Сотрудничество социалистов-революционеров с другими радикалами

 

Руководство ПСР, отчасти из-за своего постоянного стремления доказать, что их теоретическая программа и реальная политика основываются на марксизме, с опаской относилось к сотрудничеству с группами, чья идеология или действия вызывали сомнения в их приверженности научной социалистической доктрине. В то же самое время некоторые лидеры эсеров (особенно Илья Рубанович — представитель ПСР в Коммунистическом Интернационале, давно мечтавший о единой партии социалистов) предпринимали шаги к установлению более тесных связей с другими марксистскими организациями(5), и несколько съездов и конференций ПСР приняли официальные резолюции, разрешавшие временные боевые и тактические союзы эсеров и социал-демократов. Эсерам также разрешалось поддерживать постоянные контакты с различными национальными революционными организациями, которые разделяли их основные идеологические принципы, включая ППС, латвийских социал-демократов, Революционную партию грузинских социалистов-федералистов, Социалистическую еврейскую партию (Серп) и армянский Дашнакцутюн(б). С другой стороны, руководство ПСР следовало политике отказа от совместных действий или даже переговоров с буржуазными оппозиционными партиями и с анархистами и подобными им экстремистскими группами, включая максималистов. Это, однако, было общим направлением, официально задаваемым руководством; на деле же реальность часто сильно отличалась от партийной линии.

После ареста Гершуни в мае 1903 года террористы Боевой организации, полностью уйдя в конспиративную деятельность, порвали свою духовную связь с организацией социалистов-революционеров. Они стали независимы, относились с презрением к партийным лидерам, жившим в безопасности эмиграции вдалеке от центра революционных действий и занимавшимся теоретическими вопросами программы и политики, и не считали себя обязанными придерживаться принципов, проповедовавшихся этими гражданскими лицами. Боевики не интересовались теориями, не стремились строго следовать программе партии и были свободны от контроля со стороны центрального руководства, находившегося за границей, и поэтому ничто не мешало им сотрудничать с террористами других направлений.

Борис Савинков, ставший вместо Гершуни во главе Боевой организации, не разделял приверженности последнего основам идеологии социалистов-революционеров и был готов к совместным действиям с группами, чьи политические взгляды отличались от эсеровских, но чье отношение к террору было настолько же серьезным и перевешивало идеологические разногласия. В результате он не только принимал в Боевую организацию инакомыслящих, но и пытался наладить связи с максималистами — бывшими эсерами. В разговоре с лидером максималистов Михаилом Соколовым Савинков пытался убедить его в выгоде сотрудничества эсеров и максималистов и получить его согласие на совместные действия, независимо от линии партии: «Почему мы не можем работать вместе?.. Мне все равно — максималист вы, анархист или социалист-революционер. Мы оба террористы. В интересах террора — объединение Боевой организации с вашей». Савинков далее уверял, что расхождения в программах не должны мешать боевой работе и что террористам не следует ссориться между собой из-за таких второстепенных вопросов, как социализация фабрик. Со своей стороны Соколов согласился в принципе, что террористическая работа будет гораздо более эффективной, если эсеры и максималисты объединят свои усилия, и сожалел, что его товарищи на это не пойдут, видя в эсерах своих врагов: «Вы нам объявили войну». На это Савинков ответил: «Не мы, а Партия социалистов-революционеров», таким образом проводя резкую черту между интересами Боевой организации и официальной партийной линией ПСР(7).

И все же в Москве и других городах сотрудничество террористов-эсеров и максималистов никогда не прекращалось, и, несмотря r a постоянные попытки руководства ПСР оградить членов партии от вредного влияния инакомыслящих, отдельные эсеры всегда были готовы поддержать различные акции своих бывших партийных товарищей. Максималисты отвечали тем же, и нередко такие крупные суммы, как пятьдесят тысяч рублей, передавались максималистами официальным организациям эсеров (что часто вызывало негодование у руководства максималистов)(8).

