Остерман Андрей Иванович. 1686 – 1747.

Манштейн об Остермане: величайший министр в Европе, трудолюбивый, имел способность все обнимать одним взором, недоверчивый, притвора, подозрительный, хотел во всем быть главным. Фридрих II об Остермане: «Искусный кормчий, он… управлял империей, он был осторожным, отважным, знал Россию как человеческое тело».

Остерман, граф Андрей Иванович (Генрих-Иоганн-Фридрих) - государственный деятель (1686 - 1747), сын лютеранского пастора в Вестфалии. Принятый в 1703 г. на русскую службу, владея языками немецким, голландским, латинским, французским и итальянским и прекрасно изучив русский, Остерман был определен в 1708 г. переводчиком посольского приказа и вскоре стал получать серьезные дипломатические поручения. В 1717 г. он играл главную роль на аландском конгрессе; в значительной степени его делом было заключение в 1721 г. Ништадтского мира. С 1723 г. он был вице-президентом коллегии иностранных дел. При преемниках Петра Великого он начинает принимать видное участие и в делах нашей внутренней политики. При учреждении Верховного Тайного Совета (1726) он вошел в число членов последнего; заведовал почтами и "комиссией о коммерции ". 1 января 1727 г. Остерман был назначен обер-гофмейстером (воспитателем) великого князя наследника Петра Алексеевича; это звание он сохранял и в продолжение всего царствования Петра II. Роль Остермана в событиях 1730 г. снискала ему благоволение императрицы Анны; он был возведен в графское достоинство и, в звании второго кабинет-министра, вошел в состав вновь учрежденного Кабинета. Своими служебными успехами Остерман был обязан столько же умению приспособляться к людям и к обстоятельствам, сколько недюжинным способностям крупного государственного деятеля. Он отличался не столько творческими способностями, сколько умением верно понять требования и условия данного момента и поставить себе определенные и вполне достижимые цели. Он обладал достаточною гибкостью, чтобы вовремя отступить в деталях от выработанной программы, если ей противоречили условия живой действительности. Конечная его цель оставалась, однако, постоянно одна и та же; это был государственный интерес - процветание государства, усиление его внешней мощи, при бережном по возможности отношении к народным силам. Лавируя среди различных партий, он нередко был вынужден выжидать удобного момента, когда, после целого ряда уступок и компромиссов, он мог, наконец, открыто проводить свои взгляды. Все главные моменты русской внешней политики с 1721 по 1741 г. - требование освобождения русских судов от уплаты зундской пошлины, вопрос о голштинских претензиях и позднейшая их ликвидация, русско-шведский союз 1724 г., дела персидские, русско-австрийский союз 1726 г., восстановление в 1732 и 33 годах после двенадцатилетнего разрыва дипломатических отношений с Англией, польский вопрос в 1733 г., русско-турецкие отношения 1735 - 39 годов, завершившиеся Белградским миром - теснейшим образом связаны с именем Остермана. Участие Остермана в делах внутренней политики при Петре сказалось при устройстве коллегий, главным образом - коллегии иностранных дел. После смерти Петра деятельность Остермана по вопросам внутренней политики значительно расширяется и принимает более принципиальный характер. (Очерк составлен историком М. Полиевктовым).

 

Дело Волынского. Наибольший резонанс среди проявлений недовольства получало «дело» А.П. Волынского - последний большой политический процесс царствования Анны. Волынский в 1738 г. был назначен кабинет-министром при поддержке Бирона. Он стремился стать главной фигурой среди советников императрицы, но в то же время замечал «непорядки» государственной машины. Вокруг Волынского сложился кружок, где беседовали о насущных проблемах страны. Эти беседы подвигнули министра на сочинение проекта, который он называл «Рассуждение о приключающихся вредах особе государя и обще всему государству и отчего происходили и происходят». Отдельные части проекта обсуждались в кружке и даже «публично читывались» в более широкой аудитории.

Сам проект до нас не дошел. Но из обвинительного заключения и показаний самого Волынского можно составить представление о предполагавшихся преобразованиях. Подозрительная императрица велела спросить бывшего министра о памятных ей событиях: «Не сведом ли он от перемены владенья, перва или после смерти государя Петра Второва, когда хотели самодержавство совсем отставить?» Для подозрений были основания: в бумагах Волынского нашлись копии «кондиций» и появившихся тогда проектов. Однако сравнение этих документов с предложениями опального министра показывает существенную разницу между «оппозиционерами» 1740 и «конституционалистами» 1730 г. Волынским предлагалось:

- расширить состав Сената и повысить его роль за счет перегруженного делами Кабинета; при этом упразднить пост генерал-прокурора, чтоб не чинить сенаторам «замешение»;

- назначать на все должности, в том числе канцелярские, только дворян;

- на местах ввести несменяемых воевод;

- для дворян ввести винную монополию;

- для горожан - восстановить в городах магистраты;

- для духовенства - устроить академии, куда тоже желательно привлекать дворян;

- сократить армию до 60 полков с соответствующей экономией жалования в 180 тыс. руб.;

- устроить военные поселения-«слободы» на границах;

- сочинить «окладную книгу», сбалансировать доходы и расходы.

В отличие от прожектеров 1730 г., Волынский обходил проблему организации и прав верховной власти, ограничению которых он не сочувствовал и в 1730 г.

Проект не только не представлял опасности для режима, но находился на столбовом пути развития послепетровской монархии. Сократить армию безуспешно пытался еще Верховный Тайный совет, попытки «одворянить» государственный аппарат (устройство дворян-«кадетов» при Сенате) и сбалансировать бюджет предпринимались при Анне вместе с заведением духовных семинарий; при Елизавете будет введена винная монополия и восстановлены магистраты.

План Волынского носил сугубо бюрократический характер; речь о выборном начале не заходила даже в тех случаях, когда предполагалось расширить права и привилегии «шляхетства». В этом смысле он находился в тех же рамках петровской системы, которые пытались несколько раздвинуть его предшественники. Но аннинское десятилетие отучило ставить подобные вопросы даже просвещенных представителей кружка Волынского: архитектора П.М. Еропкина, моряков А.Ф. Хрущова и Ф.И. Соймонова, администратора П.И. Мусина-Пушкина. В этом, нам кажется, и состояла главная «заслуга» бироновщины перед российским самодержавием.

Возможно, здесь сказалась также смена поколений. В 20-30-е гг. с политической сцены ушло старшее поколение петровских выдвиженцев: Меншиков, Бутурлин, Макаров, Шафиров, Апраксин, Брюс, Толстой, старшие братья Голицыны, В.Л. и В.В. Долгоруковы, Ягужинский; одни из них умерли или отошли от дел, другие были удалены от власти. Все они выросли в атмосфере политической «перестройки» и были способны на решительные действия. К тому же практика реформ заставляла их учиться или хотя бы иметь ученых помощников, подобно В.Н. Татищеву или Г. Фику. В новых же условиях востребованы были не реформаторы, а верноподданные; соперничавшие у трона «партии», включавшие как русских, так и «немцев», боролись за милости с помощью своих клиентов и разоблачений действий противников ".