Билет 1: Своеобразие древнерусской литературы.

Билет 1: Своеобразие древнерусской литературы.

Древнерусская литература возникла в XI в. Один из ее первых памятников — “Слово о Законе и Благодати” митрополита Илариона — был создан в 30—40-е гг. XI в., скорее всего, в самом конце 1040-х гг. XVII столетие — последний век древнерусской литературы.

Древнерусская литература не менее традиционалистична, чем античная литература или произведения так называемого классицизма. Высокая идейность, присущая новой русской литературе, ее народность, живая связь с насущными вопросами общественной жизни характеризуют и древнюю русскую литературу в ее наиболее значительных достижениях. Важно познавательное значение древней русской литературы для уяснения нашего исторического прошлого. Значительна воспитательная ценность многих памятников нашей старинной литературы, развивающих темы патриотизма, государственного строительства, политического единства и героизма русского народа. Основная особенность литературы — это вымысел. Художественный мир литературных произведений обладает особенным статусом, “фикциональностью”: высказывание в литературном тексте — это и не ложь, и не правда. Особенно отчетлива роль вымысла в повествовательных, сюжетных произведениях.

В древнерусской литературе события и вещи, окружающие человека, — символы и проявление высшей, духовной, божественной реальности. В мире властвуют две силы — воля Бога, желающего блáга человеку, и воля дьявола, жаждущего своими кознями отвратить человека от Бога и погубить. Человек свободен в своем выборе между добром и злом, светом и тьмой.

Письменность существует на Руси еще до второй трети 11 века – времени, которым мы можем датировать первые дошедшие до нас памятники русской письменности. Итак, древняя русская литература насчитывает приблизительно шесть с половиной веков существования. Литература древней Руси, как и литература европейского средневековья на первых порах была в большей степени проникнута церковной идеологией.

Существенным препятствием для развития светской литературы на первых порах было то обстоятельство, что до 14 века в качестве материала для письма употреблялся пергамент, дороговизна и дефицитность которого исключали возможность широкого расходования его на рукописи, не преследовавшие прямых целей религиозно-назидательного характера. Средством распространения произведений древней русской литературы была почти исключительно рукопись; книгопечатание, возникшее на Руси лишь в середине 16 века и бывшее вообще фактом огромного культурного значения, обслуживало преимущественно литературу богослужебную на протяжении 17 века.

Развитие литературы, в общем, протекало параллельно с эволюцией литературного языка. В основу последнего лег живой русский язык, более всего выступающий в произведениях светского характера. Уже в самую отдаленную эпоху заложены были основы современного русского языка.

Хождение игумена Даниила». Черты паломнической литературы. Содержание. Литературное значение памятника. Эволюция жанра хождений. «Хождение за три моря» Афанасия Никитина: особенности жанра путевых записок. Личность автора.

ХОЖДЕНИЕ ИГУМЕНА ДАНИИЛА, XII век.

Довольно рано, вероятно вскоре после принятия Русью христианства, начались путешествия русских людей в «святую землю» — в Палестину, на Афон и в Константинополь. Индивидуальными побуждениями к путешествиям, особенно на первых порах, были и религиозное чувство и простая любознательность. Отправляться в чужую землю было подвигом, так как на дороге могли подстерегать множество разбойников.

Наиболее знаменательным с литературной точки зрения является «Хождение» в Палестину игумена Даниила, путешествовавшего между 1106 и 1108 гг. Жил он преимущественно в Иерусалиме, в монастыре св. Саввы, откуда предпринимал путешествия по всей стране, имея в качестве своего руководителя «добраго вожа», одного из очень сведущих старцев того монастыря.

Тот факт, что в «Хождении» упоминаются южные князья, а также особенности языка памятника заставляют предполагать южное происхождение Даниила.

«Хождение» Даниила любопытно тем, что в нём сочетается точное описание топографии Палестины с обилием легендарного и апокрифического материала, почерпнутого путешественником отчасти из устных рассказов, отчасти из соответствующих книжных источников, с которыми он был, видимо, хорошо знаком ещё прежде, чем предпринял своё путешествие. Именно наличие в значительном количестве этого легендарного и апокрифического материала, а также в некоторых случаях лирическая окрашенность всего сочинения определяют литературное его значение. «Хождение» пользовалось у нас очень большой популярностью и в большой мере предопределяло собой характерные особенности жанра благочестивых путешествий на русской почве. Широкое его распространение объяснялось и тем, что оно написано языком, близким к живому разговорному русскому языку.

