Рассказ двадцать первый, в котором говорится О незвуковых чередованиях звуков и немного О райских кущах

 

Каждый язык изменяется по-своему. И после изменения всегда остаются следы прошлого. То в произношении слов, то в чередованиях звуков...

Вот, например: друг — друзья — дружеский... Почему в одном и том же корне — разные фонемы? И фонемы ли?

Такие чередования звуков называются историческими. Исторические — значит принадлежащие прошлому, мертвые. Мертвые же потому, что они не являются фонетическими. Да, но фонетические значит звуковые. Следовательно, перед нами — не звуковые чередования звуков? Странно...

Однако ничего странного в этом нет. Разве вам не попадались плохие красные чернила? А ведь с точки зрения древнерусского языка это сочетание слов весьма странно. Красный — это ‘прекрасный’. Чернила могут быть только черными. Что же касается слова плохой, то оно имело массу значений, но по отношению к предмету всегда обозначало ‘худой, ветхий’. Плохие красные чернила на русском языке пятисотлетней давности значило бы ‘худые прекрасные чернила’. Ну как, не странно ли?

То же самое и с «незвуковыми» чередованиями звуков. Когда-то эти чередования были обычными чередованиями звуков в определенных позициях; вот как, например, в современном русском языке чередуются [о] под ударением, [а] перед ударением, [ъ] за ударением: [во́ды] — [вада́] — [на́-въду]. Каждый раз, когда меняется позиция (под ударением — перед ударением — за ударением), каждое [о] становится то [а], то [ъ].

Чередования мертвые, исторические также представляют собою чередования звуков, хотя давно уже не определяются позицией. В этом-то все дело: не определяются позицией — значит, не имеют фонетического значения.

А теперь примеры. Совсем немного примеров, чтобы уяснить себе суть дела.

Возьмем какой-нибудь корень и посмотрим, как он звучит в разных словах и формах слов.

Вот глагол искать и родственные слова: поиск, иск, розыск и т. д. Всюду легко выделяется корень -иск- (после твердых согласных пишется -ыск -).

Но вот тот же корень в другой «упаковке»: ищу, ищущий.

Или еще: друг — по-друг-а, но и друж-еский, друж-ина, друж-ить, а также друзь-я.  

Это и есть исторические чередования:

ск чередуется с щ,

г чередуется с ж и с з.

И многие другие. Впрочем, не очень многие, но зато чрезвычайно частые. Вы сами можете подобрать множество чередований такого типа, например к корням луг, слуг-а, таск-ать и др.

И это очень важно: вы сами можете подобрать любой ряд слов, который включает какое-нибудь историческое чередование. Значит, вы ощущаете связь всех таких слов друг с другом. Луг и луж-ок — слова с одним корнем, хотя и представленным в разной форме.

В фонетических чередованиях изменение звуков связано с позицией: изменилась позиция — заменяется звук: [въдаво́с] ‘водовоз’ — [вада́] — [во́ды] — [па въду]. В исторических чередованиях позиция не имеет никакого значения. Сравните: слуга и служа. Все фонетические условия совпадают: и ударение на том же слоге, и окружающие гласные звуки. Позиции совпадают, а звуки все-таки различаются.

Позиции омертвели, они уже не важны для наших чередований, как когда-то, но сами чередования сохранились. Застыли, как мушка в куске янтаря. И теперь просвечивают на стыках морфем, там, где корень встречается с суффиксом или суффикс — с окончанием. Это швы веков, рубцы когда-то бурных фонетических изменений.

И раз уж они остались, язык использует их в своих целях. Язык использует все, он вынужден это делать, чтобы максимально просто и максимально четко воплотиться в речи. Поэтому для него в речи нет ничего лишнего, лишнее просто-напросто отмирает, исчезает.

Сравните ряд слов, начинающихся с иск-. Все формы с меткой - ск- по своему происхождению являются именами. И пусть вас не удивляет инфинитив искать, который тоже имеет метку -ск-, — инфинитив действительно является старой формой имени существительного. Все формы с меткой -щ-  — глагольные. И прочие исторические чередования могут указывать на это древнее, очень древнее различение имени и глагола.

Другие же чередования указывают на различные формы имени или глагола, например: хоч-у, но хот-ят. Исторические чередования могут различать разные формы одного и того же слова, а следовательно, они имеют морфологическое значение. Да, именно так. Дополнительно к суффиксам или окончаниям они указывают на форму слова: снег — за-снеж-енный и заснежиться, голос — о-глаш-енный и огласить.

