Из газеты «гроза» №291 1911 год.

Не лишено, между прочим, глубокого смысла и интереса рассуждение Братца о женщинах.

«Девушка - говорит Братец - мечтает о хорошем муже и заботиться о приданном. Что же для осуществления этого она творит?

Она вся погружена в заботы о нарядах, чтобы привлечь к себе внимание. Одевают на голову шляпу чуть не сажень по объёму, а о внутреннем содержании своей головы не пекутся.

«Не против нарядов говорю я, - замечает Братец, — но против обмана, ибо роскошью наряда хотят прикрыть наготу мысли и отсутствие талантов».

Пусть девушка просит доброго мужа у Господа, как просила Сарра и Ревека, и Господь пошлёт ей все: и семейный мир, и любовь, и красоту духовную. Тогда и в лохмотьях будешь красивою".

Братец Иоанн.

"Сахаром укрепляется ягода и не подвергается порче, а Словом Божиим, укрепляется всякий человек и не подвергается духовной порче".

Братец Иоанн Чуриков.

 

 

 

АСКЕТИЗМ И НЕВОЗДЕРЖАНИЕ

Человек состоит из духа и тела. В праведнике они составляют стройное целое потому, что стоят на своих местах - дух на первом месте, плоть - на втором, исполняя таким образом закон мира и гармонии.

Совместная жизнь не терпит равенства, напротив, во всяком прочном соединении, нужен господствующий элемент, держащий прочих. 

Над всем царствует Господь Вседержитель. Несмотря на тщательные изыскания анатомии, мы мало знаем живую плоть. Живая плоть нам не известна, да и мало доступна нашим наблюдениям.

Что бы исследовать жизнь, нужно прежде её разобрать и вместо чудной машины, по которой пробегают быстрые токи разнообразных сил, рассматривать обломки колёс и пружин.

Мы видим только, что в плоти вместе с семенем тления скрыт и чудный зародыш нетления, развитие которого может сделать тело благоуханным, производящим вместо зловонных истечений мертвеца - благовонное миро.

Знаем так же, что во плоти, по мере подчинения её духу, является и целительная сила.

Одно прикосновение к костям пророка Елисея, воскресило мёртвого.

По учению святого Писания, жизнь или душа живая обитает в крови, и греховная жизнь более всего повреждает кровь и кости, на которые современная медицина обращает мало внимания. «Моль костям, - говорит Соломон, - сердце чувственное». 

По наблюдениям Афонских отшельников отрывающих кости умерших через три года, у людей проводивших целомудренную и благочестивую жизнь они жёлтые, не редко ароматические, но всегда без дурного запаха. У людей, впавших в плотские, тяжкие грехи - кости чёрные, зловонные. У людей, у которых жизнь была среднею, между праведною и самою грешною, кости бывают белые, с лёгким запахом.

Мы не в состоянии определять достоинство и чистоту крови, но видим, что у людей, чрезмерно предающихся чувственным удовольствиям, она испорчена и при малейшем неблагоприятном влиянии извне производит тяжкие болезни.

В нашем веке, живущем преимущественно плотским умом утопающем в чувственных удовольствиях, ослабление костей и порча крови распространены повсюду. Малейшие ушибы сопровождаются переломами, лёгкие раны трудно залечиваются. Врачи наши заботятся о количестве, а не о качестве крови, о костях же вовсе не думают.

С другой стороны, мы знаем, что плоть, победившая дух, повергает человека в тяжкие страсти, заставляя его работать и день и ночь и навязывая ему своё мудрование. Ум становится плотским, лживым страстей. Имеющие такой ум воображают себя свободными. Это состояние самообольщения, апостол Павел выражает так: «Проповедуют свободу, будучи рабами тления.» Таких проповедников особенно размножилось в последнее время. Они обещают свободу, а на деле, извращая естественное положение вещества, делают для его членов невозможным всякое свободное движение. Плотские люди приняли мудрование плоти за мудрость, привели её в систему и образовали Богоборную науку, которую Св. Писание называет земною, душевною и бесовскою.

Эта наука состоит из металлических теорий и положений, временем поражаемых и со временем исчезающих, ибо не имеют в самих себе условия прочности.

 Современная Богоборная наука не хочет знать, что плоть должна быть покорена духу, что называется на аскетическом языке умерщвлением, т.е. уничтожение её вредного влияния на дух. Для одержания победы над плотью, нужны аскетические подвиги, очень трудные: строгий пост, бдение, и особенно частая, усердная молитва.

