Фрагменты допроса О. Джей Сипмсона

Допрос, проводившийся детективами Веннатаром и Ленджем днем 13 июня 1994 года, длился примерно полчаса. Полицейские начали с вопросов об отношениях О. Джея с Николь, но уже через четыре минуты довольно резко перешли к событиям предыдущего вечера. Предлагаем вам ознакомиться с той частью стенограммы допроса, которая начинается примерно на четвертой минуте.

Лендж. Ну что, Фил, может, сосредоточимся теперь на том, что произошло вчера?

Веннатар. Да. Когда вы последний раз виделись с Николь?

Симпсон. Это было после концерта. Да, мы возвращались с концерта, я еще говорил тогда с ее родителями.

Веннатар. Что это был за концерт?

Симпсон. Танцевальный. Его устроило руководство колледжа имени Пола Ревира.

Веннатар. Кто-то из ваших детей выступал?

Симпсон. Да, моя дочь Сидни.

Веннатар. Назовите время, когда вы уходили с концерта.

Симпсон. Около 18:30. Может быть, даже без четверти семь. Концерт был на бейсбольном стадионе, знаете, прямо там. Ну, а потом они уехали.

Веннатар. Кто «они»?

Симпсон. Николь вместе с семьей. Ну, ее отец, мать и наши дети.

Если допустить, что преступление действительно совершил Симпсон, то, как видите, на допросе ничто этого человека с толку не сбивало. Возможно, мужчине удавалось придерживаться сценария, который был выдуман заблаговременно, чтобы аккуратно ответить на вопрос об их последней встрече с Николь. Допрашиваемый, вероятно, ожидал, что полицейские спросят именно об этом.

В следующие четырнадцать минут Симпсон, все еще довольно уверенный и спокойный, рассказал многое: на каких машинах обычно ездит, как поживает его девушка Паула Барбьери, как накануне он побывал на чемпионате по гольфу, откуда у него на руке порез, какие отношения у него были с Николь в последнее время, как он был одет прошлым вечером и что входит в его напряженный рабочий график. Когда пошла восемнадцатая минута допроса, Веннатар внезапно прекратил обсуждение непростого ритма жизни Сипмсона и перешел к весьма неожиданным фактам.

Веннатар. Слушайте, О. Джей, у нас тут проблема…

Симпсон. Э-э-э… М-м?..

Веннатар. На кузове и в салоне вашего автомобиля было обнаружено некоторое количество крови. Также кровь нашли у вас дома. Вот такая проблема.

Симпсон. Что ж, возьмите у меня кровь на анализ. Сравните.

Лендж. Да, мы, конечно, хотели бы сравнить. Тем более, у вас порез на руке, и вы так и не смогли четко объяснить причину его появления. Постарайтесь вспомнить: эта рана уже была у вас тогда, когда вы последний раз были у Николь дома?

Симпсон (помолчав несколько секунд). То есть неделю назад?

Лендж. Да.

Симпсон. Нет, я порезался вчера.

Лендж. Ясно. Выходит, поранились вы вчера…

Веннатар. Это произошло после посещения концерта?

Симпсон. Это произошло, когда я торопился выйти из дома.

Веннатар. Ясно. И это было после концерта?

Симпсон. Ну да.

Веннатар. Что конкретно, по-вашему, случилось вчера вечером? Есть какие-нибудь предположения?

Симпсон. Да понятия не имею, ребята. Вы же мне ничего не рассказываете. Понятия не имею, что и как случилось. Вы говорили, что, по словам моей дочери, в эту историю мог быть вовлечен кто-то еще. Я вообще не в курсе, что произошло. Не знаю, кто чего сделал, и не знаю, зачем. Вы ведь так ничего мне и не объяснили, а каждый раз, когда я у вас интересуюсь, что именно случилось, вы обещаете вот-вот рассказать. Но все равно не рассказываете.

Веннатар. Слушайте, О. Джей, у нас самих пока еще нет ответов на многие вопросы, понятно?

