Год К. С. 13-й день Летних волн

 

1

 

– Вперед и «ура»! – шепнула графиня Савиньяк и то ли поправила проэмперадорскую ленту, то ли просто тронула за плечо. Робер благодарно сжал унизанные изумрудами пальцы и вышел к послам. Собрались все. Место покойного Гамбрина занял стройный ухоженный господин средних лет с траурной повязкой. Рядом с гайифцем темно-синей колонной высился Глауберозе, прочие дипломаты сгрудились позади, и Робер понял, что напрочь забыл титул торчащего рядом с гаунау флавионца…

Придерживая шпагу, Эпинэ пересек Гербовую приемную, в последний момент вспомнив, что нужно остановиться в шаге от дуайена. Прием был конфиденциальным, и рассчитывать на подсказки и своевременное падение графини Савиньяк в обморок не приходилось, хорошо хоть от Проэмперадора требуется говорить, а не разговаривать.

– Господа, – Робер обвел взглядом приглашенных послов, по совету мэтра Инголса мысленно называя каждого если не по имени, то по стране, – прежде всего прошу меня извинить за минувшую задержку и будущую краткость. Я не считал правильным собирать вас лишь для того, чтобы выразить свои соболезнования и заверить в том, что для поимки убийцы делается все необходимое. Я знаю, среди дипломатов принято не столько делать, сколько обсуждать, но я военный и считаю правильным говорить лишь тогда, когда имеешь что сказать…

Фразы были длинными и словно бы чужими, хотя от мысли заучить составленную мэтром речь Робер с ужасом отказался. Нет ничего глупей, чем, запнувшись на полуслове, пускать пузыри, лихорадочно вспоминая, что дальше. Они с Арлеттой обсудили, что и как доводить до посольского сведения, а потом Проэмперадор витийствовал, сестра экстерриора слушала, щурилась, весело перечисляла ошибки, и Робер начинал сызнова. Кажется, он оказался не безнадежен, потому что речь успешно летела к главному в полнейшей тишине.

– Можно считать доказанным, что мнение конхессера Гамбрина о том, как следует представлять интересы императора Дивина, было довольно-таки своеобразным. Я не намерен здесь обсуждать дела покойного, но все указывает на то, что конхессер пал жертвой человека, которого намеревался использовать в своих целях. Я думаю, этот человек уже оказывал Гайифской империи услуги определенного рода. Я думаю, что в связи с последними событиями он больше не считает выгодным и дальновидным их оказывать. Я думаю, господин Гамбрин пригрозил в случае отказа сообщить его имя талигойской стороне. Я заверяю вас, что мы будем искать этого человека, а найдя, поступим с ним по закону.

При этом моей обязанностью является напомнить вам, что Талиг может обеспечить вашу безопасность лишь до определенных пределов и что посол иностранной державы, пытаясь вынудить подданного Талига к предательству, превышает свои полномочия и рискует жизнью… – Просчитать до пяти, опустить и быстро поднять взгляд, будто господин Проэмперадор понял, что брякнул лишнее, хотя на самом деле он сказал именно то, что собирался. – Прошу мне простить некоторую резкость, я не экстерриор. И я не намерен скрывать ни имени убийцы, кем бы он ни оказался, ни причин, толкнувших его на преступление…

 

2

 

Казарский штандарт поразил Марселя в самое сердце еще при первой встрече. Вызолоченный шар, окруженный шевелящимися лентами всех оттенков желтого, оранжевого и алого, был прекрасен в своей бредовости, неудивительно, что Барха возжелал такой же, только с рогами. Ощущая себя в ответе за репутацию Великой Бакрии, виконт объяснил принцу, что есть варварство и почему в приличной державе козлиный череп впереди гвардейских полков неуместен. Барха если не понял, то поверил, но одновременно и реющее и торчащее над башнями чудо могло возродить в душе наследника Бакны сомнения.

– Баата должен покинуть Хандаву до подхода козлерии, – обеспокоенно объявил виконт. – Вместе со своим солнышком.