Эсеры-террористы также шли на сотрудничество с другими, чуждыми в идеологическом отношении организациями. Даже в центральном руководстве партии некоторые лидеры стремились к совместным действиям с другими боевыми группами. Николай Чайковский, один из старейших и известнейших лидеров эсеров, во время революции 1905 года был ярым сторонником партизанской войны и призывал организовывать партизанские отряды, в которые входили бы боевики из различных партий и даже экстремисты без определенных политических убеждений, объединенные лишь желанием бороться с существующим режимом с оружием в руках(9). Для осуществления своих планов Чайковский отправился на Урал для переговоров с Александром Лбовым, с которым эсеры поддерживали довольно тесные связи(Ю). Рубанович, не желая ограничиваться только агитацией за более тесное сотрудничество эсеров и социал-демократов, наладил личные тайные связи с несколькими анархистами за границей. Есть доказательства того, что он знал о подготовке анархистами покушения на жизнь великого князя Владимира Александровича, в котором, кстати, участвовали и несколько членов ПСР(П).

На местах революционеры не стояли в стороне от межпартийных ссор и соперничества, и это подтверждается постоянным переходом отдельных членов из одной радикальной группы в другую(12). Иногда такое соперничество выливалось в обоюдные словесные оскорбления, угрозы, драки и экспроприации партийных средств и оружия(13). Иногда встречались и более экстремальные формы межпартийных разборок, включая физическое насилие. К примеру, в городе Вайнли местные анархисты убили владельца сахарной фабрики Браунсона (или Брамсона), убежденного эсера, отбывшего ссылку(14). Революционные активисты часто резко отрицательно относились к бывшим членам партии, покинувшим ее ряды для независимой деятельности, особенно когда эта деятельность принимала формы экспроприации, при которых деньги не поступали в казну партии. Верные партийцы считали таких дезертиров бандитами, и между ними иногда происходили кровавые стычки из-за экспроприированной добычи(15).

Подобные примеры вражды, однако, были редки на фоне сотрудничества местных эсеров с другими революционными группами на всей территории Российской Империи. Сотрудничество это не ограничивалось ненасильственными действиями, такими как совместное печатание подпольной литературы, организация митингов, демонстраций, конференций и иногда даже объединение в смешанную организацию членов разных партий. Например, в Париже в начале ноября 1910 года был создан Клуб левых, в который вошли представители эсеров, максималистов и анархистов(16). Не допуская, чтобы теоретические разногласия мешали боевой работе, эсеры также участвовали в терактах вместе с другими радикалами, не испрашивая на то официального разрешения центрального руководства ПСР, а иногда даже и не сообщая ему об этом(17).

Если помнить о неразборчивости максималистов в боевых средствах, не стоит удивляться тому, что многие из них объединялись со своими товарищами-анархистами не только для совершения покушений, например, для подготовки покушения на жизнь великого князя Николая Николаевича(18), но и для экспроприации. Одним из таких совместных вооруженных нападений была неудавшаяся попытка конфисковать двести тысяч рублей из конторы Московско-казанской железной дороги, при которой один анархист был убит, а несколько экстремистов арестованы; двое из последних предстали перед судом и были приговорены к смертной казни(19). Эсеры тоже часто объединялись с анархистами для совершения революционных грабежей. В одном таком случае члены одесской ячейки эсеров напали на банк вместе с местной группой анархистов-синдикалистов и унесли тысячи рублей(20). Одесские эсеры также участвовали в совместных с анархистами-коммунистами террористических актах и экспроприациях(21).

На периферии эсеры и другие экстремисты особенно часто соединяли свои усилия в дни хаоса 1905 года, когда, например, «в мае эсеры из Белостока объединились с анархистами… Их насильственные действия достигли своего рода кульминации в «экспроприациях» — приличное название для наглого грабежа и вымогательства», — которые даже местные бундовцы считали не намного лучше хулиганства(22). В 1906 году в Екатеринбурге эсеры и анархисты организовали Союз активной борьбы с самодержавием. Его члены были обычными налетчиками, грабившими местные церкви(23).

