Религиозная культура в допотопные времена. Мифология и адамическое предание. Многобожие. Язычество.

И, наконец, западная часть человечества рассматривала этот мир, как ценность, и человека, как хозяина, как царя этого мира. Она видела, что человек свободно выбирает между добром и злом; она учила, что человек должен был воскреснуть, победить смерть, и искала посредников между Богом и человеком в этом великом акте победы над смертью и возвращении человека к Богу. Этим посредником чаще всего для древнего Западного мира являлся божественный правитель, божественный царь. Вот три этих позиции, три хода, в которых зафиксировалось человечество. И при этом ни одна из этих частей мира не несла в себе полноты, они жили фактически ожиданием. И вот в этом мире, полном ожидания истины, появляется один странно возникший народ, который несет в себе как бы особую, совершенно уникальную миссию, которую не может понять ни сам этот народ до конца, ни тем более народы его окружающие. Речь идет, как вы понимаете, о народе еврейском.

Как он возник? Во-первых, само слово еврей восходит к слову «хапиру» – «перешедший поток, перешедший реку». Так называли в Месопотамии беглецов – тех, кто решил не жить в этом стабильном мире Месопотамской цивилизации между Тигром и Евфратом, но решил перейти за р. Евфрат. Как правило, уходили за Евфрат, в западную пустыню, спасаясь: кто от царского гнева, кто, желая стать разбойником, кто, убегая от рабства, кто по каким-то иным причинам.

Если вспомнить Библию, то вы знаете, что Авраам сделал именно этот выбор: он ушел за реку, но не потому, что бежал от гнева царя и не потому, что хотел там легкой наживы – он следовал голосу Бога. В чем был смысл этого призыва? Смысл этого призыва был в полном послушании. Нам, современным людям, довольно легко перемещающимся на огромные расстояния, меняющим место жительства, сложно порой понять, что значил родной дом для человека древности. Но древний человек только и чувствовал себя уверенно среди своих сограждан, в своем городе, среди своих близких, среди родственников. И вдруг человеку говорится: “Выйди от рода своего, выйди из города своего и пойди в землю, которую Я укажу тебе”. Даже для того чтобы просто услышать этот голос, чтобы воспринять его серьезно, человеку нужна была глубокая вера, глубокая убежденность в том, что Бог может говорить с человеком.

Авраам был гражданином Ура Халдейского, одного из тех древнейших городов мира, которые известны еще археологии доисторической. Безусловно, он был воспитан в благочестии своего города и своей страны. И именно эта традиционная культура позволила ему серьезно воспринять голос Бога и пойти этим путем. Я не буду вам пересказывать Ветхий Завет, тем более, что вы все его, конечно же, в той или иной степени знаете. Это не моя задача. Но с точки зрения многообразия религий, очень важно задать вопрос: в чем же была миссия Израиля, какую же истину нес Израиль? Ну, не будем забывать, что Авраам, выйдя из Ура Халдейского, еще несколько раз выдержал самые тяжелые испытания, которые давал ему Бог, вплоть до испытания, когда, по слову Божиему, его единственный ребенок, сын, рожденный им в старости, должен был быть его руками принесен в жертву. И опять же, для нас это является вообще чем-то невероятным, но ведь для Авраама это была вообще довольно нормальная вещь. Вокруг жили народы, которые приносили в жертву своих первенцев Богу. Авраам, конечно, был удивлен, что от него потребовали такой жертвы. Он считал, что это варварство, дикий обычай, но в то же время этот обычай существовал, и он был готов и здесь подчиниться Богу, но вы знаете, что Бог не принял жертвы Исаака и заменил его овном, как, кстати говоря, издревле практиковалось в Месопотамии. В Месопотамии была с глубочайшей древности принята заместительная жертва вместо человека. Человек как бы вместо того, чтобы самого себя убить, принести жертву Богу, приносил в жертву вместо себя овна. И в текстах Месопотамии осталась такая формула: «Его грудь – за мою грудь, его плечи – за мои плечи, его голова – за мою голову».

Итак, путем целого ряда испытаний Авраам явил себя верным Богу, и от него происходит народ, который получает название народа еврейского и народа избранного.

