое ущелье. У Жоры импровизированный рюкзак из чехла спального мешка.

В лагере у ледника у друзей Жоры взяли веревку, вырезали ему дрючок вместо ледоруба и пошли к леднику по левой (орографически) стороне.

Дождь заставил нас отсиживаться под скалами. Заночевали в палатке Здарского на травянистой площадке. Ночью дождя не было.

12 августа. Утро приличное. По пути быстро дошли до коша. Там оказалась группа геологов. Встретили нас очень радушно.

Погода опять портится. Вышли к Крумкольскому леднику. До него километра два. Узкое ущелье ледника. Шагаем по левой (орографически) береговой морене, затем сходим на лед. Ледник идет увалами не очень круто. Трещин нет. Прямо перед нами ледопад — предполагаем, что с Крумкольского провала. Видимость плохая, вершины закрыты туманом.

Ледник по-прежнему увалами сворачивает влево. Идем по нему, причем, чтобы не вязнуть в снегу, — левой (орографически) стороной. У выхода с крутого увала попали в трещины.

На ночь устроились на небольшой моренке. Натянули палатку Здарского. Согрели в банке воду с молокам.

По-прежнему тихо. Вершины в тумане.

13 августа. Утро приличное. Старательно обходим трещины, поднимаясь вверх по леднику. С правой стороны ледопада нашли скалистый выступ. Поднялись на него и на верхней, округлой, покрытой осыпями части оставили лишние вещи.

Отсюда же решили начать восхождение на гребень стены. Наметили путь: вначале по снежнику влево, затем в кулуар и далее по кулуару или по скалам справа.

Я настаивал на том, чтобы пойти по скалам, ибо, когда прошли длинный и крутой снежник, пересеченный лавинными полосами, и вошли в кулуар, стало ясно, что он весьма опасен. Прошли вверх, стараясь держаться менее опасного края кулуара, и вышли на левые (орографически) скалы. Они очень сыпучи, но вначале не особенно трудны. Часто приходится менять направление, выбирая более легкий путь. Слева по кулуару нередко летят камни.

Выше уклон пошел круче, а скалы стали более обглажженными. Жора привязал свой дручок на тесьму, чтобы он не выпал. Лезем с попеременным охранением. Задержал почти отвесный обледенелый кулуар. Облезаем по стенке справа. Пришлось снять рюкзак. Вылез с трудом. Вытянул рюкзак. Охраняю Жору. Он лезет с рюкзаком. Тяжело пришлось.

Выше пошло проще. Вскоре вышли на снег и затем через маленький карнизик на широкий снежный гребень Крумкола. Туман. Видимость самая ничтожная… Особенно жаль, что не видно трудного гребня Восточной Мижирги.

Пошли вправо по гребню, отыскивая удобное место для продуктов. Вскоре нашли заметный скалистый выступ. Под него повесили мешок с продуктами. Сбоку привалили камнями, чтобы мешок не сорвало ветром. Консервы, колбасу, сыр уложили в камнях у основания. Всего продуктов сложили 8–10 кг.

Было ясно, что по старому пути спускаться будет очень трудно, ибо на нашем огрызке веревки, дюльфера не организуешь.

Пошли дальше на северо-восток по гребню, стараясь отыскать подходящий спуск. Но справа в туман уходила отвесная стена и о спуске не могло быть и речи. Наконец с одного жандарма увидели более пологий скалистый склон. Спустились в расщелину. Ниже падал крутой кулуар. Я решил обойти его слева. С полочки на полочку удачно спустились вниз, пересекли кулуар и перешли на правые более легкие скалы.

Подошли к другому кулуару и пошли по нему. Но он оказался обледенелым. Опять — на скалы. Так прошагали до широкого и, кажется, выходящего уже к основанию кулуара.

Видимость очень плохая… Давно уже сыплет мокрый снег и наши штурмовки изрядно промокли. Быстро спускаемся по снежнику. Жора разок сорвался, скользил метра четыре и удержался одновременно с натяжением веревки.

Внизу показались очертания подножья, мы увидели знакомые места и скалистый выступ, где оставили наши вещи. Вскоре, уже в сумерках, мы были на выступе.

Снег валит по-прежнему… Мокрые насквозь, устраиваем площадку и натягиваем палатку. Спички зажигаем с трудом — отсырели. Даже спирт горит плохо.

Ночью выглянула луна.

