Крестьянинова Вера Фёдоровна

Я родилась 26 июля 1953 года в д. Рогали. Эта деревня жива до сих пор, только старинных домов нет. Они располагались по обе стороны Казанского тракта. Наш дом был первым на левой стороне, если ехать из Кырчан. У дома была большая усадьба. По краям её росли рябины, черёмухи и, что мне особенно запомнилось, орешник, на котором было очень много орехов. Девочек в деревне было мало, и я играла в основном с мальчишками: мы садились в самодельный «трактор»: в землю были воткнуты рычаги от дизеля, поставлены седуха и крыша – и «ездили». Деревенские бабульки мне говорили: «Больно глаза у тебя черны, ты бы их посыпала солью, и они посветлеют». За этим занятием меня застала бабушка и всыпала по полной. С мальчишками лазили по деревьям, бегали босиком, и однажды я очень сильно поранила ногу: боль помню до сих пор. Под горой бежала речка, и мой брат, который уже учился в Карачёвской школе (1 км от Рогалей) ходил туда рыбачить. Попадались в основном пескари и другая мелкая рыбёшка. Мы её жарили, ели и даже не чистили. Весной ели «севериху», нам казалось, что это очень вкусно, на полях собирали «пестики», ели так просто или делали с ними яичницу. Ёлки росли близко от дома, а в лес нас, маленьких, не отпускали. Мама, Одегова Наталья Петровна, работала в Кырчанской больнице санитаркой, ходила на смену 9 км пешком и не раз видела, как дорогу переходила стая волков. За деревней был колхозный овчарник. Помню, как мы с бабушкой зимой мылись в печи. Так в морозы делали многие в деревне, потому что печи были большие: выметали вечером из топленой утром печи золу, ставили в неё корыто и мыли детей. По праздникам, когда мужчины выпьют, деревня на деревню драться ходили, и, по рассказам мамы, отец после таких «сражений» приходил домой в рубахе с одним воротником – всё остальное клочья. Через дорогу от нас жил дядя Яков Масленников, у которого были пчёлы. Он жалел всех ребят, особенно нас с братом (отца тогда не стало), и, как накачает мёду, позовёт всех ребят из деревни, поставит на середину большое блюдо с мёдом, а мы макаем хлеб в мёд и едим. Такая вкуснотища! Один раз так наелись, что брат чуть не умер (такое от мёда бывает). В 1958 году мы переехали в Кырчаны, а наш дом ещё стоял лет 5, потом его сломали на дрова. Я думаю, что Рогали живы до сих пор потому, что они стоят на весёлом месте - на асфальтированной дороге. Только вместо старых домов построены новые, каменные двухквартирные, в которых живут колхозники. Из родственников в соседней деревне Коромысловщине живёт мой двоюродный брат Одегов Валерий Иванович. 

+ Рогали раньше находились не на Казанском тракте, а ниже, на берегу реки Прямик (замечание Булатовой Алевтины Фёдоровны, жительницы с. Зыково, уроженки Рогалей).

Волкова Нина Григорьевна

Я родилась в деревне Яланка Чигиренского сельсовета   и жила там до восьмилетнего возраста, до 1964 года. Деревня расположена на поле к западу от с. Чигирень примерно в 3 км по просёлочной дороге. Дома были на одной стороне, наш дом стоял на самом краю деревни у леса. В лесу было много белых грибов и лисичек, рос венерин башмачок, который сейчас занесён в Красную книгу. Изумительный цветок, его аромат я помню до сих пор, так как больше я с ним никогда не встречалась.                                         Речки близко не было, за водой ходили на ключи под горой. Её носили вёдрами на коромысле, а зимой возили двухсотлитровыми бочками на лошадях. Полоскать ходили на ручей километра за 2 в лес. Зимой дорогу заносило снегом, мы с мамой шли по пояс в снегу, волоча за собой корыто с бельём и топор, которым обрубали лёд. Ближайшие деревни в это время, в начале 60х, уже были нежилыми: Растильники, Куликовщина, Головановы, Бортники, Здоровщина, Косомановщина, Мильчаки.   Всё взрослое население трудилось на ферме, которая находилась на другом конце деревни. Женщины кормили и доили коров, мужчины подвозили корма, убирали навоз, заготовляли дрова, возили на лошадях воду для скота. И дома у всех было большое хозяйство: коровы, телята, овцы, куры, большая одворица, на которой сеяли для себя зерно. Убирали его вручную, серпами, потом молотили цепами, так как техники ещё никакой не было (!). Люди в прямом смысле слова трудились от зари до зари. Летом деревня пустела: все взрослые были на сенокосе, оставались только малые дети и старики. Мы с братом были совсем ещё небольшие – мне 6, а ему 2 года, дома ночью боялись сидеть одни (электричества не было), поэтому залезали на черёмуху, устраивали на ней «домик» и там ждали родителей с сенокоса, поглядывая всё время в ту сторону, откуда они должны были прийти. Бабушек у нас не было.                                                                                                                                                                            После уборки урожая в деревне начинались праздники: Покров, Воздвиженье и другие. Люди в деревне жили очень дружно и праздники отмечали вместе: каждая хозяйка по очереди принимала гостей, а прийти мог любой, кто хотел. Спиртное не покупали, а гнали «кумышку» (самогон). Мой отец Захаров Григорий Иванович был виртуозным гармонистом, без него не обходился ни один праздник. Но алкоголиков и пьяниц в деревне точно не было.                                                                                                                                                         В 1964 году мы,  четверо детей из деревни Яланка, пошли в 1 класс Чигиренской школы. И трудоспособное население стало перебираться поближе к школе: Захаровы, Максимовы, Жуйковы. В 1965 – 1966 годах деревня опустела. Сейчас, когда перестали выкашивать усадьбы, деревню не узнать, она вся заросла лесом. Люди ездят туда за рыжиками и за земляникой.