Игумен Даниил начинает рассказ о своём путешествии с мотивировки его. Он пошёл в Иерусалим прежде всего для того, чтобы видеть «глазами своими грешными» те места, которые исходил своими ногами Христос. Далее он самоуничижает свои литературные способности и просит прощения за них и за свое непристойное поведение.

Даниила побуждает к путешествию ещё одно обстоятельство: ему хочется рассказать тем, кто интересуется святыми местами и Палестиной, то, чего они не могли видеть своими собственными глазами.

Записи свои Даниил стал вести ещё на пути к Иерусалиму, начиная с Царьграда. В городе Ефесе он, по его словам, видел пещеру, где лежат тела семи отроков, спавших 360 лет, и тела трёхсот святых отцов. Тут Даниил поклонился гробу Иоанна Богослова.

Подходя к Иерусалиму, Даниил увидел сначала столп Давидов, затем Елеонскую гору и церковь Воскресения, где находится гроб господень, а затем — и весь город. «И бывает тогда,— пишет он,— радость велика всякому христианину, видевшему святой город Иерусалим, и даже некоторые плачут, узрев, где Христос претерпел страсти нас ради грешных». Вслед за тем подробно описывается храм Воскресения и гроб господень в нём. За церковным алтарём находится «пуп» земли; в двенадцати саженях от него — Голгофа. «Видел» Даниил, как он говорит, также жертвенник Авраама, на котором Авраам принёс в жертву богу барана вместо сына своего Исаака; видел гроб богородицы, пещеру, в которой предан был Христос, и другую пещеру, в которой Христос начал учить своих учеников, и пещеры Иоанна Крестителя и Ильи-пророка, и пещеру, в которой Христос родился.

Много внимания Даниил уделяет реке Иордану. Вода в ней очень мутная и сладкая, и никогда от той воды не приключается никому ни болезнь, ни какая-либо пакость. В праздник крещения, когда на берегу Иордана собирается множество людей, Даниил видел «благодать божию»: тогда дух святой нисходит на воды Иордана, и достойные люди видят его, остальные же не видят, сообщает игумен-путешественник, но в сердце каждого христианина бывает радость и веселие. Любопытно, что, рассказывая о «свете небесном», сошедшем ко гробу Христа в страстную субботу, Даниил подчёркивает, что от света этого зажглись греческие лампады, а также лампада Даниила, поставленная им за Русскую землю, лампады же католические, не зажглись — их миновала «благодать божия».

В заключение Даниил рассказывает о том, как усердно он молился за своих князей и за весь русский народ. Эта молитва была одной из целей его путешествия. Он говорит о себе как о представителе всей Русской земли, называя себя «игуменом русским».

В описании своего путешествия Даниил сосредоточивается преимущественно на таких моментах, которые связаны с религиозными его интересами. Но наряду с этим он упоминает об особенностях природы Палестины и о некоторых видах промыслов, которые обратили на себя его внимание.

В «Хождении» очень чётко вырисовывается социальное положение Даниила. Это игумен одного из богатых монастырей, имеющий возможность совершить длительное и трудное путешествие, вступающий в непосредственное общение с иерусалимским королём Балдуином. Балдуин оказывает Даниилу самое большое расположение. Даниил выступает в «Хождении» как знатный, незаурядный по своему положению человек, который обладает достаточными материальными средствами для того, чтобы платить за услуги, какими он пользуется от тех, кто показывает ему различные святыни в Палестине.

«ХОЖЕНИЕ ЗА ТРИ МОРЯ» АФАНАСИЯ НИКИТИНА, XV век.

Автор «Хожения за три моря» Афанасий Никитин был тверичом, но в своём сочинении он ни разу не обнаруживает своих областных интересов, вовсе даже не упоминает о Твери. Вспоминая на чужбине свою родину, он вспоминал Русь в целом. Интересы его были общерусские, и он мыслил себя прежде всего русским человеком. В этом отношении он разделял взгляды и чувства, которые больше всего характеризовали московскую литературу и московскую политическую мысль его времени.