Наши чередования, как звонок на пишущей машинке: звенит, значит, конец строки, начинай новую. Наткнулся на историческое чередование — значит, конец морфемы, начинается новая. Очень удобно для иностранца, изучающего русский язык. Вас-то этим не удивишь, вы с детства постигаете смысл таких чередований. Только маленькие дети часто путают их, предпочитают не пользоваться такими морфологическими знаками. Им удобнее сказать Я искаю вместо Я ищу. И они говорят. Но с пятилетнего возраста положение решительно меняется. Ребенок начинает осваивать морфологию родного языка, а следовательно, изучает и исторические чередования.

А вот и еще одно доказательство того, что исторические чередования — это чередования морфологические. Когда в языке появляется новый корень, свои морфологические изменения он подчиняет законам исторического чередования. Понадобилось употребить форму причастия с корнем -флаг-  — и писатель пишет: зафлаженный. В самом деле, снег — заснеженный, поэтому и флаг — зафлаженный.

Но ведь раньше, когда чередование г — ж было еще простым звуковым чередованием (а было это полторы тысячи лет назад!), слова флаг в русском языке еще не было.

В других случаях от старых корней образуют новые, никогда не употреблявшиеся формы причастий — и опять-таки авторы не забывают об исторических чередованиях. Сильно обволошенные люди  («Вокруг света», 1970, № 10, стр. 27): голос  — оглашенный, поэтому и волос  — обволошенный.  Причастная форма обязательно должна заменить с  на ш,  иначе мы и не поймем, что перед нами причастие. Одно дело сделано. Адвокат обезопашен  («Простор», 1973, № 4, стр. 104) — поскольку обезопасить.

Зная исторические чередования, мы легко можем определить степень родства тех слов, которые в наши дни разошлись довольно далеко и редко осознаются как родственные.

Вот, например, что такое райские кущи? Вы догадываетесь, что сочетание связано с религиозными воззрениями наших предков, что это «нечто божественное» — но и только. Понятно еще, что кущи находятся в раю, где всегда хорошо: светло, тихо, чисто прибрано.

А что такое сами кущи? Спрашиваешь — и редко кто ответит правильно. Самый частый ответ: кущи? — райские кущи. Но это вовсе не ответ. Он косвенно указывает лишь на то, что в современном литературном языке все сочетание этих слов воспринимается целиком, совместно, представляет идиоматический оборот с одним общим значением. Первое слово сочетания еще можно употребить с другими словами (райская жизнь, райская птица), но второе-то как будто припаяно к слову райские: райские кущи — и все тут!

Однако мы хотим доискаться исконного значения слова, понять первоначальный смысл оборота. В этом случае нам и поможет отложившееся в нем историческое чередование.

И в самом деле, может быть, райские кущи — это райские кусты? Чередование -cm-  — - щ- включается в обширное семейство чередующихся корней: льст-ить, пре-лест-ный — льщ-у, по-льщ-енный, также гость, гост-ить — у-гощ-у и еще месть, мст-итъ — ото-мщен-ный. Да и кущи, казалось бы, имеют родственника в современном русском языке: закущенное пространство — ‘поросшее кустами место’. Вот и в новейших книгах слово кущи встречается в значении ‘кусты’. Раскроем последнее издание переводов басен Эзопа. На стр. 51 находим такой текст: «Когда животные еще говорили по-человечьи, один бедняк, которому нечего было есть, ловил кузнечиков, которых называют цикадами, сушил их и продавал по дешевке. Но один из кузнечиков взмолился: «Не казни меня напрасно, ведь я не делаю вреда ни колосьям, ни веткам, ни сучьям, ни листьям...» Человека тронула такая речь, и он отпустил его в родные кущи». Хоть это и не райские, но все-таки кусты. Переводчик не знает истинного значения слова, забыл. А может быть, хотел намеренно архаизировать свой перевод — и попался. Не то сказал.

Ссылка же на историческое чередование в данном случае ничего не значит. Наиболее догадливые переведут наше сочетание как райские куски. Куски, а не кусты!  Вспомните: по-иск-ать — ищ-у, таск-ать — тащ-и. Поэтому и райские кущи как райские куски формально имеют право на существование. Значение, правда, несколько меняется... Однако и к кускам райские кущи не имеют никакого отношения. Чтобы понять это, нужно выйти за пределы русского языка и сравнить произношение этого слова с его звучанием в других славянских языках.