В чем же избрание и в чем смысл существования еврейского народа? Мы сейчас, живя в мире информации, иногда считаем, что смыслом любого действия является несение какой-то информации, что израильский народ нес какое-то особое знание, которого не было у других народов. Вот, что касается классической традиции современного иудаизма, то они так и говорят, что среди огромного количества народов, не знавших Бога, Израиль единственный хранил истину монотеизма, истину единобожия. Но когда мы сейчас занимаемся другими народами и религиями Египта, Месопотамии, окружающих их народов, то видим, что знание единого Бога-Творца было свойственно многим. Не в этом значит дело. А в чем?

Оказывается, что вообще не в знании. Все знания были. Ну, не всеми, конечно, они разделялись, не все их имели, но понимание истины хранилось у многих народов. Все дело в том, что не было самого главного – не было абсолютной покорности Богу. Оказывается, что главная точка, в которой, собственно говоря, испытывается человек, это не точка знания, а точка твоего личного сердечного отношения с Богом. Почему? Да потому, что вся катастрофа произошла не из-за того, что первый человек чего-то не знал. Адам знал все значительно лучше, чем мы, потому что он был сотворен Богом по Своему образу и подобию. Не в знании дело. Адам ослушался Бога.

Нам надо поговорить о том понимании грехопадения, которое существует в Библии и отблесками, отзвуками которого являются предания очень многих народов.

Все вы знаете – одни серьезно и углубленно, другие, к сожалению, в полушуточной форме – этот на самом деле бесконечно трагический рассказ о грехопадении Адама. Что же произошло? Человек был сотворен по образу и подобию Божиему и был поселен в Божественном великолепном мире – в мире, где все было совершенно, в мире, где Адам был царем. Откуда мы это можем знать? Бог приводит всех животных к Адаму, все существа приводятся под руку Адама, и он им всем дает имена. А вы помните, что имя – это знание вещи. Когда мы знаем истинное имя, то мы знаем саму суть вещи. Значит, Адам был сделан хозяином всего мира, его царем.

Адаму было сказано плодиться и размножаться, ему была дана жена одной природы с ним. А дальше произошло испытание свободой. Тот образ и подобие Божие, который был дан Адаму, как я уже вам говорил, это отнюдь не образ внешнего подобия – у Бога нет видимого образа, Бог не имеет лица, Он без образен, и это прекрасно знали древние. И когда говорили, что Адам имеет образ Божий, это значит, что он имел некоторую подобность Богу, а внутренняя подобность Богу – это свобода, то удивительное качество свободы, которое есть у Бога и которое было дано человеку.

Сейчас слово свобода заезжено, и мы его воспринимаем иногда в самых различных смыслах: от свободы политической до свободы от самых элементарных нравственных норм. Но сущность свободы в ином. Сущность свободы – это возможность выбора, возможность выбора между добром и злом, и этот выбор производит каждый из нас много раз на дню, правда, к сожалению, это далеко не всегда замечает. Сколько раз мы все сталкиваемся с проблемой: одно хочу, а другое хорошо. Иногда мы делаем то, что хотим, хотя знаем, что это плохо, а иногда мы делаем то, что надо, хотя знаем, что это неприятно. В одном индийском тексте сказано так на этот счет: “Одно дело хорошее, другое дело приятное. Мудрый выбирает хорошее, глупец выбирает приятное”. Очень точные слова. Это одна из младших Упанишад.

Итак, перед Адамом должен был стать этот выбор. Коль у него была свобода, эта свобода должна была испытываться. Какой смысл в свободе, когда человек не имеет возможности выбора? И Бог-Творец Адама дает ему возможность сделать выбор. Он разрешает или, как любит говорить Церковь, попускает выбор. В чем же разрешение выбора? Дело в том, что хотя об этом не говорится в Библии прямо, но вся христианская традиция и традиция вообще человеческая с глубочайших времен, начиная, наверное, с доистории, прекрасно знает, что кроме людей, в мире существуют многочисленные духи. Нет народа, который не верил бы в существование духов: от австралийских аборигенов до самых высокоумных греков и римлян. Платон рассказывает о демоне, т.е. о духе, и об ангеле-хранителе, и какие-нибудь самые наивные ненцы или ульчи вам расскажут о мире духов, в котором они живут.

