Психологическая интерпретация обусловливания

 

С точки зрения физиолого-поведенческих концепций образование условного рефлекса означает замыкание нервной связи между центрами, возбуждаемыми условным и безусловным раздражителями, благодаря чему реакция на безусловный раздражитель начинает возникать в ответ и на условное воздействие. В поведенческом описании это значит, что любое воздействие, предшествовавшее некоторому подкрепляющему событию (например, боли, появлению пищи), становится способным вызывать активность, готовящую к этому событию (например, отведение конечности от источника боли, слюновыделение).

Что можно извлечь из этого тщательно изучавшегося феномена, если на него посмотреть с психологической стороны, — предполагая, что в него необходимо вовлекаются психические процессы, выполняющие в регуляции поведения свою автономную роль? Прежде всего обращает на себя внимание изначальное эмоциональное отражение индивидом безусловного раздражителя. Далее, в результате повторяющихся сочетаний с безусловным, эмоциональным становится и условный раздражитель; стало быть, замыкание условной связи психологически можно интерпретировать как своего рода передачу эмоционального значения раздражителем, такое значение имеющим, другому, с ним смежному.

Но не простое ли это переименование явлений на психологический лад, действительно ли необходимо психическое отражение, и в частности эмоциональное, для условнорефлекторного поведения? Для ответа на эти вопросы необходимо вспомнить, что в лабораторных условиях, в которых оно обычно изучается, животное лишено возможности действовать иначе, чем по предписанию методики. Вместо сгибания конечности в ответ на электроудар оно, не будучи в экспериментальном станке, могло бы попытаться спрятаться в дальний угол комнаты, убежать из нее, причем важно подчеркнуть, что такие реакции определялись не самим по себе безусловным раздражителем, а обстановкой, в которой он появляется: наличием открытых дверей и т. п. В естественных условиях вариативность реакций на безусловные и особенно условные раздражители возрастает еще больше. Почуяв на основе условного раздражителя жертву, хищник должен оценить всю ситуацию (расстояние, препятствия, направление ветра и др.) и на этом основании выбрать способ поведения.

Такого рода поведение показывает, что условный раздражитель не только вызывает определенные готовые реакции, такие, как слюноотделение, но также способен поставить перед индивидом цель, преследуя которую он необходимо должен ориентироваться на окружающие условия. Но не является ли психический образ той инстанцией, в которой индивиду одновременно открываются и цели, и условия, не является ли эмоциональная окраска тем способом, которым ему в образе задаются цели? Из представлений о приспособительном значении психики, которые были изложены в начале книги, на эти вопросы следует дать, конечно, положительный ответ. Но это значит, что обусловливанию подвергаются не собственно реакции (поскольку они должны меняться), а отношения к раздражителям и что упомянутое переключение эмоционального значения с одного раздражителя на другой представляет собой психологическую основу обусловливания и, если смотреть шире, главный психологический механизм онтогенетического развития мотивации.

Как можно видеть, психологическая интерпретация меняет традиционные представления об обусловливании не менее кардинально, чем в случае инстинкта. Первое, что из нее следует и что в физиологии ВНД и бихевиористических концепциях не привлекало нужного внимания, — это представление о том, что в типичном случае установление условной связи является событием мотивационным; в более конкретном описании оно представляет собой процесс, в результате которого раздражитель, не имевший мотивационного (эмоционального) значения, приобретает его в силу своей связи с безусловным воздействием, мотивационное значение которого определено наследственностью. Необходимо отметить, что речь идет о самой обычной процедуре выработки условного рефлекса, а не только о специфических случаях обусловливания собственно эмоциональных реакций[53]. Это значит, что и в других случаях собственно обусловливанию подвергается не только некоторая моторная или секреторная реакция организма, что является главным предметом физиологических и поведенческих исследований, но и субъективное эмоциональное отношение к безусловному раздражителю; это отношение, как и телесную реакцию, начинает вызывать новый (условный) раздражитель, до этого бывший индифферентным.

Следует подчеркнуть, что с приспособительной точки зрения обусловливание субъективного отношения является даже более важным, чем обусловливание соматической реакции, поскольку создает возможность гибкого, учитывающего условия ситуации поведения, приближающего к значимым событиям, а не только стереотипной подготовки к ним на основе заблаговременного безусловнорефлекторного ответа. Имеется в виду то, что определение на основе условного сигнала места нахождения пищи и, следовательно, возможность гибких попыток проникнуть к ней важнее, например, той заблаговременной подготовки к еде, которую обеспечивает слюновыделение, тем более в условиях, когда пища может оказаться недостижимой.