– Эта вещь скорей напоминает морскую гидру, – заметил, придержав очередную безымянную лошадь, Алва. – Подобные создания встречаются в Алвасетской бухте, но в главном ты прав: Баате пора нас слегка предать, а это удобнее делать на расстоянии.

– Интересно, – оживился Марсель, – он уже прочел мои письма?

– Ты состоишь в переписке с казаром? – удивился Рокэ. – Какие бездны порой разверзаются у самых ног.

– Изрядные, – согласился Валме. – И полные гидр, сиречь морских лилионов. Ну, если наш молодожен опоздает…

– После Багерлее Бонифаций не опаздывает.

И Бонифаций не опоздал. Он встретил Ворона на крепостном дворе и, целыми кусками изрыгая священное писание, повлек прочь. Покинутый Марсель принялся скучать, по возможности изящно, так как не исключал появления Этери, но Баата на сей раз обошелся без сестры. Младой казар в отлично скроенных аквамариновых одеждах легко сбежал с дворцового крыльца и раскрыл объятия. В ответ Марсель протянул руку.

– Я, конечно, прибыл из Гайифы, – объяснил он свою сдержанность, – но не до такой же степени… И потом, в замке его преосвященство, а он и так взволнован. Столько лет в глуши, и вдруг такие возможности… Кардинал талигойский! Надеюсь, у регента хватит такта не напоминать бедняге о всякой ерунде, хотя если мориски не получат свои свитки, они обидятся, а обиженный мориск хуже казарона, можете мне поверить.

Баата верил, но мориски казара не занимали, как и будущее его преосвященства, третьего дня родившееся в голове Марселя, чем виконт немало гордился. Кардинала нужно было менять в любом случае, так почему бы и не на Бонифация? Справедливо, полезно, и в Олларии наконец-то появится, к кому заскочить за отпущением и варастийской касерой. К тому же олларианский кардинал не должен уступать эсператистскому, а Бонифаций тебе, пожалуй, уступит… Даже прикормившему малых сих Левию.

Разделив церковное озарение с Алвой, Марсель вернулся к делам гайифским и с дороги таки написал Франческе. Повозиться, живописуя сладостную Кипару и козлерийскую атаку, пришлось, зато теперь загодя вылизанный рассказ бил губернаторским фонтаном. Тем самым, что они с Коннером таки запустили, дабы должным образом напоить офицерских козлов.

– Когда орудийная прислуга кинулась вниз, – не без удовольствия объяснял виконт алчущему подробностей Баате, – пехотинцы, их было не больше полутора сотен, развернулись к вершине и пошли навстречу неизвестной пока угрозе. Только кто ж их будет там ждать? Воинство нашего дорогого Бархи…

Вообще-то бакраны и козлы с дикими воплями и меканьем свалились обалдевшим имперцам на головы, но красиво можно рассказать обо всем, и Валме рассказал, как его высочество, разогнав врагов, повел свой отряд вниз по склону и дальше, во фланг и тыл выстроившимся на дороге светло-зеленым шеренгам. Повел не слишком быстро, зато с большим шумом, будто бродячая труппа приманивала зрителей: стрельба в воздух, хоровое завывание «Ба-а-а-кра-а-а», пронзительное пение рожков, потрясание оружием, вольтижировка на вошедших в раж не хуже хозяев скакунах…

Защитники Кипары оказались благодарными зрителями. Справившись с первым потрясением, они бросились перестраиваться, но, будучи привычны к лошадям, промахнулись с оценкой расстояния до более мелких козлов. Бакраны оказались куда ближе, чем думалось, и тут началась основная атака, нацеленная как раз на суетящееся крыло.

Атакующим с фронта до цели оставалось сотни полторы шагов, когда в их рядах особенно зловеще взвыли рога, и тут же Барха, прекратив свое представление, помчался навстречу соратникам. Тем, кто оказался меж двух сходящихся отрядов, пришлось несладко…

Марсель вдохновенно болтал. Казар слушал, на первый взгляд из милого мальчишеского любопытства, но смотреть вторым взглядом Валме выучился года в четыре. При всех своих улыбках и смешках казар был собран и напряжен, как адуан в поиске. Что ж, граф Ченизу, вперед!

