Процесс генеральши фон Нейшютц

 

Magdalena Sybilla von Neitschutz, дочь саксонского полковника, родилась 8 февраля 1675 года. Когда ей было всего тринадцать лет, она своей редкой красотой привлекла к себе внимание всего двора курфюста Иоанна Георга III Саксонского. Высокопоставленные лица, находившиеся при дворе, всячески добивались ее руки; среди них следует особо упомянуть коменданта дворца von Haxthausen'a и графа Vitzthum'a, любимца короля: Фридриха Августа. Но вдруг перед ними предстал серьезный соперник в лице красивого, крон-принца, страстно влюбившегося в эту девушку. Это обстоятельство весьма не понравилось родителям молодого принца; желая покончить с этой привязанностью, они посылали его в далекие путешествия и заставили принять участие в нескольких походах против Франции. Но вот умирает его отец, курфюст Иоанн Георг III. Молодой человек приобретает полнейшую свободу и самостоятельность и не успев еще вполне устроиться в Дрездене, он открыто объявляет г-жу Neitschutz своей фавориткой. Мать курфюста, потеряв всякую надежду на исправление сына, решилась на последнее средство: брак. К сожалению, выбор ее был не вполне удачен: он пал на вдову маркграфа Ansbach'a, женщину, которая была гораздо старше курфюста; что же касается ее внешности, то, по свидетельству историков, она была далеко не красива, осанка ее была полна достоинства и серьезной строгости. Брак был заключен в Лейпциге в 1692 году во время весенней ярмарки (большая месса) и, вопреки сложившемуся обычаю, он прошел без всякой торжественности и пышности. Вместе с тем разнесся слух, курфюст удалил от себя любимую им девушку Neitschutz, назначив ей годовое содержание в 4000 талеров.

В действительности же дела обстояли не так. Через некоторое время графине Neitschutz снова представился случай убедиться в пламенной любви к ней курфюста. Вполне понятно, что все старания ее были направлены к тому, чтобы возможно сильнее упрочить свое положение. В этом ей оказывала сильную поддержку ее мать.

Тем временем Neitschutz, сопровождала курфюста в поход против Франции, родила во Франкфурте девочку. Это обстоятельство еще сильнее привязало к ней Курфюста. Однако домогательства графини Neitschutz заходили гораздо дальше. Она хотела, чтобы ей был пожалован княжеский титул; этим самым она приобрела бы возможность вступить в брак с курфюстом. Но тут произошло одно обстоятельство, которое разрушило все планы матери и дочери: Neitschutz заболела оспой и умерла 4 апреля 1694 года. На похоронах ей были отданы княжеские почести; при благовесте всех церквей она была погребена в княжеской гробнице в придворной церкви св. Софии в Дрездене.

Но недолго пришлось горевать курфюсту. Сидя у постели больной, он впитал в себя яд оспы. Через некоторое время он также заболел оспой и в двадцать дней его не стало.

Со смертью курфюста начала постепенно раскрываться таинственная роль, которую играли мать и дочь в своих отношениях к нему. Разоблачения эти вызвали бурю негодования, как при дворе, так и во всем народе. Был обнаружен факт колдовства и убийства курфюста и его отца, Иоанна Георга III.

В письме одного дрезденского советника, относящемся к тому времени, мы читаем следующее: «Вы достали где-то несколько волос, принадлежащих курфюсту Иоанну Георгу III, замесили их в воске или в каком-нибудь другом чародейском ингредиенте и сделали из этого маленькую человеческую фигурку. Затем, проткнув ее булавкой, вы начали растоплять ее на магическом огне. Этим самым вы хотели околдовать курфюста; вы призывали всяческие проклятия на его голову, вы желали, чтобы кости его лишились мяса, чтобы его внутренности испарились, словом, вы хотели чтобы он погиб. Вы достигли этого: через 4 дня после вашей злодейской операции он скончался. В вашей власти, конечно, было усилить или ослабить боли курфюста; для этого вам достаточно было по своему усмотрению увеличить или уменьшить магический огонь».

И действительно, при вскрытии трупа курфюрста оказалось, что его «легкие отвердели; цвета они были фиолетового, смешанного с красным; в них не видно было ни одной кровинки. Сердце находилось почти в таком же положении, что и легкие; в нем не видно было никаких, даже самых отдаленных признаков крови».

«Своей преступной чародейской игрой вы пробудили сверхъестественную любовь в сердце молодого курфюрста. Вы держали котел на вечном огне и варили в нем различные колдовские снадобья. Этим вы окончательно обворожили курфюрста. И вот, когда он в своей бесконечной любви припадал к устам своей супруги, его обжигал сильнейший магический огонь и в душу его проникали ужас и смятение. Но стоило ему приласкать Neitschutz – злодейский огонь, соразмерно падал и курфюрст предавался усладе и покою».

Но этим Neitschutz не ограничилась. По совету своей матери она часто угощала курфюрста паштетом, орошенным ее кровью и кровью ее матери. К левому колену ее был постоянно привязан маленький пучок волос, вырванных из половых органов курфюрста. В связи с процессом, возбужденным против генеральши von Neitschutz, была открыта могила ее дочери; тут у нее на плечах нашли ленту, сотканную из волос курфюрста. В этом факте также узрели чародейскую проделку генеральши: она будто бы снабдила этим свою дочь с тем, чтобы последняя увлекла с собой в могилу и Иоанна Георга III.

