Александр Радищев — Андрей Сахаров

 

Личности Радищева и Сахарова всегда оценивались и оцениваются в России неоднозначно. Однако, даже не принимая их, общество все же признает за ними право служить неким высоким нравственным эталоном. Эта двойственность отношений глубоко символично. Известно, что русское общество проникнуто идеями государственности и сильной центральной власти гораздо в большей степени, чем западное, в котором идеалы свободы и демократии превалируют уже с очень давних пор. Западному миру вообще свойственно настороженное и опасливое отношение к государству. Отсюда давнее стремление общества поставить под свой контроль работу государственной машины, отсюда горячая борьба за свободу слова и ревнивая защита прав и свобод отдельной личности. Не то в России, где искони защиты от сильного искали не в общественном мнении, а во власти сильнейшего. Потому так тяжело было в Российском государстве всем проповедникам идей демократии и свободы, ведь им противостояло не только всесилие государства, но и настороженно-враждебная реакция общества.

Голос их был гласом вопиющего в пустыне, а семя учений, посеянное ими, падало на жесткую почву и давало чахлые всходы. Но все же явление таких людей было событием огромной важности и имело сильное и длительное влияние на русскую жизнь, ибо порождало в умах всех честных людей чувство какой-то смутной обеспокоенности, вносившей разлад в сложившееся мироощущение. Во многом не принимая тех мыслей и идей, которые деятели, подобные Радищеву и Сахарову, старались привить на русской почве, наше общество все же не могло не оценить жертвенности и личного мужества самих проповедников. Наблюдая за их, на первый взгляд, нелепой и, очевидно, бесперспективной борьбой против всесилия государственной машины, отдавая их без малейшего колебания в ее власть, русское общество одновременно и поневоле начинало задумываться над смыслом их идеалов и тем самым открывалось для них. Историческая роль Радищева и Сахарова была трудной и неблагодарной — они проповедовали среди холодных сердец и равнодушных взглядов — не им суждено было воодушевить русское общество стремлением к свободе; горький удел их состоял в том, чтобы, не ожидая ни поддержки, ни взаимопонимания, получая лишь упреки в клевете, показать обществу степень его бесправия. Они без колебания пошли на это и заплатили за свою твердость очень многим. Оправдана ли была их жертва? На первый взгляд, вроде бы нет. Борьба закончилась без них — другие присвоили плоды победы и поделили завоеванный трофей. Но нельзя забывать, что общественное сознание (особенно в тоталитарных государствах) очень часто не идет прямой дорогой, а движется темными и извилистыми тропами. И если мы будем следовать этим путем, то увидим, что значение их огромно. Свободолюбие нельзя привить путем отвлеченных рассуждений, оно воспитывается лишь самоотверженным примером. Ведь чувство свободы не свойственно всем изначально. Сколько людей живут и умирают даже не замечая того, что ее нет. И они никогда не узнают о том, что несвободны, пока им не укажут на это. Но и тогда они ни за что не поверят на слово — для того чтобы зажечь сердца сограждан страстным стремлением к свободе, кто-то должен открыто пожертвовать ради нее всем.

 

АЛЕКСАНДР РАДИЩЕВ

 

Александр Николаевич Радищев родился в августе 1749 г. в семье помещиков средней руки Дед его вышел в отставку бригадиром, а отец, Николай Афанасьевич, — офицером гвардии. В двух больших имениях, принадлежавших ему, числилось около 1300 душ крепостных.

Первые годы Александра прошли в селе Верхнем Аблязове Саратовской губернии.

