Ясский мир. Расцвет Новороссии

Война 1787–1791 гг. фактически велась Россией ради обеспечения положений

Кючук-Кайнарджийского мира, попранных Османской империей.

Немирные закубанские племена, турецкие подданные, ходили воевать на

Донскую область. Со стороны турецких владений шли постоянные набеги на грузинские

земли. Порта требовала от русского правительства отказа от протектората над Грузией

и владения Крымом, возвращения 39 соляных озер возле Кинбурна. Наконец турецкие

требования были предъявлены в ультимативной форме, и, когда Петербург не

удовлетворил их, русский посол был заключен в тюрьму.

Ситуация осложнялась очередным воспламенением Польши и началом военного

противоборства со Швецией, «скучавшей» по потерянному ей Выборгу. В очередной

раз действия южных и западных врагов России были вполне скоординированы.

Не буду останавливаться на многократно описанных событиях этой войны, когда

просияли военные таланты Суворова, Румянцева, молодого Кутузова, проявилась

инициативность русских офицеров, энергия и мужество русских солдат.

Промышленность,
созданная
Петром,
все
еще
обеспечивала
техническое

преимущество российских войск над всеми ближайшими соседями; дворянство пока не

отвыкло от старого правила, что за земельное владение, обеспечиваемое крестьянским

трудом,
нужно
служить
государству.
Российская
рекрутская
армия,
сочетая

профессионализм и народность, оставалась сильнейшей армией мира. Ни в открытом

 

73

 

бою, ни при осаде крепостей, ни турки, ни европейские армии не могли противостоять

ей.

Эти факторы перевешивали полное расстройство российских финансов и слабую

централизацию управления.

Мирный договор, завершивший русско-турецкую войну, был подписан в Яссах 29

декабря 1791 г.

Он восстанавливал действие Кючук-Кайнарджийского мира и Георгиевского

трактата. Турция соглашалась с потерей Крыма, отказывалась от претензий на земли

Картли-Кахетии, признавала российский протекторат над дунайскими княжествами. К

России отходили земли между Южным Бугом и Днестром. [153]

Русская реконкиста подходила к концу, к Руси вернулись земли времен Ярослава

Мудрого и Мстислава Тмутараканского, реки и степи Северного Причерноморья.

Русские суда снова белели парусами в Черном море.

Несмотря
на
замечательные
победы,
Российская
империя
ограничилась

умеренными
территориальными
приобретениями
и
отказалась
от
взыскания
с

побежденных контрибуции.

С окончанием войны для причерноморских степей исчезала проблема кочевых

нашествий. Но до настоящей дружбы с трижды побитой Турцией оставалось еще очень

далеко, поэтому в 1792 г. была построена Днестровская линия. Западная ее сторона

прошла по Днестру, от впадения в него Ягорлыка, южная – по морскому берегу до

Очакова.

На линии
был заложен
ряд крепостных сооружений –
занималась этим

«Экспедиция строения южных крепостей» во главе с екатеринославским губернатором

Каховским. На Днестре, против Бендер, появилась Тираспольская крепость, на

Днестровском лимане – Овидиополь, на месте турецкой крепости Хаджибей родилась

«красавица» Одесса.

В Николаеве, созданном у впадения Ингула в Буг, решено было построить

верфь. Этот город развивался успешнее, чем Херсон, за счет более удачного

местоположения. Строительство шло бойко, лес доставлялся за казенный счет из

Киевской губернии. Казна выкупила у ярославских помещиков крестьян, сведущих в

каменном строительстве, они стали одними из первых николаевских граждан.

Вдобавок к верфи были построены литейный и канатный заводы; на бугских

порогах поставлены водяные двигатели для кузнечных работ.

Сюда перевели правление Черноморского флота, затем кадетский корпус и

некоторые судоремонтные мастерские и, наконец, в 1824 г. – адмиралтейство.

В Николаеве разместились кораблестроительное и штурманское училища.

Здесь базировался приморский гренадерский корпус, составлявший морскую

пехоту для гребных судов, в мирное время занимавшийся работами в порту или

перегонкой леса по лиману. Семейных солдат учили плотничьему и другим ремеслам,

 

74

 

необходимым в адмиралтействе. Три тысячи гренадер получили земли для поселения, в

том числе участки, выкупленные у частных лиц.

