Доклад фбр от 13 ноября 1945 Г. , отправленный в американское посольство в буэнос-айресе, повторяющий тезисы сентябрьского донесения фбр об отношениях эйкхорнов с гитлером.

 

17 декабря 1940 г. школьники присутствовали в «Эдеме» на поминальной церемонии по случаю годовщины затопления крейсера «Адмирал граф Шпее». Большинство якобы интернированных членов экипажа этого корабля промаршировали в военной форме и под нацистскими знаменами на глазах у десятков аргентинских чиновников и высших офицеров. Парад завершился на площадке перед гостиницей, где была исполнена «Песня Хорста Весселя» – марш нацистской партии – и прозвучали пламенные речи во славу Германии. Впрочем, несмотря на то, что охрану парада несла аргентинская полиция и вооруженные немецкие моряки, расквартированные поблизости, пребывание нацистов в Ла-Фальде не было для них абсолютно спокойным. Когда Эйкхорны решили собирать деньги на поддержку НСДАП, организовав показы нацистских пропагандистских фильмов для широкой публики, активисты антифашистской прозападной группировки «Acción Argentina» прокололи шины автомобилей собравшихся на просмотр зрителей. Среди участников той акции был Эрнесто Гевара Линч, отец Эрнесто Че Гевары, будущего лидера аргентинских марксистов и главного сподвижника Фиделя Кастро во время Кубинской революции.

 

* * *

 

Эйкхорны продолжали собирать средства для нацистов и даже в 1944 году по-прежнему вносили десятки тысяч швейцарских франков на счет Йозефа Геббельса в Буэнос-Айресе. Однако в марте 1945 г. Аргентина под сильным давлением Соединенных Штатов объявила наконец войну государствам Оси – последней из стран Латинской Америки. После этого отель «Эдем» был конфискован как «вражеская собственность», окружен колючей проволокой, взят под охрану и на протяжении одиннадцати месяцев служил местом содержания интернированных сотрудников японского посольства и членов их семей. Вскоре после того, как японцы были репатриированы, на территорию гостиницы проникли антифашисты Ла-Фальды, которые уничтожили все вещи с изображением свастики и сбросили орла с фасада гостиницы.

В мае 1945 г. Ида Эйкхорн сообщила своему ближайшему окружению, что ее «кузен» Адольф Гитлер «путешествует». Сами Эйкхорны, удалившись в свое шале неподалеку от гостиницы, создали сеть пунктов сбора помощи немцам, откуда в опустошенную Германию отправляли тысячи посылок с одеждой и продуктами. Они также помогали нацистам, бежавшим в Аргентину, поддерживать связь друг с другом, а Адольф Эйхман стал часто посещать Ла-Фальду вместе с семьей. Один из его сыновей, Хорст Эйхман, в 1960-х годах возглавит Национал-социалистический фронт Аргентины (FNSA) и женится на Эльвире Пуммер, дочери одного из садовников «Эдема».

Эйкхорны поддерживали тесные отношения с гостиницей «Гранд-отель Вена» на берегу озера Мар-Чикита; всего в 140 метрах от этой гостинцы у них было собственное землевладение. [185] В 1946 году они могли встречаться с Гитлером и Евой, когда бывший фюрер ездил туда на лечение. (Впрочем, каковы бы ни были планы нацистов относительно «Гранд-отеля Вена» в будущем, они так и не осуществились в полной мере. После второго визита Гитлера в начале 1948 года это имение оказалось практически заброшенным. В марте того же года начальник охраны гостиницы полковник Крюгер был найден отравленным в помещении по соседству с гаражом гостиницы – 4 года спустя такая же судьба постигла Людвига Фройде.)

 

* * *

 

Когда в 1945 году Каталина Гомеро поселилась у Эйкхорнов, ей было 15 лет. Она страдала астмой, а ее родители были бедняками и посчитали, что в отеле «Эдем» ей будет лучше, чем с ними. Несмотря на положение служанки, Эйкхорны обращались с ней почти как с собственной дочерью. Каталина рассказывала, что однажды ночью в 1949 году Гитлер приехал в их дом в Ла-Фальде и остановился там на три дня. Она узнала его сразу же: «Должно быть, его привез водитель. Он поселился на третьем этаже. Нам наказали приносить завтрак к нему наверх… стучать в дверь и оставлять поднос на полу. Он ел очень хорошо, поднос всегда возвращался пустым. Большинство блюд были немецкими». Он сбрил свои усы. Обычно в доме целый день находились люди, но на те три дня доступ на третий этаж был закрыт. Каталина рассказывала: «Миссис Ида сказала мне: «Что бы ты ни видела – считай, что этого не было». С одним из водителей мы шутили: «Я не видел ничего, ты не видел ничего». Все было так, как будто ничего не было. Все хранилось в очень, очень большой тайне». Гитлер оставлял свою одежду, в том числе зеленые брюки и черную рубашку с воротником, в коридоре, и Каталина должна была стирать и гладить их. Она трижды подавала ему завтрак, обед и чай. На четвертый день ей сказали, что гость уехал.