14 августа. Утро ясное. Подсушиваем вещи. Нужно торопиться, чтобы выйти еще по смерзшемуся снегу и перейти пораньше бергшрунд и многочисленные трещины. Но провозились с просушкой и вышли поздно. Солнце уже высоко.

Пересекли склон. Нашли подходящий мост через бергшрунд и вышли на ледник. Без кошек нужно было особенно аккуратно переходить не один острый гребешок ледяных перемычек между широкими и глубокими трещинами. Часто подрубаем особенно острые гребешки и тщательно охраняем друг друга (насколько позволяет короткая веревка).

Выбравшись из лабиринта трещин, пошли ровным снежным плато, частенько в подозрительных местах прощупывая снег ледорубом. Запоздалый выход сказывается главным образом на мне. Жора идет первым и налегке; я — по его следам и с рюкзаком, набитым всеми нашими вещами. Там, где Жора проходит свободно, не проваливаясь сквозь верхнюю корку снега, я безнадежно увязаю. Жора идет не быстро, несмотря на это я пыхчу, как паровоз, и обливаюсь потом. Даже огромные поля балкарской шляпы, купленной для вырезания из нее стелек, не спасают от палящих лучей солнца.

Впереди из-за гребня перевала на леднике Башха-ауз показался мощный гребень вершины Шхары. Во время редких остановок любуемся эффектной «башней» Западной Мижирги и с интересом отыскиваем путь нашего вчерашнего восхождения.

Спуск, конечно, получился более удачным. (Подъем можно было бы выбрать менее трудный.) Дальше вниз по леднику видны скалистые склоны вершин Крумкола и грозные стены Коштан-тау и Тютюна.

Очень приятно было выбраться на отлогий гребень перевала и опять рюкзак. Легкие порывы ветра освежили разгоряченное тело. Дальше рюкзак понес Жора, а я пошел первым.

Решили траверсировать склон Башха-ауз и затем уже выйти на следующий перевал, ведущий в бассейн ледника Безинги. Этот, казавшийся совсем легким, склон оказался весьма утомительным и отнял у нас порядочно времени. Очень мелкая осыпь чередовалась на нем со снежниками то глубокого и талого снега, то льда, в котором приходилось рубить ступени. Солнце жгло невыносимо. Всякое дуновение ветра прекратилось.

Со второго перевала увидели длинный ледник с обширными снежными полями, довольно, полого спускающимися в направлении перевала Дыхни-ауш. Мы вышли как раз в самые его верховья. Спуск в цирк ледника оказался коротким, но крутым. Солнце еще не пригрело его и снег был настолько тверд, что пришлось рубить в нем ступени. Удачно скатившись через закрытый и, видимо, в этом месте небольшой бергшрунд, мы вышли в цирк ледника.

Вначале шли довольно быстро, но ниже снег подался под лучами солнца, и ноги стали вновь глубоко проваливаться. Теперь уже крепко доставалось Жоре, он поминутно чуть не по пояс увязал в снегу, а вскоре и не на шутку провалился в скрытую трещину. Пришлось идти медленнее, более тщательно прощупывать гладкую снежную поверхность.

Слева склон пересекал пунктир Чьих-то следов. Они шли с низа ледника и терялись на выемке гребня. Здесь был еще один перевал на леднике Башха-ауз.

Попытка обойти лабиринт трещин по правому склону не удалась. Склон был крут, а снег на нем настолько раскис, что мы съезжали при первом прикосновении. Пришлось спуститься и пробираться среди трещин. Как тщательно ни прощупывал я снег, все же ввалился в одну, на счастье, небольшую, трещину.

Особенно мучительно долго тянулся путь в нижней части склона, когда до соединения с чьими-то загадочными следами, казалось, было совсем недалеко… Ноги вязли в снегу по колено. Мокрые ботинки сильно терли ноги. Солнце пекло нещадно. Лицо сгорело и очень сильно. Это было особенно неприятно потому, что засиживаться в Миссес-коше для лечения было никак нельзя. Наконец вышли на следы. Они оказались не очень свежими и, что нас больше всего удивило, принадлежали одному человеку. На следах снег был жестче и мы пошли быстрее.

Перевал Дыхни-ауш был уже позади и значительно выше нас. Крутой спуск по склону. Иногда глиссируем по талому снегу. Слева цирк ледника и грандиозная стена Шхары. Быстро теряем высоту. Вспоминаю, каким страшным казался мне этот склон над трещинами в 1932 году!