Власть плоти над духом так сильна, так тяжка лежащая на нём цепь чувственности, что только всесильная помощь Божья может освободить его. «Аще Сын освободит вы, - говорит Спаситель, - воистину свободны будете». В плоти, не покоряющейся духу, развиваются страсти и ненасытное стремление к чувственным удовольствиям, за которыми следуют страдания телесные. Сила этих страданий соответствует степени предшествовавших удовольствий. Список болезней растёт с ужасающей быстротою. Медицина не знает, как уже называть новорождённых.

Мне кажется, сущность страданий, символически сокращённо выражена огнём и червём, прообразами будущих мучений грешников. «Иже червь не умирает и огонь не угасает».

Одна часть болезней производится воспалениями, другая - червивостью, разными родами инфузорий, тлением.

Средства, ведущие к освобождению духа, называют обыкновенно подвижническими или аскетическими. Пользу их признавала не только ветхозаветная церковь, но и языческие философы. Вся мудрость, - говорит Эпиктет, - в двух словах: «Умеряй себя и воздерживайся».

Не было, и нет ни одного народа, который бы не имел своих подвижников и отшельников. В Японии открыли столпников, стоявших на столбах. Христианство присоединило к посту телесному, пост духовный. Вот что слышим при начале святой четыредесятницы: постящиеся телесно, постятся и духовно, разрушим всякий союз неправды. Постимся постом приятным, благоугодным Господу. Истинный пост есть злых отчуждение, воздержание языка, ярости отложение, похоти отлучение.

Сих отчуждение есть пост истинный и благоприятный,

Стремление к освобождению духа, благодательно отразилось на всех отраслях человеческой деятельности.

Великие учёные держали себя как отшельники. Они видели, что знание не даётся при плотских удовольствиях и чрево подавляет ум, развивая страсти. Великий Ньютон, когда писал свою оптику, не употреблял ничего, кроме хлеба и воды. А Кеплер, после созерцания неба, в уединении и посте, вдруг написал чудные законы. Пред учением об этих законах и о тяготении, все открытия нового времени кажутся маловажными.

Рабство духа перед плотью, усиливает до бесконечности её требования. Ей не достаёт богатств целого мира. Если человек свободный от рабства плоти, имеющий утешение Святого Духа, всегда доволен своею участью и требует очень малого, то плотской человек ничем не доволен и всегда нуждается. Он желает невозможного - удовлетворить ненасытную плоть. Оставшаяся без света духовного, с одним своим мудрованием, плоть разрушает себя преждевременно.

Сколько страшных болезней возникает у невоздержанных людей и как часто случается с ними внезапная смерть.

Господство плоти над духом в государстве, обществе и в семьях производит господство невежественного и чувственного над разумным и просвещённым меньшинством.

 Порабощение мужчины женщиной, поклонение актрисам и разного рода скоморохам, прекращение всякого порядка, есть плод господства плоти над духом.

Подобное положение предшествует обыкновенно гибельным переворотом в мире политическом, а также в мире вещественном.

Мы читаем у Моисея, что всемирный потоп был исполнением угрозы Вседержителя («Не может Дух Мой пребывать в людях, которые угождают плоти»).

Для освобождения духа от господства плоти, святые отцы постановили посты. Против этого благодетельного учреждения сильно восстаёт плотское мудрование, но не сказало до сих пор ничего дельного.

С мудростью духа не может бороться плотское мудрование.

Часто говорят, что пост вреден для здоровья. Трудно сказать более лжи. Посмотрите на постящихся и на не постящихся, кто из них свежее, крепче и красивее? Разумеется - первые. Спросите у наших рабочих, менее ли они делают в пост? Они ответят вам, нисколько! И посмотрите на постоянных мясоедов. Большая часть из них страдает хроническим катаром и воспалением. Бледные, чахлые, безногие. Они на каждых водах напоминают купель Силоамскую и среди сонма врачей не находят человека, который помог бы им омыться в струях живой воды.

Плотское мудрование проповедует необходимость мяса для поддержания сил и огромное преимущество мясной пищи перед растительной. Но эта проповедь не на чём прочном не основана и ясно опровергается практикою.