Стечение благоприятных обстоятельств послужило к тому, что он получил хорошее образование Русскому языку Александр учился обыкновенным тогдашним способом, то есть посредством часослова и псалтыри Однако это домашнее учение продолжалось недолго, так как Радищев был отдан в 1757 г в дом московского родственника своей матери Аргамакова, человека умного, богатого и просвещенного, бывшего куратором Московского университета Тут вместе с детьми своего родственника и другими молодыми людьми он воспитывался под надзором французского гувернера, а также пользовался уроками университетских профессоров и учителей. Во время коронации императрицы Екатерины Ц Аргамаков записал Радищева в пажи и по возвращении двора в Петербург отправил его в столицу, чтобы он продолжал учение в Пажеском корпусе. В качестве пажа Радищев имел возможность наблюдать жизнь двора Екатерины, где бывал часто по должности. (Тогда пажи служили государыне за столом.) В 1765 г. Екатерина, видя, что в России в самых важных правительственных местах ощущается недостаток в людях, знающих законы и юриспруденцию, приказала выбрать 12 молодых людей, в том числе и шестерых пажей, для отправки их в Лейпцигский университет. Радищев был в числе этих избранных. Все приготовления были сделаны щедрою рукой, содержание молодым людям назначено более чем достаточное (по 800 рублей на человека в год). Каждый студент имел возможность обучаться, кроме правоведения, любым наукам, к которым имел наибольшую склонность. Радищев слушал философию, подробно изучил латинских классиков, а также занимался медициной и химией. Все эти предметы он знал очень основательно. Позже его сын писал, что Радищев был почти универсальный человек. При глубоком знании законов он имел особенные познания и в литературе. Все классические авторы — латинские, французские, немецкие, английские и итальянские — были ему совершенно знакомы, точно так же, как и все, что тогда было написано по-русски. В медицине он мог выдержать докторский экзамен и был на практике очень хорошим медиком. Химия была одно время его любимым занятием. Из языков он в совершенстве владел французским и немецким, а позже выучил также и английский. Он знал музыку, играл на скрипке, был талантливым танцором, искусным фехтовальщиком, хорошим ездоком и удачливым охотником.

По возвращении в 1771 г. в Петербург Радищев и его друг Алексей Кутузов поступили в Сенат на должность протоколистов с чинами титулярных советников. Впрочем, служба здесь продолжалась недолго. В 1773 г. Радищев вышел капитаном в штат тогдашнего главнокомандующего в Петербурге графа Брюса и исполнял при нем должность обер-аудита (докладчика по судебным делам). Это было самое приятное время в его жизни. Начальник любил и отличал его, ввел в лучшее петербургское общество. В эти годы Радищев тесно сблизился с известным издателем и просветителем Новиковым и перевел для него несколько книг с немецкого и французского языков.

В 1775 г. Радищев женился на племяннице своего товарища по Лейпциге кому университету Анне Васильевне Рубановской и вышел в отставку секундмайором. Два года он прожил в своем имении, а также в Москве и нигде не служил. В конце 1777 г. он вновь стал подыскивать себе место и вскоре поступил асессором в коммерц-коллегию, президентом которой тогда был граф Воронцов. Чтобы лучше вникнуть в свои новые обязанности, Радищев, как он сам вспоминал позже, целый год занимался только чтением журналов и определений коммерц-коллегии, так что вскоре приобрел порядочные познания по всем вопросам. Как всегда, он показывал на новом месте непреклонную твердость характера в защите правых дел и необычайную честность. (Об этом говорит хотя бы то обстоятельство, что находясь на таком посту, где другие легко наживали взятками миллионы, он ничего не приобрел и жил всю жизнь на одно жалование.) Граф Воронцов очень высоко ставил мнение Радищева и советовался с ним по всем делам. Вскоре он выхлопотал для него чин надворного советника. В 1780 г. Радищева назначили помощником управляющего Петербургской таможней (в апреле 1790 г. он стал ее начальником). В 1783 г. при родах умерла его первая жена. Это было для него большим личным горем.

«Смерть жены моей погрузила меня в печаль и уныние, — писал он позже, — и на время отвлекла разум мой от всякого упражнения». Он остался с четырьмя маленькими детьми. В их воспитании и во всех домашних заботах Радищеву стала много и постоянно помогать сестра покойной Анны Васильевны — Елизавета Васильевна Рубановская. Постепенно она сделалась самым близким ему человеком.

Все свободное от службы время Радищев посвящал литературным трудам.

Уже в ранних его сочинениях видно глубокое влияние французских просветительских идей, причем влияние не внешнее, умозрительное (как это часто бывало в то время), а глубокое, усвоенное сердцем и всей его горячей натурой.