Вот и морена. На ней устроили отдых. Просушиваем все вещи. Приятно походить босыми ногами. В изобилии пьем воду с кислотой, доедаем последний кусок так выручившей нас брынзы и крошки сухарей.

Вдруг вверху затрещал самолет. Маленьким комариком вылетел он из-за склона Дых-тау. За ним второй. Казалось, что вершины Дых-тау значительно ниже стальных птиц. Однако, когда самолеты развернулись вблизи склонов Джанги и пошли к перевалу Дыхни-ауш, стало ясно, что это была лишь обманчивая видимость. Самолеты приблизились к перевалу, и нам стало казаться, что они снизились, а гребень перевала неожиданно вырос, да настолько, что машины вот-вот заденут его снежную шапку.

Спускаемся по дну доливки, образованной слева валом береговой морены, а справа осыпью. Со всех сторон — камень. Впереди показалась палатка. Слышны голоса. На валу морены стоят двое. Подходим к ним. Это два молодых альпиниста. Они наблюдают за возвращением последних спасательных отрядов, искавших группу мастера Белецкого.

Узнаем от них, что Белецкий ужо вернулся и срочно вызван в Нальчик. Поставлен еще один рекорд продолжительности пребывания на высоте и недопустимого отношения к искавшим его товарищам. По словам альпинистов, группа Белецкого стену сумела одолеть лишь за 18 дней. Это настолько большой срок, что уже трудно было ожидать их возвращения… Приходится отдать должное упорству группы и справедливо возмутиться поведением мастеров.

В Миссес-коше оживленно. Палатки но обеим сторонам каменной ограды. В середине еще одно нововведение — турник. Впрочем, вскоре убедились, что он вкопан главным образом как декоративное украшение, ибо самое большое, что можно на нем сделать, это подтянуться.

В особое умиление пришли все, увидев дручок Жоры Прокудаева. Не успели наговориться, как пришлось начать подкрепляться. Особенно плотным оказался ужин, любовно приготовленный Сережей Ходасевичем.

Из нашей группы здесь оказался только Юра Скорняков. Коля Чекмарев ушел с ребятами на Катын, а оттуда, возможно, на Джанги (искать все того же Белецкого) и вернется не ранее, чем через два дня… Это известие сильно путало наши планы.

Юра сейчас же предоставил нам свою палатку и под этим предлогом (видимо, не без удовольствия) перекочевал в девичью.

15 августа. Утро очень хорошее. Безингийская стена ослепительна. Предаемся приятному отдыху и усиленному питанию. Жора считает, что завтра необходимо начать восхождение, даже если не успеет вернуться Коля Чекмарев. Юре это не нравится, но он не может возразить, ибо упускать хорошую погоду действительно нельзя. Я тоже считаю, что выходить нужно, но необходимо подобрать четвертого партнера.

Начали обсуждать возможные кандидатуры из группы Ходакевича (у них пять человек — цифра неудобная для группы). Я предложил кандидатуру Виктора Миклашевского. Возражений не последовало. К вечеру Жора подсел к Ходакевичу, объяснил ему наше положение. Ходакевич не возражал. Миклашевский первое время колебался. Ему, видимо, не хотелось расставаться со своими друзьями, но наконец согласился.

Мы считали, что все теперь в порядке. И вдруг поздно вечером возвратился Коля Чекмарев с поисков Белецкого… Положение неловкое. Ясно, что Коле самое меньшее дня полтора-два нужно на отдых. А это значит откладывать восхождение и отказывать только что приглашенному Миклашевскому. Переговоры с Колей взял на себя Жора. Узнав о нашем решении выходить завтра, Коля явно обиделся, но возражать не стал.

 

Нелегко подниматься по скальной стене

 

16 августа. Утро опять хорошее.

Начались сборы. Жирно намазываем ботинки и выставляем их на солнце. Вокруг каждого рюкзака разбросаны вещи в самом неожиданном сочетании: леченье в тесной дружбе с мазью для ботинок, какао с крючьями и карабинами и т. д. Альпинисты успешно оправляются с работой портных, точильщиков, сапожников, поваров.

Едва успев закусить, прилично нагруженные, выходим в пять часов вечера. Работа сегодня небольшая — дойти только до «Русского ночлега». Тепло простились со всеми обитателями Миссес-коша и особенно с группой Ходаке-вича (они тоже сегодня должны выйти на траверс Безин-гийской стены), пожелав успеха друг другу.