Были ли сделаны опыты удовлетворительные? Кормите человека растениями, а потом мясом, и тогда силомером, весом и способностью к трудам определите, что первая пища лучше последней. Наиболее число добросовестных опытов явно показывает, что мясная пища хуже растительной. И что такое мясо? Как не растение, переваренное в желудке животного? Откуда же тут взяться усиленной питательности и силомерности? Доктор Белявцев делал опыты над двумя щенками, из которых одного кормил бульоном, а другого одною водою. Из них прежде умер бульонный, после него водяной жил пять дней. Вот отсюда видно, что мясной бульон без хлеба и растений вовсе не питателен. Вот знаменитый врач говорил, что если кормить человека обильно одним бульоном, то он умрёт со всеми признаками голодной смерти. Никто не станет оспаривать, что человек, да и все животные могут жить одними растениями, но исключительно животная пища переносится только небольшое время. Вот в Пензенской губернии трём человекам присоветовали питаться одним мясом. Все они ели много, но никогда не были сыты вполне. Наконец «Антонов огонь» в конечностях и смерть поразила их прежде достижения сорокалетнего возраста. Статистика доказывает, что в мире нет довольно мяса для питания или всех обитателей земного шара. На человека, питающегося мясом, нужно по крайней мере 1 фунт (400 грамм) в день, что составляет 30 фунтов в месяц, 9 пудов в год, т.е. 2 коровы на душу, а у нас приходится 1 корова на две души. Отсюда следует, что если бы наши крестьяне не держали постов и ели всякий день мясо, то менее чем в три года истребился бы весь скот рогатый русской земли и тогда волей-неволей всем пришлось бы питаться одной растительной пищей. За границей ещё менее скота, чем у нас. Во Франции большинство питается растениями, а в Италии и Испании мяса почти вовсе не употребляют. В Англии недавно составилось общество вегетарианцев ревнителей растительной пищи, которые не употребляют в пищу ничего, кроме растений. Из отчётов этого общества видно, что здоровье его членов значительно улучшилось и что многие болезни, удручающие жителей Великобритании, им вовсе не известны.

Гуфеланд в своей микробиотике утверждает, что пища людей долгоживущих состояла преимущественно из растений и если они употребляли мясо, то в малом количестве и как бы для приправы.

Мясо пжугрядных животных очень дурно и невозможно питаться им. Если это мясо переварится в желудке человека, то даёт ему плоть самого дурного качества, весьма склонную к гниению и всякого рода болезням. Во время последней войны англичан с китайцами, один джентльмен, видя, что сыны небесной империи едят собак, решился сделать и он то же, но на другой же день занемог гнилою горячкою и едва не умер. По выздоровлению джентльмена, его навестил приятель китаец и спросил от чего он заболел? Он ответил: «От проклятого собачьего мяса, которое вы едите ежедневно». Китаец покачал головой и сказал: «Удивляюсь, как ты не умер? Рыжие варвары ничего не умеют сделать толком! Как можно есть всяких собак? Мы едим только таких, которые с весьма давнего времени, а именно с царствования такого-то богдыхана выдержаны на растительной пище».

Таким образом, из трёх условий православного поста - качество, количество, время - качество постной пищи, т.е. употребление растений, оказывается не только безвредным, но и весьма полезным.

Перейдём ко второму условию, к количеству пищи, которое должно быть только необходимо. Ещё Гиппократ сказал: «Не то питает, что мы едим, но то, что перевариваем». Лучше малое количество, всё обращённое в плоть и кровь, нежели огромное, но извергнутое в не переваренном виде. По тяжести, долго ощущаемой после сытного обеда, можно судить о количестве силы, нужной для освобождения организма от этой тяжести, Трудное переваривание истощает тело и ускоряет приближение старения. В одинаковом возрасте, тот будет старее, кто в продолжении своей жизни истребил более пищи. Трудно определить количество пищи необходимой для человека. По всему видно, однако, что оно очень невелико.

Антоний Великий и многие подвижники горы Нитрийской употребляли в сутки 12 унций хлеба и 12 унций воды, а в посты - целые недели оставались без пищи. При таком ограниченном питании они много трудились и нередко проходили большие расстояния. Жизнь их продолжалась нередко более сто лет.

Дело в том, что человек не животное. При недостатке корма, во время походов лошади, волы и верблюды мрут, как мухи, но люди долго обходятся без пищи, совершая долгие переходы и тяжкие работы при возведении и укреплении.

Поучительная история Корнаро, который страдая в 30 лет сильным изнеможением, решился уморить себя голодом, но вместо того, через несколько дней строго поста, почувствовал значительное облегчение и решился ничего не употреблять кроме 12 унций твёрдой пищи и 12 унций воды. Воздержание произвело чудо. Корнаро прожил до 80 лет, был женат и оставил по себе большое семейство.

Медицина признаёт пользу лечения голодом и вставания после обеда с остатком аппетита.

Из всего вышеизложенного следует, что второе условие православного поста, малое количество пищи, не вредит, а приносит пользу здоровью.

Полезное влияние воздержания в пище на ум, мы уже видели на примере сильных мыслителей. Все они были постниками. Напротив, все чревоугодники оказались не только не способными к помышлению, но и склонными к помешательству. Здесь можно указать на многих римских императоров, известных объедением: Галиобала, Нерона, и особенно Виталия, обедавшего семь раз в сутки. Галиобал дошёл до такого безумия, что велел женить солнце на Луне; а Нерон вышел замуж за юношу. Сочетание солнца с луною пышно праздновалось во всей империи и Нерона с гнусным браком приходил поздравить сенат в полном составе.