Время от времени эсеры также участвовали в совместных действиях с экстремистскими группами без определенной идеологической базы, но с четкой ориентацией на политическое насилие и революционные грабежи. Одна из банд, члены которой называли себя террористами-экспроприаторами, главным образом занималась нападениями на частные квартиры, но со вершила и несколько крупных актов экспроприации, включая попытку грабежа в монастыре около Гродно в декабре 1906 года. В эту банду входило несколько эсеров, в том числе Евстилия Рогозинникова, известная террористка, героиня, прославленная в партийной печати за ее роль в убийстве Максимовского(24).

На окраинах, где традиционно эсеров было меньше, чем революционных националистов и социал-демократов, они охотно шли на объединение с экстремистами любого толка, которые были хорошо знакомы с местной политической ситуацией и пользовались поддержкой большего числа людей, что было немаловажно для пополнения казны. В разных районах Кавказа, например, группы эсеров обращались к максималистам с предложениями о совместной террористической деятельности. В грузинских городах Тифлисе и Кутаисе действия эсеров ничем не отличались от действий крайних анархистов, и многие эсеры действовали заодно с анархистами(26).

Эсеры в Грузии следовали собственной инициативе, в Баку же сотрудничество эсеров с националистической революционной террористической организацией Дашнакцутюн было вполне официальным. Когда дашнаки обнародовали формальную декларацию о том, что любой представитель царской администрации, который попытается конфисковать оружие, делать обыски в домах или совершать аресты среди местного населения, будет безжалостно уничтожен, бакинский комитет ПСР немедленно выпустил специальную прокламацию о намерении содействовать армянским товарищам в наказании жандармов, полицейских и других царских чиновников?). В дополнение к этому при своих постоянных попытках ввоза оружия и взрывчатки в Российскую Империю через Черное море и Кавказ эсеры часто временно объединялись с местными повстанцами-националистами, которые не интересовались социалистическими идеями и не имели ничего общего с эсерами, кроме ненависти к российской администрации(28).

В Польше эсеры также поддерживали тесные связи с местными экстремистами. Например, Ян Тычинский, член боевой бригады ППС, ответственной за несколько террористических нападений в городе Радоме, лично руководил налетом на тюрьму с целью освобождения известного эсера Мичурина(29). Во Львове представители ПСР, ППС и нескольких других радикальных организаций создали в 1909 году отряд для раскрытия и уничтожения полицейских агентов в революционной среде(30). После решения лидеров ППС в 1909 году о временном прекращении террористических операций партийные инакомыслящие, разгневанные этим решением, иногда предлагали свои боевые услуги ПСР(31).

В Прибалтике и в Финляндии эсеры участвовали вместе с национальными революционными организациями в общей борьбе с российским правительством. По приезде в Цюрих Моисей (Михаил) Кобылинский, рижский представитель эсеровской газеты «Сын отечества», стал участвовать в производстве взрывных устройств для латвийских национальных революционных сил(32). Согласно полицейской информации, в мае 1909 года в Таммерфорсе состоялись тайные переговоры между остатками Северного летучего боевого отряда ПСР и представителями финской революционной партии Войма о совместной организации покушения на жизнь царя(ЗЗ). В 1904–1907 годах эсеры поддерживали очень тесные связи с Финской партией активного сопротивления, чьей главной целью было освобождение Финляндии от русского владычества. Устремления этой партии были исключительно националистическими, и она мало интересовалась социальными проблемами. Единственной основой сотрудничества финнов с эсерами было то, что обе организации считали политические убийства одним из наиболее эффективных средств борьбы с царским правительством.

За пределами Российской Империи эсеры участвовали вместе с другими экстремистами в политических грабежах, в частности в известной экспроприации 1908 года в Лозанне (Швейцария), организованной эсерами и анархистами(35). Сотрудничество эсеров с другими радикалами продолжалось и после подавления революции 1905–1907 годов. Даже в 1913 году члены объединенной группы эсеров и анархистов в Бельгии обдумывали планы засылки в Россию боевого отряда для совершения экспроприаций(Зб). Таким образом, различные экстремистские организации были уверены в поддержке со стороны эсеров их террористических акций, и в этом отношении один эпизод выглядит особенно значительным: при планировании покушения на жизнь Столыпина осенью 1907 года члены объединенной группы анархистов и максималистов в Женеве предполагали пронести в Государственную думу бомбу с помощью одного из депутатов — члена Партии социалистов-революционеров(37).