Г-жа Neitschutz замышляла подобное же злодеяние и против Августа Сильного, но ее замысел был раскрыт и против нее было возбуждено уголовное преследование.

Далее мы приводим приговор, вынесенный по этому делу; мы, конечно, при этом опустим все те пункты обвинения, которые никакого отношения к разбираемому нами вопросу не имеют:

 

«Что касается колдовства, которое вменяется в вину подсудимой, то, как из собственных показаний ее, так и из показаний многочисленных свидетелей, ясно видно, что она была подвержена различным суевериям, часто пророчествовала, читала по звездам и т. д. Она верила в то, что человека не может постигнуть жестокая кара, если он увидал своего судью раньше, чем судья успел заметить его. Кроме того у ее подруги Petschaft были найдены различные письма любовного содержания и целый ряд всяких подозрительных вещей. Надо полагать, что все это было оставлено у подруги лишь из предосторожности. Из вещей, найденных там, особенный интерес представляют следующие; три красных мешочка, наполненных полотняными лоскутками; все эти лоскутья были покрыты густой, запекшейся кровью; далее, три коралла; кусок пергамента, на котором были написаны какие-то неизвестные слова, портрет св. Анастасия, нарисованный на пергаменте, с подписью:

«Effigies Sanoti Anastasii Mart. ord. Carm. cujus aspektu fugari Daemones morbosque curari Acta duor Con-cilior. fessantur».

 

Далее там были найдены: икона Спасителя, маленький кусок бумажки, в которую был завернут красивый цветок, и несколько кусков полотнянной материи, покрытой кровавыми пятнами. Подсудимая вела знакомства с лицами, заподозренными в занятии колдовством; всех их она охотно принимала, выписывала из самых отдаленных стран и относилась к ним с величайшей теплотой и радушием. Но ближе всего она сошлась с известной ведьмой, Аnnа'ой Margereth'oй Burmeisterin. Щедро наделяя ее различными подарками, она искала ее поддержки в своих кровавых замыслах. Она хотела, чтобы von Haxthausen женился на ее дочери, чтобы ее муж, генерал Neitschutz, был возвращен к своей прежней деятельности; далее, она всячески стремилась к тому, чтобы тогдашний кронпринц Иоанн Георг IV полюбил ее дочь сильной, вечной любовью. К первому желанию ее г-жа Burmeisterin отнеслась крайне отрицательно; она утверждала, что г-н von Haxthausen никогда не женится на ее дочери, так как она достоверно знает, что она продажная женщина. Что же касается всего прочего, то по ее мнению, не следует особенно тропиться; необходимо выждать момент, когда положение дел примет более благоприятное направление. Впоследствии оказалось, что через самое короткое время умер курфюрст Иоанн Георг III.

 

«… Показания свидетельницы Krappin также наводят на сильные подозрения. По ее словам, та же участь готовилась курфюрсту Иоанну Георгу IV. Margareth’a Burmeisterin пророчествовала ему какое-то несчастье, которое должно его постигнуть через два или три дня. И действительно, через несколько дней курфюрст, неудачно ступив, упал, причинив себе этим страшные боли. Далее был намечен день его кончины, которая должна была наступить через три года, что в действительности приключилось.»

«Что касается пламенной любви курфюрста к дочери подсудимой, любви, навеянной колдовскими средствами, то следует в общем заметить, что курфюрст отличался весьма рассудительным умом, что он крайне отрицательно и враждебно относился к женщине. В этом отношении и дочь подсудимой не составляла исключения: курфюрст глубоко презирал ее и все гнусные проделки, с которыми ему приходилось сталкиваться, он неизменно приписывал von Neitschutz: так напр., когда был найден мертвый ребенок, курфюрст не колеблясь заявил, что это – дело рук его любовницы von Neitschutz.

Далее курфюрст, вступив в законный брак со своей супругой, принял твердое решение удалить от себя дочь подсудимой; но выполнить это намерение ему не удалось: он не только проводил с ней большую часть времени, но посвящал ей даже целые ночи. Из показаний различных свидетелей выяснилось, что, как колдунья Burmeisterin, так и сама подсудимая, очень часто говорили: нет ничего невозможного в том, чтобы два человека, близко сошедшиеся друг с другом, воспылали бы страстной взаимной любовью; «моя дочь», – говорила подсудимая, – «находится в самых близких отношениях с одной высокопоставленной особой, но все же это еще нельзя назвать настоящей любовью; когда воцарится истинная любовь между ними, Бог пошлет спасение молодому курфюрсту, а ведьма Burmtisterin также не останется без награды».