Целомудрие, столь необходимое для силы ума, невозможно при употреблении большого количества пищи. Воздержанные Ньютон и Кант умерли девственниками.

Перейдём теперь к третьему условию поста - времени. По принятым в монастырях правилам, вкушение пищи после всенощной, запрещается и вообще после 12 часов ночи, а утром прежде обедни. Эти правила вполне согласны со здоровою гигиеною. Пища принятая поздно вечером возмущает сон, производит сновидения и отнимает утренний аппетит.

Дело в том, что не все часы равны для пищеварения. То, что можно вкушать в час или два по полудни, много вредит, приняв после полуночи. Нет сомнения, что наши поздние ужины на балах полагают зародыши многих болезней.

И так, каждое из условий православного поста - качество, количество и время совпадает с условием здоровой и постоянной гигиеной, совершенно противоположной гигиене, беспрестанно изменяющейся по мечтательным теориям.

Гуфеланд и почти все современные ему врачи, превозносили пользу растительной пищи, доказывали вред мяса и спиртных напитков. С другой стороны, недавно доказывали с бешенством, что всё спасение для рабочего класса в мясе и водке. Советовали всем даже есть сырое мясо и особенно свиное, а также просто-напросто пить кровь. Теперь мания на мясо и кровавые бифштексы утихает, оказалось, что забыли стрихнин и других червей, производимых мясом и особенно свиным, и не доваренным. Принц Альберт сделался жертвою, предписанной ему мясо водочной диеты.

Аскетизм и отшельничество не отжили своего века, как теперь многие утверждают, но остаются могущественным средством для освобождения духа от плоти и для помещения каждого из них на своё место. Через что весь состав человека выправляется.

Аскетизм принадлежит всем векам и народам и составляет потребность человечества, которому тяжко под гнётом плоти.

Употреблять аскетизм правильным и успешным образом учит одно христианство.

Вот любезные братья и сестры, напомнила я вам из книги учёных мира сего, а теперь напомню из сочинения святых отцов, как они нас через Писание предупреждали и здоровья нам желали и желают.

Какие бы не были причины наших болезней, но они всегда напоминают нам о наших грехах перед Богом и внушают нам искреннее раскаяние и сокрушение о них перед Богом. Но как часто мы во время здоровья беспечно предаёмся грехам и не страшась гнева Божия, не заботимся об уврачевании своих греховных болезней. Вот за то и несём наказание.

Но святые отцы для нас и установили посты, что бы в продолжении их, тело наше облегчилось воздержанием, а душа тем удобнее возвышалась к духовной деятельности и благоговейно бы размышляла о Боге и о делах Его.

Так бодрствуйте, по Заповеди Господа, ибо не знаете, когда придёт последний час, вечером, или в полночь, или по утру. Бодрствуйте, что бы Господь внезапно пришедши, не застал бы нас во грехах спящими сном нерадения и сном беспечности. Помните всегда Христовы Заповеди и следуйте им. Взирайте на учение Слова Божия, как на Свет Божий, который показывает тебе прямой путь к истинному счастью и вечному блаженству.

Отвергните ложные понятия, худые желания и порочные привычки и страсти.

Спаси вас и сохрани вас Бог на веки. Аминь.

Привет мой всем от души.

Сестра ваша Агриппина Смирнова   

1925 год.

 

 

ЖИТИЕ И СТРАДАНИЕ СЕСТРИЦЫ АГРИПИНЫ СМИРНОВОЙ. ИЗ ЛИЧНОГО НЕЯ ДНЕВНИКА ПРЕБЫВАНИЯ ВО 2-ой ССЫЛКЕ 1931 год. (дневник поименован тетрадь № 3). ЗА ЧТО БЫЛИ АРЕСТОВАНЫ СМИРНОВА А. И ИВАНОВА П. В 1931г. 15 марта.

 

 

Пошла Иванова к поезду послать посылку багажом в Ленинград из Красного Холма. Только что положили на весы, вдруг подходит фининспектор и спрашивает Иванову: «А что вы посылаете?» Иванова отвечает: «На праздник Пасхи посылаем подарки своим знакомым сыру.» А разве можно из Московской в Ленинградскую область посылать сельскохозяйственные продукты? Забирают наш багаж с весов, Иванову спросили её адрес жительства и посадили в каморку тёмную, где помещают арестованных. А сами вчетвером приехали к нам на квартиру. С виду как ехидные птицы набросились на меня с такими словами: «Где у вас ещё находятся сельскохозяйственные продукты для посылок в Ленинград?» Отвечаю: «Если и есть у нас купленные продукты, то не именно для Ленинграда, но и самим нам кушать надо.» Но они и слушать меня дальше не стали, а сразу все четверо к обыску преступили и все наши вещи в груду сложили. А потом за продукты принялись, не погнушались. Бельё в корзину уложили, а продукты в ящики, муку в мешках всю взяли, а потом и черные сухари забрали и посуду. А что было оставлено, то хозяйка Регина обобрала.