Я оставляю контрольный срок 30 августа и примерный календарный план маршрута.

Солнце уже приблизилось к гребню Каргашильского хребта. Идем, то поднимаясь, то спускаясь по зеленым лужайкам близ обрыва, на ледник. Слева в высоте холодным блеском сверкают снежные поля Миссес-тау. Иду спокойно, без всякого волнения, что не всегда со мной бывает перед трудными восхождениями.

Вот и давно знакомая осыпь! В пятый раз я начинаю подъем по ней… Пошли медленнее, аккуратно выбирая место для ноги. Стало жарко. Пот капля за каплей слетает с лица.

Полосы морены на леднике становятся все меньше, а скалистый гребень, за которым скрывается желанный ночлег, медленно приближается к нам. Не желая идти по желобу, заваленному невероятно сыпучей осыпью, пошли вправо на обглаженные скалы и, обходя трещины и уступы, зигзагами двинулись вверх. Трикони еще совершенно новые, не скользят, и мы легко поднимаемся по скалам.

Тень от зашедшего солнца чуть обгоняет нас. В сумерках перевалили гребень и спустились к «Русскому ночлегу». Приятная неожиданность: на площадке обнаружили прекрасную полудатскую палатку, хорошо расставленную. Вот поспим!

Вечер теплый настолько, что это начинает нас беспокоить. На леднике не без труда нашли воду и наполнили ею всю нашу посуду. Ледник с прошлого года сильно изменился — стал почти неузнаваем.

После плотного ужина и чая завалились спать. Тепло, и я вынужден вылезти из опального мешка. Высота 3800 метров.

17 августа. Ночью с тревогой слушали стук дождевых капель о крышу палатки. Утром тоже изредка капал дождь. Облака быстро проносились, облизывая скалы, иногда закрывая нас туманной мглой.

Мы не спешим, выжидая, в какую сторону изменится погода. Просветы меж облаками стали шире, изредка показывались желтые скалы вершины Дых-тау. Решили оставить гостеприимную палатку и двинуться вверх. Вышли в 8 час. 30 мин.

Ледник настолько разошелся, что пришлось обходить его по краю. Из-под нот сыплются камни. Осыпь оседает под ногами.

Вдруг сверху послышались голоса. Отвечаем. Кто бы это мог быть? Вероятно, Кизель с Андреем Малейновым… Вышли на выступ, откуда хорошо виден весь крутой снежник. Никого нет. Кричим. Ответа нет… Так и разошлись, не увидав друг друга.

На снежнике сразу убеждаемся, что без кошек будет плохо. Выше снежник постепенно становится все круче, а слой снега на льду все тоньше. Слева уступами нависают скалы. Справа высоко к гребню Миссес-тау уходит крутой ледяной склон. Внизу глубоко под нами раскрыты черные пасти трещин и где-то совсем в глубине, сквозь просветы в облаках, видны кусочки ледника Безинги.

По крутому ледяному склону поднимаемся зигзагами. На каждом повороте я вырубаю ступеньку, с которой охраняем друг друга. Я иду с Жорой. Миклашевский с Юрием за нами. Уже близок желанный гребень. Еще два зигзага — и мы на нем!

 

Тринадцать суток в снегах высочайших вершин Кавказа

 

Восхождение посвящаем

славному двадцатилетию

Ленинского комсомола

 

14 августа к вечеру двое участников группы, утвержденной Всесоюзным комитетом по делам физкультуры и спорта на рекордный траверс труднейших вершин Кавказа: Дых-тау (высота 5198 м), Мижирги (4928 м), Крум-кол (4676 м) и Коштан-тау (5145 м), Георгий Прокудаев и Евгений Абалаков пришли в горный приют Миссес-кош, расположенный на чудесной зеленой лужайке за валом береговой морены самого длинного на Кавказе Безингийского ледника.

Мы пришли не снизу, из долины, откуда обычно подходят группы альпинистов, а сверху, от белой, закрывающей все ущелье Безингийской стены. Такой необычный подход объяснялся тем, что перед основным восхождением нужно было забросить необходимое питание на вторую половину пути. Для этого мы и проделали кольцевой маршрут по соседнему ущелью Дых-су, поднялись до редко посещаемого Крумкольского ледника, достигли его верховьев и оттуда по крутым и мрачным скалам взошли на самый гребень между Восточной Мижирги и Крумколом. Лишь поздно вечером в туман и снегопад мы спустились опять на Крумкольский ледник, а на следующий день, точно в назначенный контрольный срок, новым перевалом пришли на Безингийский ледник и к вечеру были уже в Миссес-коше.

