Сказка про братьев Фому и Ерему

Ах, да Ерема да Фома были два братейка:

Они волосом однаки и умом равны,

У них бороды, как бороды, и усы, как усы.

Вот задумали братаны в божью церковь идти;

В божью церковь идти, богу молиться.

Вот Ерема зашел в церковь, а Фома в алтарь,

Вот Ерема взял книгу, а Фома псалтырь;

Ох, Ерема-то запел, а Фома заговорил.

То заслышали попы со высокия горы,

Попы грамотные, люди надобные…

Вот Ерему взяли в шею, а Фому в толчки.

………………………….

Ерема-то из двери, а Фома из окна.

Ох, Ерема пошел в ельник, а Фома в сосняк;

Они оба испугались, оба вместе соходились.

Вот задумали братаны серых зайков промышлять,

Серых зайков, побегошков: ничего не нашли!

Вот пошли они, братаны, по крутому бережку,

По крутому бережку, по желтому по песку.

Вот увидели братаны, что две уточки плывут;

Одна уточка белешенька, а другая-то что снег.

Ох, Ерема схватил палку, а Фома косарь:

Как Ерема недокинул, Фома через перекинул.

Вот задумали братаны себе рыбу промышлять,

Себе рыбу промышлять, красну семужку.

Ох, Ерема сел да в лодку, а Фома в ботню:

У них лодка без набоев^[389] и ботня безо дна.

Они три года тонули – не могли потонуть,

Их три черта давили – не могли задавить!

Вот задумали братаны свои головы кормить,

Свои головы кормить, себе хлеб наживать,

И положили ребята себе пашню пахать;

Вот Ерема пошел в рынок, а Фома на базар,

Вот Ерема купил мерина, Фома жеребца —

Он у них, мерин-то, не тянет, и соха-то не валит;

Они мерина колом, сами с пашенки бегом!

ХОРОШО, ДА ХУДО

Ехали барин и мужик. «Мужик, откуда ты?» – «Издалеча, бачка». – «А откуда?» – «Из города Ростова, а барина Толстова». – «А велик ли город?» – «Не мерил». – «А силен?» – «Не боролся». – «А за чем ехал?» – «За покупкой дорогою: за мерою гороха». – «Вот это хорошо!» – «Хорошо, да не дюже!» – «А что ж?» – «Ехал пьяный, да рассыпал». – «Вот это худо!» – «Худо, да не дюже!» – «А что ж?» – «Рассыпал-то меру, а подгреб-то две!» – «А вот это-то хорошо!» – «Хорошо, да не дюже!» – «Да что ж?» – «Посеял, да редок». – «Вот это худо!» – «Худо, да не дюже!» – «А что ж?» – «Хоть редок, да стручист!» – «Вот это хорошо!» – «Хорошо, да не совсем!» – «А что ж?» – «Поповы свиньи повадились горох топтать, топтать – да и вытоптали». – «Этак худо!» – «Худо, да не дюже!» – «А что ж?» – «Я поповых свиней убил да два чана свежины насолил». – «Вот это хорошо!» – «Хорошо, да не дюже!» – «А что ж?» – «Поповы собаки повадились свежину таскать, таскать – да повытаскали». – «Вот это худо!» – «Худо, да не дюже!» – «А что ж?» – «Я тех собак убил да жене шубу сшил!» – «Вот это хорошо!» – «Хорошо, да не дюже!» – «А что ж?» – «Пошла моя шельма жена мимо попова двора; поп-то узнал да шубку снял». – «Вот это худо!» – «Худо, да не дюже!» – «А что ж?» – «Я с попом судился, судился, сивого мерина да рыжую коровку цап-царап! Мое-то дело и выгорело!»

* * *

Повстречались два мужика. «Здорово, брат!» – «Здорово!» – «Откуда ты?» – «Из Ростова». – «Не слыхал ли что нового?» – «Не слыхал». – «Говорят, ростовскую мельницу сорвало?» – «Нет; мельница стоит, жернова по воде плавают, на них собака сидит, хвост согнувши, – повизгивает да муку полизывает…» – «А был на ростовской ярманке?» – «Был». – «Велика?» – «Не мерил». – «Сильна?» – «Не боролся». – «Что ж там почем?» – «Деньги по мешкам, табак по рожкам, пряники по лавкам, калачи по санкам». – «А ростовского медведя видел?» – «Видел». – «Каков?» – «Серый!» – «Не бредь! Это волк». – «У нас волк по лесу побегивает, ушми подергивает!» – «Это заяц!» – «Черта ты знаешь! Это трус!^[390]» – «У нас то трус, что на дубу сидит да покаркивает». – «Это ворона!» – «Чтоб тебя лихорадка по животу порола!»