 

 

Через восемь дней после того, как «важный гость» покинул Ла-Фальду, миссис Эйкхорн наказала Каталине собрать обед для пикника. Вчетвером – водитель, который вел «мерседес», Вальтер Эйкхорн, сидевший рядом с ним на пассажирском сиденьи, Ида и Каталина – они отправились к дому Эйкхорнов на горе Пан-де-Асукар. Это строение из кирпича и бревен было увенчано большой радиоантенной и входило в сеть разбросанных по всей стране убежищ для покинувших Европу нацистов. Семья называла это место «Крепостью»; Гитлер оставался там 15 дней; после этого Каталина больше никогда его не видела. Однако она помнит, как принимала его телефонные звонки через операторов из городов Ла-Риоха и Мендоса – она узнавала его голос. Звонки продолжались до 1962 года.

Джон Уэлш, в те времена – агент ФБР в Буэнос-Айресе, признавал, что в любой секретной оперативной работе здесь ему и его сотрудникам приходилось сталкиваться с трудностями. О гостинице «Эдем» и семье Эйкхорнов Уэлш говорил: «Лично мы не вели там наблюдение. У нас были источники за пределами посольства, которые этим занимались. Знаете, вы ведь не можете просто прийти и сказать, что кое-что ищете». Уэлш рассказал, что он и его коллеги, в свою очередь, были взяты под наблюдение местной полицией. Несколько раз, когда он или его агенты выходили на улицу, они замечали людей, которые явно следили за ними.

 

* * *

 

Несмотря на прямую протекцию со стороны «Организации» и менее явную, но существенную поддержку правительства Перона, из-за того, что в конце 1940-х и начале 1950-х годов Гитлер не оставался, словно в затворничестве, в своем Центре, а путешествовал по всей стране, его появление на публике и случайные встречи с ним были почти неизбежными. Со временем Каталина Гомеро стала не единственной, кто мог бы рассказать историю о встрече с бывшим фюрером в Аргентине после войны.

Хорхе Батиник, менеджер банка из города Комодоро-Равадавия провинции Чубут в южной Патагонии, хорошо помнит историю, рассказанную ему его матерью-испанкой Мафальдой Батиник. Летом 1940 года она работала в международной организации Красного Креста во Франции и несколько раз видела Гитлера в непосредственной близости, когда он посещал раненых солдат вермахта. Годы спустя она говорила: «Увидев однажды лицо Гитлера, забыть его невозможно». После войны Мафальда переехала в Аргентину и к началу 1951 года работала медсестрой в частной клинике «Арустиса-и-Варандо».

Однажды в больницу привезли немца-фермера с огнестрельной раной, а через несколько дней еще трое немцев приехали навестить пациента. Было заметно, что двое из них держатся с третьим как с начальником. Мафальде пришлось подавить невольный возглас изумления, когда в «начальнике» она узнала Гитлера. Он был без усов и немного седоват, однако в том, что это он, она не сомневалась. Пораженная, она рассказала все владельцам клиники, докторам Арустиса и Варандо; они были удивлены, но ничего не предприняли. Гитлер поприветствовал больного и больше не проронил ни слова. Когда трое немцев ушли, миссис Батиник спросила пациента о личности его важного посетителя. Понимая, что медсестра уже узнала фюрера, раненый ответил ей: «Так, это Гитлер, но никому ничего не говорите. Его же ищут, поэтому лучше никому ничего не говорить».

 

 

Глава 22

ОТЪЕЗД ЗА ОТЪЕЗДОМ

 

Немецкие нацисты были не единственными фашистами, бежавшими в Аргентину после войны. Среди их наиболее кровожадных союзников был Анте Павелич, возглавлявший режим усташе́й («восставшие», «повстанцы») в недолговечном марионеточном государстве, созданном немцами на территории Хорватии. Павелич, провозгласивший себя «поглавником» («руководитель», «вождь»), был повинен в смертях сотен тысяч мужчин, женщин и детей – сербов, евреев и людей многих других национальностей из той этнической мозаики, что сложилась в Югославии в годы войны; даже некоторые гестаповцы называли методы Павелича «зверскими». Исторически Хорватия входила в лоно Римско-католической церкви, и связи с Ватиканом позволили Павеличу вместе со всем кабинетом (а позднее и его жене Маре и их детям) воспользоваться «крысиной тропой» и добраться до Аргентины. В послевоенные годы правительство Перона выдало хорватам 34 тысячи виз. Косвенным образом побег Павелича от правосудия привел к появлению наиболее достоверных свидетельств очевидцев о пребывании Гитлера в Аргентине в 1953–54 годах.