Вместо того чтобы начать разговор с презумптивного вопроса: «О. Джей, что произошло вчера вечером в доме Николь?» – детективы дали Симпсону целых восемнадцать спокойных минут, в течение которых подозреваемый, используя, возможно, выдуманную историю, укрепил свои позиции. Почему-то только после этого полицейские наконец задали важный вопрос, относящийся к типу вопросов о точке зрения. То есть позволили подозреваемому свободно выразить свое мнение об обсуждаемой проблеме: «Что, по-вашему, случилось вчера вечером? Есть какие-нибудь предположения?» К несчастью, такая формулировка подразумевала, что Симпсон мог и не быть накануне рядом с Николь, и позволила допрашиваемому легко уйти от конкретного ответа. Симпсон получил возможность просто высказывать ни к чему не обязывающие гипотезы, и поэтому выгоднее всего было ответить: «Понятия не имею», – что он и сделал. После этого Веннатар и Лендж начали стремительно терять инициативу.

На протяжении заключительных двенадцати минут допроса выяснить что-нибудь существенное не удалось.

Если предположить, что двойное убийство совершил Симпсон, то можно ли было, используя правильно сформулированные вопросы, уже в первый день расследования подтолкнуть подозреваемого к признанию своей вины? Этого мы никогда не узнаем. Зато нам теперь точно известно, к чему приводят непродуманные вопросы.

Давайте остановимся здесь и представим, что вы один из тех, кому поручено работать над описанным делом и допрашивать Симпсона. У вас есть бесценное преимущество, которого, к сожалению, не было у Веннатара и Ленджа, – у вас есть Схема.

Предположим, О. Джей Симпсон сидит перед вами в офисном кресле, которое, как мы говорили в предыдущей главе, служит прекрасным «усилителем» поведенческих изменений. Вы отлично видите, какие жесты/микрожесты и движения/микродвижения совершает допрашиваемый. Вы устраиваетесь поудобнее за своим столом и включаете диктофон, но уже через пару минут беседы с Симпсоном осознаете малоприятный факт: если задавать вопросы так, как вам заблагорассудится, то Схема пользу не приносит.

Эффект возможен лишь тогда, когда вы употребляете правильные формулировки. Это очень важно, особенно в ходе первого допроса. Как ни странно, не так уж многое можно понять, даже если знать, что Симпсон – бывший муж убитой и что на протяжении их совместной жизни он не раз избивал ее.

Не забывайте: сегодня утром на «Форде Бронко»^[48], принадлежавшем подозреваемому, было обнаружено пятно крови, после чего вы, как офицер полиции, объявили дом Симпсона местом преступления и получили ордер на обыск. Более того, у мужчины на руке забинтовано место пореза, полученного при неизвестных обстоятельствах.

Сейчас, когда эта знаменитость сидит прямо перед вами, для вас важнее всего узнать ответ на вопрос: Симпсон убил свою бывшую жену и ее приятеля Рона Голдмана или это сделал кто-то другой? Задав этот вопрос О. Джею напрямую, вы вряд ли услышите правду. Если мужчина виновен в преступлении, то он понимает, что вы обязательно попытаетесь либо в прямой, либо в скрытой форме узнать у него, считает ли он себя убийцей или нет. Кроме того, преимущество подозреваемого еще и в том, что, реши он лгать вам, ему достаточно отделаться простейшей реакцией, а именно словом «нет».

Тогда что же вы, допрашивающий, можете предпринять? Очевидно, вам нужно придерживаться такой линии вопросов, которая будет для Симпсона наименее ожидаемой. Только тогда она будет наиболее сильно влиять на бессознательные процессы, регулируемые вегетативной нервной системой. И только так вам удастся если не добиться четкого признания вины, то хотя бы спровоцировать у него слабо контролируемые психофизиологические изменения.

