Три дня как сын лежит в гробу

Все эти дни – пиры

И веселится Петербург

Чтя правила игры

Во славу всей державы

И пушки, вот - палят…

Девятый год Полтавы…

Потом - спуск корабля…

За день до сына похорон

Отметил именины он

И был невозмутим

 

И даже праздничный пирог

Пойти на стол поминок мог

Но что творилось с ним,

На самом деле? Что в душе

На совести, в мозгу?

Всего я этого уже

Представить не могу

 

 Он памятник себе… но рукотворный

Ранее утро. Январский мороз.

Город заиндевел и промёрз,

Сон обрывает побудка

Каши черпак, хлеб, чеснок и вода.

Это – прими, а здоровье – отдай.

Тошно, кромешно и жутко

В этом суровом холодном краю

В этом царёвом раю.

Стройка царёва - проклятье на род

Гибнет бесславно, безмолвно, народ

Жители новой столицы

Жители? – нет! – Нежить сумрачных мест,

Те, кто был пригнан на муку, на крест -

Жизнью своей расплатиться

За парадиз этот странный царя,

Выходы-окна к морям.

 

 

***

Война закончена. Виктория. Виват.

Мы не Московия – Империя! Салют,

Иллюминация, реляции, парад

Народ в прострации, все веселы и пьют.

Дадим просраться всем завистникам-врагам;

Рады стараться мы, кого ты не спроси.

Пусть в навигацию все флаги в гости к нам…

Так грянем братцы за царя всея Руси.

Сомненья – прочь, идём вперёд, шаги чеканим

Глаза – навыкат. Мы молчим и барабаним

И наша гордость, наша честь и наша Слава –

Принадлежат вам, Император и Держава.

***

Пётр, чувствуя досаду

Бесился и зверел

Ведь кто вокруг, кто рядом?

Да вор же на воре!

Птенцы гнезда петрова

Весь цвет родной страны

Служить ему готовы

Но делу не верны

Заезженные клячи -

Вчерашние друзья

Пролезшие удачно

Из грязи, да в князья

Надменные потомки

Известнейших бояр

И их душа – потёмки

Вид нов, а дух-то стар

Бродяги и пропойцы

Что по лбу им, что в лоб!

Едва глаза закроются

Едва положат в гроб

Бессмысленное тело

И тут пойдёт разлад

Конец всему. Что делать?

И кто тут виноват?

***

Жизнь положив он создал Вавилон
Что кажется велик, покуда он
им правит дланью, подлинно – железной
но тело износилось, как кафтан
куда нам плыть, скажи-ка, капитан,
корабль твой качается над бездной
И некому оставить трон ему
Нет равного по воли, по уму
Вокруг – рабы, ворьё, иль остолопы.
Нет, нелегко тащить всё одному
Умрёт и все уйдет, ко дну, во тьму
Под смех европы
Он умирает. Двадцать пятый год.
Январь. Метель. Холодный зимний вечер.
Кому сдать власть перед уходом в вечность,
Которая, не хочет ждать, зовёт?
Он пробует писать… бросает... шепчет:

«Отдайте всё…………………………….»

***

 

Зимний вечер, долгий январский вечер,

Мозг занять совершенно, представьте, нечем.

Пишешь, пишешь на отвлеченные темы,

Например - о царствовании Петра.

Где тот Пётр? – подумаешь вдруг, - и где - мы?

Где? – Да там же, где и вчера.

Что за дело мне до Петра, до Софьи?

Ну, завёз тот Петр к нам табак и кофе

(кстати, вот, кофеёк сварю).

Что, других-то тем не сыскать мне, что ли?

Ну доколе, Господи, ну доколе

Мне цепляться к тому царю

И другим персонажам, ушедшим в Лету?

Для чего мне надо вообще всё это?

Но пишу и пишу опять,

Уходя, как в омут, в чужое время,

Как с живыми спорю я с ними всеми

И пытаюсь их всех понять.

Изменить их историю я бессилен,

Но они, как и я, как и вы – Россия,

Заповедно-дремучий лес

Да болота гнилые, поля и пашни,

День сегодняшний тот же, что день вчерашний.

Страшно. Водит по кругу бес.

Ничего не меняется, по большому счету,

И летят все благие мысли к черту,

Превращая мечты в ничто.

Пустота поманит да перестанет,

Тьма развеется, передо мною встанет

То ли Пушкин, то ль Конь в пальто.

Встанет, скажет: что, брат, заела скука?

Дай мне руку! – на! – да встряхнись, а ну-ка!

Отложи-ка стишки пока.

Так не трудно, наверно, и вовсе спятить,

А давай-ка пойдём погуляем, кстати,

Да посмотрим на облака!

 

 

Первое апреля 1725

 

" Через три недели после похорон, 31 марта 1725 г., Ягужинский вечером во время всенощной влетел в Петропавловский собор и, указывая на стоящий средь церкви гроб Петра, принялся громко жаловаться на своего обидчика князя Меншикова, а на другой день рано утром Петербург был разбужен страшным набатом: это неутешная вдова императрица подшутила над столицей – ради 1 апреля. Суровая воля преобразователя объединяла этих людей призраком какого-то общего дела. Но когда в лице Екатерины 1 на престоле явился фетиш власти, они почувствовали себя самими собой и трезво взглянули на свои взаимные отношения, как и на своё положение в управляемой стране: они возненавидели друг друга, как старые друзья, и принялись торговать Россией, как своей добычей».

                                   Василий Ключевский «Русская история»