В отличие от традиционного типа паломника, набожного церковника, отправляющегося в «святую землю» с религиозными целями, Афанасий Никитин — человек светский, предприимчивый, энергичный купец – задумывает путешествие на неведомый Восток с чисто практическими торговыми намерениями – выгодно продать там свои товары и на вырученные деньги привезти на Русь товары заморские. Вероятно, им руководила при этом и его природная любознательность. Первоначально он задумал было ехать в Персию, присоединившись с несколькими русским к свите шемахинского посла к Ивану III, возвращавшегося обратно в Шемаху. По дороге, не доезжая до Астрахани, одно судно Афанасия было взято в плен татарами, другое разбилось. Свой путь до Каспийского моря он вынужден был продолжать на судне шемахинского посла, а затем сухим путём, через Дербент и Баку, отправился в Персию и потом в Индию. На обратном пути, не доезжая Смоленска, Афанасий умер. Путешествие его продолжалось с 1466 по 1472 г.

Больше всего в своём сочинении путешественник говорит об Индии, быт, обычаи, хозяйственную жизнь и природу которой он рисует очень подробно, сообщая много реальных сведений, но иногда, впрочем, привнося в своё описание и элементы фантастики. Столь же подробно он перечисляет все места, которые посетил, точно указывая время пребывания в них и определяя расстояние между ними по количеству дней, затраченных на передвижение от одного пункта к другому.

Изложение Афанасия не отличается стройностью композиции; в этом изложении, кроме того, нередки повторения. Стиль этого «Хожения» – стиль дневниковых записей, которые автор, человек, не получивший специальной выучки, не сумел или не успел упорядочить. Язык очень простой по своему синтаксическому строению. Церковнославянские слова и обороты в нем почти отсутствуют, но зато в значительном количестве вводятся слова персидские, арабские, тюркские—признак своеобразной национальной терпимости Афанасия, совмещающейся у него с сильной любовью к родине. Речь его фактична и деловита и лишь изредка перебивается лирическими отступлениями, в которых находит себе выражение скорбь автора по поводу его оторванности от родного ему религиозного уклада и от родной земли. В своём «Хожении» он говорил не только о том, что он наблюдал во время своего путешествия, но и о самом себе, привнося, таким образом, в своё описание элементы автобиографии.

Афанасию Никитину казалось необычным, что женщины ходят с непокрытой головой. Это считалось в то время и позже на Руси грехом и позором. Более того у них груди открыты! Женщины здесь гулящие и всебеременные.

Афанасий сообщает, что, прибыв в город Алянд, он увидел птицу, которая летает ночью, на чей дом она сядет, тот человек непременно умрёт, а если кто захочет её убить, на того у нее изо рта выйдет огонь. У обезьян есть свой князь. Если кто их обидит, они жалуются своему князю обезьянскому, и он посылает на того человека свою рать.

Афанасий Никитин приезжает в один из главных городов Индии— Бидар, и тут ему бросается в глаза разница между бедным и богатым людом. Земля там очень людная, но «сельские люди очень бедные, а бояре имеют большую власть и очень богаты».

В какой мере пышная картина султанского выезда соответствовала действительности, сказать трудно. По всей вероятности, Афанасий очень приблизительно изображает это торжественное шествие, округляя цифры и иногда увеличивая их. То же нужно сказать и относительно описания султанского двора.

Афанасий насчитывает в Индии 84 веры. Все веруют в идолов (кроме султана и его приближённых, которые являются магометанами). А люди разных вер не пьют, не едят и не женятся друг с другом.

В другом месте, в результате других наблюдений, Афанасий утверждает, что индусы «не едят никоторого мяса». Едят они только днём дважды. Кушают они всё правой рукою, а в левую не берут ни за что; ножа не держат, ложки не знают.

С места на место Афанасий странствует по Индии в торговых заботах. Но торговля идёт плохо, товаров, нужных для русских, нет.

Приезжает он однажды в город Чюнейрь (Джунейр). Хан взял у него жеребца и, узнав, что он не басурманин, а русский, говорит: «И жеребца дам да тысячю золотых дам, а стань в веру нашу в Махмет дени, а не станешь в веру нашу в Махмет дени, и жеребца возму и тысячю золотых на главе твой (т. е. за голову твою) возму».

Для размышления хан даёт Афанасию четыре дня. Произошло это в пост перед спасовым днём, и господь, по словам Афанасия, смилостивился над ним ради своего праздника, не допустил его погибнуть в Чюнейре вместе с «нечестивыми». Как раз в канун спасова дня приехал хоросанин (человек, принадлежавший к господствующему в Индии племени), и Афанасий бьёт ему челом, - прося его заступиться, чтобы не обращали его в магометанскую веру и не отнимали у него жеребца. Просьба Афанасия была удовлетворена.