Эрнан Анчин в 1950-х годах встречал Гитлера несколько раз, пока работал плотником у Павелича в городе Мар-дель-Плата на аргентинском побережье. Там у бывшего хорватского диктатора была своя фирма, занимавшаяся застройкой земельных участков. Павелич жил под именем дона Лоренсо, но один из его охранников проговорился, что когда-то его босс был президентом Хорватии. Анчин работал в компании Павелича с середины 1953 года по сентябрь или октябрь 1954 года; то, что прежде он никогда не слышал о Павеличе, неудивительно: тот жил под усиленной охраной и пользовался псевдонимом, а в Аргентине о его военных преступлениях и так знали мало. Летом (южного полушария) 1953 года супруги Гитлер часто появлялись в здании, где работал Павелич. В первый раз, когда Анчин видел двух диктаторов вместе, Гитлер прибыл с женой и тремя телохранителями.

Бывший фюрер был явно не здоров: он с трудом передвигался без посторонней помощи, и его телохранители почти что носили его. Эти встречи носили конфиденциальный характер, однако охранники обоих диктаторов присутствовали на них неотлучно. Анчин рассказывал, что ему показалось, будто Гитлер зависел от своих телохранителей, которые определяли его распорядок дня, – он мог беседовать с Павеличем до тех пор, пока один из стражей не говорил «хватит», и тогда они расходились.

Как и большинство тех, кто описывал Гитлера в послевоенные годы, Анчин утверждал, что, хотя его внешность и изменилась, он остался «в сущности, таким же. У него были седые волосы, коротко стриженные на военный манер. Не было усов». В память Анчину врезалась одна деталь: «Когда Гитлер приехал, он протянул вперед правую руку со сжатой в кулак ладонью. Павелич подошел к Гитлеру и положил свою ладонь на кулак, пожав его. Потом они улыбнулись и пожали друг другу руки [как это обычно принято делать]. Они всегда так здоровались».

Анчин видел Гитлера вместе с Павеличем пять или шесть раз. Аргентинская любовница хорватского вождя (женщина из провинции Кордова по имени Мария-Роза Гель) практически никогда не вмешивалась в их разговоры и лишь подносила им кофе. Жена Гитлера также сохраняла молчание. Она еще не успела состариться и никак не могла сбросить вес, набранный после рождения второй дочери в конце 1945 года. Анчин рассказывал:

 

 

Жена Гитлера была слегка полновата. Казалось, что ей немногим больше сорока. Она была крупной, я бы сказал, – упитанной. Она носила холщовую одежду, очень дешевую, как и он сам. Она производила впечатление женщины, которая много страдала или, по крайней мере, которая страдала от чего-то, потому что это было написано на ее лице. Она казалась вечно обеспокоенной и почти не улыбалась.

 

Из показаний Анчина выходит, что по большей части беседы велись на испанском: «Жена Гитлера – я не помню, я думаю, она немного знала испанский, потому что всегда говорила: «Спасибо за кофе». Гитлер говорил по-испански с большим трудом и с сильным немецким акцентом». На одной из этих встреч Павелич представил Гитлеру Анчина как плотника, который строил этот дом, и пригласил его на кофе. Гитлер улыбнулся и кивнул Анчину в знак приветствия, однако не протянул руки и не пригласил к разговору. Анчин был «полностью уверен», что этот человек и есть Гитлер.

Анчин встречал Гитлера и в другом месте в Мар-дель-Плата – в старом доме в колониальном стиле позади парка Сан-Мартин. Он заметил, как машина Гитлера въехала в ворота, и видел охрану у дверей. Он не знал точно, жил ли там Гитлер или он просто приехал с визитом (на самом деле, это здание находилось в собственности компании «Lahusen»). По городу бывший фюрер всегда передвигался на автомобиле, но однажды плотник видел его на берегу: Гитлер вышел из машины и сидел на скамейке, глядя на океан. Анчин подумал, что у него проблемы со здоровьем и он не может много ходить. Он с трудом переставлял ноги, и Ева поддерживала его под руку. В отличие от Павелича, которого бывший плотник запомнил холодным и суровым, Гитлер ему вспоминался как человек «с мягким, дружелюбным взглядом – [он был] спокойным и очень тактичным».