А теперь на минуту выйдите из образа детектива и представьте себе, какими были бы ваши мысли и эмоциональное состояние, будь вы Оренталом Джеймсом Симпсоном, виновным в двойном убийстве? Такому человеку, как вы, не позавидуешь, ведь прошлой ночью вы совершили жуткий поступок и до сих пор толком не понимаете, каков был ваш мотив.

Вчера вы потеряли контроль над собой, сошли с ума всего на несколько страшных мгновений, и вот результат: вы до смерти напуганы тем, что произошло накануне, и еще больше – возможными последствиями. Какой стратегии вам хочется придерживаться в данный момент? Очевидно, вам остается только внимательно наблюдать за тем, как проходит расследование и как будет построено судебное разбирательство. Вы стремитесь быть хотя бы на один шажок впереди полиции.

И вот теперь вас, О. Джея Симпсона, вызвали на допрос в штаб-квартиру Департамента полиции Лос-Анджелеса. Вы – главный подозреваемый, так как вас с Николь Браун связывало очень многое. Вы прекрасно понимаете, что сыщики спросят, на вашей ли совести лежит убийство этой женщины или нет, и вам уже сейчас совершенно очевидно, что на такой вопрос вы, не задумываясь, ответите: «Я не убивал».

Вы приходите в «Паркер-Центр», полицейские ведут вас в комнату для допросов и зачитывают ваши права, после чего начинается разговор.

Представьте, что первые фразы детективов звучат примерно так:

– О. Джей, прежде всего, мы благодарим вас за то, что пришли. Мы высоко ценим ваше согласие побеседовать с нами. Нам вполне понятно ваше беспокойство о детях. Мы знаем, что вы желаете как можно скорее вновь оказаться рядом с ними, чтобы удостовериться в их полной безопасности. Поэтому, несмотря на то что нам хотелось бы обсудить очень и очень многое, мы сосредоточимся только на самых важных вопросах. Мистер Симпсон, что вам известно о событиях, произошедших вчера с вашей бывшей женой? Что случилось прошлым вечером дома у Николь Браун?

Молчание. Вы осмысливаете услышанное. Ответить с ходу вы не в состоянии, потому что, во-первых, такие слова полицейских оказались для вас весьма неожиданными, а во-вторых, заданный вопрос заставил крепко задуматься, ведь он относится к категории презумптивных, то есть основанных на предположении, которое имеет прямое отношение к предмету разговора. В данном случае вопрос «Что случилось прошлым вечером дома у Николь Браун?» подразумевает значительную вероятность того, что О. Джей Симпсон накануне был в гостях у Николь и теперь знает то, о чем ему не очень хочется рассказывать.

Важно не путать презумптивный вопрос с наводящим. Цель последнего – подтолкнуть к очевидному и четкому ответу, практически вложив в уста опрашиваемого подтверждение нужных фактов. Пример: «Вчера вы были дома у Николь, так?»

А теперь, хотя бы образно побыв в шкуре «виновного Симпсона», на минуту представьте, что вы Симпсон, чья совесть чиста. Так будет проще понять причину эффективности презумптивных вопросов. Давайте вновь вообразим, что детективы спросили вас: «Что случилось прошлым вечером дома у Николь Браун?» Будучи ни в чем не виноватым, вы бы не стали раздумывать и молчать, а сразу бы ответили что-нибудь вроде: «Я знаю только то, что ее убили».

Снова встаньте на место «виновного Симпсона» и ощутите, как вам не повезло: ведь вы вынуждены долго-долго напрягать мышление, услышав презумптивный вопрос. Вам надо попытаться угадать, что известно сыщикам на данный момент, и спрогнозировать, как полученные ими сведения повлияют на вашу возможность выдумать хороший план, по которому вы не имеете к убийству никакого отношения. Такая умственная работа требует времени, а значит, определенного периода молчания.

Вероятно, вы, «виновный Симпсон», захотите выиграть время и, например, начнете повторять разные варианты заданного вам презумптивного вопроса в сочетании с прозрачными намеками на свою невиновность:

– Что случилось прошлым вечером дома у Николь? Вы хотите узнать у меня, что случилось? Но как я могу об этом знать? Вчера я находился очень далеко от ее дома!