Будучи в чужой земле, Афанасий не раз испытывает искушение. Трудно ему, христианину, ладить с «бесерменами». Иногда Афанасий даже не прочь предаться скептическим размышлениям, обнаруживая при этом большую веротерпимость. Но он стойко держится православной веры, потому что она тесно связана у него с чувством родины, и Афанасий испытывает большое стеснение оттого, что не имеет возможности выполнять христианские обряды, так как нет у него с собой церковных книг.

 «Да сохранит бог землю Русскую,— молится он,— боже, сохрани её. В сем мире нет подобной ей земли, хотя вельможи Русской земли несправедливы. Да устроится Русская земля и да водворится в ней правда».

«Путешествие» заканчивается молитвой Богу, просьбой защитить и спасти. Любопытно, что молитва, написанная Афанасием в подлиннике на традиционном церковнославянском языке, прерывается у него магометанской молитвой на арабском языке, и такой же молитвой и заканчивается «Хожение».

«Путешествие» Афанасия Никитина, будучи произведением очень ценным с точки зрения историко-археологической, представляет и немалую ценность историко-литературную как своего рода предвестник очерковой литературы и в то же время как показатель высокого культурного уровня русского человека.

Интересно «Хожение» и тем, что в нём очень отчётливо проявляется незаурядная индивидуальность автора. Он выступает перед нами прежде всего как смелый, настойчивый, очень предприимчивый, любознательный и наблюдательный человек. Пускается он в трудное и рискованное путешествие, имея в виду главным образом торговые выгоды. Серьёзные неудачи, постигшие Афанасия почти в самом же начале путешествия, не заставили его тотчас вернуться на родину: его волевая и упорная натура не позволяет ему отступать от намеченной цели. Попутно он внимательно присматривается к неведомой стране и неведомым людям, к их нравам, обычаям, к их культуре и записывает то, что видит и слышит.

Человек, устоявшийся в своих традициях и в преданности своей вере и своей земле, не отступающий от этих традиций, несмотря на искушения и трудности, он в то же время умом способен понять и чужую веру и признать её правоту, лишь бы она учила одному богу.

Во время княжения Изяслава у Антония уже собралась братия в двенадцать человек, в том числе святой Феодосий. Монахи выкопали большую пещеру. Антоний поставил игуменом Варлаама; сам он привык к уединению и потому сделал себе особую пещеру. А братия уже в пещере не помещалась. Иноки поставили маленькую наземную церковь и решили построить монастырь. Антоний благословил это намерение, а князь Изяслав отдал им для постройки гору над пещерой. С тех пор монастырь называется Печерским, потому что раньше монахи жили в пещере.

Князь Изяслав вскоре перевел Варлаама на игуменство в монастырь святого Дмитрия. Тогда братия избрала игуменом Феодосия. Святой Феодосий собрал в обители сто иноков. Он ввёл в монастыре устав греческого Студийского монастыря. Феодосий в числе прочих постриг и семнадцатилетнего Нестора, который написал это сказание.

В изображении Симона и Поликарпа печерские святые — люди особого склада, поставившие своей целью достичь аскетического идеала. В надежде на загробное блаженство они отказываются от всех житейских радостей. Бог посылает им дар пророчества и умение читать в сердцах, способность творить чудеса. Они исцеляют больных, тушат пожары, воскрешают мертвых. Их посещают ангелы и святые, им является Богородица, с ними беседует Господь.

Экспрессивно-эмоциональный стиль конца XIV - начала XV века. «Житие Стефана Пермского» Епифания Премудрого. Изменения в агиографическом жанре. Особенности стиля «Плетения словес». «Житие Сергия Радонежского»: сюжет, герой, стиль.

В конце XIV – начала XV века произошел идейный кризис феодальной иерархии. Теперь личные качества людей, а не их положение в обществе, выступали на первый план. В литературе произошло открытие психологической жизни человека. Такой прием называют «абстрактный психологизм» (размытые, обобщенный, без индивидуального характера). Описывались отдельные психологические состояния человека, его чувства, эмоциональные отклики на события внешнего мира. Но они еще не объединены в характер. Индивидуальность человека по-прежнему ограничены прямолинейным отнесением ее в одну из двух категорий – добрых или злых. В первом случае герой свят до полной абстрактности, во втором – всегда может измениться, резко стать добрым.