Погода начала устанавливаться. Даже вечером над Миссес-кошем уже не висел густым покровом туман и моросящий дождь не портил настроения. Группы альпинистов оживленно готовились к восхождениям. Спешили и мы. Необходимо было воспользоваться столь редким здесь периодом хорошей погоды. Однако раньше чем через два дня мы выйти не могли. Нужно было отдохнуть, по возможности полечить обожженные палящим высокогорным солнцем лица и окончательно подготовить необходимое снаряжение.

Стоящая перед нами задача была трудной и даже дерзкой. Мы должны были совершить восхождение, труднее которого по сложности и общему объему работы еще не делалось на Кавказе ни иностранными группами, ни нашими советскими альпинистами.

В 1936 году группа сильнейших альпинистов австро-германского клуба поставила задачу сделать траверс стены Дых-тау — Коштан-тау. Однако этой группе удалось пройти лишь часть пути до седловины между Восточной вершиной Мижирги и Крумколом. Отсюда альпинисты вынуждены были спуститься и вернуться в свой лагерь. Лишь через некоторое время группе уже в другом составе удалось пройти вторую половину пути. Иностранная печать высоко оценила эту победу своих альпинистов.

Мы решили выполнить то, что не удалось иностранцам: пройти всю стену от вершины Дых-тау до Коштан-тау без спусков, за один раз.

Третьим участником нашей группы был Юрий Скорняков. Четвертого участника, Николая Чекмарева, не было в Миссес-коше. Он еще не вернулся с Безингийской стены, куда вышел на поиски группы Белецкого. Откладывать выход было нельзя и 15 августа мы договорились с Виктором Миклашевским из группы С. Ходасевича, отправлявшейся на рекордный траверс Безингийской стены. Миклашевский был пятым в своей группе и поэтому без ущерба для группы Ходакевича согласился примкнуть к нам.

В пять часов вечера 16 августа напутствуемая лучшими пожеланиями товарищей, находившихся в Миссес-коше, наша группа в составе Г. Прокудаева, В. Миклашевского, Ю. Скорнякова и Е. Абалакова двинулась вверх по леднику. Слева высоко над нами холодным блеском сияли снежные сбросы вершины Миссес-тау.

К сумеркам за два часа добравшись до так называемого «Русского ночлега», набрав высоту более 1000 метров над Миссес-кошем, мы были приятно удивлены, найдя там хорошую и уже расставленную палатку, в которой и не замедлили устроиться на ночлег. Нас окружали дикие, крутопадающие скалы и мощные ледопады с чернеющими полосами трещин. Над нами в головокружительную высоту уходили к вершине Дых-тау засыпанные снегом скалы.

На утро уже нельзя было не почувствовать высоту в 3800 метров и начало зоны вечных снегов. Холодный ветер свистел в скалах, поднимая на снежных гребнях вихри и смерчи, облака быстро неслись по склонам, обдавая нас слепящим туманом. Изменился и вид людей. Плотные штурмовые куртки и брюки облекли тело. На тяжелые горные ботинки надеты стальные кошки, глаза защищены горными очками.

Группа разбилась на две двойки и связалась веревками. Разговоры лаконичны.

Крутой ледяной склон взметнулся вверх к вершине Миссес-тау. Вниз он падает глубоко в ущелье к раскрытым пастям трещин. Темп продвижения стал медленнее. Нужно уверенно и сильно вонзать зубья кошек в гладкий фирн, чтобы не соскользнуть и стремительно не полететь вниз. Во льду необходимо тщательно вырубать площадку, чтобы в любой момент удержать товарища при падении. Напряжены и силы и внимание.

Вверху слева слышны удары. Поднимаем головы. Четыре точки, как мухи, прилепились к ледяной стенке и медленно продвигаются, пересекая крутой кулуар. Это группа молодых альпинистов, успешно завершающая первый советский траверс вершины Миссес-тау.

Впереди, уже недалеко, видны широкие снежные карнизы седловины между вершинами Дых-тау и Миссес-тау, но движение под нависающими над нами скалистыми стенами требовало неторопливости и внимания. Под лучами солнца эти мертвые скалы могли ежеминутно «ожить» и сбросить на нас камни и огромные ледяные сосульки. Как бы в подтверждение этого послышался характерный треск и груда сосулек со свистом пролетела над прижавшимися к скале альпинистами.