Для
распашки
земель
в
казенных
селениях
вокруг
города
водворяли

беспаспортных выходцев из Польши и русских бродяг.

Домом престарелых для отставных одиноких офицеров стал монастырь Спасо-

Николаевской лавры. Для остальных страждущих построили инвалидный дом и

госпиталь.

Для услаждения глаз соорудили фонтаны, отделанные мрамором, для здорового

услаждения тела устроили турецкую баню.

Доходы от лавок, выстроенных у биржи, от винных погребов, трактиров и

кофеен, употреблялись на содержание монастыря и церквей.

И вся эта бурная деятельность по созданию образцового города была чисто

казенной, старт ей дал инициативный причерноморский наместник князь Потемкин,

который не собирался ждать до второго пришествия частной инициативы. Так что

торговые люди приходили на все готовое. [154]

Но все же жемчужиной Новороссии стал не Николаев, а Одесса, основанная в

1794 г.

2 млн рублей было ассигновано на устройство здесь порта и верфи.

В 1802 г. в Одессе, имевшей выборный магистрат и два форштадта, военное и

греческое, насчитывалось 9 тыс. жителей. Для дальнейшего развития она получила 15-

летнюю налоговую льготу, освобождение от постоев, новые земли.

Торговый оборот Одессы в 1814 г. достиг знатной цифры в 20 млн руб. Главным

товаром вывоза являлась пшеница. С Одессой Новороссия твердо вступила в мировой

рынок.

Одесский порт быстро стал ведущим в России по вывозу и удерживался в этой

роли вплоть до заката империи. Греческие торговцы от начала до конца крепко

держались на верхушке одесской торговли. [155]

Местный градоначальник герцог де Ришелье, не слишком отличившийся на

военном поприще, в строительном деле показал себя наилучшим образом. И вкус,

конечно, ни разу не изменил французу.

Под его чутким руководством русские мужики построили торговый порт,

карантин, таможню, воспитательно-учебное заведение, театр, госпиталь, две тысячи

домов для частных лиц, на казенные, кстати, деньги. Были разведены сады, высажены

белые акации, каштаны и прочее – для озеленения городской территории. В общем,

дюк [156] вполне заслужил себе памятник в самом красивом месте Одессы.

Из других городов Новороссийского края выделялись Мариуполь, населенный

греческими
колонистами,
и
Ростов
вместе
со
своим
многолюдным
армянским

пригородом, именуемым Нахичевань. Армяне, издревле торговавшие по всей Передней

Азии, принесли сюда свои обширные торговые связи. Здесь было устроено несколько

 

75

 

фабрик и заводов, обслуживавших бурно растущее сельское хозяйство Донской

области.

Таганрог к началу XIX в. насчитывал 8-10 тыс. жителей, имел биржу, гавань, его

торговля находилась в руках греков – но с Одессой тягаться он не мог уже ввиду

своего географического положения.

После Ясского мира усилилась иммиграция в Новороссию молдаван из-за Прута,

причем Екатерина особо способствовала переселению молдавских бояр. Императрица

не изменяла своему правилу увеличивать привилегированный чужеземный элемент в

зонах освоения. [157]

Молдаван селили по Днестру, возле Овидиополя, Дубоссар, Тирасполя. Бояре

получали поместья на несколько тысяч десятин, в их владениях селились русские и

молдавские крестьяне, которые тут же попадали в зависимое положение, хотя до

полного крепостного права не доходило. Правительство издало «Положение об

обязательных поселениях», ограничивающее власть помещиков. Крестьяне должны

были отрабатывать на барщине 12 дней в году, также нести отработочную повинность

на виноградниках и уплачивать землевладельцу десятину.

26 молдавских бояр и чиновников получили в Тираспольском и Ананьевском

уездах 260 тыс. десятин земли. Но почему императрица увидела в них цивилизованных

европейцев, остается загадкой. [158]

К
меннонитам
добавились
и
другие
прусские
переселенцы,
которые

пользовались еще более широкими льготами. Возврат ссуд для них отсрочили на 30

лет. Немцы-колонисты жили замкнуто, работая на себя и на внешний рынок, и никакой

культурной миссии (о чем, видно, мечтала Екатерина) не осуществляли – в отличие от

немецких мастеров, селившихся в российских городах.