И Гитлер, и Павелич исчезли из Мар-дель-Плата в августе или сентябре 1954 года.

 

* * *

 

Ухудшение здоровья Гитлера и угасание мечты об укреплении «Четвертого рейха на Юге», которого в действительности никогда не существовало, в начале 1950-х годов привели к постепенному снижению активности в «Центре». С течением времени многие убежденные нацисты, – что вполне естественно, – с головой ушли в новую жизнь и новую работу, и призывы трудиться во имя поверженного вождя и поверженной идеологии теперь попросту оставались без ответа. Даже группенфюрер СС Людольф фон Альвенслебен, ставший близким другом Хуана Перона во время совместных лыжных прогулок в окрестностях Сан-Карлос-де-Барилоче, в октябре 1952 г. отказался от должности «губернатора» поселения в «Долине Адольфа Гитлера». Вместо этого в Буэнос-Айресе он занял пост главы учрежденного Хуаном Пероном «Департамента рыболовства, охоты и парусного спорта области R10111»; кроме того, президент выдал ему новые документы на имя Карлоса Люке.

Среди тех немногих, кто сохранил в душе горячую преданность нацизму, был человек, который был не военным преступником, а известным военным летчиком. Ганс-Ульрих Рудель, [186] пилот пикирующего бомбардировщика «Штука» и истребитель танков, сбитый в конце войны и потерявший ногу, был самым прославленным летчиком-асом нацистской Германии. В 1948 году он перебрался в Аргентину и стал приближенным Гитлера и президента Перона. Рудель по-прежнему лелеял мечты о чем-то вроде «фашистского интернационала» и поддерживал контакт с Освальдом Мосли, лидером Британского союза фашистов предвоенных лет, и парагвайским диктатором Альфредо Стресснером. Рудель и Мосли встречались в Буэнос-Айресе в 1950 году; двумя годами позже Мосли издал в Британии военные мемуары Руделя под заглавием «Stuka Pilot»; книга вышла в издательстве «Euphorion Books», которое Мосли основал совместно с женой Дианой, урожденной Митфорд, из аристократической британской семьи. В книге превозносились идеи национал-социализма; следует отметить, что написавший предисловие к этой книге английский ас-истребитель Дуглас Бадер, лишившийся на войне обеих ног, скорее всего, сделал это, будучи введенным в заблуждение – вероятно, ему подсунули эту книгу как обычные военные мемуары одноногого летчика. Рудель был убежденным нераскаявшимся нацистом и сожалел лишь о том, что Германия проиграла войну. Живя в Аргентине, он регулярно встречался с Генрихом Мюллером; вполне возможно, что он встречался и с Гитлером. В 1953 году Рудель вернулся в Западную Германию, где попытался (безуспешно) создать партию с вызывающим названием Немецкая Рейхспартия.

 

* * *

 

Нет ничего удивительного в том, что Ева Браун показалась Эрнану Анчину печальной. Она была веселой, легкомысленной молодой женщиной, любила шумные компании и вечеринки, и жизнь в огромном изолированном поместье «Иналько» была совсем не тем, о чем она мечтала. Ее прежде любимый «герр Вольф», некогда выглядевший столь ярко в окружении своих раболепствующих сподвижников, теперь был постоянно болен или занят обычными житейскими делами, а его былое величие быстро померкло в уединении сельской жизни и заботах о двух маленьких детях. Неоднократно указывалось, что несмотря на демоническую энергию Гитлера и его одержимость идеей, которые проявлялись и на публике, и кругу близких в моменты возбуждения, в целом он был ленивым человеком – раздражение или абстрактные размышления легко могли отвлечь его от практических дел. Теперь не оставалось и намека на то, что Гитлер может влиять на ход событий в мире или что льстецы будут подыгрывать ему, считаясь с его амбициями, – поэтому для Евы, чувствовавшей, как уходит ее молодость, Гитлер, вероятно, был скверной компанией. После «смерти» Евы в бункере фюрера никто не заподозрил бы молодую мать с двумя детьми в том, что она была женой Гитлера, поэтому Еве не составляло никакого труда перемещаться по стране под вымышленными именами. Возможно, именно в 1954 году, по возвращении из унылого отпуска, проведенного в принадлежащем компании «Lahusen» особняке (том самом, где бывший фюрер встречался с Павеличем и где его опознал Эрнан Анчин), Ева окончательно покинула и Гитлера, и эстансию «Иналько». Она с дочерями перебралась в Неукен – тихий, но постепенно растущий городок примерно в 370 км к северо-востоку от Сан-Карлос-де-Барилоче. Как обычно, «Организация» продолжала присматривать за ними.