И вот велели и мне одеваться и ехать вместе с ними. А одежду мою тёплую всю уложили, а мне оставили холодную жакетку. Но я говорю, что я в такой холодной не поеду. И сама насильно вытащила свою шубёнку и одела, они же стали у меня её вырывать, а я не отдала. Тогда один из них и сказал: «Ну пусть одевает» Вот только она одна и сохранилась у меня.

Вот я оделась и поехала с ними. Вдруг идёт моя Паша, увидела меня, подбежала к нам и говорит: «А мне с нею можно ехать?» Они сказали: «Ну поезжай» Вот я сижу в финотделе, смотрю и Паша моя идёт ко мне. И вот сидим вдвоём, время час ночи.

Я была взята с постели больной, конечно и переутомилась. Мне сделалось дурно, меня положили на пол, по телефону вызвали ко мне доктора. Доктор меня освидетельствовал, ничего не объяснил, а только сказал: «Полежите пока».

И вот в 3 часа ночи сняли с нас допрос о том, сколько раз мы посылали багажом посылки? Я говорю, что первый раз хотели на праздник сделать подарок своим знакомым. Но они стали мне лгать. «Как один раз? Иванова показала, что раз 10 посылали по железной дороге, да сколько ещё раз посылали по почте!» Я отвечаю: «Не может быть, что бы Иванова сказала то, чего не было!» Потом позвали Иванову опять на допрос и говорят ей: «Вот ты, Иванова, показала, что в первый раз посылала, а Смирнова сказала, что более 10 раз.» Иванова отвечает: «Не может Смирнова того сказать, если этого факта не было. Вы сами это выдумываете.»

В 4 часа ночи позвонили в милицию. Пришёл милиционер и повёл нас в участок переночевать. Привели в небольшую каморку, где сделаны небольшие нары из грязных досок, не больше, как только на 4 души. 

Тут сидели 2 женщины, приговорённые уже к ссылке. Одну посадили за то, что она собрание будто сорвала. А другая за то, что на собрание сказала: «Власть хорошая, а порядки в ней неважные!» Теперь вот привели и нас. Они раздвинулись, дали нам место для покоя. А я так умаялась, что и без всякой постели уснула. И Паша легла ко мне под бочок.

Вот встали утром. Принесли нам чайник кипятку и по куску хлеба. Но мы два дня уже постились и не стали их хлеб кушать. Наши подружки, которые были с нами, стали угощать нас своей передачей, но мы отказались. Они покушали и заплакали в голос, а потом и песни запели от горя. А я им и говорю: «Дорогие, разве песнями успокоишь скорбящую душу? Нет! Нас прислали сюда для исправления, чтобы нам исправиться и от греха избавиться.» Вот наши подруги снова заплакали и слёзы на грудь, как град закапали. Вот стала я им примеры святых страдальцев рассказывать, как они добровольцами на страдание пошли и себя великими грешниками сочли. Они в тюрьмах сидели ни день и не два, а по 3 года и больше. Некоторые были сосланы, а некоторые сразу же после суда были приговорены на смерть. Через мучение и в мучении своём они не плакали, а наоборот благодарили Бога за то, что Он дал им тут на земле пострадать и за Христа пролить кровь свою по примеру Господа нашего Иисуса Христа, который пострадал за наши грехи, чтобы тем освободить нас от грехов.

Но, а мы то дорогие, именно за свои грешки сюда попали. Дома нам некогда было молиться, но здесь мы свободны, ничего сейчас за нашими плечами не стоит. Вот нам только и надо о содеянных своих грехах прощения просить, тогда Господь пошлёт нашей душе облегчение. А если и сошлют нас куда в далёкую страну, Господня рука и там будет помогать нам. Вот наши подруги по тюрьме и успокоились тем, что за грехи свои лучше здесь пострадать.

С утра до 5 вечера просидели, а нам показалось как за 2 часа. Потом мы с Пашей несколько молитв пропели. А они всё плакали и говорили: «Видно Господь вас к нам послал.» Вот только с ними по душам наговорились, вдруг наши двери отворились и сказали: «Смирнова, Иванова, собирайтесь на свободу!»

Мы пошли домой. А подруги наши стали с нами прощаться и нас со слезами провожали и благодарили, что мы их утешили и они с нами забыли, что в тюрьме находятся. ВОТ ЧТО ЗНАЧИТ ДУХОВНОЕ УТЕШЕНИЕ, ДАЁТ СЕРДЦУ ОБЛЕГЧЕНИЕ.

