Звезда в «бриллиантовой» огранке ордена святого Андрея Первозванного

На двадцать восьмом году своей жизни Фридрих II вступил на престол, а родился он в 1712 году. Петр Великий был крестным отцом Фридриха II, но, конечно, он не мог знать, что со временем его крестник будет находиться во вражде с его дочерью, которая в 1756 году с удовольствием присоединилась к числу жесточайших врагов Фридриха и даже поклялась никогда не мириться с ним. Не посторонние обстоятельства и не старания Австрии навлекли на Фридриха такое сильное негодование Елизаветы Петровны. Он сам был виноват в этом: увлекаемый своим острым умом и живостью нрава, он часто имел привычку шутить, насмехаться и даже описывать в смешных стихах тех людей, которые ему не понравились. Так, не один раз случалось, что в минуту досады он неосторожно говорил и писал о своих неприятельницах, императрицах Русской и Австрийской. Слова и сочинения его доходили до них и были первой причиной разногласий между дворами. Эти разногласия впоследствии усилились еще больше между Россией и Пруссией и повлекли за собой войну, о подробностях которой вы узнаете из следующего рассказа.

Воина с Пруссией и кончина императрицы от 1756 до 1762 года

Слава короля Фридриха и храбрость, которой всегда отличалось войско, находившееся под его командованием, представляли много опасностей для всякого народа, начинавшего с ним войну, и поэтому Елизавета Петровна, отправляя в Пруссию свое войско, долго размышляла о том, кому поручить командование им. Выбор был тем труднее, что двое из ее опытнейших полководцев, граф Румянцев и фельдмаршал Ласси, за несколько лет перед этим скончались. Между тем в 1755 году четыре новые генерала удостоились получения звания фельдмаршалов. Это были князь Трубецкой, графы Разумовский, Бутурлин и Апраксин. Императрица избрала последнего, и в 1757 году война с Пруссией началась с самым счастливым исходом: 19 августа Апраксин при деревне Грос-Егерсдорф одержал блестящую победу над Пруссаками, о славе которых так много говорила в то время вся Европа. Русские, с восторгом услышавшие об этой победе, вскоре были чрезвычайно удивлены поступками фельдмаршала: он не только не воспользовался успехом и не погнался за бежавшим от него неприятелем, но даже вышел из завоеванных областей Пруссии. Ни Русские, ни Пруссаки не понимали сначала, что это означало, и только через некоторое время узнали о причинах, из-за которых Апраксин поступал так странно. Вот они.

Великий князь Петр Федорович не всеми был любим при дворе: многие вельможи, несмотря на давно принятую им Греческую веру, не считали его совершенно Русским князем и все еще видели в нем иностранного принца, особенно в то время, когда он слишком явно показывал свое пристрастие ко всему, что только имело какое-нибудь отношение к королю Фридриху II. Надо сказать моим читателям, что Петр Федорович чувствовал такое чрезвычайное уважение к достоинствам этого государя, что не только восхищался каждым его поступком, но даже открыто говорил о своем желании подражать ему во всем. Это не могло нравиться Русским, привыкшим в продолжение всего царствования Елизаветы Петровны видеть во Фридрихе неприятеля их Отечества.

Звезда ордена святой Анны

Но великий князь не обращал внимания на ропот недовольных, не думал даже о том, что сама императрица больше всех ненавидела Фридриха, и продолжал своей неосторожной откровенностью увеличивать число своих врагов. Сильнейшим между ними был канцлер граф Бестужев, который настолько не любил великого князя, что доносил на него императрице и даже старался, чтобы он был удален от престола. Но прежде, чем Бестужев преуспел в своих дерзких намерениях, императрица вдруг занемогла. Ее болезнь вскоре стала такой опасной, что не осталось никакой надежды на выздоровление. Все при дворе были погружены в глубокое горе, но больше всех канцлер. Судьба угрожала ему не только потерей государыни-благодетельницы, но и гневом ее наследника, так жестоко оскорбленного им. В то время, как он печально размышлял о своем затруднительном положении, было получено известие о победе Апраксина при Грос-Егерсдорфе. Апраксин был его другом и поверенным. Отправляясь в поход, он получил от канцлера приказание государыни стараться всеми силами победить Фридриха. Удачное начало восхищало фельдмаршала, и потому он с радостью спешил уведомить своего друга и покровителя о победе. Но мысли графа Бестужева были теперь совсем другие: не придумав никакого средства загладить свою вину перед наследником, он хотел по крайней мере воспользоваться первым случаем, чтобы угодить ему, и в тот же день графу Апраксину был отправлен приказ изменить свою позицию по отношению к Фридриху и не только не нападать больше на его владения, но даже оставить завоеванные области.

Мушкетеры гвардейских полков. Рисунок 1841 г.

Барабанщик лейб-компании с 1742 по 1762 год. Рисунок 1841 г.

Итак, милые мои читатели, теперь вы знаете причины, из-за которых так странно действовал Апраксин в Пруссии. Но как жестоко ошибся в своих расчетах канцлер! Здоровье императрицы, против ожидания всех, пошло на поправку. Ее негодование было чрезвычайно, когда она узнала о том, что сделал фельдмаршал. Вовсе не подозревая, что в этом деле был виновен и канцлер, пользовавшийся величайшим доверием при дворе, государыня сначала наказала только одного Апраксина, но через полгода, когда комиссия, проводившая следствие над фельдмаршалом, открыла все подробности дела, граф Бестужев подвергся строгому наказанию: он был лишен всех чинов, должностей, орденов и сослан навсегда в одну из своих деревень.