 

* * *

 

Мартин Борман оставался вне политики. Теперь его интересы были связаны исключительно с сохранением и преумножением капиталов «Организации». Его поездки в «Долину Адольфа Гитлера» становились все более редкими, а сам он старался дистанцироваться от хворающего Гитлера. Борман проводил много времени в Буэнос-Айресе; теперь его прикрытием была компания, производившая рефрижераторы, и за ее фасадом он проводил финансовые операции по всему миру. В его регулярных встречах с Пероном принимал участие Хорхе Сильвио Адеодато Колотто, который с 1951 года и до переворота в сентябре 1955 года возглавлял личную полицейскую охрану президента. Сейчас Колотто 87 лет, но он остается видным человеком: высокий, ростом более 180 см, элегантно одет, носит с собой карманный пистолет, по-прежнему обладает ясным умом. Он охотно поделился с нами воспоминаниями о тех временах, когда возглавлял подразделение личной охраны президента Аргентины.

Колотто рассказал, что пока он был с Пероном, он записывал все интересные случаи, происходившие с президентом – в том числе его остроумные изречения – на клочках бумаги, и хранил все эти бумажки в жестяной банке. Этот необычный архив – всего набралось 6200 листков – Колотто объединил в книгу (написанную на английском языке и пока не опубликованную), которая и помогла ему восстановить в памяти самую важную для нас встречу.

Весной 1953 года Колотто присутствовал на одном мероприятии в доме Перона на улице Теодора Гарсии в Бельграно, дальнем пригороде Буэнос-Айреса. Именно этот дом «посол» нацистов Людвиг Фройде в 1945 году подарил Эвите на свадьбу. Президент, к тому времени овдовевший во второй раз, использовал этот дом для конфиденциальных встреч и романтических свиданий, приезжая сюда в очках и шляпе, чтобы его не узнали. Еще одним частым посетителем здесь был Альберто Додеро, магнат, сделавший состояние на морских перевозках. В 1949 году он рассорился с Пероном, когда тот национализировал его судоходную компанию, заплатив владельцу ее реальную рыночную цену, но эта размолвка длилась недолго.

Перед той встречей Колотто нес дежурство у дома, и Перон сказал ему: «В восемь вечера приедет Борман. Будь внимателен – он немец, а не аргентинец, а немцы пунктуальны». Ровно в 20:00 Борман подъехал на такси; Колотто стоял у дверей. Они пожали друг другу руки, и Колотто провел бывшего рейхсляйтера в гостиную к президенту. Колотто он запомнился как «стопроцентный немец». Борман отрастил усы и был одет в пиджак с галстуком. По-испански он говорил совсем чуть-чуть, но умел выразиться так, чтобы его поняли. Когда они с Пероном встретились в гостиной, то в знак приветствия обнялись как старые друзья; затем они прошли в кабинет, где проговорили до десяти часов вечера. Поскольку дом использовался в основном для тайных встреч, охрана, по словам Колотто, была минимальной: «Когда Перона там не было, вне дома дежурили два агента. Когда Перон был там, агентов отсылали. В такие дни я был единственным охранником в доме». Дворецкий президента Романо и повар Франсиска также присутствовали в доме в тот раз. Перон собирался предложить Борману остаться на ужин, но гость сказал, что его ждут другие дела. Когда они вдвоем вышли из кабинета, Перон приказал Колотто «проводить сеньора Бормана» до улицы Кабильдо в трехстах метрах от дома и там посадить его в такси. Когда Колотто вернулся, президент Перон сказал: «Борман преподнес мне подарок, которого я не заслужил». Он не уточнил, что это был за подарок, однако начальник охраны решил, что это нечто маленькое и ценное.

Второй раз Колотто увидел Бормана в этом доме спустя несколько недель, и с тех пор обеспечение его пребывания в аргентинской столице стало частью работы Колотто. Борман снимал люкс в роскошном отеле «Плаза», который располагался в конце улицы Флорида, знаменитой на весь мир торговой улицы Буэнос-Айреса, и фасадом выходил на площадь Сан-Мартина. Колотто надлежало появляться в гостинице каждый месяц и оплачивать проживание и расходы Бормана из денег, что Перон специально выдавал ему в коричневом конверте. Вместе с Борманом жила его любовница Алисия Магнус, наполовину немка, наполовину бразильянка. Через площадь от отеля находились здания «Сиркуло Милитар», основанного еще в 1881 году военного общества, и Министерства иностранных дел Аргентины, а совсем неподалеку располагался район, который облюбовали банки и финансовые компании. Колотто полагал, что в «Сиркуло Милитар» Борман регулярно проводит деловые встречи.