– Можете представить, – весело объявил Валме, – лучшего пленника захватил Мэгнус. Это мой козел, вы его еще увидите… К сожалению, я был вынужден оставить его на попечение Коннера, вернее, их обоих. Регент, когда торопится, загоняет и лошадей, и спутников, так что мы отбываем налегке. Кстати… Ваше величество, вас мне послал сам Создатель! Могу я попросить об одолжении?

– Все, что в моих силах. Вы же знаете, для вас и герцога Алва я прежде всего – друг…

– Знаю. – Марсель доверительно понизил голос. – Я с легким сердцем доверю генералу Коннеру любого козла или пса, но не гайифского гвардейского офицера. Таких пленников после войны приличные люди за приличное же вознаграждение возвращают родственникам, и я бы не хотел, чтобы в Паоне сложилось о нас превратное впечатление. Конечно, Валмоны без гайифского золота обойдутся, но так принято, а нарушать традиции – дурной тон. Я мог бы отправить свой трофей на сохранение к отцу, но тогда мне опять-таки придется поручать беднягу адуанам, а это светский человек, по недоразумению оказавшийся в провинциальном гарнизоне. Вы меня очень обяжете, если поместите его в каком-нибудь замке, где найдутся чистые простыни, приличный цирюльник, перо и бумага. Разумеется, выкуп ваш.

– Об этом не может быть и речи! – отрезал казар. – Кагета разорена войной, это так, но прокормить одного гайифца она пока в состоянии. Разумеется, я прослежу, чтобы этот человек ни в чем не нуждался. Кто он и как оказался в провинции?

– Вы будете смеяться, но этого Леонидаса сослали в Кипару за дуэль с родственником Хаммаила. Ну как, узнав об этом, я мог не пригласить его к столу? Скажите, как?

 

3

 

Встреча с разъездом «фульгатов» сняла напряжение, в котором Чарльз пребывал последние дни поиска. Авангард Западной армии оказался совсем близко, так что участь попавшихся в лапы Арсини дриксов роте капитана Давенпорта больше не грозила. Чарльз с неописуемым облегчением свернул в указанную «закатными тварями» сторону и впервые за последние сутки улыбнулся очередной шутке Бертольда. Улыбка оказалась не только первой, но и последней, потому что выстроившиеся двумя рядами вдоль дороги здоровенные липы вдруг взяли да и напомнили об ундовых ивах и прошлогодних блужданиях под проливным дождем.

Заведенное в Кадане обыкновение брать на заметку любые странности заставило напрячь и разум, и чувства. Разум недоумевал вместе с хозяином, чувства уныло сетовали на что-то непонятное и неприятное, а проклятые ивы никак не желали убираться из сознания. Проступали из минувшей осени, будто из тумана, царапали голыми ветвями и так рябой от дождя канал и портили настроение.

– Ты бывал в Дораке? – зачем-то спросил Давенпорт Бертольда. Теньент удивился, но ответил. В Дораке он не бывал, он там родился. Ундовы ивы, само собой, видел. Зрелище по осени унылое донельзя, но никаких пакостей за ними не числится, напротив, там, где они растут, очень вкусная вода и любят гнездиться лебеди. Да, говорят, под такими ивами не утопишься – вышвырнет на берег да еще и исхлещет. Чарльз поблагодарил за рассказ и, прекращая нелепый разговор, дал жеребцу шенкелей. Бертольд последовал примеру командира – в самом деле, почему б и не размяться в такой славный денек и в таком славном месте?