Радищев обладал обостренным чувством врожденной справедливости. Его возмущало и приводило в негодование всякое проявление деспотизма и рабства, любое злоупотребление властью или ущемление прав личности. Легко понять, каким странным и необычным должен был казаться этот страстный поклонник свободы в России, где самодержавие и крепостничество были официально признанными государственными институтами и глубоко укоренившимися явлениями. Однако долгое время, пока Радищев выражал свои взгляды отвлеченно и без связи с русской действительностью, в них не видели большой беды. Говорить о свободе в России до начала Французской революции было даже модно, и среди высшего русского общества можно было найти много искренних поклонников Руссо и Вольтера. Репрессии и преследования постигли Радищева только после того, как вместо отвлеченных материй он обратился к конкретным образам русской жизни: изобразил рабское состояние русских крепостных, с негодованием обрушился на помещиков-душевладельцев и связал слово «деспотизм» с русской монархией. Тогда в его горячей проповеди свободы сразу увидели крамолу и угрозу для государства.

Между тем взгляды раннего и позднего Радищева только тем и различаются, что имеют разные области приложения, по сути же они всегда были одни и те же.

В 1773 г., переводя для Новикова книгу французского просветителя Мабли «Размышления о греческой истории», Радищев передает слово despotisme как «самодержавство» и тут же в специальном примечании (в полном согласии с теорией «естественного права» и «общественного договора») поясняет, что «самодержавство есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние…

Если мы живем под властью законов, то сие не для того, что мы оное делать долженствуем неотменно: но для того, что мы находим в оном выгоды. Если мы уделяем закону часть наших прав и нашея природныя власти, то дабы оная употребляема была в нашу пользу: о сем мы делаем с обществом безмолвный договор. Если он нарушен, то и мы освобождаемся от нашея обязанности.

Неправосудие государя дает народу, его судии, то же и более над ним право, какое ему дает закон над преступниками». Ту же идею о главенствующей власти народа видим мы в его трактате «Опыт о законоподданстве», над которым Радищев работал в 1780-х гг. Он писал: «…соборная народа власть есть власть первоначальная, а потому власть высшая, единая, состав общества основати или разрушить могущая…» Радищев безусловно признавал за народом право свергать неправедную беззаконную власть. «Худое власти народной употребление, — писал он, — есть преступление величайшее… не государь, но закон может у гражданина отъяти имение, честь, вольность или жизнь. Отьявый единое из сих прав у гражданина, государь нарушает первоначальное условие и теряет, имея скиптр в руках, право ко престолу». Ода «Вольность», законченная в 1783 г., по сути выражала те же взгляды, однако высказанные с горячим пафосом и страстным поэтическим языком, они обрели совсем другое звучание, и Радищев даже не пытался ее тогда публиковать.

В 1789 г. он приобрел печатный станок, шрифт и устроил в своем доме типографию. Именно здесь была напечатана главная книга Радищева — «Путешествие из Петербурга в Москву», над которой он работал с 1785 г. Внешняя канва этого сочинения представляет собой записки некоего путешественника, который едет на перекладных из Петербурга в Москву. В соответствии с этим каждая из двадцати пяти глав имеет название какой-нибудь станции на дороге между этими городами. Но путевые заметки только внешний прием. Фактически жанр «дорожного романа» дал Радищеву возможность по ходу путешествия обращаться к самым разнообразным темам русской жизни.

Причем сцены, которые видит сам путешественник, перемежаются с рассказами встреченных им людей и с чтением найденных им в дороге рукописей, забытых или потерянных проезжими. Все это предельно расширяет круг описываемых явлений и в целом создает мрачный образ обездоленной и бесправной России, страны, где главенствует произвол и торжествует право сильного.