 

* * *

 

В Буэнос-Айресе жила и еще одна женщина, которая была убеждена, что хорошо знакома с Мартином Борманом, – Арасели Мендес; в 1947 году в возрасте 24 лет она перебралась из Испании в Аргентину. В 1952 году она познакомилась с Борманом в одном из кафе Буэнос-Айреса. Когда Борману понадобился человек, способный составлять документы и письма на хорошем испанском, она предложила ему кандидатуру своего брата. Постепенно, как рассказывала Арасели, их отношения становились ближе, они стали добрыми друзьями, и она поступила к нему на работу бухгалтером. Он признался ей, что был высокопоставленным чиновником при нацистах, и что добраться до Аргентины ему помогла Римская курия (главный административный орган Ватикана) – эти слова он подбирал весьма тщательно. Он также рассказал, что лежал в больнице, где ему сделали пластическую операцию по пересадке волос.

По всей видимости, у Бормана было четыре или пять разных паспортов; [187]   Арасели знала его как Рикардо Бауэра, но он представлялся и как Даниэль Теофило Гильермо Депрес из Бельгии. Под этим именем он владел фабрикой, производившей рефрижераторы «Apis», располагавшейся в Буэнос-Айресе в районе Ланус на улице министра Брина. Арасели Мендес позднее перестала работать в его офисе во Дворце Бароло – она утверждала, что он стал домогаться ее (похоже, с его жаждой секса могла сравниться только его жажда денег). Она также многое рассказала о его финансовых сделках; однажды, по ее словам, он получил банковский перевод из Европы на сумму 400 тыс. долларов США. Ей он сказал, что владеет акциями некоего завода в Бельгии и еще одного в Голландии, а этот перевод, как и многие другие, были частью дивидендов от его предприятий. Кроме того, из Европы Борман привез множество драгоценных камней, из которых один бриллиант он продал в Буэнос-Айресе за 120 тыс. долларов.

 

* * *

 

Опубликованные документы ФБР, касающиеся случаев появления Гитлера в Южной Америке – пусть и довольно скудные – оказываются достаточно информативными по сравнению с теми крупицами данных, которыми поделилось Центральное разведывательное управление США. Впрочем, один документ из отделения ЦРУ в Лос-Анджелесе стоит особняком: в нем говорится, что с определенной долей вероятности в 1955 году бывший фюрер находился в Колумбии. При своей полной неубедительности документ необычен тем, что содержит копию фотографии низкого качества, на которой, по утверждению друга информатора ЦРУ (бывшего эсэсовца по имени Филипп Ситроен), изображен Гитлер под именем Адольфа Щуттельмайера. На снимке у «Гитлера» – ему к тому времени должно было исполниться 65 лет – по-прежнему темные волосы и его характерные усы, что противоречит прочим, более достоверным показаниям. Фотография подписана: «Колумбия, Тунга, Южная Америка, 1954». В Центральной Колумбии есть город Тунха, однако о существовании в нем каких-либо нацистских организаций ничего не известно; более того, после Второй Мировой войны он стал домом для многих беженцев-евреев из Европы.

В отчете ЦРУ есть следующее замечание: ни безымянный информатор, ни отделение Управления в Лос-Анджелесе «не имеют возможности адекватно оценить важность этой информации, которая пересылается как возможно представляющая интерес». Даже в этом случае, значим уже сам факт того, что в офисе ЦРУ в Лос-Анджелесе сочли нужным дать информации ход. Похоже, ни ФБР, ни ЦРУ не были удовлетворены заявлением о смерти Гитлера в бункере, с полной уверенностью сделанным почти за 10 лет до этого британским историком и бывшим разведчиком Хью Тревором-Роупером; свое утверждение он озвучил, несмотря на полное отсутствие данных судебной экспертизы.

 

* * *

 

Благодаря протекции президента Перона, в Аргентине находили убежище бывшие немецкие, французские, бельгийские и хорватские фашисты. Перон принимал их в Розовом доме – своей официальной резиденции на восточной стороне площади Мая. Родольфо Фройде, сын Людвига Фройде и друг брата Эвиты Хуана Дуарте, помогал тайному сообществу бывших нацистов поддерживать связь с правящим режимом. При Пероне он поднялся до поста шефа президентской разведки, и также размещался со своим штабом в Розовом доме.