В 1795 г. из Турции переселилось в Очаковскую область более 6,5 тыс.

старообрядцев.

Староверы
обладали
наилучшими
навыками
ведения
земледельческого

хозяйства из всех русских поселенцев Новороссии. В успешности «старые русские»

уступали разве что меннонитам, получившим море льгот, ссуд и безвозмездной

помощи.

В1802 г.
на
основании
манифеста
Александра
I
на
реке
Молочной
в

Мелитопольском
уезде
Таврической
губернии
поселились
духоборы,
где
им

предоставили в полную собственность земельные участки, а также за ничтожную

арендную плату – бывшие ногайские земли.

Духоборы были христианскими коммунистами с общественной обработкой земли

и равным распределением продуктов.

В 1820-х гг. переселялись в Новороссию молокане из Тамбовской и Астраханской

губерний.

 

76

 

К 1830-м гг. в Новороссийском крае насчитывалось более 36 тыс. старообрядцев

и русских сектантов. Все они отличались коллективистским духом, взаимопомощью.

Почти все их селения были зажиточны.

Русский крестьянин научился бороться с такими бедами новороссийских земель,

как засуха и засоление почв.

Здесь он стал применять осеннюю зяблевую вспашку – чтобы сохранить

«зимнюю сырость». Осваивал новые устойчивые к зною сорта зерновых, например

пшеницу-арнаутку, которая в Приазовье давала в первые 4–5 лет урожаи до сам-30.

Переселенцы переходили на орошаемое и богарное земледелие. Засоленные

поля «лечились» водой из подведенных каналов.

Многие
многоземельные
крестьянские
хозяйства
использовали
сложные

севообороты. Например, сеяли после пшеницы ячмень, затем овес, гречу и озимую

рожь. После гречи, умевшей подавлять сорняки и увеличивать плодородие почвы, поле

не пахали, сеяли в стерню, а потом уже запахивали семена.

Но природа создавала ситуации, которые невозможно было пережить при

помощи терпения и труда. Одна только суровая зима 1812 г. убила половину всего

скота в Новороссии – 1,25 млн голов. [159]

В императорском манифесте от 1804 г. говорилось уже о том, что ввиду

размножения населения в центральных губерниях необходимо оставить новые земли

для переселения русских крестьян, принимать иностранцев не каких попало, а

семейных
и
зажиточных
хозяев
из
числа
тех,
кто
занимается
земледелием,

скотоводством, виноградарством, разведением шелковичных червей и некоторыми

ремеслами (кузнечное дело, ткачество, портняжничество).

Теперь европейцы, желавшие переселиться в Россию, должны были являться к

российским
резидентам,
имея
свидетельства
от
магистратов
о
своем
хорошем

поведении и предъявляя капитал в размере 300 гульденов. До водворения на месте

европейцев обеспечивали только подводами на сухопутном участке пути и кормовыми

деньгами.

Для них сохранялось освобождение на 10 лет от податей, они по-прежнему не

несли наиболее тяжелых повинностей – рекрутской и постойной. Им предоставлялось

бесплатно по 60 десятин земли, до первой жатвы выдавалась беспроцентная ссуда на

хозяйственное обзаведение по 300 руб. и более.

При Александре I размах земельной приватизации в Новороссии несколько

уменьшился, но освобожденное дворянство все еще требовало «свое».

В 1803 г. прокатилась волна пожалований: штаб-офицерам – по 1 тыс. десятин

земли, обер-офицерам – по 500. Многие брали землю только для того, чтобы затем

перепродать.

С середины XIX в. крупные земельные собственники Новороссии, стремясь к

увеличению товарности, расширяли посевы сахарной свеклы, кормовых и технических

культур и нуждались уже в меньшей по численности и к тому же сезонной рабочей

 

77

 

силе. Землевладелец хотел оперативно отводить продуктивное поле под ту или иную

культуру,
затребованную
на
рынке.
Для
него
батрак
являлся
более
удобным

работником,
чем
крестьянин.
Владельцы
специализированных
хозяйств
стали

избавляться от «излишков» крестьянского населения на своей земле, захватывая

крестьянские наделы, как и их собратья английские лендлорды. В общем, история

вполне показала, что крупное землевладение хорошо для товарного производства, но

для колонизации подходит плохо…

Несмотря на все издержки сомнительной земельной политики, в начале XIX в.