 

А впереди — новые вершины…

 

Вот и широкий, обманчиво спокойный гребень седловины. Этот гребень представлял собой не что иное, как гигантский карниз. Поэтому пунктир наших следов прошел по более крутой части, но дальше от линии гребня.

Солнце уже приближалось к снежной кайме Безингайской стены, когда мы перелезали последние зубья скалистого гребня, настолько острого, что он, как стена руин, был совсем ажурным. Направо и налево на полтора километра зияли провалы.

Уже в темноте выложили мы на крутых скалах каменную площадку. Однако улечься на ней всем четверым было нельзя.

Влезли в штурмовую палатку Здарского, устроились в спальных мешках таким образом, чтобы ноги не сильно свисали над обрывом, и, закрепившись на веревках, привязанных к вбитым в скалу крючьям, приступили к варке пищи на специальной альпийской кухне «мета». Ветер и холод давали себя знать; даже плотно прижавшись друг к другу, мы подмерзали.

В долинах было еще темно, а наши скалы уже осветило желанное солнце. Его лучи победили холод. Слегка обледеневшая за ночь одежда, спальные мешки, ботинки начали оттаивать и подсыхать.

И вот опять четырьмя точками растянулись мы на белом фоне снежного склона. Идущий первым сильными ударами пробивает смерзшуюся корку снега.

Но вот склон пошел круче, а снег сделался настолько рыхлым и глубоким, что идущему впереди по пояс в снегу долгое время приходится утаптывать самый малый участок, постоянно проваливаясь и начиная работу снова, теряя массу сил и задыхаясь от недостатка кислорода.

Высота уже около 5000 метров. Немного побаливает голова — первый признак горной болезни. Дыхание становится учащенным, а всякое физическое усилие дается несравнимо труднее, чем в обычной обстановке.

Скорняков (он теперь идет первым) начал обходить трудный жандарм. Гранитные стены его были настолько гладки, что пролезть по ним оказалось невозможным. Пришлось рубить ступени и обходить жандарм по крутому ледяному склону, придерживаясь за скалистую стену. Это потребовало большого напряжения, ибо стена оказалась настолько крута, что удержаться даже на вырубленных ступенях было не просто.

Неожиданно заболел Скорняков. Он сильно ослаб и к вершине Дых-тау шел очень медленно. Чтобы ему было легче идти, мы взяли у него значительную часть груза и переложили в свои рюкзаки.

В 30 метрах от самой вершины Дых-тау обнаружили бергшрунд. Я опустил Прокудаева на веревке на дно трещины. Оказалось возможным использовать ее как пещеру. При помощи ледорубов и специальной лавинной лопатки удалось расширить один край закрытой сверху трещины, засыпать зияющие провалы внизу и таким образом устроить хорошую пещеру, вполне защитившую нас от резкого леденящего ветра и снежной вьюги. Это была самая «высокая» наша ночевка на высоте 5168 метров.

19 августа утром Скорняков, отдохнув, почувствовал себя лучше, мы отнесли вчерашнее его состояние к влиянию высоты (явление во многих случаях временное) и двинулись дальше к вершине.

В девять утра, преодолев последние оснеженные скалы, вылезли на острые скалистые зубья Северной вершины Дых-тау.

Теперь выше нас был только Эльбрус, но он был далеко отсюда и казался совсем маленьким. Перед нами волнистая линия величественной Безингийской стены, а левее — острый мрачный гребень «нашей» стены, увенчанный зубьями вершины Мижирги и громадным крутым массивом Коштан-тау. Как далеко казалась отсюда эта заключительная для нас вершина! Если северный гребень Дых-тау, по которому мы поднялись, был нам знаком и не раз посещался советскими альпинистами, то далее большую часть пути мы должны были пройти впервые и путь этот должен быть неизмеримо труднее пройденного…

Ближе всех других пиков хищным зубом торчала над гребнем Восточная вершина Дых-тау. Это наша ближайшая цель. Сразу же пошли крутые скалистые стены, запорошенные снегом. Яростные порывы ветра старались сбросить альпинистов, упорно, метр за метром, спускающихся вниз. Задерживаться нельзя. О том, чтобы влезть прямо на Восточную вершину Дых-тау, нечего и думать: она обрывается отвесно. Приходит