В июне 1952 года Хуан Перон был переизбран на должность президента, победив с разницей в 30% голосов (это были первые выборы в Аргентине, на которых право голоса получили женщины). Месяцем позже, 26 июля 1952 г., совсем молодой – в возрасте 32 лет – умерла от рака его жена, очаровательная Эвита. До своей смерти она успела потратить значительную часть денег, украденных у Бормана (который, впрочем, в свою очередь также получил их путем грабежа). В основном эти средства ушли на благотворительность в пользу дескамисадос – аргентинской бедноты (в дословном переводе с испанского – безрубашечники). Страна погрузилась в траур. Толпы людей бодрствовали всю ночь перед президентским дворцом, а позже – у здания Министерства труда, где тело Эвиты было выставлено для прощания. Люди со свечами в руках опускались на колени на мокрых от дождя улицах и молились; женщины громко рыдали. 27 июля жизнь в стране полностью замерла.

 

* * *

 

Для Хуана Перона «Маленькая Эва» была талисманом счастья, его главным инструментом воздействия на публику и привлечения симпатий простого народа. К 1955 году бо́льшая часть денег, приобретенных супругами, была истрачена, а когда не стало Эвиты, президента покинула и удача. Его реформы раскололи Аргентину, а несколько террористических актов и последовавшие ответные меры направили ход политических процессов в стране в сторону еще одной революции. По иронии судьбы, последней каплей в чаше народного гнева стали вовсе не какие-нибудь репрессии, а, напротив, либеральные планы Перона узаконить разводы и проституцию. Иерархи Римско-католической церкви, которые и так поддерживали президента все меньше и меньше, теперь открыто называли его тираном.

Болезненным ударом по популярности Хуана Перона среди почитателей Эвиты стал скандал, разгоревшийся на страницах газет в разделе сплетен: здесь написали о связи 59-летнего президента с 13-летней девочкой по имени Нелли Ривас.

 

Документ ЦРУ 1955 года с информаций о пребывании Гитлера в Колумбии (содержание документа изложено в тексте главы).

 

Неверно оценив настроения общественности, на вопрос журналистов о возрасте своей подруги Перон ответил: «И что? Я не суеверен». Однако чувство юмора вскоре изменило президенту, и в ответ на действия церкви, воспринятые им как поддержка оппозиции, он изгнал двух католических священников из страны. Папа Пий XII отплатил Перону тем же: 15 июня 1955 г. понтифик отлучил его от церкви.

На следующий день реактивные истребители аргентинских ВМС, поднятые в воздух мятежными офицерами, сбросили бомбы на участников пропрезидентского митинга на площади Мая напротив Розового дома; тогда сообщалось о гибели не менее 364 человек. Обезумевшие толпы сторонников Перона в ярости подожгли в Буэнос-Айресе Кафедральный собор и еще 10 церквей. Ровно три месяца спустя, 16 сентября 1955 г., католическая группировка под предводительством генералов Эдуардо Лонарди, Педро Арамбуру и адмирала Исаака Рохаса устроила путч в Кордове, втором по величине городе страны. Для захвата власти им потребовалось всего три дня.

Перон, который и сам пришел к власти в результате военного переворота в 1943 году, всегда ясно сознавал опасность возможной революции. По совету Мартина Бормана он выстроил свой собственный «фюрербункер» в Буэнос-Айресе. С нижнего этажа здания Алас на проспекте Леандро Алема в районе Сан-Николас тайный ход вел в подземное убежище, отделанное палисандром. В спальне бункера лежали шелковые пижамы, хранился аварийный запас кислорода, а в стене находилась сейфовая дверь, ведущая в отдельную комнату-хранилище. В одной из стен хранилища под штукатуркой был спрятан вход в длинный подземный тоннель, ведущий к тайному выходу на поверхность возле доков в Пуэрто-Мадеро. Неизвестно, воспользовался ли Перон бункером, чтобы вырваться из кольца окружавших его путчистов, но доподлинно известно, что он бежал через Пуэрто-Мадеро – здесь Перона ожидала канонерская лодка, присланная парагвайским диктатором Альфреда Стресснером. Не потрудившись взять с собой свою несовершеннолетнюю возлюбленную, бывший (и будущий) президент бежал из страны.

 

* * *

 

Ударная волна военного переворота, названного «Освободительной революцией», прокатилась по всем нацистским поселениям и организациям Аргентины. Борман распорядился прекратить всякую деятельность на эстансии «Иналько» и в «Долине Адольфа Гитлера», и организовал переезд Гитлера в дом поменьше, где тот мог жить в абсолютной тайне. Теперь, в сопровождении лишь доктора Отто Лемана, личного врача, и Генриха Бете, унтер-офицера с крейсера «Адмирал граф Шпее», Гитлер переселился в поместье «Ла-Клара» в еще более глухом уголке Патагонии. Во всей «Организации» только сам Борман знал, где теперь находился Гитлер; он держал это место в секрете от остальных соратников, которым сказал, что так будет лучше для безопасности фюрера. Теперь Борман снова полностью контролировал доступ к Гитлеру. Больной и стремительно стареющий, фюрер был теперь лишь проблемой, отвлекающей внимание крупного бизнесмена международного уровня Мартина Бормана, – проблемой, которую вскоре должно было решить само время: фюрер угасал, изгнанный даже из места изгнания.