Новороссия стала новой житницей России.

В 1804 г. Екатеринославская губерния дала 2387,7 тыс. четвертей хлеба, на

продажу пошло 45 %.

Освоение Новороссии открыло еще одно окно для демографического роста

российского населения, почти на столетие сняло ограничения, которые возникали из-за

оскудения запаса удобных земель в старом Черноземье.

В 1768 г. в Новороссии жило 100 тыс. чел., в 1797 – уже 850 тыс., в 1823 –

1,5 млн.

Большую роль в освоении Новороссии сыграла политика правительства Николая

I, благоприятствовавшая переселениям малоземельных государственных крестьян.

Практика приватизации казенных земель была прекращена, свободные участки

распределялись между переселенцами. Теперь уже помещик мог потерять свое имение

за неподобающее отношение к крестьянам или заложив землю в государственное

кредитное учреждение.

Казаки, казаки

В старом русском государстве было, формально говоря, два казачества: казаки

служилые, входившие в число государевых служилых «по прибору», и вольные, не

очень многочисленные. Впрочем, вольное казачество до определенной степени также

находилось на государственной службе, получало жалование из казны, начиная со

времен Ивана Грозного. И свою государственную роль вполне осознавало: «Служим…

за дом Пречистой Богородицы и за все твое Московское и Российское царство».

Вольное казачество то открыто участвовало в походах царских войск, то

проводило «спецоперации» против крымцев, турок и прочих беспокойных басурман. От

«спецопераций» Москва формально открещивалась, чтобы не навлечь войну с Турцией

или крымский набег, но тут же присылала казакам жалованье и царские грамоты:

«Будьте уверены в нашей к вам милости и жалованьи». Без царской казны вольным

казакам трудно было бы прожить, особенно донским, которые до конца XVII в. сами

себе запрещали заниматься земледелием; наказания за нарушение запрета были

весьма суровые (отдавали крепкого хозяйственника на разграбление и даже на

смерть).

Правительство посылало на Дон, Яик, Терек хлеб, порох, свинец, ядра, холсты и

сукна, в общем все, без чего нельзя жить на окраине. Государево жалованье грузилось

 

78

 

в Воронеже на суда-будары и сплавлялось до Черкасска. Там встречали казну

естественным
оживлением,
пальбой
из
всех
калибров
и
следующими
словами

войскового атамана: «Государь за службу жалует рекою столбовою тихим Доном со

всеми запольными реками, юртами и всеми угодьями и милостиво прислал свое царское

годовое жалованье».

К востоку, северу и западу от земель вольных донских казаков стояли

государевы сторожи, по Дикому полю ездили станицы государевых служилых людей.

Это была система раннего обнаружения татарских набегов, благодаря которой

увеличивалась и безопасность казачьих земель.

Красивая и точная цитата из Любавского: «По мере того как подвигалась вперед

колонизация степей, руководимая государством, укреплялась и разрасталась

вольная казацкая колонизация на Дону и Днепре… Станицы казаков, проносившиеся

прежде по степи, как станицы перелетных журавлей, сели на землю и вытянулись

длинными селениями по Дону и Донцу и их притокам». [160]

Среди государевых людей весомую долю составляли тоже казаки, только не

вольные, а служилые «по прибору». Их верстали из вольных казаков, крестьян,

посадских.
Наделяли
землей
на
общинном
праве,
иногда
на
индивидуальном

поместном. Помещики на окраинах, как казачьего, так и неказачьего происхождения,

жили кучно, использовали общие выпасы, сенокосы, а кормящих крестьян, как

правило, не имели. Так появлялись, например, атаманские деревни. (Назваться

атаманом, при верстании на государеву службу, мог каждый желающий, поди проверь.)

Впоследствии, в XVIII в., многие из этих помещиков в благородное дворянство не

попали, а были перечислены в сословие однодворцев.