 

Сама von Neitschutz показала, что Krappin велела ей принести несколько волос ее дочери и курфюрста. С чародейским искусством Krappin познакомилась по известным руководствам, относящимся к этому вопросу; она, по ее же собственным словам, вычитала из какой-то книги следующий совет: чтобы привязать к себе мужчину страстной, пламенной любовью, необходимо начертать на своей руке определенные знаки, специально предназначенные для этой цели. Надо полагать, что подобные знаки были начертаны и на руках дочери подсудимой; весьма вероятно, что, целуя курфюрста, она держала во рту какое-нибудь чародейское снадобье.

Все это, вместе взятое, послужило причиной того, что курфюрст страстно полюбил ее и не в силах был расстаться с нею. Многочисленные показания свидетелей наводят на мысль о том, что к этому колдовскому заговору был приобщен и градский палач, Iohann Melchior Vogel. Последний дал самые подробные объяснения относительно любви, существовавшей между Иоанном Георгом IV и von Neitschutz, вообще он рассказал очень много любопытного относительно поведения подсудимой и ее дочери.

 

«Далее необходимо остановиться на том факте, что, как графиня von Neitschutz, так наз. Spiritus Familiaris, что подобные мешочки они зашивали в платья, принадлежащие сыну курфюрста. Кроме того графиня оторвала кусок своей рубахи, забрызганной менструальной кровью, присоединила к нему еще один кусок материи, пропитанный потом курфюрста, и отправились в Варфоломееву церковь в Дрезден, она свернула их там и спрятала в маленькую коробочку. Это, по мнению чародеев, должно вызвать в любом человеке чувство взаимной страсти.

В комнате жены курфюрста воскурялся волшебный фимиам, который должен был привести курфюрста к неминуемому и резкому разладу со своей супругой: были предприняты все меры к тому, чтобы внушить курфюрсту отвращение к половому сожительству с супругой.

 

Курфюрст нередко жаловался, что всякий раз, когда он хочет остаться со своей супругой, его охватывает такой бесконечный ужас, что он должен оставить ее и вернуться к себе в комнату, так как только там к нему возвращается обычное спокойствие его.

 

«Подсудимая обыкновенно сопровождала свою дочь по дороге в курфюрстов замок; она, по ее же собственным словам, благословляя ее крестным знамением всякий раз, когда графиня должна была оставаться целую ночь с курфюрстом. Но свои колдовские проделки подсудимая не оставила и после смерти графини. Она положила в гроб своей дочери портрет и волосы курфюрста несмотря на протесты всех придворных врачей.»

«Из всего обвинительного материала, собранного по делу, явствует с очевидностью, что одна подданная наша совершила неслыханное злодеяние против первых лиц нашей страны: курфюрста и его супруги. На основании этого против нее возбуждается преследование за посягательство на существующий строй и за оскорбление верховной власти. Да совершиться над ней суд по всей строгости законов наших».

 

К генеральше была применена пытка, которую, однако, вскоре оставили. Через полтора года она была выпущена на свободу. Поселившись в имении своего сына, она там и кончила свой бурный век.

Чтобы уяснить себе сущность того процесса, который происходит при различных операциях с изображениями людей, вспомним то место из Канта, где он говорит о материи. В статье: «Traumen eines Geistersehers» мы читаем: «В материи, по видимому, заложено какое-то духовное начало, тесно связанное с нею. Это начало ничего общего не имеет с теми силами, которые определяют взаимоотношение между отдельными элементами материи, оно является скорее внутренним принципом ее.»

Каково это начало? На этот вопрос мы можем приблизительный ответ в исследованиях Ierepa. Он установил, что последние остатки материи, отделяющиеся при процессе разложения, должны подвергнуться окислению с тем, чтобы устранить один из всей совокупности материи и дать свободный ход тому жизненному процессу, который протекал до тех пор. при этом окислении освобождаются чрезвычайно утонченные вещества, к которым неприменимы никакие методы химического исследования. Эти вещества Ierep называет жизненным двигателем; в них он видит источник различных физических и психических состояний, вроде, гнева, ужаса, грусти и т. д.

Всякий раз, когда возникает определенное взаимодействие между телом и духом, эти вещества приходят в состояние крайней активности. Так, внешнее раздражение, достигшее какого-либо органа нашего тела, вызывает некоторое разложение нервной и мозговой протоплазмы; другое дело – волевой импульс, который с помощью сокращения мускулов ведет, например, к поднятию руки. Отсюда как бы само собой следует, что воздействие этого своеобразного вещества привело в данном случае к освобождению чувственного раздражения, тогда как во втором случае оно явилось причиной воздействия волевого импульса на нервную систему,

Жизненный двигатель относится к элементам материальной природы: вместе с тем он лишен видимости и материальности химической субстанции. Его можно уловить чисто физиологическим путем; наблюдая биение пульса или дрожание руки, мы тем самым имеем дело с проявлениями жизненного двигателя. В связи с этим он должен занять совершенно особое место среди прочих химических веществ, подобно своеобразно-действующим эманациям неорганических тел, которые мы не без удивления заметили на примере радия.

Тот факт, что в вопросе о жизненном двигателе речь идет об отложениях протоплазмы – этой основной материальной субстанции всех органических существ, свободно обращающихся, как в организме, так и вне его – делает еще более правдоподобным предложение о том взаимоотношении, которое существует между ним и человеческим духом.