* * *

«Афонька! Где был-побывал, как от меня бежал?» – «В вашей, сударь, деревне – у мужика под овином лежал». – «Ну, а кабы овин-то вспыхнул?» – «Я б его прочь отпихнул». – «А кабы овин-то загорелся?» – «Я бы, сударь, погрелся». – «Стало, ты мою деревню знаешь?» – «Знаю, сударь». – «Что, богаты мои мужички?» – «Богаты, сударь! У семи дворов один топор, да и тот без топорища». – «Что ж они с ним делают?» – «Да в лес ездят, дрова рубят; один-то дрова рубит, а шестеро в кулак трубят». – «Хорош ли хлеб у нас?» – «Хорош, сударь! Сноп от снопа – будет целая верста, копна от копны – день езды». – «Где ж его склали?» – «На вашем дворе, на печном столбе». – «Хорошее это дело!» – «Хорошо, да не очень: ваши борзые разыгрались, столб упал – хлеб в лохань попал». – «Неужто весь пропал?» – «Нет, сударь! Солоду нарастили да пива наварили». – «А много вышло?» – «Много! В ложке растирали, в ковше разводили, семьдесят семь бочек накатили». – «Да пьяно ли пиво?» – «Вам, сударь, ковшом поднести да четвертным поленом сверху оплести, так и со двора не свести». – «Что ж ты делал, чем промышлял?» – «Горохом торговал». – «Хорошо твое дело!» – «Нет, сударь, хорошо, да не так», – «А как?» – «Шел я мимо попова двора, выскочили собаки, я бежать – и рассыпал горох. Горох раскатился и редок уродился». – «Худо же твое дело!» – «Худо, да не так!» – «А как?» – «Хоть редок, да стручист». – «Хорошо же твое дело!» – «Хорошо, да не так!» – «А как?» – «Повадилась по горох попова свинья, все изрыла-перепортила». – «Худо же, Афонька. твое дело!» – «Нет, сударь, худо, да не так». – «А как?» – «Я свинью-то убил, ветчины насолил».

«Эй, Афонька!» – «Чего извольте?» – «С чем ты обоз пригнал?» – «Два воза сена, сударь, да воз лошадей». – «А коня моего поил?» – «Поил». – «Да что же у него губа-то суха?» – «Да прорубь, сударь, высока». – «Ты б ее подрубил». – «И так коню четыре ноги отрубил» – «Ах, дурак, ты мне лошадь извел!» – «Нет, я ее на Волынский двор к собакам свел». – «Ты никак недослышишь?» – «И так коня не сыщешь». – «Жену мою видел?» – «Видел». – «Что ж, хороша?» – «Как сука пестра». – «Как?» – «Словно яблочко наливное».

НЕ ЛЮБО – НЕ СЛУШАЙ

Жили два брата умных, а третий дурак. Вот однажды поехали они на чащу,^[391] и захотелось им там пообедать; насыпали они круп в горшок, налили воды холодной (так командовал дурак), а огня не знали где добыть. Неподалеку от них был пчельник. Вот большой брат и говорит: «Пойти мне за огнем на пчельник». Приходит и говорит старику: «Дедушка, дай мне огоньку». А дед говорит: «Сыграй прежде песенку мне». – «Да я, дедушка, не умею». – «Ну, попляши». – «Я, дедушка, не горазд». – «А, не горазд, так нет тебе и огня!» К тому ж за провинку взял вынул у него из спины ремень. И приходит этот большой брат без огня к своим братьям. Тут средний брат закроптался^[392] на него, говоря: «Экой ты, брат! Не принес нам огню! Да-ка^[393] я пойду», – и пошел. Пришел на пчельник и кричит: «Дедушка, пожалуй мне огоньку!» – «Ну-ка, свет, сыграй мне песенку!» – «Я не умею». – «Ну, сказку скажи». – «Да я, дедушка, ничего не умею». Старик взял и у этого брата вырезал из спины ремень. Приходит и этот без огню к своим братьям. Вот умные братья и поглядывают друг на друга.