В том, что духи окружают человека, стал сомневаться только современный человек, который потерял способность ощущать реальность духовных невидимых природ. Для человечества это никогда не было проблемой. Духи были естественны для человека, и окружение духами было также естественно, как естественно окружение горами, птицами и лесами. Но дело в том, что в отличие от птиц и зверей и подобно человеку, духи имеют свободу. Они тоже могут выбирать, и еще до создания человека часть духов выбрала путь отступления от Бога. Подробностей мы не знаем, и все традиции мира всегда передают эти подробности и объяснения мифически, т.е. они рассказывают определенные предания, которым не надо верить дословно, но в них, как в сказке, ложь, да в ней намек. Вот этот намек есть. Мы не всегда его, правда, можем понять. Но и как бы там ни было, духи уже разделились на тех, кто с Богом, и тех, кто отступил от него. Тех духов, кто остался с Богом, мы называем ангелами. Почему? Ангел – это по-гречески посланник. Соответственно, ангелы – это те, кто выполняют волю Бога, кого Бог посылает к людям.

Итак, Адаму дается искушение. Некий дух, может быть, какой-то высший дух, трудно сказать, тот, кто сопротивляется Богу, тот, кто является противником Бога, допущен до того, чтобы предложить Адаму выбор. Он спрашивает жену Адама: “Точно ли Бог разрешил вам есть от всякого дерева?». «От всякого разрешил, но есть древо познания добра и зла, плоды которого Бог сказал не есть нам, потому что в тот день, когда мы съедим плод с этого дерева, мы смертию умрем», – отвечает ему Ева. О яблоках ли или о других плодах печется Бог и заботится злой дух? Нет, конечно. Гастрономические интересы равно чужды обеим сторонам. Речь идет о другом. Перед нами символическая картина, которая просто дается в наглядной для простого человека форме. Когда мы говорим плод, мы ведь всегда имеем в виду не только реальное яблоко, виноград или грушу, мы говорим – плод наших дел, как цель, как смысл, как результат, как венец дела. Когда мы говорим о вкушении плода, мы предполагаем соединение. Помните, мистика пищи, о чем я говорил вам на прошлых лекциях, соединения в нечто единое с тем, что мы познаем. Итак, плод познания добра и зла – это есть нечто иное, как само познание добра и зла, вкушая этот плод, мы познаем добро и зло. Но что значит познание добра и зла? Иногда даже говорят, что вот какой был злой Бог, он не хотел, чтобы люди знали; какая ценность – все знать, а Он не хотел, чтобы люди знали. Но мы забываем, что знание есть двух родов. Есть знание-информация — безобидное знание. Например, вы можете знать, сколько автобусов останавливается на остановке вот около этого дома. Ничего оттого, что вы это будете знать, не изменит вас, кроме того, что вы не опоздаете на очередной автобус, что само по себе хорошо. Но есть знание-соединение, соединение в одно целое. Это то самое познание, в результате которого объект познания и познающий становятся одним целым. Именно об этом втором познании идет речь в рассказе о грехопадении.

Человек соединяется с добром и злом. Что это значит? В сущности, с добром Адам был соединен с самого начала, с момента своего сотворения, потому что единственным добром является сам Бог: Он – Абсолютное Благо. Но он не был соединен со злом. Что такое зло? Зло не есть нечто иное равноценное добру.Зло есть просто отсутствие добра. Это надо очень хорошо понять: речь идет не о том, что зло и добро ведут бой друг с другом на равных. Нет никакой борьбы между добром и злом. Есть только наш выбор между добром и отсутствием добра. Когда мы выбираем отсутствие добра, мы уходим потихонечку в пустоту, в небытие, мы уничтожаем свою реальность, потому что наша реальность, созданная Богом, есть реальность существования как бы лицом к лицу с Богом. Когда мы отворачиваемся от Бога, мы как бы исчезаем, мы просто перестаем быть, и в той степени, в какой мы отворачиваемся от Бога, мы погружаемся в пустоту, в небытие. Это небытие может быть различно. Скажем, наша собственная страна прошла этот страшный опыт, когда по мере потери веры происходило опустошение даже внешних форм жизни, даже социальных форм жизни, природных форм жизни. Мы губили мир вокруг себя. В других странах эти процессы могут происходить иначе, внешний строй жизни может сохраняться, а внутренне человек может опустошаться, но всегда отход от добра, от Бога и от блага ведет к опустошению, потому что заменить это нечем. Нечем заменить человеку поиск и обретение истины, бессмертия, вечной жизни. Разве смертью заменишь жизнь? Разве злом заменишь добро? Нет, конечно. Это неадекватная замена.