Конские копыта ритмично взбивали мягкую дорожную пыль, Чарльз скользил взглядом по корявым стволам и пытался думать, но выходило лишь вспоминать. Оллария, Эпинэ, Вараста, Надор, Кадана, Гаунау, Бергмарк, Ноймаринен… Сколько дорог осталось за спиной меньше чем за год, сколько встреч и расставаний, сколько перемен… Еще недавно Давенпорту казалось, что он никогда не избавится от надорских кошмаров и Савиньяка. Избавился, всё пошло лучше не бывает, и тут из памяти полезла хорошо забытая дрянь! Капитан прикидывал и так и эдак, но отыскать причину не мог. Не было ни измены за спиной, ни непонятных предчувствий, ни начальства, которое тянет убить, разве что… Сейчас, как и в ту паршивую осень, все идет, как хочет кто-то, а они догоняют, пытаются то ли подстроиться, то ли поспорить – и не успевают. Чушь! Всё они успевают, по крайней мере он, капитан Давенпорт, провел успешный поиск и не потерял ни единого человека.

Вид поднимающегося из лощины эскадрона под черно-белым штандартом подтверждал: путь вот-вот закончится. За первым эскадроном показался второй. Давенпорт приказал растянуться по двое вдоль обочины, чтоб не загораживать дорогу. Когда они с Бертольдом поравнялись с первыми шеренгами, в глаза бросились лиловые офицерские шарфы. Бертольд, довольно оскалившись, махнул рукой и получил столь же веселый ответ.

– Знакомые? – осведомился Чарльз. – Просветил бы начальство, кто это тут у нас.

– «Спруты»… То есть полк герцога Придда. Мы с ними у Печального Языка вместе были и у Ойленфурта. Хорошо дерутся, каракатицы этакие, а уж рисковые! Где они верхами в атаку рванули, я бы на своих ногах и то с оглядкой, ну да каков полковник, таков и полк! Заразе в поиске цены нет, родился б кем попроще, через пару лет вторым Бавааром стал.

– Заразе?

– Придду. Прозвали его так, у Баваара и прозвали. Вы же слышали, не могли не слышать, как он Ворона отбил! Мы сперва не очень поверили, а потом убедились: этот может… Он ведь и Бруно раскусил, когда тот втихаря через две реки переправился, неужели вам не рассказывали?

– Рассказывали, просто не до того было…

К Леворукому предчувствия и сомнения, к Савиньяку с его улыбкой и красным камзолом! Дело драгунского офицера не сýдьбы кампании и не ловля кошек под кроватью, а рота! И в этой роте, между прочим, одиннадцать лошадей нуждаются в перековке. Если в скором времени не добраться до кузнеца, возникнут настоящие, а не придуманные сложности. Да, именно так! Делай то, без чего не обойтись, и не забивай голову всякой дурью. Придд так и поступает. Решил отступиться от Фердинанда – отступился. Решил отбить Алву – отбил.

– О, – обрадовал Бертольд, – вот и они! Гирке с Приддом. И какие-то бергеры еще.

Между вторым и третьим эскадронами под полковым знаменем ехала группа офицеров, и знакомое, ничуть не ставшее за год оживленнее лицо уже было перед глазами.

Сообразить, как себя вести с бывшим рокслеевским оруженосцем, Чарльз не успел. Валентин, не меняя выражения, наклонил голову и поднес руку к шляпе, а потом что-то сказал сопровождавшим его парням. Те разулыбались и немедленно повторили приветствие. Что оставалось делать – Давенпорт ответил тем же и послал коня навстречу.

– Добрый день, Чарльз, – Придд заговорил первым, давая понять, что встречаются не полковник с капитаном и не герцог с виконтом, а двое старых знакомых. И ведь в самом деле…

– Добрый день… Валентин. – Ну и о чем с ним говорить? Не об ивах же! – Возвращаюсь из поиска.

– Я так и понял. Разрешите вам представить моих друзей по Лаик. Бароны Катершванц. Норберт и Йоганн.

– Мы слышали про ваши знаменитые дела, – здоровенный белокурый бергер протянул руку. – Это был очень хороший выстрел и отличный прыжок.

– Йоганн!

– Мне кажется, вашим людям лучше присоединиться к нам, – невозмутимо предложил Валентин, – по крайней мере до привала. Дорога узкая, авангард идет очень плотно и спешит.