Дело в том, что русскому ч в церковнославянском обычно соответствует щ. Сравните такие слова: я хочу — аз хощу, нощной вран — ночной ворон. Таким образом, там, где в русском языке чередование т — ч (хотеть — хочу),  в старославянском всегда т—щ (хотети  — хощу). И следовательно, райские кущи нужно перевести как ‘райские кучи’. Это правильный перевод. Если включить слово в общий ряд церковнославянских чередований, получится соотношение: хот(ети) — хощ(у), кут — кущ(а).

Слово кут очень древнее, оно до сих пор сохранилось в русских говорах в исконном своем значении ‘угол’. И в литературном языке много производных от этого корня. Закуток — огороженное в углу пространство, кутёнок — слепой щенок, которого держат пока в доме, и т. д. Таким образом, кущи — это кучи, т. е. помещения, состоящие из углов, имеющие углы. Другими словами, это дом, а точнее, не дом — шатер, шалаш, хижина. В болгарском, в сербском, в словенском языках слово с этим корнем до сих пор обозначает ‘дом’. Русский писатель Глеб Успенский и переводил в ироническом смысле торжественное райские кущи на доступный язык: райские домики...

 

ЭПИЛОГ

 

Единственное желание автора — быть понятным. Этого легче добиться, словами и фразами рассказывая, например, о минералах или о птицах. Но где подыскать слова, способные рассказать о словах, о фразах... о фонемах, наконец? И если вы все-таки хотя бы отчасти осознали небывалую и по масштабам, и по числу участников, и по конечным результатам операцию «развитие языка», автор будет считать, что не зря писал эту книжку.

Все стороны языка в неустанном взаимном совершенствовании, в работе, в развитии — язык динамичен. Но никто, кроме лингвиста, не замечает этого, не видит постоянного обновления языка. Более того, со стороны язык кажется стабильным и законченным, всегда готовым к действию. Теперь вы понимаете, в чем здесь дело и какое впечатление обманчиво. Верно и то, и другое, и каждый раз тонкие соотношения между языком и речью уравновешивают противоположные тенденции: развития и неподвижности. Чтобы быть понятным всем, язык должен быть устойчивым. Но язык-то воплощен в миллионах речевых контекстов, которые прихотливо видоизменяют его в зависимости от различных условий. Чтобы существовать, язык должен изменяться в речи. И это уже не просто динамика, это — диалектика.

Все, что мы видим, слышим, чувствуем, все, что мы знаем, — все это отражено в словах, их сочетаниях, зашифровано в грамматических формах и категориях, осмыслено в тонких оттенках речи. В языке сосредоточен жизненный опыт прошлых поколений, и этот опыт постепенно обогащается, изменяя язык. Язык — можно понять только в действии. Только в поиске новой мысли, в рассуждении, в столкновении идей. Потому что язык — это достояние каждого из нас, всех, говорящих на этом языке. Для меня одного или для тебя одного языка нет.

Теперь мы знаем, что в своей истории русский язык был открыт навстречу всем новым, всем неизбежным, всем полезным и художественно важным изменениям. Он не чинясь впитывал в себя многие элементы других языков, если это развивало его точность или углубляло содержательность. Мужественный в бою и общительный в беседе, душевный и деятельный, русский человек, знакомясь с новыми землями и народами, своим трудом включаясь в развитие мировой цивилизации, постепенно и сам, незаметно для себя, как бы вдруг приобрел духовные ценности большого значения и высокой художественной силы. На своем родном языке народ создал замечательные произведения устного творчества, а затем и великую литературу. В средние века простой, живой, разговорный, язык как бы материализовался в классических литературных текстах, обрел плоть и кровь. Многие люди на Земле изучают русский язык, чтобы читать эту литературу.

За короткое время, как бы завершая многовековый, очень сложный путь развития, наш язык сформировал законченную литературную норму; ученые создали академические грамматики и словари, разработали принципы правильного произношения и написания, обязательные для всех; они написали учебники, по которым вы начинаете изучение родного языка в школе.

