К сатирическим пародийным произведениям XVII века, использующим форму церковной службы и жития святых, относится повесть «служба кабаку».

Смысл повести состоит в обличении кабака, показе губительных результатов пьянства. Кабак, «несытая утроба», выступает в повести как всепожирающий Молох, от которого нет спасения слабому духом человеку. Автор описывает трагедию спившегося человека. Вот он приходит в кабак благонравный, разумный. Сперва начинает пить неволею, потом пьет с похмелья, а позже и сам пьет, и людей учит. И тогда уже, не помня себя, ходит по домам в поисках вина, хотя и не зовут его, и бранят. Его следует «отбегати – учит автор, яко ото лва, снедающе человека». За короткий час пития вина исчезает мудрость человека, наступает нагота, безумие, срамота. Пьянство приводит к опустошению дома, гибели семьи. Автор отмечает, что пьянство приводит к преступлениям. Пропив все, пьяницы обкрадывают приезжих и получают за это наказания. Как отмечает автор, старость пьяниц «нечестна, ни многолетна..., не христианскою смертию мнози человеци, от вина умирают».

В повести автор перечисляет всех, кто несет свою лепту в «несытую утробу» кабака. Здесь поп и дьякон. Они несут в кабак скуфьи, шапки, служебники. Монахи несут рясы, клобуки, дьяки – книги и переводы, философы мудрость меняют на глупость, «женки недобрые отдают блуд и скаредство», а добрые получают срам, повара мастерство меняют на винную чарку, лесники отдают куниц и соболей. Горестно, что все, любящие кабак, покидают родителей, и только когда наступает смерть, сетует автор, вспоминают они родителей, но поздно.

Сатирический эффект повести достигается использованием текста церковной службы (малой и большой вечерни), а также житийной литературы. Использует автор и недопустимое в то время сочетание высокой формы церковных песнопений с низким содержанием, изображающим все степени падения пьяниц. Пародируется в повести также и известная молитва «Отче наш»: «Отче наш, иже еси седиш ныне дома, да славитца имя твое нами... да будет воля твоя яко на дому, тако и на кабаке... и оставите должники долги наша, яко же и мы оставляем животы свои на кабаке... Но избавите нас от тюрьмы».

Эта талантливая сатира обличает «царевы кабаки» и такой человеческий порок, как пьянство. Пьянство изображено как выражение душевной слабости, с которой надо бороться. Пьянство – это нравственное падение человека. Оно приводит человека к позору, разорению, болезням, тюрьме. Повесть имела не только обличительный, но и поучительный характер.

ИСТОРИЧЕСКАЯ БЕЛЛЕТРИСТИКА XVII ВЕКА

Право искусства на художественный вымысел было признано русской литературой только в XVII веке. В связи с этим пришлось отказаться от нормативных предписаний средневекового историзма, который не признавал вымышленных героев и ограничивал круг литературных персонажей историческими лицами. Эти персонажи могли быть и псевдоисторическими, никогда не существовавшими, но средневековый автор и читатель не сомневались в том, что они действительно жили на земле. В исторической беллетристики XVII века остались лишь внешние приемы, лишь оболочка средневекового историзма. Авторы искали своих героев на страницах летописей и хронографов. Но не заботились о том, чтобы их поступки хотя бы приблизительно соответствовали тому, что сказано в летописях и хронографах. Источник не сковывал фантазию писателя, историческим оставалось только имя, а носитель имени становился вымышленным лицом. К таким произведениям исторической беллетристики относится цикл произведений о начале Москвы.

«ПОВЕСТЬ О ЗАЧАЛЕ МОСКВЫ»

Повесть начинается с упоминания об идее «Москва – третий Рим», но автор, не размышляя о Москве как последнем нерушимом оплоте православия, использовал только один мотив, сопутствующий этой традиционной идее, – мотив строительной жертвы. Согласно первобытным обрядам, этот мотив строился на убеждении, что всякая постройка, всякое здание лишь тогда долговечны, когда при их основании приносится человеческая жертва. Автор отмечает, что Рим и Константинополь («второй Рим») были якобы основаны на крови. На крови же возникла и будущая столица России. Обращаясь к этой теме, автор заявляет о том, что он не историк, а художник, так что этот мотив не столько историко-философский, сколько художественный.