Дурак все смотрел на них и проговорил: «Эх вы, умные братцы, не взяли вы огню!» – и пошел сам за огнем. Приходит и говорит: «Дедушка, нет ли у тебя огоньку?» А дед говорит: «Попляши прежде!» – «Я не умею», – отвечал дурак. «Ну, сказку скажи». – «Вот это так мое дело, – сказал дурак, присаживаясь на лежачий плетень, – да смотри, – продолжает дурак, – садись-ка насупротив меня, слушай, да не перебивай, а если перебьешь, то из спины твоей три ремня». Вот старик сел напротив его – к солнцу лысиной, а лысина была большая. Дурак откашлялся и начал сказку: «Ну, слушай же, дед!» – «Слушаю, свет!» – отвечал старик.

«Была у меня, дедушка, пегонькая лошаденка; я на ней езжал в лес сечь дрова. Вот однажды сидел я на ней верхом, а топор у меня был за поясом; лошадь-то бежит – трюк, трюк, а топор-то ей по спине – стук, стук; вот стукал, стукал, да и отсек ей зад. Ну, слушай, дед!» – говорит дурак, а сам его голицею^[394] по лысине щелк! «Слушаю, свет!» – «Вот я на передке этом еще три года ездил, да потом как-то нечаянно в лугах увидал задок моей лошади; ходит он и траву щиплет. Я взял поймал его и пришил к передку, пришил, да еще три года ездил. Слушай, дед!» А сам опять голицею его по лысине щелк! «Слушаю, свет!» – «Ездил-ездил, приехал я в лес и увидал тут высокий дуб; начал по нем лезть и залез на небо. Вот увидал я там, что скотина дешева, только комары да мухи дороги, взял и слез на землю, наловил я мух и комарей два куля, взвалил их на спину и вскарабкался опять на небо. Сложил кули и стал раздавать грешным людям: отдаю я муху с комаренком, а беру с них на обмен корову с теленком, – и набрал столько скотины, что и сметы нет. Вот и погнал я скотину, пригнал я к тому месту, где взлезал, – хватился: дуб-то подсекли. Тут я пригорюнился и думал, как мне с неба слезть, и вздумал, наконец, сделать веревку до земли: для этого перерезал я всю скотину, сделал долгий ремень и начал спускаться. Вот спускался-спускался, и не хватило у меня ремнев вышиною поболее твоего шалаша, дедушка, а спрыгнуть побоялся. Слушай, дед!» А сам голицею по лысине его щелк! «Слушаю, свет!» – «Вот мужик на мое счастье веет овес: полова-то^[395] летит вверх, а я хватаю да веревку мотаю. Вдруг поднялся сильный ветер и начал меня качать туда и сюда, то в Москву, то в Питер; оторвалась у меня веревка из половы, и забросило меня ветром в тину. Весь я ушел в тину, одна голова лишь осталась; вылезть мне хочется, а нельзя. На моей голове свила утка гнездо. Вот повадился бирюк ходить на болото и есть яйца. Я как-нибудь^[396] вытянул из тины руку и ухватился за хвост бирюку, как стоял он подле меня, ухватился и закричал громко: тю-лю-лю-лю! Он меня и вытащил из тины. Слушаешь, дед?» А сам голицею его по лбу щелк! «Слушаю, свет!»

Видит, дурак, что дело-то плохо: сказка вся, а дед сдержал свое слово, не перебивал его; чтобы раздразнить старика, начал дурак иную побаску:^[397] «Мой дедушка на твоем дедушке верхом езжал…» – «Нет, мой на твоем езжал верхом!» – перебил сказку старик. Дурак тому и рад, того и добивался, свалил старика и вырезал у него из спины три ремня; взял огня и пришел к своим братьям. Тут разложили они огонь, постановили горшок с крупами на таган и начали варить кашу. Когда каша сварится, тогда и сказка продлится, а теперь пока вся.

* * *

У одного мужика много было гороху насеяно. Повадились журавли летать, горох клевать. «Постой, – вздумал мужик, – я вам переломаю ноги!» Купил ведро вина, вылил в корыто, намешал туда меду; корыто поставил на телегу и поехал в поле. Приехал к своей полосе, выставил корыто с вином да с медом наземь, а сам отошел подальше и лег отдохнуть. Вот прилетели журавли, поклевали гороху, увидали вино и так натюкались, что тут же попадали. Мужик – не промах, сейчас прибежал и давай им веревками ноги вязать. Опутал веревками, прицепил за телегу и поехал домой.