Возросло не только общекультурное значение русского языка, увеличился и его политический вес. После Великого Октября язык русского народа стал языком взаимного общения и сотрудничества всех наций и народностей Советского государства. Благодаря многим особенностям своего исторического развития русский язык оказался способным достойно выполнять обязанности средства межнационального общения более чем ста наций и народностей, образующих новую историческую общность — советский народ, вошел в число общепризнанных мировых языков.

Но сила русского языка — как ясно из его истории — заключается в неиссякаемой потребности в дальнейшем совершенствовании: язык отражает жизнь и, следовательно, изменяется, поскольку постоянно изменяются ритм, содержание, сущность жизни. Отсюда и высокая ответственность каждого из нас за сохранение родного языка.

Развитие языка продолжается все время, неустанно, ежечасно. Устаревают слова, «затухают» фонемы, меняются значения слов. «Усыхают» окончания, неожиданным рывком создаются новые части речи. Шлифуется предложение или искрометно создается неизвестное прежде сочетание слов... Каждый день, каждым из нас.

 

ЛИТЕРАТУРА ДЛЯ ДАЛЬНЕЙШЕГО ЧТЕНИЯ

 

По истории русского языка легких по изложению книг мало — очень трудно писать о том, что давно прошло и теперь не всегда понятно читателю; можно прочесть книгу:

Улуханов И. С. О языке Древней Руси. М., 1972.

Гораздо чаще писали об истории слов — русских и заимствованных:

Казанский Б. В мире слов. Л., 1968;

Котков С. И.  Сказки о русском слове. М., 1967;

Кукинова В. Т.  Исчезнувшие слова. М., 1962;

Мокиенко В. М. В глубь поговорки. М., 1975;

Откупщиков Ю. В. К истокам слова. М., 1973;

Сергеев В. Н. Новые значения старых слов. М., 1979;

Шанский Н. М.  В мире слов. М., 1978;

Этерлей Е. Н., Кузнецова О. Д. Неизвестное в известном. Л., 1979.

Много интересного можно узнать, читая книги по общему языкознанию, в которых упоминаются и изменения русского языка:

Леонтьев А. А. Что такое язык. М., 1976;

Сахарный Л. В. Как устроен наш язык. М., 1978;

Успенский Л. В.  Слово о словах (любое издание этой книги);

Фолсом Ф.  Книга о языке. М., 1974.

О русском языке в современном мире можно узнать из книги:

Костомаров В. Г. Русский язык среди других языков мира. М., 1975.

Часто статьи по истории русского языка и письма печатаются в научно-популярных журналах, например, в журнале «Русская речь», который мы советуем вам читать регулярно. Там опубликованы такие статьи по теме нашей книжки:

Вялкина Л. В. Хитрец и художник. — 1971, № 1;  

Вялкина Л. В.  Русские названия недели и ее дней. — 1972, № 1;

Добродомов И. Г.  Почему убегают гласные? — 1968, № 5;

Дундайте А. И. Древнерусские суффиксы. — 1975, № 4;

Кедайтене Е. И. Вижу брата, он купил стол. — 1975, № 5;

Мазанько И. Ф. Десный и правый. — 1974, № 2;  

Морозова С. Е.  «Кабы я была царица...». — 1973, № 4;

Одинцов Г. Ф. О розовых, зеленых и голубых лошадях. — 1975, № 4;

Осипов Б. И. Особенности старинного русского письма. — 1979, № 2;

Романова Г. Я. Старинные меры длины. — 1972, № 3—6;

Садыхлы Н. Е.  «Бьет челом холоп твой...» —1972, № 4;

Сапунов Б. В. О почитании книжном. — 1974, № 3;

Филин Ф. П. У истоков русского языка. — 1968, № 2.

 

[1] Т. е. форм обращения; ср. у Пушкина: «Чего тебе надобно, старче?» Старче — звательная форма от старец.

 

[2] Действительно, грамотность была настолько обычным делом, что цари считали недостойным своего сана писать. Они предпочитали диктовать писцам свои повеления и послания. По свидетельству историков, из всех русских царей до Петра только Борис Годунов подписывал официальные документы, но и то лишь до тех пор, пока не получил шапку Мономаха.

 

[3] Тоже заимствовано из греческого: frasis — ‘выражение’ и logos — ‘учение’; ‘учение о выражениях’. Это уж искусственно созданный научный термин.

 

[4] Это слово, пришедшее к нам из французского языка, обозначает краткое изложение сути речи, статьи и т. п. или заключительный итог речи, доклада, научного сообщения.