Итак, Адаму предлагается выбор между тем, чтобы быть с Богом или не быть с Богом. Злой дух не обманывает, он говорит абсолютную правду. «Нет, – говорит он, – ты не погибнешь, но ты станешь таким, как боги, знающие добро и зло». Боги – это они. Не Бог – единый Бог-Творец, а множество духовных существ, которые есть по всему миру. Во многих традициях и народах их называют богами. Так их называют в Сирии, Египте, так их иногда называют даже в Писании. Скажем, апостол Павел пишет, что много есть так называемых богов на небе и на земле, но у нас есть один Бог – Бог-Творец, создавший все. Итак, дух не лукавит: вы будете, как мы, вы будете соединены и с добром, и со злом. И поддавшись на это, человек соглашается познать зло, соединиться со злом. Он ослушался Бога не потому, что Бог, как жестокий деспот (знаете, так иногда воспитывают волю ребенка) выкладывает перед ним яблоко и говорит: «Только вот это яблоко ты не ешь». Нет, совсем не это. Бог просто понимал, что человек будет выбирать между добром и злом, и предупредил, что соединение со злом губит. Но это не такая гибель, к которой мы привыкли, т.е. к гибели внешней, а гибель внутренняя. Внешне ты останешься, но внутренне ты уже будешь пуст. Так же как отход от Бога не привел к тому, что мы все исчезли, но наша страна внутренне опустошилась.

Итак, результатом непослушания Богу стал грех, и он потом переходит из поколения в поколение. То зло, то опустошение, то отвержение от Бога, которое произошло, должно было быть компенсировано. Как? И вот здесь – главная проблема, которая позволяет нам понять основные пути современных религий Запада. Дело в том, что мы умозрительно можем себе представить несколько выходов в решении этой проблемы. Ну, во-первых, вы видите, что Дальний Восток и Южная Азия просто оставили проблему грехопадения. Они забыли о ней, они отодвинули ее. Нет этой проблемы. Без нее будем решать проблему спасения. Но решать проблему спасения без обращения к акту грехопадения – это, значит, расстаться или с надеждой на воссоединение человека с Богом, как Китай, или расстаться с надеждой на воскресение тела и мира, как Индия. Запад не идет на эти жертвы, и перед человеком возникает как бы несколько путей.

Первый из них таков. Человеческая природа глубоко повреждена грехом. Грех в ней транслируется из поколения в поколение. Его исправить мы сами не можем, потому что мы рождаемся с ним. Мы не можем себя вытащить за волосы из болота. Необходимо, чтобы пришел Спаситель, некое существо, которое свободно от этого бремени греха Адамова, но которое при этом вполне человек. Как может такое существо появиться? Все божественные цари, все божественные правители, которых именовали сотэрами, спасителями, все они были обычными эмпирическими людьми. Грех был в них, и даже если люди верили, что они соединяют в себе Божественную и человеческую природу, они всегда в себе соединяли божественную природу с природой падшего человека, с природой сына Адама, и это совершенно ясно видно из истории Египта, истории Месопотамии, что человек-царь, он все равно грешное существо. Разве в нем есть что-то божественное. А иного не дано. И вот, как раз миссия Израиля была не в том, что он донес бы до нас какое-то новое знание, но миссия Израиля была в том, что он открывал возможность появления такого существа – существа, которое будет вполне человеком и при этом будет в отличие от всех остальных людей свободно от греха Адама. Как это может быть?

Для этого мы на минуту должны себе представить самую обычную и банальную вещь. Как появляется, как зачинается человек. Речь, конечно, в данном случае идет не о физиологии, а о том, что происходит соединение мужского и женского начал, причем во всех традициях мира передатчиком родовых качеств является мужское семя. Женщина – это всегда та почва, та природа, то естество, в которое падает семя, и все зависит от того, какова почва и каково семя, но зависит по-разному. Возьмем примеры из области сельского хозяйства. Какая бы ни была почва, если вы посеете ячмень, то и взойдет или не взойдет ячмень; пшеница в данном случае никогда не взойдет. На хорошей почве будет хороший урожай, на плохой почве – плохой урожай, на камнях вообще ничего не будет, но всегда взойдет то, что вы посеяли; никогда не взойдет ничего другого. Таким образом, родовая особенность передается через семя, а проявление этой родовой особенности передается через природу женщины, через землю. Только соединение этих двух элементов дает жизнь. Один элемент сам по себе жизни не даст. В этом великая тайна соединения полов.