Когда мне исполнилось 8 лет, мы переехали в Чигирень. Это село было расположено на холме в 17 км от Кырчан. Под горой было 2 ключа, из которых жители брали воду. Ходить надо было далеко, метров 600-700, носили воду вёдрами на коромысле и много, так как в хозяйстве было много скота.                                                                                             Село было очень красивое, но небольшое. Его окружали леса, поля, холмы. Но лес был не так близко, как в Яланке. Мы, дети, ходили за грибами и за ягодами одни. Было много рыжиков, совсем близко, за селом, в так называемом выгоне, где паслись телята – место было загорожено жердями прямо среди ёлок и вересков. В Чапаях и Котляках росла дикая клубника, в сторону Яланки в лесу на вырубках было много малины. Теперь около этого леса вырос новый – на бывшем поле, мы теперь туда ездим за рыжиками. Это место называли почему-то Веретия. В лесу росло красивое растение, как я теперь узнала – сочевичник, больше я его нигде не встречала. Отовсюду на окрестности открывался красивый вид. Тогда около села ещё было много жилых деревень: Мешаловщина, Крюковщина, Кисели, Малая деревня,Пиняги. Ребята из них учились со мной: Бортников Г.П., Волков М.Н., Русинова (Волкова) Г.М. и другие. В сторону Нолинска деревни были уже нежилые : Чапаи, Котляки. В сторону Кырчан – Кокино, на другом берегу –Таратиха, где рос огромный кедр – настоящее чудо природы! На нём всегда было много шишек, и мы с ребятами часто ими лакомились, но потом кто-то жестокий и жадный дерево спилил.                                                                                                         Дома располагались по обеим сторонам улицы. Их было немного – 23-25. Село украшала Крестовоздвиженская церковь, построенная в 1875 году. По рассказам старожилов, в церковные праздники народу собиралось видимо – невидимо, а для детей даже привозили карусель. Церковь была действующей примерно до 1961 года, потом её закрыли, а в ней устроили склад для зерна, которое хранилось до нового урожая. В моё время церковь была местом, где мы, сельская ребятня, играли в классики, в прятки с переодеванием, прятались в подвале, в кельях монахов, лазили на колокольню, откуда открывалась потрясающая панорама: видно было на многие километры. И, хотя церковь понемногу разрушалась, никто во время этих лазаний не упал, не поранился. А так как напротив церкви была школа и там не было спортзала, весной и осенью на рядом площадке проводились уроки физкультуры: мы бегали вокруг неё кроссы, натягивали сетку и играли в волейбол.  До 1970 года в селе была почта, медпункт, магазин, клуб и библиотека, а ещё до этого сельсовет и ветлечебница. Школа была восьмилетняя, с интернатом на конце села для ребят из близлежащих деревень. Когда я училась, классы были уже небольшие – по 6-7 человек, начальные сдвоенные. Но мы жили очень интересной жизнью: к Новому году обязательно украшали свои классы, проводили соревнования, чаще лыжные. Благодаря им многие ребята, которые после 8 классов уходили учиться в Кырчанскую среднюю школу, неизменно занимали там в лыжных гонках призовые места. Особенно запомнились весенние «маёвки», когда собирались в школе вечером, при керосиновой лампе. Света в селе не было до 1968 года. Как сейчас помню, сколько радости было, когда оно появилось! Наш учитель физики первым купил себе маленький телевизор и приносил его по вечерам в школу. Почти вся деревня приходила смотреть телепередачи, пока другие не стали покупать себе телевизоры.                                                                   