Так, в главе «Медное» помещен проникнутый негодованием рассказ о продаже с аукциона семейства крепостных; в главе «Торжок» читаем рассуждение о цензуре, давящей свободное слово; в «Любани» и «Пешках» очень наглядно изображен надсадный труд и убогая нищета крепостных крестьян; в главе «Новгород» дан портрет жадного до прибыли купца, готового пойти ради наживы на любой обман, и т. д. Почти в каждой главе встречаются гневные и необычайно сильные нападки на крепостнические порядки. В главе «Зайце во» помещен рассказ об убийстве крестьянами мелкого помещика, жестоко их угнетавшего. В главе «Городня» изображены злоупотребления во время рекрутских наборов. В главе «Спасская полесть» под видом фантастического сна помещен рассказ о царе, с глаз которого вдруг спало бельмо и который с ужасом увидел царящие вокруг его трона произвол и беззаконие (по сути, это очень ядовитая сатира на все царствование Екатерины II). Но в книге была не только критика — во многих главах помещены были проекты и предложения по исправлению общества. Так, в главу «Выдропуск» Радищев включил проект полного уничтожения придворных чинов, поскольку людей, которые обслуживают царя, нельзя даже приравнять к тем, кто служит отечеству. В «Хотилово» изложен проект постепенной отмены крепостного права и т. д. Однако сам автор, кажется, не очень верил в силу своих рецептов и возлагал надежду только на очистительную силу народного восстания. «О, если бы рабы, тяжкими узами отягченные, — восклицает он, — яряся в отчаянии своем, разбили железом, вольности их препятстсвующим, главы наши, главы бесчеловечных своих господ, и кровию нашею обагрили нивы свои! Что бы там потеряло государство? Скоро бы из среды их исторгнулися великие мужи для заступлення избитого племени, но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишены». В целом книга должна была оставлять у тогдашних читателей тягостное впечатление. Еще никогда русская действительность не была показана в столь неприглядном виде, и никто до Радищева не предлагал столь радикальных методов для ее исправления.

«Путешествие» было закончено в декабре 1788 г. Цензурное разрешение на издание рукописи Радищев получил в июле 1789 г. В начале следующего года он приступил к печатанью книги. В мае она вышла в свет без имени автора и поступила в продажу. Вскоре роман стал пользоваться спросом — те экземпляры, которые Радищев дал книготорговцу Зотову, быстро разошлись. Но тогда же «Путешествие…» попалось на глаза Екатерине II и повергло ее в величайшее негодование. Она распорядилась немедленно найти автора. Началось следствие.

Радищев узнал об этом и поспешил сжечь оставшийся у него тираж книги.

Однако это уже не смогло отвратить от него неминуемой беды. 30 июня его арестовали и заключили в Петропавловскую крепость. Дело не могло быть трудным, поскольку все крамольные мысли автора были ясно высказаны в его книге. Уже 24 июля Уголовная палата постановила подвергнуть Радищева смертной казни, а книгу изъять и уничтожить. В сентябре императрица заменила это наказание десятилетней ссылкой в Илимский острог. Для Радищева настала пора тяжелых испытаний.

Первые три месяца на пути к месту своей ссылки он проделал закованным в кандалы. Затем пришел указ от императрицы расковать его. В Тобольске Радищева догнала Елизавета Васильевна Рубановская, решившаяся ехать вслед за ним в Сибирь. Вместе с ней были два маленьких сына Радищева. Приезд свояченицы очень обрадовал его. «Я буду жить, а не прозябать», — писал он по этому поводу. Будущее уже не казалось ему безнадежным. Действительно, в Илимске Радищеву предоставили совершенную свободу, и он получил возможность с удобством устроить свою жизнь. Слуг при нем было восемь человек. Для ссыльного был приготовлен дом с пятью комнатами и многими службами: кухней, людскими, сараями, погребами и пр. Но имея достаточно денег, Радищев сразу начал строить новый дом в 8 комнат, который и был вскоре закончен с помощью плотников, присланных губернатором. Здесь у Радищева был большой кабинет и библиотека. Он тотчас купил несколько коров, двух лошадей, разнообразную птицу и огородные овощи. В ссылке он продолжал вести очень деятельный образ жизни — вставал рано, много читал и писал. В эти годы он написал трактат «О человеке, его смерти и бессмертии», политико-экономическое сочинение «Письмо о китайском торге», а также «Сокращенное повествование о приобретении Сибири». Радищев выписывал несколько столичных и иностранных журналов и находился в курсе всех новостей. В свободное время он много занимался химическими опытами. Сам учил детей истории, географии, немецкому и французскому языкам, летом много охотился и любил плавать на лодке по Илиму. Личная жизнь его также сложилась благополучно. В Сибири Радищев женился на Елизавете Васильевне, которая родила ему в следующие годы троих детей.

После смерти Екатерины II Павел I разрешил Радищеву возвратиться из ссылки и жить в своих имениях. В феврале 1797 г. Радищев оставил Илимск.