Но все дело в том, что человеческая природа может соединиться только с родовой особенностью человека, потому что от отца всегда будет транслироваться семя, испорченное адамовым грехом. И как бы не были чисты и благочестивы родители, все равно грех Адама, передающийся от отцов к детям, доходит до них. Конечно, уровень чистоты и нечистоты различен: у праведных родителей рождаются более достойные дети, другое дело, что они тоже свободны пасть, делать какие-то глупости, но, тем не менее, залог лучшего и залог худшего родители всегда дают. Когда мы слышим слова Библии (а на самом деле это то, в чем не сомневается никто во всем религиозном человечестве), что Бог наказывает грешника до третьего и четвертого рода и милует праведника до тысячи родов, мы не должны возмущаться. Это нормально. Ведь никто же не возмущается тем, что у родителей-алкоголиков рождается ребенок с врожденными дефектами. Ребенок, конечно, ни в чем не виноват, но родовая некачественность передается ему. Поэтому родовое преемство всегда тянет за собой самое первое, изначальное – адамов грех. Итак, чтобы появилось безгрешное существо, семени мужа не должно быть, а в то же время природа и качественность человека должны быть. Поэтому единственной возможностью появления такого Спасителя, который бы исправил человеческую природу, не имея в себе самого адамового греха, может быть непорочное зачатие. Не потому необходимо непорочное зачатие, что порочное зачатие плохо само по себе, но оно неизбежно несет в себе передачу дела Адама, а здесь ему должна быть поставлена плотина. Поэтому, с одной стороны, это должно было быть соединение человеческой природы с Божественной волей и силой, а с другой стороны, это должно было быть совершенно добровольное соединение. Человек свободен. Нельзя ничего механически сделать с ним. Человек должен совершенно добровольно сказать: «Да, я согласен» или «Нет, я не согласен». И эта драма добровольного согласия, которая удивительным образом (вообще в мире все зеркально) напоминает первоначальное добровольное несогласие Адама, совершается в сионской горнице, когда вся история Израильского народа, как острие иглы, сходится в одной девушке, которая как бы в противоположность своей древней прабабке – Еве должна сказать, что она согласна. Она может отказаться, она совершенно свободна, и она делает совершенно свободный выбор в том, что она согласна подчиниться воле Божией. Хотя чисто житейски совершившееся для нее – катастрофа, потому что чисто житейски это будет означать только одно: что она зачнет без мужа, и весь Израиль будет считать ее прелюбодейкой при женихе. У этого могут быть самые страшные последствия. Вы помните, что обрученный с нею Иосиф, будучи человеком праведным, не хочет обличить Марию, чтобы ее побили камнями, но хочет тайно ее отпустить. Но кто знает, как поступит Иосиф?! Это страшный выбор. Она идет на него абсолютно спокойно, потому что верит в волю Божию и в милость Божию до конца.

Итак, если мы посмотрим на всю двухтысячелетнюю историю Израильского народа от призвания Авраамова до того момента, который называется Благовещением и который был спасительным выбором для всего человечества, то увидим, что эти два тысячелетия – это подготовка к этому моменту. Каждый из нас знает, что в его жизни бывают какие-то минуты, часы и дни, которыми определяется вся дальнейшая жизнь. Иногда только раз в жизни совершается настоящий выбор. Посмотрите на ту же историю Ветхого Завета: мы видим царя или пророка не на протяжении всей его жизни – с рождения до смерти, а видим один сгусток его жизни, когда он определяет себя. Например, в жизни царя Давида есть несколько моментов, которые определяют его дальнейшую судьбу: момент выбора, когда он с Богом, и момент, когда он отходит от Бога, соблазнившись женой своего генерала – Урии Хеттеянина, после чего вся жизнь Давида идет вразнос: он лишается царства, подданных, сына, он гоним, он оскорблен. Как одно действие, один акт, один выбор может изменить все, и ведь так бывает у каждого из нас. Я знаю те моменты своей жизни, которые определяли ее дальнейшее течение на десятилетия. Я уверен, что каждый из вас, если внимательно посмотрит на собственную жизнь, тоже найдет эти минуты. И вот, эта минута настала для всего Израильского народа, а если говорить шире, для всего человечества.