Вот пришли мы с Пашей на свою квартиру и увидели в ней полный хаос. Матрасы наши стоят верхом, доски с кроватей разбросаны по полу, как после громил. Мы с Пашей немножко убрали и захотели покушать, но у нас ничего не осталось, всё у нас отобрали, а что оставалось (сваренный нами суп и каша), то хозяйка съела.

И вот стала я у хозяйки хлеба покушать просить, но она мне сказала, что у неё нет. Ну я села на ящик и говорю Паше, - куда бы нам за хлебом сходить? Вот сидим и думаем, к кому нам обратиться? Пашу я послала оповестить в Ленинград о нашем постигшем крушении, а сама стала делать порядок, весь хаос разгребать.

Вдруг смотрю в окно. Подъезжает лошадь и приходит ко мне трезвенник Степан Васильевич. Привёз нам пуд муки и пуд картошки, головку сыру и русского масла. За 25 вёрст приехал. Вот я ему и говорю, - Брат, что ты такую дальнюю дорогу вздумал приехать? Он говорит, - Да вот как только с мельницы приехал и что пришла ты мне на память? Думаю, дай свезу сестрице свеженькой мучки. Сказал жене, что хочу съездить, она говорит, - поезжай. Вот я и приехал. А что у тебя сестрица так развалено, или ты куда переезжаешь? Я говорю ему, - Да вот дьявол позавидовал нашему блаженству и всё до последнего куска хлеба у нас отобрал. А Господь опять нас наградил и внушил тебе привезти нам хлеба, как некогда Илью кормил в пустыне через птицу ворона. А вот нас кормит через тебя, бывшего вора. И вот как нам не благодарить Бога за Его многую милость к нам.

Вот тут ещё кто по близости услышали о нашем несчастье, так же принесли нам кое чего. Потом приехала к нам Габурова Сашенька и привезла нам кое-что покушать.

Прошло недели 2 и нам прислали повестки явиться на суд. Мы стали с Пашей собираться и чувствовалось мне, что нас арестуют. Я говорю Паше, - Связывай себе вещи отдельно, и я отдельно. Если арестуют, то будет у нас что сменить. Вот наложили что нам необходимо, но наш хозяин Ригин сказал: «Не берите с собой ничего. За что вас арестовывать? А если что будет, так мы вам принесём это всё.» Мы поверили их словам и пошли с пустыми руками.

И ВОТ НАС ОСУДИЛИ К ОТБЫВАНИЮ В СЕВЕРНЫЙ КРАЙ НА 3года.

Обратно нас домой не отпустили, а приставили нам курносого телохранителя, ростом в полтора аршина, винтовка больше его, по земле влачится.

Повёл он нас на бесплатную квартиру. И вот посадили нас в полицейскую конуру, где раньше у торговцев хранился товар. Помещение каменное, вышиною в 4 аршина, окна саженной вышины, стёкла выбиты, некоторые кое-чем заткнуты, которые сеном, которые грязной тряпкой, которые мелкими фанерками от ящиков. Нам показалось холодновато, а лечь грязно, вонь, мусор мокрый под досками. Кушать захотели, но ничего и купить нельзя из хлебного. Вот на утро приносят нам 2 небольших кусочка хлеба. Мы перекрестились и стали есть с аппетитом и попросили к хлебу соли. Но нам в этом отказали, сказали, что не полагается. А без соли неохота есть.

Рядом сидят мужчины и в стенке возле железной печки проломлено ими отверстие, чтобы переговариваться. Вот я встала на нары и прошу их, - товарищи, нет ли у вас немного соли? Они мне щепотку дали. Вот мы и покушали хлебца с солью и запили кипятком. Съели одну пайку, а другую оставили к ужину. Так же очень аппетитно покушали, с кипятком похлебали мурцой и стали думать, как нам устроиться спать?

Постлать нечего, только что одето на нас. Вот приходит вечером наша хозяйка и приносит наш гладильник и две наши маленькие думочки, кое какое рваное белье, небольшой кусочек хлебца, четырёхдневного кислого овсяного киселя и больше ничего.

Вот начали мы на этом войлоке приготавливать постель. Войлок под себя, моей шубейкой прикрылись, Пашину пальтушку в голову положили и к печке тёпленькой прислонились, я спиной и крепко, крепко заснули.

Но вдруг напали на нас неприятели белые, потом и красные и не дали нам покою, стали нас сильно кусать.

Вот мы сняли свои нижние вещи с себя и стали неприятелей ловить, а ничего не видно. Дали ломаную лампу без стекла, огонь коптит, набралось полно сажи. На белье при таком свете ничего не поймали, а только стали на ощупь ловить, да на нарах их бить. Так всю ночь с неприятелями провели.