В дороге ждало его страшное несчастье — Елизавета Васильевна простудилась, слегла и умерла вскоре после приезда в Тобольск. Овдовев во второй раз, один с детьми Радищев прибыл летом 1797 г. в свое село Немцове. Здесь он жил безвыездно вплоть до смерти Павла I. Занимаясь хозяйством, он не забывал и литературных трудов — написал поэму «Бова» в 12-ти песнях, взятую им из старинной сказки, а также несколько статей.

По вступлении на престол императора Александра I Радищеву были возвращены прежнее звание коллежского советника и совершенная свобода. Он тотчас уехал в Петербург, где император, задумывавший глубокие реформы русского общества, определил его членом Комиссии по составлению законов. Радищев горячо отдался составлению проекта нового «Гражданского уложения».

Мысли, которые он старался отразить в своем проекте, были следующие: 1) все состояния равны перед законом; 2) табель о рангах уничтожается; 3) запрещение пыток при следствии; 4) веротерпимость; 5) свобода слова; 6) отмена крепостного права; 7) замена подушной подати поземельным налогом; 8) свобода торговли. В перспективе он говорил о введении в России конституции. Однако его взгляды ни в коей мере не совпадали со взглядами председателя Комиссии графа Завадского. Граф заметил ему однажды, что слишком восторженный образ мыслей Радищева уже раз навлек на него несчастье и что он может и в другой раз подвергнуться подобной беде. Слова эти, по свидетельству сыновей Радищева, произвели на их отца чрезвычайное впечатление. Он вдруг сделался задумчив, стал беспрестанно тревожиться и был постоянно в дурном расположении "духа. Близкие знакомые стали замечать за ним странности, свидетельствовавшие о начале душевной болезни. 11 сентября 1802 г. Радищев неожиданно для всех принял яд (крепкую кислоту). Все попытки спасти его оказались безуспешны, и в тот же день он скончался.

 

АНДРЕЙ САХАРОВ

 

Андрей Дмитриевич Сахаров родился в мае 1921 г. в семье потомственных интеллигентов. Несколько поколений его предков были православными священниками. Дед Андрея Дмитриевича, Иван Николаевич, первым из Сахаровых вышел из духовного сословия. Он стал адвокатом, занимался литературной и общественной деятельностью. Что касается отца, Дмитрия Ивановича, то он был преподавателем физики, известным автором научно-популярных книг, учебников и задачников, по которым училось несколько поколений советских людей. Позже Сахаров вспоминал: «Мое детство прошло в Москве в большой коммунальной квартире, где, впрочем, большинство комнат занимали семьи наших родственников и лишь часть — посторонние. В доме сохранялся традиционный дух большой крепкой семьи — постоянное деятельное трудолюбие и уважение к трудовому умению, взаимная семейная поддержка, любовь к литературе и науке… Для меня влияние семьи было особенно большим, так как я первую часть школьных лет учился дома».

В 1938 г. Сахаров с отличием закончил школу и поступил на физический факультет Московского университета. Окончил он его тоже с отличием уже во время войны, в 1942 г., и был определен инженером-изобретателем на большой военный завод в Ульяновске, где работал до 1945 г. (Здесь в 1943 г. он женился на Клавдии Алексеевне Вихиревой, которая работала химиком-технологом на том же заводе.) В 1944 г. Сахаров написал четыре небольших работы по теоретической физике и отправил их в Москву на отзыв.

Статьи произвели впечатление, и в 1945 г.

Сахаров был зачислен аспирантом в Физический институт АН СССР имени Лебедева (ФИАН). Его научным руководителем стал известный академик Тамм. По свидетельству Фейнберга, в ФИАНе Сахаров сразу завоевал общую симпатию своей мягкостью, интеллигентностью и спокойной доброжелательностью. Жизнь его в Москве поначалу была очень трудной. С женой и недавно родившейся дочкой он жил на аспирантскую стипендию, не имея постоянного пристанища. Сахаровы снимали комнату то в сыром полуподвале, то за городом. Чтобы подработать, он некоторое время преподавал физику в Московском энергетическом институте. Только в 1947 г., после защиты кандидатской диссертации, материальное положение Сахарова несколько улучшилось, а вскоре в его жизни произошли кардинальные перемены.