 

 

СОТРУДНИЧЕСТВО ВНУТРИ РСДРП

 

Как и эсеры, революционеры из различных фракций РСДРП поняли, что в критические дни 1905–1907 годов они не могут позволить теоретическим дебатам, определявшим их действия в предреволюционный период, препятствовать общей борьбе против царского правительства. Большевики и меньшевики, бундовцы, латышские и другие национальные социал-демократические организации доказали на практике, что догма может быть подчинена более насущным проблемам дня и даже полностью отвергнута на взлете революционной деятельности. Различные группы внутри РСДРП активно сотрудничали в террористической деятельности.

На уровне центра это сотрудничество особенно часто проявлялось в приобретении оружия и взрывчатки, причем в 1905–1907 годах главную роль в этом играли большевики, близкие к Леониду Красину. Используя свои старые связи с поставщиками оружия за границей, особенно в Бельгии и Англии, они помогали другим социал-демократическим организациям, включая меньшевиков, бундовцев, латышей и поляков, покупать и перевозить в Россию оружие и взрывчатку(38), где все это использовалось для террористической деятельности. Сотрудничество социал-демократов в столицах вылилось, в частности, во взрыв трактира «Тверь» в январе 1906 года в Петербурге — акции, в которой главные роли играли латышские социал-демократы(40).

В Москве большевистские и меньшевистские боевики действовали сообща, забыв о разногласиях как о теоретических мелочах, не имеющих отношения к борьбе. И, конечно, такое сотрудничество было еще более тесным на периферии(41). В Двинске российские социал-демократические боевики (которые не стали определять свою фракционную принадлежность и успешно работали вместе в объединенном большевистско-меньшевистском комитете) в беспокойные дни 1905 года действовали вместе с боевиками других революционных организаций, среди которых самым сильным был боевой отряд Бунда(42). Социал-демократический боевой отряд в Вильне, состоявший главным образом из «профессиональных боевиков», после октября 1905 года объединился под единым командованием с боевой дружиной местного комитета Бунда, и в течение следующих двух лет русские и еврейские боевики этого объединения совершили немало терактов и экспроприаций(43).

На окраинах, как, например, в Латвии, сотрудничество социал-демократических боевиков, независимо от их партийной принадлежности, было еще более тесным. Всемогущий и вездесущий Федеральный комитет Риги, состоявший из большевиков, меньшевиков, бундовцев и латышских социал-демократов, санкционировал многочисленные террористические акты, в том числе уничтожение городовых и мелких чиновников, объявленных местными радикалами членами монархической «черной сот-ни»(44). Одним из наиболее крупных достижений этого комитета был дерзкий налет на центральную городскую тюрьму 7 сентября 1905 года, во время которого был освобожден Мартин Лацис (Крюгер), известный активист латышской социал-демократической организации(45). Члены Федерального комитета, многие из которых ранее были замешаны в нападениях на казенные винные магазины, стали заниматься экспроприациями, наиболее распространенной формой которых была конфискация ружей из частных оружейных магазинов(46). После октября 1905 года в нескольких городах Прибалтики были созданы отделения Федерального комитета. Следуя примеру центральной рижской организации, местные социал-демократы занимались террористической деятельностью как члены межфракционных боевых бригад (47).

И наконец, за пределами Российской Империи среди всех социал-демократов с террористическими наклонностями наблюдалась та же тенденция. Уже в 1905 году в Западной Европе несколько российских социал-демократов неопределенной партийной принадлежности обдумывали планы совместных террористических действий, которые, по сведениям полиции, включали в себя организацию небольшой боевой организации под руководством Марка Бройдо и его жены Евы (оба — близкие друзья Савинкова)(48). Представители различных социал-демократических организаций были готовы забыть о фракционных расколах ради сотрудничества в боевых действиях. Они также были готовы с этими же целями объединить усилия с революционерами других групп и партий, некоторые из которых стояли очень далеко от основных положений русской социал-демократии.