Психологическая интерпретация обусловливания расширяет круг явлений, обозначаемых этим понятием, позволяя относить к нему наряду с традиционными лабораторными условными рефлексами также и другие случаи онтогенетического приобретения раздражителями мотивационного значения. Это иллюстрирует пример, приводимый И.С.Бериташвили:

«Собака случайно всего раз поела пищу из миски, которая стояла на подоконнике экспериментальной комнаты. В тот же день, а также в следующие дни собака, войдя в экспериментальную комнату, подходит и обнюхивает не только кормушки, где она обычно кормится, но и карабкается на подоконник и обнюхивает его....Собака идет туда со своего обычного местопребывания и от середины комнаты. Наконец, собака "посещает" подоконник каждый день, иногда по нескольку раз, хотя она ни разу не ела в этом месте» (1975, с.370).

Автор приводит этот пример для того, чтобы отделить такое «индивидуально приобретенное поведение» от условнорефлекторного[54]: «Здесь вообще нет реакции по типу, характерному для рефлекса, ибо данная реакция наступает не на определенный сигнал, и не в результате многократного подкрепления, и не угасает от многократного повторения без сочетания с основным раздражением — с едой» (там же).

Однако данное утверждение верно лишь в том случае, если за эталон принять лабораторную модель условного рефлекса и представлять, что обусловливанию подвергаются только реакции; действительно, в приведенном примере нет стереотипных реакций, вызываемых искусственным условным раздражителем. Но если учесть, что естественность ситуации не потребовала временных затрат на выяснение сигнального раздражителя, а также что при обусловливании формируется прежде всего новое субъективное отношение, данный пример окажется вполне сопоставимым с традиционной процедурой установления условной связи: индифферентный раздражитель (подоконник) после подкрепления едой приобретает мотивационное значение и побуждает поведение, особенности которого зависят от ситуации. В исследованиях условных рефлексов животные обнаруживают стереотипные поведенческие реакции вследствие того, что методика эксперимента не позволяет им вести себя иначе, гибко. Однако метод не должен, хотя это часто бывает, определять теорию. В литературе встречаются указания на то, что исследования естественного и лабораторного научения имеют дело с разными реальностями. Согласно И.С.Бериташвили,

«Известная нам методика исследования рефлексов: …заключение животного в экспериментальную камеру, привязывание к станку, наблюдение реакции одного какого-либо органа... — абсолютно не годится для изучения поведения. Для этой цели должны применяться такие методы, которые обеспечивают животному свободу движений» (1975, с.370). Обзор литературы по теме «Биология научения», в котором приводится много данных о видотипичной избирательности научения, заключает утверждение: «Теоретики научения совершили, похоже, фундаментальную ошибку, сосредоточившись на попытках объяснения всякого поведения в терминах классического и оперантного обусловливания с целью создания "генеральной теории", которая объясняла бы всякое научение, в том числе обусловливание» (Gould, 1986, с.189).

Одно и то же безусловное подкрепление способно придать мотивационно-эмоциональное значение множеству раздражителей — лишь бы они были связаны с ним в опыте индивида. Те, соответственно правилу вторичного обусловливания [55], в свою очередь способны передать такое значение связанным уже с ними раздражителям безотносительно к первичному подкреплению. По мере накопления опыта безусловный мотивационный «очаг» обрастает целой системой мотивационно значимых условных ориентиров и сигналов (см. рис.4 в п. 4.3). Далее, поскольку подкрепляющих факторов много и поскольку процессы обусловливания совершаются без ограничения каждый раз, как в жизни происходит нечто новое, итоговым их результатом является образ мира, в котором многие ситуации, условия, признаки имеют производное от подкреплений мотивационное значение, сигнализирующее о возможных приятных и неприятных событиях. Чем более опытен индивид, тем более содержателен и полезен такой мотивационный образ мира.

Такая общая картина последствий мотивационного научения посредством обусловливания ставит ряд вопросов, и прежде всего — об участии в этом процессе эмоций, о том, как происходит их переключение.