В 1948 г. в ФИАНе была создана научно-исследовательская группа, занимавшаяся разработкой термоядерного оружия. Возглавил ее Тамм. Сахаров также был включен в ее состав. Последующие двадцать лет его жизни были заполнены непрерывной работой над созданием и усовершенствованием водородной бомбы. Позже он писал: «Я не сомневался в жизненной важности создания советского сверхоружия для нашей страны и для равновесия сил во всем мире. Увлеченный грандиозностью задачи, я работал с максимальным напряжением сил, стал автором или соавтором некоторых ключевых идей».

В основе действия водородной бомбы лежит реакция термоядерного синтеза, сопровождающаяся выделением колоссального количества тепловой энергии, в несколько раз превышающем то, что выделяется при взрыве атомной бомбы. Сама реакция представляет собой слияние двух ядер тяжелого водорода — дейтерия, в результате чего образуется изотоп гелия и выделяется свободный нейтрон. Для ее начала необходимо нагреть дейтерий до температуры в несколько десятков миллионов градусов. Такая температура на Земле возможна только в одном месте — в эпицентре атомного взрыва. Таким образом, было ясно, что будущая водородная бомба должна включать в себя атомный заряд, который будет играть роль своеобразного «запала» для основного «взрывчатого вещества» — дейтерия. Энергия, выделившаяся при взрыве атомной бомбы, должна была нагреть и «поджечь» дейтерий. Казалось бы, сделать это очень легко и для этого достаточно заложить слой дейтерия в обычную атомную бомбу между делящимся веществом (полушариями из урана-235 или плутония-239) и окружающей их оболочкой обычной взрывчатки, кумулятивный взрыв которой переводит делящееся вещество из подкритического состояния в надкритическое. Однако выяснилось, что при этом дейтерий не успевает достаточно нагреться и сжаться, так что термоядерная реакция практически. не идет. Приступив к работе над бомбой, Сахаров уже через два месяца нашел чрезвычайно остроумный способ разрешения проблемы — он предложил окружить дейтерий в описанной конструкции оболочкой из обычного природ-: ного урана-238, который должен был замедлить разлет и, главное, существенно повысить концентрацию ядер дейтерия. В самом деле, при взрыве атомной бомбы этот уран превращался в тяжелый ионизированный газ с большим количеством свободных электронов, которые не позволяли ядрам дейтерия разлетаться. Концентрация дейтерия повышалась более чем в десять раз, что способствовало началу синтеза. Кроме того, ядра урановой оболочки под дей-і ствием быстрых нейтронов начинали делиться, в результате чего мощность взрыва существенно возрастала. Идея Сахарова оказалась очень плодотворной и сразу направила работу советских физиков в нужное русло, В дальнейшем он внес еще несколько, важных усовершенствований в конструкцию бомбы. Вообще его вклад в создание бомбы оказался настолько велик, что его стали, называть «отцом термоядерной бомбы». (Впрочем, сам Сахаров никогда с этим! не соглашался.) Почти одновременно с началом работ по термоядерному оружию, с лета 1950 г., Сахаров вместе с Таммом стал думать об осуществлении управляемой термоядерной реакции, то есть об использовании термоядерной энергии в мирных целях. В этой перспективной области ему также принадлежит несколько основополагающих открытий. Так, в 1950 г. он выдвинул идею магнитной термоизоляции высокотемпературной плазмы. В отличие от разрушительного термоядерного взрыва, при котором вся энергия освобождается за считанные мгновения, управляемая реакция должна протекать медленно, синтезирующееся вещество (дейтерий) берется при этом в очень небольших количествах (доли грамма). Технические условия, необходимые для протекания реакции, очень сложны. Чтобы осуществить термоядерное «горение» дейтерия при интенсивной замене выгоревшего горючего свежим, необходимо, вопервых, каким-то образом нагреть его до температуры в несколько десятков миллионов градусов, а, во-вторых, удержать ядра водорода от их соприкосновения со стенками реактора, потому что никакое вещество не способно вынести такой чудовищной температуры.

Сахаров был первым, кто предложил решить две эти проблемы с помощью мощного магнитного поля и разработал конструкцию магнитного реактора, выполненного в виде соленоида, свернутого в тор, то есть имеющего вид «бублика», заполненного дейтерием. Дейтерий в этом реакторе должен был разогреваться мощными зарядами тока, текущего по обмотке. Этот же ток одновременно создавал внутри «бублика» магнитное поле, препятствующее соприкосновению ядер водорода со стенками тора. Конечно, это была первая, еще несовершенная схема, далеко не учитывавшая всей сложности проблемы.