Смотрим, уже утро настало, и некогда спать стало. И вот с такими неприятелями мы 4 ночи провели. А на пятую ночь в город Бежецк в тюрьму нас перевели. Шли через разлитые реки.

В 2 часа ночи нас в милицию привели, там и оставили. А в 9 утра нас через милицию в Бежецкую тюрьму доставили. Нас приняли и мешочки наши при обыске растрясли, ничего в них не нашли. Тогда нас с надзором повели и в одиночку посадили. Так часа 4 в ней мы посидели, а потом нас к доктору обоих повели. Он нас прослушал, записал, приказал в баню нас вести, а после бани в общую камеру нас привели.

Там сидело женщин 10. Нары все заняты, пришлось нам лечь на пол. Вот улеглись мы с Пашей, а у нас за спиной белые заходили и не дают нам уснуть, вот и пришлось нам встать что бы белых изловить. Огонь керосиновый горит всю ночь, искать видно. Слышу мыши ходят по нам. Красивенькие, серенькие, ходят в тишине, нас не стесняются и проверяют передачи в корзинках. На утро мы со всеми познакомились и пошли у нас разговоры о Священном Писании.

На душе стало легко. Народ весь здесь убитый скорбями, о законе слушать был рад. Сидели тут в нашей камере евангелистки и крестьянки, кто за что посажены. Сказать правду, то большинство ни за что, по наговору людей. Вот мы с Пашей начали со среды пост, чтобы встретить нам Святую Пасху. Над нами вся камера удивилась, почему мы не пьём и не едим. И вот крестьянки стали укорять евангелисток зачем те в Страстную пятницу грызли конскую лягу, а назвались евангелистами? Ну и пошли спорить. Вот я подхожу к ним и говорю: «Не стоит вам сестры укорять друг друга. Кого совесть не грызёт, тот пусть и ест что хочет.» Но всё-таки на евангелисток крестьянки смотрели с призрением, а нас очень полюбили. Мы с евангелистками сошлись словами.

Вот пришла Пасха. Стали мы с Пашей разговляться. У нас хлеба скопилось 10 паек. Из них мы две себе оставили, а восемь отдали тем, кому не хватает и стали пить кипяток с хлебом и солью. Евангелистки дали нам по кусочку сахару и по кусочку сыру и маслица на хлеб. Вот мы и разговелись.

Потом пришли к нам из другой камеры игуменья с монашкой и приносит мне пол-литра кипячёного молока, два яичка, две лепёшки и два куска сахара. Я не беру, а она говорит: «Ты меня во время скорби накормила, так я обязана тебя отблагодарить.» А я и забыла, когда её кормила, а потом вспомнила. Когда я жила в Красном Холме и шла с базара я увидела идущую скучную игуменью и спросила её: «Сестра, куда идёшь?» Она отвечает, что идёт на станцию, на поезд. Я ей говорю, что время сейчас одиннадцатый час, а поезд уходит из Холма в пять вечера, так пойдём ко мне. Она рассказала, что их из монастыря выгнали и монастырь уже заняли. И вот она поехала к знакомым, а её там арестовали и в Бежецкую тюрьму отправили и с нею семь монашек арестовали. И что же, вот случай какой. Она меня в тюрьме встретила и так же во время скорби меня накормила.

Пришло время обеда. Принесли мясных щей. А мы с Пашей стали есть мурцу, (мурца или мурцовка — это кипяток и накрошен туда хлеб, лук, соль и масло) да так вкусно! Вот поели и «Христос воскрес» запели.

Вдруг идёт надзиратель и кричит: «Смирнова, на свиданье!» У меня душа зарадовалась, думаю, кто бы это мог меня в такой день посетить? Вбегаю в дежурную, вижу сестру Пашу Поддубную и только успела с нею поздороваться, а она заплакала и говорит, что со среды здесь проживает и не могла ко мне попасть. Вдруг свисток, свиданье кончилось, она заплакала, пошла, помахала платочком и скрылась за воротами.

И заболело моё сердце о ней, что такую дорогу дальнею совершила, а душу свою не утешила, свиданье не более десяти минут было. Сдавило моё сердце слезами, но на волю я их не выпустила.

В камере меня стали поздравлять с радостью, но я не могла ответить им благодарностью, а стала сразу разбирать передачу и делиться, хоть по немного, но всем без обиды. И вот что ни кушаю, а внутренне слёзы глотаю, всех друзей вспоминаю. От всей души их благодарю и Бога прошу, чтобы Господь продлил их жизнь в добром здравии, благополучии и послал успех в делах. Потом Паша Поддубная ещё два раза была, спасибо ей за заботу, что совершила такую дорогу, ради нас ничтожных и привезла нам питание.