Для того-то и был призван Авраам из Ура Халдейского, для того-то он и испытывался жертвоприношением Исаака, для того и призывался Израильский народ в Египет, для того страдал он под пятой фараонов, для того он был выведен Моисеем в пустыню и сорок лет скитался по ней, для того судили судьи и для того правили цари и пророчествовали пророки, чтобы одна шестнадцатилетняя девушка в Сионской горнице сказала всего несколько слов: «Се, раба Господня. Да будет мне по слову Твоему». И отошел от нее Ангел».

Итак, свершилось: произошло воплощение богочеловеческого существа. Бог стал человеком. Это так невероятно, что я, пользуясь обычным инструментарием логики, которым привык пользоваться, ничего не смогу объяснить. Другое дело, что я как ученый, человек, выросший в системе дискурсивной логики, понимаю, что иначе было нельзя. Но как это произошло, каков был механизм этого таинственного соединения двух природ: Божественной и человеческой – объяснить невозможно. Знаю только одно: как формулировал Четвертый Вселенский Собор в Халкидоне, что две эти природы: Божественная и человеческая – соединились нераздельно и неслиянно. Они стали одним целым, и в то же время каждая из них была особой природой, и ни одна не поглотила другую. Также знаю (это было сформулировано на Первом Вселенском Соборе в Никее): то Божественное, что воплотилось и вочеловечилось в Деве Марии и что мы после Иоанна Богослова называем Словом Божиим (иногда не совсем понимая, что обозначает это понятие), – Эта сущность единосущна Творцу и Отцу всяческих, единосущна Тому запредельному и абсолютному Богу, которого искали, начиная с палеолита, все народы Земли. Эта сущность едина с Ним. Она такая, как Он.

Почему нам это так важно? Иногда кажется, что сухая область догматики никак не связана с нашей живой верой. Э, нет, очень даже связана! Дело в том, что цель воплощения и вочеловечения была в том, чтобы нас исправить, уничтожить последствия греха и соединить нас с Богом вновь. Это подобно тому, как если бы вы обратились к царю и попросили однокомнатную квартиру, а вам бы дали особняк. Такого сейчас не бывает, потому что давно нет царей, но в принципе царь всегда должен дать больше, чем у него попросят, иначе стыдно обращаться с просьбой. Нам тоже дан дар больший, чем мы просили и больше чем мы искали.

Итак, надо было исправить нашу природу. Бог должен был стать человеком, потому что иначе наша природа не была бы исправлена, а поскольку наша природа была испорчена, это могла быть только смерть трагическая.

(Профессор Андрей Зубов «Лекции по истории религии», https://azbyka.ru/istoriya-religij#lektsija_2)

 

Язычество древних славян.

Откуда мы знаем о язычестве древних славян? Реальность и фантазии писателей

Еще при позднем СССР и особенно после его развала на территории России, Украины и Белоруссии в среде городской интеллигенции, утерявшей за годы советской власти подлинную русскую традицию, основанную на православии, стала набирать популярность особая форма радикального патриотизма с националистическим окрасом. Воспитанные на марксистком материализме и научном атеизме, остро переживая крах всех основ и государственности, многие стали искать опору не в том что несколько десятков лет назад порушили их отцы и деды, а обратились к мнимым ценностям неведомых им пращуров из доисторической эпохи славянства. Так появились кружки «кривичей», «вятичей» и прочих «племен», чьи названия после 11 века исчезли даже из хроник. «Патриотические племена», поделившие русский народ (русские, украинцы, белорусы) возглавили разношерстные волхвы, шаманы и кудесники, камлавшие на полянах вокруг идолов Перуна, Даждбога, Велеса и прочей летописной нечести. Параллельно «второму крещению Руси», когда по городам и весям восстанавливались и строились новые церкви, в лесных дебрях бородатые «натуралы» со своими «русалками» проповедовали «родную веру», а вернее неоязычество. Сначала на эту «взрослую дурь» особо не обращали внимания, считая что это просто ролевые игры людей, начитавшихся фэнтези и решивших, что родные лешие с упырями – не хуже заграничных эльфов с гномами.

Однако со временем, колдуны вышли из лесных чащ и начали проводить многочисленные славянские форумы и конгрессы, на которых «академики» всевозможных славянских наук стали предавать солидность и даже некоторую официальность неоязычеству-родноверию. Особенно масштабно эти конгрессы из года в год проходят в Минске, где ученые волхвы заседают аж в стенах Национальной академии наук и Представительства россотрудничества в Беларуси. Одновременно по России, Украине и Белоруссии с каждым годом все более широко празднуются масленицы с купальями, устанавливаются новые идолы, горят церкви, убивают священников… растет местечковый племенной национализм – русский, белорусский, украинский, сибирский, кривичский и дреговичский, мокшанский и т.д и т.п.