Все психологические состояния всегда доведены до наиболее резкого выражения. Бессильный выразить свои возвышенные представления, автор использует синонимы, тавтологические сочетания, неологизмы, эпитеты, с их ритмической организацией речи, создающие впечатление бесконечности чувств.

В центре внимания житий экспрессивно-эмоционального стиля оказываются не сами поступки, подвиги героев, а то отношением к ним, которое выражает автор. Эмоциональная характеристика подвига всегда повышена, как бы преувеличена и вместе с тем абстрактна. Поэтому автору важно выявить значение действия, подчеркнуть его влияние, то впечатление, которое оно производит в народе, а не описать его конкретно. Все детали опускаются как несущественные.

Экспрессивность действий подчеркивается длинными речами, которые произносят действующие лица. Прямая речь используется как способ выражения душевного состояние говорящего. Она насыщена цитатами из псалмов, молитв. Но в ней нет речевой характеристики героя. По стилю она не отличается от речи автора.

Экспрессивно-эмоциональный стиль связан с развитием церковного начала в литературе, потому что в церковных жанрах всегда уделялось больше внимания внутренней жизни человека, его психологии.

Мастером этого стиля был Епифаний Премудрый. Он был для своего времени исключительно начитанным человеком, широко осведомленным в библейской литературе, в оригинальной и византийской агиографии. Был знаком с Сергием Радонежским, Стефаном Премудрым, Андреем Рублевым, Феофаном Греком.

Несмотря на то, что Епифаний знал Стефана, библиографические факты в житии сравнительно немногочисленны и в большинстве случаев не выходят за пределы той традиционной нормы, которая издавна установилась для произведений этого рода (благочестивой детство, любовь к чтению божественных книг, усердное подвижничество, блаженная кончина).

Главный подвиг Стефана – миссионерский, к которому он себя готовил с детства: обращение язычников-пермяков в православие как путем личной проповеди, так главным образом при помощи переводов на пермский язык книг «священного писания», для чего Стефаном была изобретена пермская азбука.

Изменения в агиографическом жанре:

короткое вступление,

биографическая часть сокращена,

уделение внимания кончине героя,

большое заключение – плач по умершему,

главный акцент – похвала святому.

Многочисленные витиеватые отступления, лирические излияния автора в стиле «плетения словес» были причиной того, что житие, столь сравнительно мало насыщенное конкретными фактами, разрослось до очень значительных размеров.

В пермской земле Стефану приходится выдерживать очень упорную борьбу с защитниками язычества, которые встречают его недружелюбно и несколько раз пытаются убить, но святого спасет его кротость, любовь ко всем и, конечно же, Бог. Более того Стефан разрушает пермских кумиров, и так как за этим со стороны богов не следует никакого возмездия пермяки убеждаются в правоте Стефана, и его авторитет растет.

В житии появляется новый тип героя антагониста. Это пермский волхв Пам, который готов умереть за свою веру. Он предлагает Стефану разрешить соперничество при помощи силы их богов: взойти вместе на горящий костер, пройти подо льдом в реке. Но в конце Пам отказывается от этого рискованного предприятия, но от своей веры он так и не отступает.

Главным подвигом Стефана, по мысли автора, является изобретение пермской азбуки. Автор очень витиевато говорит о значении этого подвига (сравнивает с Кириллом и Мефодием).

Потрудившись в Пермской земле сначала в сане священника, а затем епискова, приобщим окончательно пермяков к православию, Стефан блаженно умирает. И вот вслед за этим начинается наиболее риторические части жития. Здесь присутствуют сразу три плача (!!!): плач пермским людей, плач пермской церкви и плач и похвала инока пишущего, то есть самого Епифания.

Пермские люди, услышав о смерти Стефана, в сердечной тоске стали плакать и вопить, используя словесную избыточность. Они высказывают скорбь по поводу того, что их единственный пермский епископ погребен в Москве. Они приглашают восхвалить своего учителя.