Действие повести начинается с 6666 (1157-1158) г. от сотворения мира. С евангельских времен число 666 считается «числом зверя» – антихриста. Выбрав почти апокалипсическое число, автор хотел подчеркнуть, что в основании Москвы сказалась роковая предопределенность, что само время требовало крови. В этот год князь Юрий Долгорукий, остановившись по пути из Киева во Владимир на высоком берегу Москвы-реки, казнил местного боярина Кучку, который принял его не с «подобающей честью». Тогда именно князь и приказал выстроить на этом месте город и назвать по имени реки Москвой. Кучкову дочь он отдал в жены своему сыну Андрею Боголюбскому, к нему же были отосланы ее братья. Но одним убийством дело не кончилось. Понадобилась для строительства города еще и кровь Андрея Боголюбского. Этот благочестивый князь-храмоздатель, молитвенник и постник, думал только о небесном и скоро отказался от «плотского смешения» с Кучковной. После чего она подговорила братьев убить мужа. Кнзя убили, а тело бросили в воду. Убийцам и княгине отомстил брат Андрея Боголюбского. На этом и кончается фабула повести. Впоследствии к повести добавлялись другие записи, лишь косвенно связанные с московской темой. В этом произведении повесть как жанр еще не обособилась от исторических сочинений, с которыми генетически связана. Подобно всякой летописи, повесть сюжетно не замкнута, ее можно продолжить записями о более поздних событиях. Автор, тем не менее, связан с летописью формально, его не интересует политический конфликт Андрея Боголюбского с боярским окружением, – конфликт, которым летописец объясняет убийство князя. Автор сознательно пренебрег историческим и политическим смыслом летописного рассказа. Его привлекал романический фон, который он развил с помощью византийской Хроники Константина Манассии, которая была известна в составе Хронографа 1512 г., откуда он и взял мотив строительной жертвы.

«СКАЗАНИЕ ОБ УБИЕНИИ ДАНИИЛА СУЗДАЛЬСКОГО И О НАЧАЛЕ МОСКВЫ»

Второе произведение цикла – это новый шаг в развитии исторической беллетристики, в овладении художественным вымыслом. В «Сказании» последовательно проведена беллетризация сюжета. Москва здесь не называется «третьим Римом», мотив строительной жертвы решительно отброшен. Философия истории в «Сказании» - это филосифия исторической случайности. Эта историческая случайность заявлена уже в начале повести, где автор говорит, что «вложы бог в сердце князю мысль», т.е. герою, созерцавшему красоту москворецких угодий, пришла мысль выстроить здесь город, и не более того. Автор отказывается от идеи божественного предначертания и дает волю художественной фантазии. В произведении господствует стихия чистого вымысла. Все достоверные исторические реалии здесь наперечет. Это – сообщения о том, что у Даниила, младшего сына Александра Невского и родоначальника князей московского удела, был брат Андрей, занимавший владимирский великокняжеский стол, и сын Иван – будущий Иван Калита. Надо отметить, что никакой кровавой драмы в семье Даниила Александровича не было, драму придумал сам автор. Рукописная традиция произведения говорит о полнейшем невнимании к истории – в разных редакциях «Сказания» герои носят разные имена: вместо Даниила – Борис Александрович, злодейка княгиня именуется то Улитой, то Марьей. Здесь полностью осуществлен переход от исторических имен к вымышленным. В произведении вымыслу отдан приоритет перед историей – меняя имена, автор не меняет сюжетную линию.

Даниил силой взял к себе на службу двух братьев – сыновей боярина Кучки. Они приглянулись княгине и она договорилась с братьями, чтобы они убили Даниила. На охоте братья напали на своего господина, но тот успел скрыться и спрятаться. Княгиня, узнав о неудаче, дала им совет – найти князя с помощью собаки, которая и помогла братьям найти Даниила. Практически преданный хозяину пес и выдает его. Тут Даниил Александрович и был убит. Но за брата отомстил владимирский князь Андрей. Сначала он казнил вдову, а потом братьев. Затем пришла ему мысль на месте «красных сел» злополучного боярина Кучки построить город Москву.