Чертовщина на Руси разгулялась слишком широко. На неоязычество вынуждена была обратить внимание Церковь. В 2014 году на открытии XVIII Всемирного русского народного собора (ВРНС) в Москве Святейший Патриарх Кирилл заявил: «На пути сохранения исторической памяти возникают достаточно болезненные и опасные явления. К таким относятся попытки конструировать псевдорусское неоязыческое верование. С одной стороны, это крайне низкая оценка религиозного выбора русских людей, тысячу лет живущих в лоне Православной Церкви, а также исторического пути, пройденного Православной Русью. С другой стороны, это убежденность в своем личном и в узкогрупповом превосходстве над всеми другими, которые «не дотягивают» до того, до чего «дотянули» эти группы. Это очень опасное заблуждение», - заявил Предстоятель. Патриарх также отметил, что «есть и те, кто, считая себя носителем русской национальной идеи, отказались от святых и героев отечественной истории, от подвига своих предков и сделали своими героями нацистов и их приспешников».

Беспокойство церкви об опасности неоязычества, неизбежно становящегося идейной основой нацизма, полностью подтвердилось событиями на Украине, где отряды карателей, обвешенных нацисткой и неоязыческой символикой, устроили геноцид собственному же народу. Примечательно, что в этих отрядах собрались не только украинские, но и российские и белорусские нацисты-язычники.

Во время недавно прошедшего Всеукраинского Крестного хода уже на подступах к Киеву православных паломников встретила толпа украинских националистов, которые закидывали иконы помидорами и яйцами, выкрикивали оскорбления с угрозами в адрес верующих и священников. Кто эти люди устроившие шабаш в одном из духовных центров Русского Православия, где Русь получила крещение? Да, среди них были не только родноверы, а и раскольники из Киевского «патриархата» и униаты. Но последние только по форме христиане, а по сути такие же неоязычники и сатанисты, поскольку православные иконы почитают даже в католическом мире.

Проблема неоязычества сегодня не менее болезненная чем неонацизм. Об этом надо говорить и давать как можно больше информации. Ведь возникает неоязычество от невежества и непонимания, что за этим родноверием пустота. Там нет традиции, нет древности и нет никакой связи с Русью и славянством кроме, почерпнутых из популярных книжек, названий нескольких божков. За оболочкой родноверия на самом деле скрывается чужебесие.

О том, что за родноверием нет никакой древности, а это опасный идеологический новодел, можно судить по предлагаемой статье доктора исторических наук Сергея Викторовича Алексеева, в которой сделан обзор всех скудных источников неоязычества.

Игорь Зеленковский

Откуда мы знаем о язычестве древних славян? Реальность и фантазии писателей

Мифологизация и фальсификация истории - острая проблема сегодняшнего дня. Вполне естественным образом внимание заинтересованной общественности приковывается к болевым точкам истории России XX в. Однако искажение исторической реальности не ограничивается этим временем. История даже самых отдалённых веков становления русской государственности вполне подвержена бездумному, а иногда вполне сознательному "фантазированию", обращённому чаще всего к молодёжной аудитории2. Немалое место здесь занимает романтизация догосударственного и дохристианского прошлого Древней Руси и славянства в целом. Естественное, особенно для авторов популярной литературы, стремление изобразить прошлое своей страны в виде позитивного мифа вольно или невольно приводит к значительным историческим подлогам. Под вопрос ставятся значимость христианизации Руси, появления славянской грамоты, а подчас и всего реального исторического пути, пройденного русским народом. Он подменяется додуманными и выдуманными подробностями истории небывалой "языческой цивилизации". Частным аспектом её стали вольные неакадемические "реконструкции" языческой религии и мифологии.

Стоит заметить, что автор этих строк отнюдь не считает первые тысячелетия славянской истории беспросветно "тёмными веками", когда "ничего не было". Напротив, их научному исследованию он посвятил не один год, создав в итоге, как смеет надеяться, достаточно богатую и впечатляющую картину догосударственного прошлого славянских племён.