 

 

Глава 23

ПРИЗРАКИ В СУМРАКЕ

 

О личном враче Гитлера, докторе Отто Лемане, известно мало. Его имя может с равным успехом быть и подлинным, и вымышленным. На основе имеющихся скудных документальных данных можно заключить, что он состоял в НСДАП с первых лет создания партии, но в военной иерархии не занимал какого-либо важного поста. В последние годы войны он, по всей видимости, был вовлечен в реорганизацию медицинской службы вермахта. Сам он говорил, что был взят в плен Союзниками сразу после войны, но после того, как бумаги на его арест были подписаны советскими властями, ему удалось бежать. По «крысиной тропе», контролируемой Ватиканом, в 1947 году Леман прибыл на эстансию «Иналько», где сразу же был назначен главным медиком «Долины Адольфа Гитлера». Леман был неразговорчивым человеком и, живя в «Центре», воздерживался от политических дискуссий, а досуг предпочитал проводить за чтением.

Мемуары, предположительно принадлежащие перу Отто Лемана и описывающие его жизнь как врача фюрера, сохранил моряк с крейсера «Адмирал граф Шпее» Генрих Бете, с которым они вместе заботились о больном и престарелом Гитлере. Считается, что Бете передал «бумаги Лемана» капитану Мигелю Монастерьо, с которым подружился в конце 1970-х годов. Сам капитан с сожалением утверждает, что документы потерялись в одном из переездов, которых в его долгой жизни было немало. В вышедшей в 1987 году книге Монастерьо «Гитлер умер в Аргентине» изложена как информация из мемуаров Лемана, так и воспоминания Бете, которыми он поделился с капитаном.

Мемуары Лемана в том виде, в каком они представлены в книге Монастерьо, не являются повествованием в строгом смысле слова. Они полны мистицизма, оккультизма и отсылок к радикальным мыслителям, стоявшим у истоков национал-социализма в Германии в 1920-х годах; судя по всему, Леман был хорошо знаком с многими из этих людей. Его странные отступления, в которых Гитлер предстает кем-то вроде медиума, посредника для оккультных сил, стремившихся уничтожить Землю, производят впечатление абсурдной апологии зла холокоста, за которым стояли конкретные люди из плоти и крови. (В одном месте Леман даже предполагает, что между Гитлером и британскими оккультистами состоялась «магическая битва», в результате которой последние сумели защитить свою страну от вторжения Германии в 1940 году.)

В книге «Гитлер умер в Аргентине» содержатся и наблюдения Лемана за ухудшающимся здоровьем Гитлера, в чем сам Леман видел вину доктора Теодора Моррелля, практикующего врача и специалиста по лечению венерических заболеваний, которого в 1936 году фюреру представили его фотограф Генрих Гофман и Ева Браун, работавшая в то время ассистенткой Гофмана. Леман обвинял Моррелля в «рискованном применении наркотиков и других веществ сомнительного действия». Он отдавал должное своему коллеге за видимый успех в лечении желудка фюрера, но вместе с тем утверждал, что нервная система Гитлера, и без того уже достаточно расшатанная, после лечения Моррелля осталась «пораженной хронической болезнью», и что Моррель «серьезно отравил эту тонкую материю, которую нелегко восстановить». Леман также обвинял Моррелля в использовании галлюциногенных препаратов с целью усилить свое влияние на пациента.

 

* * *

 

Заметки Лемана о физическом состоянии Гитлера в книге Монастерьо становятся более подробными с момента переезда на эстансию «Ла-Клара» в 1955 году. Адольфу Гитлеру исполнилось 66 лет, и его здоровье, окрепшее после приезда в Аргентину, теперь стало снова слабеть. Многие историки от медицины предполагают у фюрера болезнь Паркинсона, первые признаки которой, возможно, появились еще в 1930-х гг.; после 1950 года симптомы стали быстро развиваться и большую часть времени он проводил в покое и задумчивости. Политика интересовала его все меньше. Борман, которому Гитлер по-прежнему доверял, рассказал ему, в какой серьезной опасности оказалась «Организация» после падения режима Перона, но у Гитлера уже не было ни сил, ни средств, чтобы что-то изменить. Лишившись общения с внешним миром и не возглавляя больше никакой хоть сколько-нибудь влиятельной структуры, престарелый диктатор оказался брошенным в одиночестве и забвении.