Однако важно заметить, что все дальнейшее развитие термоядерных реакторов пошло по пути, указанному Сахаровым.

В 1950 г. Сахарова перевели на работу в закрытый Всесоюзный научноисследовательский институт экспериментальной физики. «В течение следующих 18 лет, — писал Сахаров позже, — я находился в круговороте особого мира военных конструкторов и изобретателей специальных институтов, комитетов и ученых советов, опытных заводов и полигонов». Самый плодотворный период его деятельности в ВНИИЭФе пал на 50-е гг. Тогда Сахаров предложил несколько оригинальных способов, с помощью которых можно было бы начать термоядерную реакцию, не прибегая к атомному взрыву. Один из них заключался в использовании сверхсильного магнитного поля. Создание таких полей тоже представляет сложную техническую задачу, но в 1952 г.

Сахаров придумал оригинальную установку, в которой сверхсильное магнитное поле получалось за счет сжатия магнитного потока сходящейся взрывной волной.

В июле 1953 г. Сахаров защитил докторскую диссертацию В августе того же года на Семипалатинском полигоне была взорвана первая в мире водородная бомба. Особая роль Сахарова в этом важном успехе была оценена по заслугам: в декабре ему было присвоено звание Героя Социалистического Труда.

Вскоре он был избран сразу действительным членом Академии наук, минуя ступень члена-корреспондента, и получил Сталинскую премию в 500 тысяч рублей — совершенно фантастическую по тем временам сумму. Поток материальных благ, пролившийся на него в это время (в виде квартиры, персональной машины, академической дачи, премий и пр.), не иссякал и последующие годы. В 1956 г. после успешного испытания модифицированной водородной бомбы, сброшенной с самолета, Сахаров получил вторую звезду Героя Социалистического труда и крупную Ленинскую премию. (Третью звезду Героя Социалистического Труда ему дали в 1962 г. после испытания на Новой Земле сверхмощной водородной бомбы.) Работая на «объекте», Сахаров не оставлял и теоретической физики. В 1967 г. он выпустил несколько глубоких статей, посвященных фундаментальным проблемам космологии. В одной из них содержался оригинальный подход к проблеме гравитации, которая трактовалась Сахаровым как метрическая упругость пространства. (По определению Эйнштейна, гравитация есть искривление пространства, вызванное присутствием материи (то есть реальных частиц и полей). Сахаров полагал такое определение частным случаем и считал гравитацию свойством самого пространства, которое таким образом как бы «сопротивляется» своему «изгибанию», подобно тому, как обычная упругость тел возникает в результате изменения энергии межмолекулярных связей при деформации.) Другая фундаментальная работа Сахарова была посвящена происхождению барионной (барионы — собирательное название протонов и нейтронов) асимметрии Вселенной. (Здесь Сахаров попытался разрешить одну из важнейших проблем современной космологии — объяснить процессы, происходившие во время так называемого Большого Взрыва, послужившего отправной точкой и началом существования Вселенной. Одна из проблем этой теории — взаимоотношение вещества и антивещества. Суть ее в том, что в момент рождения Вселенной количество частиц и античастиц должно было быть одинаковым, в связи с чем уже в первые мгновения они должны были аннигилировать (взаимно уничтожиться). Однако этого не произошло. Пытаясь объяснить этот феномен, Сахаров построил свою теорию, объясняющую, почему в начальные мгновения Большого Взрыва вещества было значительно больше, чем антивещества (в чем как раз и состоит асимметрия). Однако для этого ему пришлось предположить нестабильность протона. Для конца 60-х гг. это было очень смелое утверждение, поэтому теория Сахарова поначалу не получила признания. Но позже, когда нестабильность протона была доказана экспериментально, теория барионной асимметрии Сахарова приобрела большую известность.) В 60-х гг. научные интересы отступают у Сахарова на второй план. Это было связано с тем, что в 1953–1968 гг. его общественно-политические взгляды претерпели сложную эволюцию. После XX съезда, осудившего культ личности Сталина, он стал все более и более задумываться о проблемах мира и человечества, в особенности о проблемах ядерной войны и ее последствий. По словам Сахарова, участие в разработке термоядерного оружия и его испытаниях «сопровождалось все более острым осознанием порожденных этим моральных проблем». Начиная с 1957 г. он все настойчивее выступает против проведения ядерных испытаний, которые вели к быстрому радиоактивному заражению Земли. Эти усилия не остались тщетны. Позже он очень гордился тем, что сыграл в 1962 г. существенную роль при подготовке международного соглашения о запрещении ядерных испытаний в трех средах. К этому времени уже несколько лет между державами, владевшими ядерным оружием, шли переговоры о запрещении его испытаний. Но все упиралось в трудности контроля за подземными взрывами. Однако радиоактивное заражение возникает лишь при взрывах в атмосфере, космосе и океане. В 1962 г. Сахаров убедил министра атомной промышленности СССР ограничить соглашение об испытаниях этими тремя средами. В 1963 г. был заключен Московский договор, в котором эта идея была реализована.