Осенние и зимние каникулы у нас проходили в положенное время, а весенние – в половодье, когда разливалась узенькая речка – ручей Долгуша и ребята из Мешаловщины, Крюковщины и Грудцын  из-за этого не могли попасть в школу. Разлив начинался всегда неожиданно, ночью. Не дождавшись на уроки ребят из этих деревень, мы во главе с директором спускались к бушующей речке и кричали своим одноклассникам, стоящим на том берегу: «Ка-ни-ку-лы!» Каникулы длились, пока не отступала вода, но не дольше положенного. Школа и клуб были центром культурной жизни. Общими силами ставили концерты. В это время по распределению в село приезжали молодые специалисты, но, отработав положенные 3 года, из-за бездорожья уезжали в поисках лучшей жизни. Когда провели электричество, в клубе стали показывать кино. Нам, детям, места не хватало, поэтому мы всегда располагались прямо на полу. По вечерам молодёжь стала танцевать под пластинки, а до этого – по баян. В деревне Кисели жил отличный баянист, молодой парень. Он мог играть сколько угодно, а мы танцевали, пели, усевшись кружочком, до утра. Ни о каком спиртном в эти вечера не могло быть и речи. Когда баянист делал передышки, мой двенадцатилетний брат тихонечко брал баян, садился в суфлёрскую будку и «пиликал». Смешно на него было смотреть со стороны – одна голова торчала из-за баяна. И ведь научился играть, стал подбирать мелодии на слух!   В праздники люди гуляли всей деревней либо в клубе, либо на природе. Зимой в Масленицу всегда заливали горки, и мы вместе со взрослыми катались кто на чём – было очень весело! Весной на Троицу всегда украшали окна веточками берёзы – было очень нарядно! На Пасху у каждого дома делали для детей качели, мы ходили друг к другу в гости с крашеными яйцами и «христосовались», качались на качелях. В доме пекли пироги, ватрушки. Кстати, хлеб пекли всегда сами. Взрослое население работало в животноводстве и полеводстве: доили вручную коров (доильные аппараты появились года за 2 до распада села), сеяли зерновые. Своей техники не хватало – на помощь приезжали механизаторы из Кырчан. Теперь поражает то, что работали без выходных и отпусков. Летом рабочий день у доярок начинался в 4 утра, а заканчивался в 11 ночи, так как они. Кроме дойки, ещё работали на сенокосе. Им помогали дети: мальчики постарше загребали сено на конных граблях, а девочки ручными граблями в валки, из которых легче было смётывать сено в стога. В основном везде была ручная работа. Дети помогали родителям и на ферме, были на уборке урожая помощниками комбайнеров. Никто не болтался без дела, никаких правонарушений не совершал. В деревне детям некого было опасаться: мы лет с 10 по вечерам играли на улице допоздна, и родители за нас не боялись – никто никого не обижал. Летом любимой игрой была лапта, зимой – лыжи, самодельные санки. В 1970 -1971 годах детей в школе стало заметно меньше, и некоторые классы сократили. Потом постепенно стали закрывать медпункт, клуб, библиотеку. В 1973 году закрыли школу. Укрупнение колхозов было политикой государства. В селе Кырчаны специально для колхозников из Чигирени построили целую улицу домов. Перевезли скот и технику, обрезали свет – чигиренцы и гурченцы стали переезжать в Кырчаны на улицу Мира и Колхозную. Но многие решили уехать в города, на Урал - в поисках лучшей, чем в деревне, жизни. Переехали и мы. Свою исчезнувшую деревню я и сейчас люблю всей душой, хотя там нет ни одного дома. У нас с мужем традиция: каждую весну 14 мая мы приезжаем в свои деревни – Чигирень и Грудцыны. Стараемся сделать для них что-нибудь полезное: повесили дощечки с надписями, расчищаем родники, у сохранившегося здания церкви выпилили все лишние деревья, оставили только те, что посажены нашими предками, летом выкашиваем сорняки. А нынче нас кто-то опередил, обкосил траву. Мы были приятно удивлены, что кто-то последовал нашему примеру. В планах на будущий год расчистить площадку возле школы, в которой мы учились, выпилить заросли в нашем конце села. Наши дети нам всегда помогают, и я думаю – нашу традицию они будут продолжать. А значит, эти деревни не будут забыты.                   