В собственном плаче автор чувствует себя бессильным подобрать эпитеты, при помощи которых он мог бы прославить своего героя. Он предлагает различные наименования, которые можно было бы присвоить Стефану Пермскому, уснащая при этом свою речь даже аллитерациями. Но и этого оказывается недостаточно для автора. Автор предлагает длинный ряд возможных сравнений, но все они тоже оказываются слабыми для восхваления подвига Стефана. Епифаний изощряется в подборе пышно-торжественных слов, часто сходно звучащих и рассчитанных на то, чтобы произвести определенное, как бы музыкальное впечатление. Автор сам характеризует стиль своей похвалы как «плетение словес». Особенности нового житийного стиля доведены у Епифания до крайних пределов витиеватости.

Впрочем, в житии Сергия Радонежского, написанном Епифанием спустя лет двадцать после жития Стефана Пермского, риторические излишества значительно умеряются стремлением автора к возможно большей фактичности и документальности изложения. Возможно это связано с тем, что Епифаний очень хорошо знал Сергий, так как провел в Троице-Сергиевом монастыре при его жизни около 17 лет. Непосредственный лиризм и теплота чувств, психологическая наблюдательность, умение подмечать и запечатлевать окружающий человека пейзаж проявляются здесь в большей степени, чем в первом агиографическом сочинении Епифания. Проступают в житии и просторечные слова и выражения.

Построение сюжета традиционно для агиографического жанра. Главный подвиг героя – самостоятельное строительство монастыря, жизнь в бедности (чувствовал вину за то, что его родители были богаты), пророческий дар.

35. Новгородская литература XV в. («Повесть о путешествии новгородского архиепископа Иоанна на бесе», «Повесть о новгородском посаднике Щиле», сказания о конце Новгорода).

Ранняя новгородская летопись не имела большого литературного значения. Но в XV веке, в связи с явно определившимися тенденциями Москвы к подчинению себе Новгорода, в Новгороде возникает ряд произведений легендарно-повествовательного и житийного характера, стремящихся окружить ореолом его историческое и религиозное прошлое. Политическая и идейная борьба между сторонниками сохранения независимости Новгорода и слоями, тяготеющими к Москве, нашла живое отражение в новгородской литературе.

Во главе литературных мероприятий XV в. в Новгороде стоит новгородский архиепископ, энергичный политик, покровитель искусств и письменности Евфимий II. Он укрепляет антимосковские и сепаратистские тенденции Новгорода, возрождает интерес к новгородской старине, воскрешает различные предания и легенды, пытается создать свой новгородский цикл святых и организовать свои формы почитания последних.

 «Повесть о путешествии новгородского архиепископа Иоанна на бесе». Иоанн (1163—1186) – первый официальный новгородский архиепископ; он был известен в Новгороде как владыка, при котором в 1169 г. произошло «чудесное» спасение города от подступивших к нему войск северо-восточных княжеств. Его мощи были открыты чудесным образом в XV веке, и почитание этого новоявленного святого приобрело формы почти политической демонстрации. Вокруг архиепископа Иоанна и чуда спасения Новгорода от войск суздальцев создается цикл легенд: своего рода культ новгородской независимости.

Воскрешение новгородской старины необходимо было еще и потому, что силы московской партии в Новгороде росли, и ей нужно было противопоставить свою идеологию. Покушение на новгородскую независимость и на власть новгородского боярства создавало сопротивление.

В повести много бытовых, натуралистических подробностей, сближающих ее по своему типу с рассказами Киево-Печерского патерика, с одной стороны, и с народными сказками — с другой.

Происходит любопытный диалог между пойманным бесом и Иоанном. Иоанн требует, чтобы бес, обернувшись конем, за одну ночь свез его в Иерусалим. Бес обещает, исходит тьмою из сосуда и, обернувшись конем, становится перед кельей святого.

В Иерусалиме Иоанн посещает храм гроба господня. Перед ним сами собой отворяются двери, зажигаются свечи и паникадила. Вернув Иоанна в Новгород, бес просит его никому не рассказывать о происшедшем. Иоанн, однако, не выдержал и однажды, «упражняющуся в духовной беседе», похвастался, что он знает человека, который за одну ночь успел съездить из Новгорода в Иерусалим и поклониться там гробу господню. С этого момента бес начал наводить на Иоанна клевету. Горожане неоднократно видели выходящую из кельи святого «жену блудницу», в самой келье находили женскую одежду: все это показывал бес. Народ решил изгнать архиепископа. Когда толпа собралась у кельи Иоанна, бес выбежал из нее в образе блудницы. Ее пытались догнать, но безуспешно. Иоанна вывели к Волхову, посадили на плот и пустили вниз по течению. Однако плот, никем не подталкиваемый, поплыл внезапно вверх по Волхову против быстрого течения. Пораженный ужасом и раскаянием, народ шел по берегу за Иоанном и умолял его о прощении. Святой, стоя на плоту, молился о прощении обидевших его. Не доплыв немного до монастыря святого Георгия, плот остановился, Иоанн вышел и был встречен крестным ходом монахов.

