Реформа флота Воинская морская комиссия

же в последние годы правления Петра I начинают снижаться темпы кораблестроения. В последние годы царствования Петра закладывалось не более 1-2 линейных кораблей в год^[74], а необходимое количество для поддержания штатного состава было 3 корабля в год^[74]. Резко ухудшилось положение в кораблестроении после смерти Петра. В период с 1727 по 1730 годы не было заложено ни одного корабля^[74]. В 1727 году в составе флота насчитывалось 15 боеготовых линейных кораблей (из 50 числившихся в составе флота) и 4 боеготовых фрегата (из 18 числившихся)^[75]. В правление Петра II резко снизилась интенсивность боевой подготовки экипажей флота. В апреле 1728 года император на заседании Верховного тайного совета приказал, чтобы из всего флота выходили в море только четыре фрегата и два флейта, а ещё пять фрегатов были готовы к крейсированию. Остальные корабли должны были оставаться в портах для «сбережения казны» ^[76].

На конец 1731 года в составе корабельного флота числилось 36 линейных кораблей, 12 фрегатов и 2 шнявы^[77], но полностью боеспособными были только 30 % от штатного числа линейных кораблей, ещё 18 % могли действовать на Балтике только в самое благоприятное время года, без штормов^[78]. Всего Россия могла вывести в море 8 полностью боеспособных линейных кораблей и 5 в ближнее плавание на Балтике^[78]. Выбыли из строя все корабли крупных рангов — 90, 80, 70-пушечные. Боеспособными и частично боеспособными оставались только один 100-пушечный корабль, пять 66-пушечных и семь 56-62-пушечных^[79].

По восшествии на престол и упразднении Верховного тайного совета императрица Анна Иоанновна первыми своими указами обратилась к проблеме восстановления флота. 21 июля (1 августа) 1730 года императрица издала именной указ «О содержании галерного и корабельного флотов по регламентам и уставам» ^[80], в котором «наикрепчайше подтверждалось Адмиралтейств-коллегии, чтобы корабельный и галерный флот содержаны были по уставам, регламентам и указам, не ослабевая и не уповая на нынешнее благополучное мирное время» ^[81].

В декабре 1731 года императрица распорядилась возобновить на Балтийском флоте регулярные учения с выходом в море, дабы «иметь сие и людям обучение и кораблям подлинной осмотр, ибо в гавани такелаж и прочее повреждение невозможно так осмотреть, как корабль в движении» ^[81]. В январе (феврале по н. с.) 1731 года на Адмиралтейских верфях был заложен новый 66-пушечный корабль «Слава России»^[81][82], ещё два корабля были заложены в феврале и марте 1732 года^[82].

В 1732 году под председательством вице-канцлера графа Андрея Остермана для реформы флота была учреждена Воинская морская комиссия^[77], в состав которой вошли вице-адмирал граф Николай Головин, вице-адмирал Наум Сенявин, вице-адмирал Томас Сандерс, контр-адмирал Пётр Бредаль и контр-адмирал Василий Дмитриев-Мамонов^[83]. Комиссией была сформулирована первая военно-морская доктрина России^[84], произведена реформа управления, введены новые штаты флота. По штату 1732 года основными в корабельном флоте стали 66-пушечные корабли, которые должны были составлять 59,3 % состава флота^[85].

В августе 1732 года было принято решение, которое сыграло огромную роль в развитии флота и кораблестроения. Воинская морская комиссия представила императрице доношение о восстановлении закрытого в 1722 году Архангельского порта и военного кораблестроения на Соломбале^[86]. Соломбальская верфь стала второй основной строительной базой Балтийского флота^[87] и начала работу в 1734 году. Задуманная для строительства кораблей низших рангов — 54-пушечных кораблей, она уже в 1737 году начала строительство 66-пушечных кораблей, а с 1783 года в Архангельске начали строить и 74-пушечные суда^[88]. За период царствования Анны Иоанновны в Архангельске было построено 52,6 % всех кораблей Балтийского флота, при Елизавете Петровне — 64,1 %. За период 1731—1799 годов в Петербурге (с Кронштадтом) было построено 55 кораблей, а в Архангельске — 100^[89].

Бироновщина

В 1730 году учреждена Канцелярия тайных розыскных дел, сменившая уничтоженный при Петре II Преображенский приказ. В короткий срок она набрала чрезвычайную силу и вскоре сделалась своеобразным символом эпохи. Анна постоянно боялась заговоров, угрожавших её правлению, поэтому злоупотребления этого ведомства были огромны. Двусмысленного слова или превратно понятого жеста часто было достаточно для того, чтобы угодить в застенок, а то и вовсе бесследно исчезнуть, возродился с «допетровских времён» призыв «Слово и дело». Всех сосланных при Анне в Сибирь считалось свыше 20 тысяч человек, впервые Камчатка стала местом ссылок; из них более 5 тысяч было таких, о которых нельзя было сыскать никакого следа, так как зачастую ссылали без всякой записи в надлежащем месте и с переменой имён ссыльных, зачастую сами ссыльные не могли ничего сказать о своём прошлом, так как продолжительное время под пытками им внушали чужие имена, например: «Я Иван родства не помню», не сообщая о том даже Тайной канцелярии. Казнённых считали до 1000 человек, не включая сюда умерших при следствии и казнённых тайно, которых было немало.
Особенный резонанс в обществе произвели расправы с вельможами — князьями Долгорукими и кабинет-министром Волынским. Бывшего фаворита Петра II, князя Ивана Долгорукого, колесовали в ноябре 1739 года; двум другим Долгоруким отрубили головы. Глава рода, князь Алексей Григорьевич Долгорукий, ещё ранее умер в ссылке, в 1734 году. Волынского за дурные отзывы об императрице приговорили летом 1740 года к посажению на кол, но потом вырезали язык и просто отрубили голову.
Все злоупотребления власти при Анне Иоанновне патриотические представители российского общества XIX века стали связывать с так называемым засильем немцев при русском дворе, назвав бироновщиной. Архивные материалы и исследования историков не подтверждают той роли Бирона в расхищении казны, казнях и репрессиях, какую ему приписали позднее литераторы в XIX веке^{[ источник не указан 2837 дней ]}. Вероятной причиной столь одиозного представления о правлении Анны Иоанновны как сумрачной эпохе засилья немцев в среде дворянских интеллигентских кругов помимо деятельности Тайной канцелярии сыграло и то, что в 1730—1740 годах правительство централизованно и очень жёстко следило за налоговыми поступлениями, применяя военно-полицейские меры вплоть до ареста помещиков, у которых имелись недоимки или же обнаруживалось расхищение собранных денег.

Внешняя политика

...это вообще старая привычка венского министерства: как скоро что-либо идёт согласно их желанию, то они думают, что весь свет должен почитать их за оракула, но пусть он будет уверенным, что они ошибаются, если думают так обходиться с Россиею; прежде всего известно, что могущество и сила России так велики, как Римский император воображает (конечно, ошибочно) о себе, но в этой войне мы также не будем их просить. Если они желают заявить свету, что в них есть чувство признательности, которую они нам должны высказать, то могут воспользоваться настоящим случаем. Мы и одни всегда справимся.

Эрнст Иоганн Бирон. Из письма графу Г. К. фон Кайзерлингу по вопросу австрийской политики^[90].