Начиная с 1964 г. круг волновавших Сахарова вопросов все более расширялся. Его стали занимать глубокие проблемы взаимоотношения государства и научной интеллигенции. В 1968 г. появилась его работа «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе». Здесь были изложены мысли Сахарова о важнейших вопросах, стоявших перед человечеством, — о войне и мире, о диктатуре, о запретной теме сталинского террора и свободе мысли, о загрязнении среды обитания и той роли, которую сможет сыграть в будущем наука и научно-технический прогресс. Он писал, что со второй половины XX века человечество вступило в особо ответственный, критический период своей истории: опасность термоядерной гибели, отравление окружающей среды, истощение ресурсов, перенаселение планеты, неумеренный рост городов, дегуманизация общества, безумный темп жизни — все это возлагает на политиков, в руках которых находится власть (в особенности на руководителей сверхдержав), огромное бремя ответственности. Ради решения этих проблем Сахаров призывал забыть о вражде, об идеологических разногласиях и объединиться ради будущего планеты. Именно здесь была впервые сформулирована глубинная и очень важная для Сахарова мысль о том, что во имя будущего человечества социалистическая и капиталистическая системы должны сближаться между собой и процесс этот должен сопровождаться демократизацией и демилитаризацией общества.

В Советском Союзе работа Сахарова распространялась нелегально в качестве «самиздата». За рубежом она была переведена на несколько языков, опубликована огромным тиражом и вызвала поток откликов в прессе многих стран.

Советское руководство очень болезненно отреагировало на это выступление Сахарова. Хотя в его книге не было ничего антисоветского, сам факт, что он позволил себе «вмешаться» и говорить партийному руководству о его ошибках в управлении экономикой, о просчетах в его внутренней и внешней политике, вызывало огромное раздражение. В том же году Сахарова отстранили от секретных работ. Однако с этого времени к нему потянулись многие из тех, кто был оппозиционно настроен к советскому режиму и кто был готов участвовать в правозащитном движении. Фактически с этого времени правозащитное движение нашло в Сахарове своего идейного вождя.

Это было очень трудное для него время. В 1969 г. умерла от рака первая жена Сахарова Клавдия Алексеевна (через несколько лет он женился на Елене Боннэр). Во время болезни жены Сахаров передал почти все свои сбережения в фонд государства на строительство онкологической больницы и в Красный Крест. Сам он не без труда, лишь после многомесячной волокиты, смог вернуться на работу старшим научным сотрудником в Физический институт, в котором проработал последние двадцать лет жизни. Но главным делом его в эти годы стала правозащитная деятельность. Именно на этом поприще Сахаров приобрел огромную известность как в СССР, так за рубежом. В 1970 г. вместе с Чалидзе и Твердохлебовым он образовал Комитет прав человека. В марте 1971 г. Сахаров направил Генеральному секретарю Брежневу «Памятную записку», в которой изложил свои предложения о тех демократических реформах, которые необходимо провести в стране. Через 15 месяцев, не получив никакого ответа, он передал ее для опубликования за границу, дополнив «Послесловием». Советское руководство в бессильном раздражении наблюдало за всем, что делал и говорил Сахаров. Писатель Лев Копелев писал: «Его вызывали прокуроры и руководители Академии. Предостерегали. Уговаривали. Угрожали… Но он не сдается. Снова и снова продолжает отстаивать права человека, призывать к справедливости и к политическому здравому смыслу».