Однако между научной работой по собиранию и интерпретации реального, не слишком богатого материала и вольной романтической фантазией о создавших едва ли не все цивилизации мира предках - дистанция огромного размера. Последствия же разрушения исторического сознания нации через подмену в нём реального и сложного исторического пути лестными фантазиями (как раз, кстати, на весьма "древние" темы) мы можем сейчас наблюдать воочию.

Вполне естественным является желание представить прошлое во всех его подробностях. Тем более естественно оно для исторического или историко-фантастического писателя. Но важно, делая это, и для себя самого чётко понимать границу между фантазией и реальностью.

На протяжении уже не одного десятка лет умами многих авторов фэнтези, и не только их, владеет желание представить язычество древних славян как нечто "не хуже" греко-римского, кельтского или германо-скандинавского. При этом и последние, стоит заметить, представляются достаточно "фэнтезийно" - в пределах то ли школьной программы с книжкой Н. Куна в плюсе, то ли (что, конечно, лучше) томов серии БВЛ. На самом деле можно долго говорить о том, что религия и мифы древних греков дошли до нас в литературной обработке, причём предпринятой в основном людьми, настроенными к ним скептически или критически. И если о религии древних римлян мы сравнительно хорошо осведомлены, то римской мифологии у нас просто нет (или есть, но не больше, чем славянской). Что же касается германских и кельтских мифов, то они сохранились в локальных, периферийных вариантах - исландском, ирландском, отчасти валлийском - и в записи не веривших в их истинность средневековых христиан. Сам факт этой записи был обусловлен случайными стечениями исторических обстоятельств - тем, что "двоеверие" в живом ещё родоплеменном укладе сосуществовало одновременно с широким распространением грамотности в светской элите; тем, что многие знатные роды низводили свои родословные в глубины языческой эпохи, к богам и мифическим героям, которых это превращало в неизбежную часть "официальной" истории.

У славян такого сочетания нигде не было. Даже в сербских землях, где долго сохранялись многие черты родоплеменного уклада, а литературное творчество несло ряд признаков архаики, "двоеверие" в любых формах из жизни образованных слоев жёстко изгонялось. С этим здесь было связано и то обстоятельство, что в эпоху расцвета сербской средневековой литературы для её авторов история государства официально начиналась с правления св. Симеона-Стефана Немани в XII в., а не с глубин языческой древности4.

Первое, что бросается в глаза исследователю славянских древностей - удивительная пестрота верований и мифов. Религии разных племён и местностей сильно отличались. Имена богов и их "родословные" (там, где таковые известны) тоже расходились, даже если ограничиваться рамками только восточного славянства. Хотя для исследователя-то в этом ничего удивительного нет. Многообразие и вариативность - характерные черты религий эпохи расцвета мифической картины мира, на пороге цивилизации.

Это живое многообразие, очевидное для любого серьёзного специалиста, несколько затемняется иными современными "реконструкторами"-непрофессионалами, пытающимися воссоздать мифологию "не хуже древнегреческой". Однако ничего "не хуже" закоснелой литературной формы греческих мифов у славян и быть не могло. Нашим предкам неведома была нужда согласовывать множество несхожих вариантов, навязывать им новое моральное содержание, а тем более изгонять из мифов диковатую архаику - ту самую, которая столь привлекает иных наших современников в мифах кельтов или германцев. Славяне и жили в мире этой архаики. В том и отличие славянской религии (или кельтской, или германской) от греческой, что это была религия мифа. Мифа как живого жанра устной "литературы", свободной от какого бы то ни было устоявшегося "канона", тесно переплетённой с обрядами и поверьями. А не мифа как "басни", как "памятника старины", уже слабо связанного с реальным, столь же косным и формализованным религиозным поклонением.

Так что "целостной" картины славянской религии и мифологии источники не дают и дать не могут. К тому же и число источников очень ограниченно. Здесь мы попытаемся сделать краткий обзор тех из них, которые дают учёным представления о славянском язычестве.

Мы не будем говорить о той поистине огромной помощи, которую в деле восстановления древнеславянских религии и мифологии оказывают археология и языкознание. Во-первых, при всей их значимости, функции их всё же скорее вспомогательные. Во-вторых, их данные обретают "голос" только в свете свидетельств источников повествовательных. В-третьих, же, интерпретации этих данных, особенно данных языка, - дело в первую очередь специалистов, и очень часто они приходят к разным выводам.