Дорогой-то порастрясло журавлей; протрезвились они, очувствовались; стали крыльями похлопывать, поднялись, полетели и понесли с собою и мужика, и телегу, и лошадь. Высоко! Мужик взял нож, обрезал веревки и упал прямо в болото. Целые сутки в тине сидел, едва оттуда выбрался. Воротился домой – жена родила, надо за попом ехать, ребенка крестить. «Нет, – говорит, – не поеду за попом!» – «Отчего так?» – «Журавлей боюсь! Опять понесут по поднебесью; пожалуй, с телеги сорвусь, до смерти ушибусь!» – «Не бойсь! Мы тебя к телеге канатом прикрутим».

Вот хорошо, положили его в телегу, обвязали канатом, лошадь поворотили на дорогу; стегнули раз, другой – она и поплелась рысцою. За деревней-то был колодец, а лошадь-то была не поена; вздумалось ей напиться, свернула с дороги в сторону и прямо к колодцу; а колодец был без сруба, а упряжь-то без шлеи, и узда без повода, а хомут большой, просторный; лошадь наклонилась к воде, а хомут через голову и съехал долой. Вот лошадь напилась и пошла назад, а мужик с телегою остался у колодца. На ту пору выгнали охотники из лесу медведя; медведь бросился со всех ног, набежал на телегу, хотел перескочить, прыгнул – да прямо в хомут и попал! Видит, что беда на носу, и пошел валять что есть силы с телегою. «Батюшки, помогите!» – кричит мужик.

От того крику медведь еще пуще напугался; пошел таскать по кочкам, по яругам,^[398] по болотам. Прибежал на пчельник, полез на дерево и телегу за собой потащил – захотелось, видно, медку попробовать. Взлез на самую верхушку, а телега вниз тянет: бедный медведь и сам не рад, ни взад, ни вперед! Немного спустя времени пришел хозяин, увидал медведя. «Ага, – говорит, – попался! Вишь ты какой бездельник, Мишка: не просто за медом пришел, на телеге приехал!» Схватил топор и ну рубить дерево под самый корень. Дерево повалилось наземь, разбило телегу и задавило совсем мужика; а медведь выскочил из хомута да бежать: только унеси бог ноги! Вот каковы журавли!

* * *

Пустил мужик петуха в подвал; петух там нашел горошинку и стал кур скликать. Мужик услыхал про находку, вынул петуха, а горошинку полил водою. Вот она и начала расти; росла-росла – выросла до полу. Мужик пол прорубил, горошинка опять начала расти; росла-росла – доросла до потолка. Мужик потолок прорубил, горошинка опять росла-росла – доросла до крыши. Мужик и крышу разобрал, стала горошинка еще выше расти; росла-росла – доросла до небушка. Вот мужик и говорит жене: «Жена, а жена! Полезу я на небушко, посмотрю, что там деется? Кажись, там и сахару и меду – всего вдоволь!» – «Полезай, коли хочешь».

Мужик и полез на небушко, лез-лез, насилу влез. Входит в хоромы: везде такое загляденье, что он чуть было глаз не проглядел! Середи хором стоит печка, в печке и гусятины, и поросятины, и пирогов – видимо-невидимо! Одно слово сказать – чего только душа хочет, все есть! Сторожит ту печку коза о семи глазах. Мужик догадался, что надобно делать, и стал про себя приговаривать: «Засни, глазок, засни, глазок!» Один глаз у козы заснул. Мужик стал приговаривать погромче: «Засни, другой, засни, другой!» И другой глаз заснул. Таким побытом все шесть глаз у козы заснули; а седьмого глаза, который был у козы на спине, мужик не приметил и не заговорил. Недолго он думал, полез в печку, напился-наелся, насахарился; вылез оттуда и лег на лавочку отдохнуть. Пришел хозяин, а коза про все ему и рассказала: вишь, она все-то видела седьмым глазком. Хозяин осердился, кликнул своих слуг, и прогнали мужика взашей.

Побрел он к тому самому месту, где была горошинка: глянул – нет горошинки. Что будешь делать? Начал собирать паутину, что летает летом по воздуху; собрал паутину и свил веревочку; зацепил эту веревочку за край неба и стал спускаться. Спускался-спускался, хвать – веревочка вся, а до земли еще далеко-далеко; он перекрестился – и бух! Летел-летел и упал в болото. Долго ли, коротко ли сидел он в болоте (а сидел он в болоте по самую шею), только вздумалось утке на его голове гнездо свить; свила гнездо и положила яйца. Мужик ухитрился, подкараулил утку и поймал ее за хвост. Утка билась, билась и вытащила-таки мужика из болота. Он взял и утку и яйца, принес домой и рассказал про все жене.

Не то чудо из чудес,

Что мужик упал с небес;

А то чудо из чудес,

Как он туда залез!