 Кропачев Петр Иванович

Я жил в Жевлаках с детства в двухэтажном каменном доме в центре деревни. Сейчас от него остались стены и крыша. Учился в Кырчанской школе. Ходил туда за 7 км. Потом уехал, вернулся к матери в 1981 году, когда деревня ещё жила: колхозники работали на ферме, на току, по всей деревне был проведён водопровод, работал магазин, клуб, медпункт. Где-то до начала 70х существовала начальная школа, в которой работали супруги Широких, Александр Павлович и Лидия Аполлосовна. Дома, их было больше 40, стояли по обе стороны длинной улицы. И сейчас сохранилось довольно много для такой деревни домов из красивого, почти красного кирпича. Они хорошо выглядят до сих пор, потому что летом в них живут дачники, большинство из которых выходцы из Жевлаков. (Дома эти ухожены, трава подкошена, заборы и бани новые, теплицы, цветочные клумбы, качели для детей, окна, двери и крыши кое-где обновлены, огорожено несколько пасек). Клуб находился в бывшей часовне в центре деревни. Сейчас часовня стоит на тропинке к ключу. Деревню видно с Казанского тракта напротив Рогалей, потому что она стоит на горе, над ручьём Новик, который дальше течёт по лугам и впадает в Вою. (Она издалека похожа на древнюю крепость). Вокруг были поля, на угоре было много земляники и клубники, а за грибами надо было идти дальше, за Карачи или Рогали. Всё вокруг выкашивалось, на лугах и у речки пасли скот. В сторону Карачей были деревни Пахомовцы и Заполица, в сторону Городищ – Метели, в сторону Кырчан - Стрижи и Коростельки, в сторону Архангельского, ближе к Вое – Кисари и Плешково, на берегу Вои – Новик (Пустолайка).  В этих деревнях никто не живёт. Числятся в Плешкове 2 человека, но они уже получили квартиру в Карачах. Никто не ожидал, что деревня так скоро исчезнет. Народ начал уезжать поближе к цивилизации ещё в начале 70-х, а в начале 90-х сочли, что колхозу «Восход» содержать ферму и ток невыгодно, и ликвидировали её. Работать стало негде, и жители стали уезжать, большинство в центр колхоза в Карачи, где предоставлялись квартиры. Тогда и закрыли магазин, медпункт и клуб. Возродить Жевлаки пытался нынешний глава Кырчан Комаров Е.А., тогда фермер: закупил 5 панельных домов, поставил их, завёл скотный двор, сеял зерно, построил насыпь, но дело не пошло. Дома разобрали и продали, сейчас стоят остовы 2 последних. По моему мнению, деревню ещё можно возродить, только дорогу надо достроить, а то в грязь её всю разбивают, когда возят сено с войских лугов. Я живу в деревне один, у меня 2 собаки, 4 головы крупного рогатого скота, которые ходят без привязи и кормятся сами - травы и сена вокруг полно, вода под горой. Дачники доверяют мне сторожить их дома. Подправляю дорогу. Слежу, чтобы не было посторонних. (Собаки наше приближение учуяли давно, П.И. вышел на улицу и ждал нас, стоя посреди деревни). В магазин хожу по прямой дороге в Карачи или в Кырчаны. Летом приезжают племянники, говорят, про Жевлаки надо книгу написать.            

 Рухлядев Владимир Дмитриевич.

Это было осенью то ли 1979, то ли 1980 года, когда я работал инструктором по вождению в Кырчанской школе. В моём распоряжении было несколько тракторов, в том числе и гусеничный. М.В. Блинов, бывший житель д. Козловщина, попросил меня перевести на нём из этой деревни её последнюю жительницу, старушку. Ни на каком другом транспорте выехать оттуда было нельзя, потому что на подъёме в кырчанскую гору у гаража через старый мост были глубокие колеи. Спускаясь с горы, я подумал, что нагруженный трактор в них засядет, и решил возвращаться их Козловщины другой дорогой, в окружную. Я приехал в заброшенную деревню за 11 км. Старушка уже не первый год там жила одна. Ехать ей было некуда. Летом в деревне стояли пасеки бывших жителей, а зимой – никого. Ключ от неё был далеко, для питья старая женщина собирала дождевую воду, зимой топила снег. Я погрузил в тракторную телегу её пожитки, туда же села старушка. За д. Скородумовщина я повернул в сторону д. Костровщина, где был мост через р. Прямик. Конечно, ехать этим путём было в два раза длиннее, зато наверняка. Смотрю в зеркало – старушка стала креститься. Я подумал, что она боится дороги. Выехали на трассу, а она всё молится. Наконец перестала. Только потом М.В. Блинов рассказал мне, что она подумала, будто я её решил завезти в глушь и оставить там умирать, всё равно мол никому не нужна.