Легенда соткана из целого ряда ходячих мотивов, известных из житий, народных сказок и патериков. Таковы, например, распространенные мотивы о бесе или бесах, которых святой заставляет на себя работать, мотив плавания против течения (против течения плывут обычно мощи святых, иконы), мотив беса, оборачивающегося животным, женщиной, мотив самоотворяющихся дверей и самозажигающихся свечей при появлении святого в церкви, мотив путешествия на бесе (в сказках, откуда он перекочевал, между прочим, и в «Ночь перед Рождеством» Гоголя) и т. д.

С именем Иоанна связана любопытная по своей тематике легенда, изложенная в «Повести о новгородском посаднике Щиле». В ее основе устное предание о ростовщике - монахе Щиле, построившем церковь Покрова в Новгороде.

 Повесть рассказывает, как посадник Щил занимался ростовщичеством. Собрав «имения многое множество», решил он построить церковь и испросил на это благословение у архиепископа. Когда церковь была готова, Иоанн отказался ее освящать. Он узнал, что церковь построена на неправедные деньги, полученные от отдачи капитала в рост, и приказал Щилу устроить себе в храме гроб, лечь в него и заказать по себе панихиду. Когда отпевание закончилось, гроб со Щилом неожиданно провалился в ад.

 На этом месте образовалась пропасть. Архиепископ Иоанн, увидев это, ужаснулся. И вот, чтобы следить за тем, что будет со Щилом в аду, архиепископ приказал написать на стене над местом, где стоял гроб, изображение Щила в гробу, а священникам велел петь сорокаусты у сорока церквей.

 О действиях этих заупокойных служб стали следить по настенному изображению, которое какбы оживало и в точности воспроизводило все, что происходило со Щилом в аду. Через первые 40 дней заметили, что голова Щила вышла из ада. Еще через 40 дней на изображении ясно можно было видеть, что Щил вышел из ада до половины. Наконец, еще через 40 дней Щил вышел из ада полностью.

 Легенда, попав в церковную среду, претерпела изменения: монах превратился в посадника. Составителю повести было не выгодно выставлять монаха в качестве ростовщика. Написание повести стоит в прямой связи с энергичной защитой новгородской церковью права на обогащение таким путем.

 Когда потеря Новгородом своей независимости стала совершившимся фактом, в новгородской литературе появляются задним числом повести и сказания на тему о конечной судьбе Новгорода. В них большей частью покорение Новгорода Москвой объясняется тяжкими прегрешениями и нечестивыми поступками новгородцев.

Вот некоторые из них. В новгородскую летопись под 1045 г. внесён следующий рассказ об иконе спаса, написанной греческими иконописцами в церкви Софии, построенной великим князем Владимиром Ярославичем. Иконописцам велено было изобразить спаса с благословляющей рукой. Когда новгородский епископ вошёл после написания иконы в церковь, он увидел, что спас изображён не с благословляющей, а со сжатой рукой. Три раза иконописцы переписывали руку, но она каждый раз после этого вновь сжималась. И на третий день был голос от образа иконописцам: «Писари, о писари! Не пишите меня с благословляющей рукой, а пишите с рукою сжатою, потому что в этой руке держу я Великий Новгород; а когда эта рука моя распрострётся, тогда Новгороду будет окончание».

Во второй половине XV в. сторонником московской ориентации написано было житие Михаила Клопского, монаха новгородского Клопского монастыря. Сам москвич, родственник московских князей, Михаил Клопский был убеждённым сторонником подчинения Новгорода Москве. В житии рассказывается, между прочим, что при встрече с архиепископом Евфимием Михаил Клопский сказал ему, что теперь в Москве радость: у великого князя родился сын, который «всем странам страшен явится, Великий же Новгород приимет, и вся наша обычаи изменит, и злата многа от вас приимет». Новгородцы должны отправить в Москву послов бить челом великому князю. Если послам не удастся умилостивить князя, он пойдёт на Новгород, и не будет новгородцам никакой пощады от него, литовский же князь не окажет им помощи. Так, добавляется в житии, и случилось на самом деле.