В Сибири как такового вольного казачества не было, ее прошли вдоль и поперек

казаки служилые, достаточно вспомнить устюжан Дежнева и Атласова.

Да, произошло со временем огосударствление казачьей жизни и все казаки

стали служилыми. А разве могло быть иначе? За XVII–XIX вв. на планете почти не

осталось мест, куда бы ни пришли государственные институты: все локальные общины

приняли верховную власть того или иного государства. Чаще всего вместе с

государством приходил капитал, взламывал натуральное и мелкотоварное хозяйство,

сгонял общинников с земли. В Российской империи этого не произошло. Государство,

наоборот, тормозило приход капитала (купли-продажи) на казачьи земли. А земли у

казаков было много, порой с избытком – так, согласно «Положению об управлении

Войска Донского» от 1835 г., на каждого донца приходилось по 30 десятин. В южных

районах к казакам нанимались работать «иногородние» или ногайцы.

Государство дорожило казачьей службой, поскольку главным было не товарность

и прибыльность, а освоение, окультуривание территории и защита ее от врагов, от

дикости. Казачество было уникальным государственным и общественным институтом,

несущим одновременно военные, полицейские, административные, хозяйственные

функции. Идеальным инструментом обживания новых земель России.

 

79

 

Казак
являлся
одновременно
воином,
стражем
порядка,
крестьянином,

ремесленником,

торговцем.

транспортником,
рыбаком,
строителем,
промысловиком
и
даже

Войсковые атаманы с XVIII в. были наказные, назначаемые, однако на низовом

уровне казачье самоуправление процветало (и

самоуправление в центре России середины XVI в).

очень напоминало крестьянское

Описания казачьей жизни, даже позднего времени, оставляют впечатление

некоего военного коммунизма. Многие работы проводились коллективно, например

рыбная ловля; пастбища и сенокосы не делились. Часть земли, пригодной для пашни,

также находилась в свободном пользовании, каждый казак мог брать землю там, где

удобнее; остальная земля подвергалась переделу. Пока взрослые казаки несли

кордонную службу, казачата охраняли станичную землю, сидели в дозорах на берегу

Терека или Лабы. Весь строй жизни был общинный: смотры, походы, праздники,

управление.

Государство российское носило мобилизационный тягло-служебный характер, со

всеми вытекающими минусами и плюсами. Основной плюс заключался в том, что

русские не разделили судьбу многих аборигенных народов мировой периферии, а,

продвигая фронтир все дальше и дальше, создали огромный «русский мир». И казаки в

этом играли видную роль. К 1917 г. было 11 казачьих войск от Уссурийского края до

Кубани и Дона, все на государственной службе, их численность составляла миллионы

душ обоего пола.

Регулярная российская армия, ее артиллерия и крепостные сооружения внесли

огромный
вклад
в
защиту
Области
Войска
Донского.
Казаки
превратились
в

земледельцев, что дало начало быстрому росту донского населения. Здесь начали

строиться
школы,
церкви,
промышленные
предприятия.
В
общем,
приход

государственных институтов в Область Войска Донского дал начало правильному

освоению края, недавно еще полупустынного. Из пристанища отчаянного воинства он

превратился в развитый регион, где вслед за сельскохозяйственным освоением

поднялась и промышленность. Восточная часть донского края стала первым центром

российской тяжелой индустрии. Население его, составлявшее в 1625 г. всего 5 тыс.

взрослых казаков, в 1775 г. было около 100–120 тыс. человек (30 тыс. взрослых

казаков), столетием позже, в 1873 г., уже 1,3 млн человек. В общем, жителей на Дону,

как казаков, так и неказаков, стало на два порядка больше, чем во времена вольного

казачества.

Марксисты-западники, вроде Троцкого, преследовали казаков не как отдельный

народ, а как наиболее традиционалистскую, «реакционную» часть русского народа.

Ведь казачество сохранило принципы организации и быта, характерные для всего

русского фронтира XV–XVII вв., в том числе постоянную готовность к вооруженной

борьбе. Многие из этих принципов не сохранились во внутренних регионах России

просто потому, что они давно перестали быть фронтиром.

 

80

 

Предгорья и горы