И вот пробыли мы в Бежецкой тюрьме два месяца. А потом нас в Ярославскую тюрьму переслали. Посадили нас в арестантский вагон, набили снизу до верху, как сельдей в бочке. От табака чуть не задохнулись.

19 мая привезли нас в Ярославль. Паша с народом шла пешком под командой конвоя, а мне сказали: «Ты бабушка садись на воз, где помягче». Я сама туда влезла, села и хорошо, мягко было мне ехать. И этим временем нагляделась я на город Ярославль и понравилась мне обширная река Волга. Город чистенький, большое трамвайное движение, много небольших садиков. Одним словом, город культурный. Ехали часа 3 до Романовской тюрьмы.

Вот въезжаем во двор, народ стоит во фронт. На дворе стоит стол, сидит начальник тюрьмы и выкликает всех по списку, т.е. проверяют, не убежал ли кто по дороге. Вот дошла очередь и до нас, выкликают, - Смирнова, - отвечаю, - здесь. Спрашивают сколько лет, за что судима и на сколько лет? Так же и Иванову спросили и записали нас.

Потом нас отправили в баню обмыться, чтобы в камеру чистыми явиться. Баня большая, чистая, тазы в ней медные, а вода такая мягкая, что без мыла голову мыли и как шёлк волосы промылись. Такой мягкой воды мы нигде не видели, как в Ярославле.

После бани повели нас на третий этаж в камеру. Сидели там игуменья, три монашки и одна еврейка. Всего сидело одиннадцать человек, да нас двое – стало тринадцать.

Встретили нас любезно, предложили нам кипяточку после бани, конечно, мы не отказались, попили. Потом принесли ужин: щи пустые, но мы их не хлебали. В восемь вечера стали стлать постель на полу. По стенкам камеры в круговую были собраны пять коек из досок, не шире аршина. Двое спали на столе, одна под столом, остальные на полу. Спать было тепло, но кусали блохи и клопы и не давали заснуть, все лежали и почесывались.

В шесть часов встали, открыли нам камеру, все пошли оправляться, умываться, а кто за кипятком, кипятку бери сколько хочешь. Другая пара пошла выносить ночную парашу, а за это время проветривается наша камера. Потом опять закрывают на замок.

Помещение камеры около десяти аршин длины, около четырёх ширины, окошко около аршина ширины, меньше аршина высоты, электросвет почти у самого потолка, пошить если что, то не очень видать, да и вечером лампочка плохо горит.

Для обихода выпускают нас в коридор только три раза в день. Давали на дворе прогулку целый час, выпускали всех женщин вместе.

На прогулке я со многими познакомилась. Тут было много монашек из разных мест и были с Карповки монашки, т.е. отца Иоанна Кронштадского. Вот и пришлось с ними о многом поговорить, они меня полюбили.

Потом они познакомили меня с двумя архиереями. Во время обихода мы и они могли через волчок в двери поговорить. Вот я подхожу к их волчку и говорю: «Мир вам отцы». Они спросили меня, что с кем имеют разговор? Я сказала, что я последовательница Чурикова. И что же? Встревожились владыки и стали не милостиво со мной говорить: «Вот ваш, где сейчас Чуриков?» А я отвечаю им, что находится на покое, как и вы. А они говорят: «Кто дал разрешение вашему Чурикову проповедовать?» А я отвечаю: «На хорошее дело не нужно разрешение, а нужно желание, да в подкрепление говорит нам Иоакова послание: «Кто уговорит брата или сестру, тому множество покроется грехов.» Вот Чуриков и последовал по Писанию Иакова, оставил свою торговлю и пошёл спасать от разврата и пьянства брата и сестру, вероисповедания всякого. Со злобою на меня епископ крикнул в волчок, что Чуриков сектант! А я говорю им, что попы назвали его сектантом, а весь исцелённый Им народ чтил Его и по сиё время чтут Его имя. Он кричит: «Ваш Чуриков против священников православных!» А я отвечаю, - нет! Чуриков только против попов. Он отвечает: «А всё равно!» Я отвечаю: «Нет! Не всё равно. Священники были: Николай Чудотворец, Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и другие им подобные, так они просвещали свой народ учением и через их проповедь люди исправлялись и по их молитве от болезни исцелялись.

А относительно попов, они зажили в угоду мира: выпить им не грех, покурить им не грех, в картишки сыграть - не грех, жену другую взять - не грех. Вот через этих попов и постигли страну нашу такие непорядки и безверие, всё именно через таких попов.

Тогда епископ и говорит: «Вот теперь и видать из слов твоих, что из-за вас и патриарха Тихона изгнали именно через Чурикова!» Тогда я ему отвечаю: «Слушай владыка, патриарх Тихон не Чуриковцами с престола спихнут, а всё благодаря вашему выпуску попов.