– Где генерал Ариго и Лецке? – Спрут говорит дело, и к кошкам прошлую осень. Сейчас лето. И война.

– Командующий идет вместе с бергерами следом за нами, – объяснил ставший за год полковником оруженосец, – Лецке – замыкающий. Вы к нему не пробьетесь, разве что свернете в поле и подождете, пока освободится дорога.

– Моя рота пойдет с вами, – решил Чарльз, – а я доложу генералу.

– Очень хорошо. Встраивайтесь между первым и вторым эскадронами. Само собой, Чарльз, я буду рад видеть вас у себя в любое удобное вам время.

– Мы тоже будем очень рады, – жизнерадостно заверил все тот же бергер. – Мы очень хотим много слушать про Гаунау.

 

4

 

Бонифаций мрачно жевал мясо, он явно не чувствовал вкуса. Марсель отлично помнил этот раздраженно-усталый взгляд по собственному родителю, и означал он всегда одно – размолвку с матерью. Потом размолвки прекратились вместе с разговорами, но у его преосвященства все только начиналось. Крепился, крепился, один раз не выдержал – женился – и на тебе! Марсель ловко бросил шляпу на вполне цивилизованный стульчик и жизнерадостно спросил:

– Украли?

– Сложный вопрос, – груда костей перед Рокэ убедительно свидетельствовала о преимуществах холостяцкой жизни. – Если под кражей подразумевать тайное присвоение того, что тебе изначально не принадлежит, то кража, несомненно, имеет место. Если же исходить из кодекса Франциска, то кража признается таковой лишь после жалобы владельца похищенного или же свидетельства заслуживающего доверия очевидца.

– Тогда мы пропали. – Марсель поискал глазами вилку, не нашел и обошелся без нее. – Губернатор не может быть владельцем, а мы не внушаем «павлинам» никакого доверия.

– Главное, чтоб ты его внушил Баате.

– Я старался. Казар собирается отлучиться на два дня, так как не может отдавать приказы своим казаронам, находясь на чужой земле. Он вернется и расскажет, как устроил нашего с Мэгнусом пленника. Ваше преосвященство, вам налить?

– Налей, сын мой, – протянул кружку епископ. – Налей, и я выпью, дабы укрепить дух свой и воспарить над горестями земными и превратностями судеб.

– Марсель, – распорядился Алва, – его преосвященство сегодня пьет только розовую воду. Она в кувшине справа.

– Это же для рук, – не понял Валме.

– В данном случае пить следует именно ее, хотя нарианский лист помог бы лучше. Бонифаций, такой кардинал нам не нужен, и очень сомневаюсь, что такой муж нужен хоть какой-нибудь жене. Есть державы, которые выигрывают войны, переживают годы тощие и издыхают в тучные, извольте не уподобляться. Вы блестяще женились, не портите впечатления. Как только Баата уберется предавать, мы устроим пирушку и пригласим дам. Веселье я вам обещаю, а сейчас извольте доесть эту лопатку и марш к Дьегаррону.

– Зачем?

– Откуда я знаю, но здесь вам в таком виде не место. Вы порочите олларианство и вызываете отвращение.

– Вот он, – пожаловался епископ, – муж жестоковыйный, что гонит меня, как пса шелудивого, как кур из чертогов, как саранчу с полей, и поделом! Не выдержал я ниспосланного мне испытания…

– Это я сейчас не выдержу, – пообещал Алва. – Я за все время в Нохе не испытывал такого отвращения к Создателю и пастырям Его. Еще немного, и мы с виконтом уверуем в пользу целибата! Ваше преосвященство, вы способны соображать?

– Твою кавалерию! – взревел епископ и залпом осушил кружку с рукомойной водой. – Вот ведь пакость!

– Ну наконец-то, – одобрил регент Талига. – Ешьте и слушайте. Мы с Валме самое позднее через неделю отправляемся на север, так что присматривать за здешним зверинцем предстоит вам. С Дьегарроном и супругой.

 

 

Глава 9