Сейчас вновь взгляните на допрос с точки зрения детектива, перед которым сидит О. Джей. Скорее всего, Симпсон пока еще убежден в успехе своего плана, с помощью которого он надеется избежать правосудия. Презумптивный вопрос уже прозвучал из ваших уст, и реакция на него получена. Какой же вопрос следует задать теперь? Возможно, вам кажется необходимым спросить: «Где вы находились вчера вечером?» Однако проблема в том, что этот вопрос, как и вопрос «Это вы убили Николь Браун?», являются наиболее ожидаемыми для Симпсона. Он уже придумал, как на них отвечать. Не давайте ему возможность укрепить свои позиции и почувствовать, что выбранная им стратегия максимально удобна и эффективна. Лучше всего, только что выслушав ответ подозреваемого на ваш презумптивный вопрос, сказать приблизительно следующее:

– Хорошо, О. Джей, я понимаю. Позвольте объяснить вам, в чем дело. Сложилась непростая ситуация. Вы – личность известная и наверняка хотели бы, чтобы расследование велось как можно беспристрастнее и тщательнее. Уверяю вас, полиция прикладывает все возможные усилия для выяснения истинного положения дел. Пока мы с вами беседуем, наши коллеги добывают информацию из всех источников, имеющих хоть какое-то отношение к Николь Браун. Мистер Симпсон, как вы думаете, есть ли причины, по которым кто-либо из проживавших по соседству с Николь Браун может сказать нам, что видел вас вчера вечером рядом с ее домом?

Опять молчание. Вы задали вопрос-приманку, как мы его называем. Он, подобно презумптивным вопросам, заставляет подозреваемого начать интенсивную и довольно хаотичную работу мысли. В основе вопросов-приманок лежит психологический принцип «мыслительного вируса». Наверняка вы когда-нибудь испытывали это на себе.

К примеру, вы приходите на работу утром в понедельник, и коллега сообщает вам: «Зайди к начальнице. Она хочет поговорить с тобой прямо сейчас». Вы спрашиваете, в чем дело, однако единственное, что сотрудник может ответить: «Не знаю, но она сказала: „Прямо сейчас“». Появилась ли у вас радость после этого, несмотря на то, что еще недавно вы надеялись услышать от начальницы о долгожданном повышении? Наверное, нет. Скорее всего, вы сразу же начали беспокоиться, не совершили ли какие-нибудь ошибки в своей работе, и морально приготовились к выговору.

Так в сознании человека распространяется «мыслительный вирус». Ум принимается быстро прогнозировать все возможные варианты развития событий и придумывать реакцию на наиболее вероятные обстоятельства. Вы стараетесь просчитать исход и последствия каждой трудности, с которой, как вам кажется, вы можете столкнуться в ближайшем будущем. Но «мыслительный вирус» еще до того момента, как вы в состоянии это осознать, начинает почти полностью доминировать над объективным взглядом на происходящее.

Лжецы часто принимают решения, основываясь на иррациональных выводах, вызванных «мыслительными вирусами». Из этого можно извлечь пользу с помощью вопроса-приманки, начинающегося со слов: «Как вы думаете, есть ли причины, по которым…» Учитывайте, что «мыслительные вирусы» лучше внедрять в максимально завуалированной форме – так их влияние будет наиболее сильным, потому что опрашиваемый не сумеет быстро распознать ваши намерения.

Если бы вы спросили Симпсона: «Есть ли причины, по которым жилец соседнего дома мог бы сказать, что видел вас вчера рядом с домом Николь?», – то у подозреваемого был бы хороший шанс ускользнуть от честного ответа. Например, О. Джей мог знать, что ближайший сосед Николь в эти дни отсутствует в городе, и тогда ответить на ваш вопрос было бы проще простого: «Нет, таких причин нет». Вот почему число обстоятельств и лиц, затрагиваемых в вопросе-приманке, не должно быть слишком ограниченным.