Между тем место Апраксина в армии занял генерал Фермор. Он не имел значительных успехов в сражениях с Фридрихом, хотя в начале своего вступления в должность главнокомандующего взял город Кенигсберг и крепость Кистрин. Но зато принявший после него командование над Русскими войсками фельдмаршал граф Салтыков и начальник союзного Австрийского войска барон Лаудон своими искусными распоряжениями и храбростью довели знаменитого короля Прусского до того, что в сражении при Кунерсдорфе в июле 1759 года он, с отчаянием глядя на свою разбитую и бегущую армию, восклицал: «Неужели ни одно ядро не поразит меня!» И говоря это, он нарочно бросался в самые опасные места, до тех пор, пока его адъютанты, заметив Русский сильный отряд, скакавший прямо на него, не решились взять за повода лошадь его, чтобы увлечь его с поля сражения. Эта битва, где Русские показали самым блистательным образом свою храбрость, надолго оставалась в памяти и самих Русских, и Пруссаков и, может быть, решила бы тогда же судьбу войны, если бы Австрийцы с прежним жаром продолжали участвовать в ней; но неизвестно по каким причинам граф Салтыков видел в их главнокомандующем с каждым днем все меньше и меньше усердия. Может быть, это происходило от неудовольствия, какое не могли не чувствовать Австрийцы, видя, что во всех местах, где проходили они вместе с Русскими войсками, жители отдавали преимущество последним не только в отношении их славы, но даже и в отношении того, как они посту пали с завоеванными городами.

Например, при взятии в 1760 году Берлина все жаловались на поведение Австрийских солдат, которые, несмотря на запрещение своего командующего, грабили без всякой жалости несчастную столицу Пруссаков, в то время, когда Русские не только отличались великодушием и подчинением своим командирам, но даже по просьбе Берлинцев получили приказание от своего фельдмаршала остановить своевольства союзников. В этом случае один из Русских генералов, защищавший от дерзких нападений Потсдам, сохранил от разграбления сокровища этого прекрасного загородного дворца Прусских королей. Зато иностранные писатели того времени с удивлением и благодарностью говорили, что имя варваров Севера, которым тогда еще называли Русских, совершенно несправедливо приписывается доброму и великодушному народу.

Обер-офицеры Преображенского, Семеновского и Измайловского лейб-гвардии полков с 1742 по 1762 год. Рисунок 1841 г.

 

Разногласия между Русским и Австрийским главнокомандующими продолжались и тогда, когда граф Салтыков из-за своей болезни уже сдал командование армией фельдмаршалу графу Бутурлину. Но этих разногласий не было достаточно для победы Фридриха, потому что если из-за них терялись успехи той части союзного войска, которой распоряжались оба предводителя, то другая его часть, состоявшая из одних Русских и вверенная командованию графа Румянцева, отличалась чудесами храбрости в Померании^[368], где ей поручено было взять крепость Кольберг. Здесь-то в первый раз появляется имя знаменитейшего из Русских воинов — Суворова, о котором вы, милые мои читатели, услышите впоследствии много прекрасного и необычного. В это время он был еще только подполковником, но дела его уже в полной мере показывали, какого великого полководца посылало России небо.

Крепость Кольберг не могла долго сопротивляться и 4 декабря 1761 года сдалась. Русские вместе с ней взяли 2903 пленных и 146 пушек. Такая важная победа обещала им новые блестящие успехи в войне с Пруссией, но вдруг все изменилось: в армии было получено известие о кончине императрицы Елизаветы Петровны и вместе с тем приказ нового императора прекратить все военные действия против Прусского короля. 25 декабря, в день Рождества Христова, государыня скончалась от жестоких припадков падучей^[369] болезни, усилившихся с лета 1761 года. Многие из современников императрицы полагали, что война с Пруссией оказала сильное влияние на ее здоровье. Такая причина очень вероятна, потому что набожная государыня часто во время своих жестоких страданий с горестью сознавалась, что мысль о Прусской войне, стоившей России на протяжении нескольких лет около 300 000 человеческих жизней, тревожила ее сердце. Исполненная самыми благочестивыми намерениями, она переносила с удивительной твердостью свою мучительную болезнь.

Русские называли царствование Елизаветы Петровны счастливым, даже более того, называли это время золотым веком России. И это было справедливо: она царствовала после ужасных лет владычества Бирона и царствовала с материнской любовью к подданным. Кроме того, ее царствование можно было с полным правом назвать счастливым и из-за тех блистательных успехов, которыми всегда заканчивались не только ее дела, но и намерения, и желания. Об удачном завершении важнейших из них уже известно моим читателям из всех наших рассказов о ее царствовании, но сколько было еще таких, которые, не будучи важными, оказали также большое влияние на тогдашнее состояние Русских. Например, она любила науки и изящные искусства и желала, чтобы ее подданные занимались ими, чтобы среди них были люди, которые поощряли бы их к этим занятиям, подавали бы им пример в преодолении трудностей, связанных с ними, и именно в то время при ней появился гений, которому было определено показывать путь обыкновенным людям ко всему изящному, при ней начал творить первый великий поэт России — Ломоносов.

Это блестящее явление было так удивительно и имело такие важные последствия для ученого и литературного мира России, что вы, друзья мои, наверное, не будете досадовать, если мы сделаем небольшое отступление от описания царственной жизни Елизаветы и расскажем несколько подробнее о судьбе этого необыкновенного человека. Впрочем, это и не будет отступлением, так как мы говорили о намерениях и желаниях императрицы, а многие из них были приведены в исполнение Ломоносовым.