В житии Савватия и Зосимы соловецких, Зосима предсказал падение Новгорода, а потом трижды узрел страшное видение: перед ним сидело шесть обезглавленных бояр. Видение скоро свершилось.

В «чуде», приложенном к житию Варлаама Хутынского, написанному Пахомием Сербом, рассказывается о видении пономаря Тарасия в церкви Спаса. В полночь на паникадилах и на подсвечниках зажглись все свечи, а храм наполнился благоуханием. В это время Тарасий не во сне, а наяву увидел погребённого в той церкви святого Варлаама выходящим из гроба. И в течение трёх часов молился Варлаам со слезами и с умилением Христу, богородице и всем святым. Помолившись, Варлаам подошёл к Тарасию и сказал ему: «Хочет господь бог погубить Великий Новгород». Когда пономарь взошёл на церковный верх, он увидел страшное чудо: над Великим Новгородом озеро Ильмень воздвиглось на высоту, угрожая потопить город. В ужасе пономарь рассказал Варлааму, что он видел. Варлаам объяснил, что бог хочет потопить Новгород Ильменем за умножение грехов людских и за беззаконие и неправду, чинимые людьми. Вновь став на три часа на молитву, Варлаам во второй раз велит пономарю взойти на церковный верх и посмотреть, что сотворит бог над Новгородом. И увидел пономарь множество ангелов. Какой человек должен был остаться в живых, того ангел-хранитель помазывал кистью мирром из сосуда, и тотчас тот человек исцелялся от смертоносной язвы; кто же предназначен был к смерти, того ангел не помазывал и унылый отходил от него, боясь ослушаться повеления своего владыки. Узнав, что делается вне церкви и совершив молитву, Варлаам на этот раз так объяснил виденное пономарём: по молитвам богородицы и всех святых пощадил бог людей своих от потопа, но посылает на них моровую казнь, чтобы они покаялись. И будет мор три года. Так и было в действительности, говорится в легенде. Когда по повелению Варлаама пономарь в третий раз взошёл на церковный верх, он увидел огненную тучу над городом, которая, по объяснению Варлаама, обозначает, что после трёхлетнего мора в Новгороде будет большой пожар: торговая сторона вся погорит и множество людей погибнет.

Очень показательно, что даже окончательное политическое падение Новгорода не сломило в привилегированных слоях новгородского общества оппозиционности к московскому превосходству, которая сказывалась в попытках трактовать Новгород как единственного подлинного продолжателя традиций христианской церкви и хранителя христианской святыни.

36. Развитие публицистики в XVI веке. Жанры, стили (произведения Максима Грека, митрополита Даниила, Ивана Пересветова). Переписка А. Курбского с Иваном Грозным, ее историческое содержание и литературное значение.

Главными жанрами в XVI веке становятся публицистические (жанр слова). Объединение русских земель повлекло за собой политическую борьбу, что и стало причиной расцвета публицистики. Кроме того в этот период разыгралась острая борьба по поводу роли церкви в государстве. Иосифляне (Иосиф Волоцкий) считали, что у церковь должны быть богатой, владеть землей, а также иметь активную общественную позицию. Их противники нестяжатели (Нил Сорский) обращались только к духовности и считали, что материальный блага не нужны церкви.

Центральные темы XVI века:

вопрос о монархии,

предназначение, роль, долг монарха,

роль церкви в государстве.

Максим Грек (нестяжатель) в своих сочинениях выступал в качестве проповедника, публициста и обличителя разнообразных церковных и общественных непорядков. Критическое отношение к иосифлянам и государственной власти навлекло на него гонение: он трижды был осуждён и около 25 лет провёл в заточении.

Но дух критики и пытливости на Руси в середине XVI в. был ещё достаточно силён, несмотря на засилье официальной иосифлянской идеологии, утверждавшей себя и побеждавшей своих противников при помощи строгих карательных мер.

Дух критики и умственной пытливости, строгая логика в аргументации своих мыслей, стройность и последовательность в композиции произведений у Максима Грека неразрывно связаны были с высокими качествами его словесного искусства вообще. Он даёт практические указания, как нужно писать и как отличить человека способного к писательской деятельности от неспособного к ней.